Воронцов. Перезагрузка. Книга 3

Глава 5

Я объявил до обеда выходной, так как ночь была бессонной. На лицах мужиков отразилось удивление — не привыкли они к таким поблажкам, но возражать не стали. А Петьке сказал отдельно, что от работ отстраняю на пару дней, чтоб с семьей побыл, жене помог.

— Как так? — возмутился тот, отводя меня в сторону. — Дак я ж нужен здесь! А баба и так справится, не впервой ей.

Я даже остановился, разворачиваясь к нему всем корпусом. В груди вскипело раздражение — и на его непонимание, и на собственную усталость.

— Она тебе детей рожает, Пётр! — чуть ли не гаркнул я, так что мужик даже отшатнулся. — Изволь уважать и помочь! Это не просьба, это приказ.

Петька аж чуть не задохнулся от такого напора, уставившись на меня растерянными глазами.

— Егор Андреевич, дак я ж люблю её, — пробормотал он, опуская взгляд.

— Вот и люби, — сбавил я тон, видя его смущение. — И не только словами. Делом покажи. Понимаешь?

Петька на пару секунд завис, переваривая услышанное. Его лицо словно застыло, а потом что-то в нём дрогнуло. Он медленно кивнул и, буркнув: «Понял, барин», — развернулся и пошёл к своей избе, где его ждала жена с младенцем.

Я проводил его взглядом, думая о том, как непросто меняются вековые привычки. Для него забота о жене — это странность, блажь барская. А для меня… Для меня это естественно. Ещё одна пропасть между нами, ещё одно напоминание о том, насколько я здесь чужой.

Вернувшись домой, я едва осилил завтрак. Машка хлопотала вокруг, подкладывая то одно, то другое, но глаза мои слипались. Усталость навалилась каменной плитой.

— Спать тебе надо, Егорушка, — мягко сказала она, забирая из моих рук почти полную миску. — Ночь-то не спал совсем.

Я не стал спорить. Машка проводила меня до кровати, помогла раздеться и, присев рядом, начала тихонько перебирать мои волосы. Её прикосновения были нежными, успокаивающими. Она что-то тихо напевала — не песню даже, а какой-то мотив без слов, убаюкивающий, древний как сама земля. Я уснул буквально за считанные секунды — только подушки коснулся, и провалился в темноту.

Разбудил меня крик и ругань чуть ли не под самым окном. Женские голоса, звонкие и рассерженные, перебивали друг друга, как сороки.

— … говорю тебе, отжимать надо!

— А барин велел мокрой делать!

— Да что ты понимаешь, девка! Не так барин говорил…

А потом сразу же зычный возглас Машки перекрыл перебранку:

— А-ну цыц! Барин спят, а вы тут балаган устроили! — В её голосе звенела такая сталь, что спорщицы мгновенно притихли.

Я потянулся, разминая затёкшие плечи. Судя по солнцу, стоявшему уже высоко, проспал я часа четыре, не меньше. Голова прояснилась, и даже появились силы разобраться с очередным конфликтом. Одевшись, я вышел на крыльцо.

Во дворе открылась занятная картина: Настасья, уперев руки в бока, а напротив неё — молодая Дарья с мокрой тряпкой в руках. Обе раскраснелись от спора, и Машка между ними была как арбитр на ристалище.

— Что за шум? — спросил я, спускаясь с крыльца.

Женщины разом обернулись. Дарья смутилась, а Настасья выступила вперёд.

— Да вот, барин, солод увлажняем, как вы велели, — начала она, бросая победный взгляд на соперницу. — А эта молодая да глупая норовит всё залить, как болото сделать. Я ей толкую, что тряпку нужно хорошо отжать, а она…

— А, барин, сказал, чтоб хорошо была мокрая! — перебила Дарья, вскинув голову. — Я так и делаю!

Я прокашлялся, пряча улыбку. Две женщины смотрели на меня с одинаковым упрямством, каждая уверенная в своей правоте.

— Мокрой быть не должна, — уточнил я, подходя к деревянному ящику с пророщенным зерном. — Лишь бы влагу давала. Как утренняя роса, понимаете? Не лужа, а роса.

Настасья аж расцвела, почувствовав поддержку в своей правоте. Она победно глянула на Дарью и чуть ли не треснула её этой самой тряпкой:

— Вот! Слушай, что старшие говорят! Я ж тебе толковала — отжимать надо!

Дарья лишь что-то проворчала себе под нос, но свою тряпку тут же старательно отжала от лишней воды. Я скрыл усмешку — молодая, но гордая. Ничего, научится.

Солнце уже перевалило за полдень, и желудок напомнил о себе громким урчанием. Я повернулся к Машке, наблюдавшей за разрешением конфликта с тихой улыбкой.

— Радость моя, а чем у нас есть подкрепиться? — спросил я, подходя к ней и легонько касаясь её руки.

Машка тут же засуетилась, словно только и ждала этого вопроса.

— Сейчас, Егор Андреевич, сейчас всё будет! — Она быстро метнулась в дом, попутно бросив женщинам: — И не кричите тут под окнами!

Я вошёл следом за ней. Машка уже хлопотала у печи, доставая горшок с чем-то ароматным. Всего за несколько минут она накрыла на стол: дымящиеся щи со сметаной, свежий хлеб, огурцы солёные и кувшин кваса.

— Садись, Егорушка, — сказала она, отступая в сторону. — Остынет.

Я же ухватил Машку за руку и потянул к себе, усадив на колени.

— Ой, Егорушка, что ты делаешь? — Улыбнулась она.

Я же просто поцеловал ее и она ответила на мой поцелуй. А потом сказала, улыбаясь:

— Щи остынут, кушай давай.

Аромат щей заставил мой желудок взреветь с новой силой. Я с наслаждением погрузил ложку в густое варево. Первая же порция обожгла язык, но это была приятная боль — щи удались на славу, наваристые, с кислинкой.

— Машка, ты чудо, — искренне похвалил я, отламывая кусок хлеба. — Такие щи и мёртвого поднимут.

Она зарделась от похвалы, но тут же опустила глаза.

— Кушай на здоровье, — пробормотала она, отходя к печи.

Перекусив и почувствовав прилив сил, я решил, что пора вернуться к делам. Я поднялся из-за стола.

— Кликни-ка мне Илью да Митяя, — сказал я Машке. — Надо к лесопилке сходить, посмотреть, как там дела.

Машка кивнула и выскользнула за дверь. Через несколько минут во дворе послышались тяжёлые шаги. Я вышел на крыльцо — там уже ждали Илья, и Митяй.

— Идём, мужики, — кивнул я им. — Посмотрим, что там у нас с лесопилкой.

И мы втроём зашагали по деревенской улице, оставляя позади шум и женские хлопоты. Впереди ждали новые дела и новые заботы, но после хорошего сна и сытного обеда они казались не такими уж непосильными.

Проверив как подсохла печь, я удовлетворенно кивнул. Работа шла по плану, и это радовало.

— Семён, заканчивай выкладывать последние ряды, — сказал я. — Глина хорошо схватилась, теперь важно не спешить с верхними рядами.

Семён, вытирая пот со лба, кивнул:

— Сделаю в лучшем виде, Егор Андреевич. К вечеру всё будет готово.

— Смотри там, — я указал на место соединения с дымоходом, — не забудь усилить переход. Жар будет сильный.

— Обижаете, — хмыкнул Семён, уже разминая в руках новый ком глины. — Не впервой печи класть.

Оставив Семёна за работой, я подозвал Илью и Прохора.

— Пойдём, ребята, — сказал я, направляясь к ангару, где были складированы бревна. — Нам нужно выбрать дубовые брёвна для вала. От водяного колеса к кузне протянуть, так что нужно что-то особенно прочное.

— Дуб — он выдержит, — уверенно кивнул Прохор.

Мы долго ходили между штабелями заготовленных брёвен. Я придирчиво осматривал каждое, проверял на прямизну, простукивал обухом топора, проверяя на гниль и трещины.

— Вот это подойдёт, — указал я на особенно ровное бревно. — И вон то, рядом. Прохор, глянь-ка на те, что у дальнего штабеля.

Прохор вернулся с довольной ухмылкой:

— Там ещё три таких же. Все как на подбор, ровные, сухие.

— Отлично, — я потёр руки. — Тащите их все сюда.

Работа закипела. Мы выкатили пять отборных дубовых брёвен, каждое примерно по трети локтя в диаметре. Я тщательно измерил каждое, отметил угольком места соединений.

— Смотрите, как делать будем, — я показал на чертёж, набросанный прямо на земле. — Здесь и здесь делаем запилы, вот так, на половину толщины. Потом вставляем одно в другое.

— А выдержит? — с сомнением спросил Илья. — Всё-таки нагрузка будет немалая.

— Выдержит, — уверенно ответил я. — А для надёжности обобьём железными полосами. У нас как раз остались подходящие.

Пока Илья пилил, Прохор тем временем готовил железные полосы, выпрямляя их и пробивая отверстия для гвоздей.

— Егор Андреевич, — окликнул меня Прохор, когда первые два бревна были соединены, — а может, смолой промазать места где вода может попадать?

— Дельная мысль, — одобрил я. — Давай так и сделаем. Только смолу разогрей как следует, чтоб хорошо впиталась.

К полудню мы соединили все пять брёвен в один длинный вал. С одного края, которое будем крепить к колесу промазали горячей смолой. Получилась внушительная конструкция — прямая как стрела и крепкая на вид.

— Теперь нужно установить площадки на опорах, — я указал на мост. — Там будем крепить вал.

Мы перетащили готовый вал поближе к мосту и принялись за установку площадок. Работа была кропотливой — каждая должна была выдерживать не только вес вала, но и нагрузку от вращения.

— Вот здесь нужно выступ сделать, — показывал я Илье. — А сверху площадку для крепления. Всё должно быть выровнено точно по одной линии, иначе вал будет клинить.

Солнце уже клонилось к закату, когда мы закончили монтировать вторую площадку. Я внимательно осмотрел сделанное, проверил прочность, прикинул положение вала.

— На сегодня хватит, — решил я. — Остальное завтра доделаем. Главное, что начало положено.

Пока мы работали, я заметил, что к ангару несколько раз подъезжала телега, и мужики грузили туда готовые доски. Работа кипела на всех участках, и это не могло не радовать. Всё делалось без лишних напоминаний — люди втянулись, почувствовали важность дела.

— Хорошо идёт работа, — заметил Прохор, проследив за моим взглядом. — Доски-то знатные получились.

— Ещё бы, — усмехнулся я. — С нашей-то лесопилкой грех плохие доски делать.

Мы собрали инструменты и, довольные проделанной работой, направились в деревню. По пути Илья рассказывал какую-то байку про медведя, забредшего прошлой зимой в соседнее село, а Прохор то и дело прерывал его, добавляя свои подробности, от которых история становилась всё невероятнее.

Когда я подошёл к своему двору, увидел, что у калитки переминается с ноги на ногу Пётр. Лицо его светилось такой радостью, что я сразу понял — хочет сказать что-то хорошее.

— Егор Андреевич! — воскликнул он, заметив меня. — Можно у вас под яблоней отметим рождение сына?

От такой новости я расплылся в улыбке:

— Конечно, Петь, можно. Двор большой, места всем хватит.

Пётр просиял ещё больше, если это вообще было возможно:

— Спасибо вам! — и тут же сорвался с места, побежав в сторону своего дома.

Я только улыбнулся, глядя ему вслед.

Не успел я умыться и переодеться, как во дворе уже начали собираться люди. Оказывается, они основательно подготовились заранее и только ждали моего разрешения. Буквально через десять минут под яблоней стоял длинный стол, уставленный нехитрой, но сытной снедью. Появился бочонок пива и кувшины с медовухой.

— За малыша Егора! — провозгласил Пётр, поднимая кружку.

— В вашу честь назвали, Егор Андреевич Вы ведь для нас всех… — он запнулся, подбирая слова, — как свет в окошке стали.

Мужики загудели одобрительно, поднимая кружки:

— За Егора младшего! Пусть растёт здоровым и сильным, как наш Егор Андреевич!

Я был тронут таким жестом и молча поднял свою кружку, скрывая внезапно нахлынувшее волнение.

Праздник получился душевным. Пели песни, рассказывали истории, делились планами. Мне было приятно видеть, как деревня оживает. И во всём этом была частичка моей заслуги.

— А помните, как мы начинали? — говорил захмелевший Прохор. — Ничего ведь не было, голые руки да топоры ржавые.

— А теперь что? — подхватил Илья. — Пилорама, кузня скоро заработает, мельница… Егор Андреевич, расскажите, что дальше будет?

Все взгляды обратились ко мне. Я отпил медовухи и неторопливо ответил:

— Будет многое. Но давайте сегодня не о работе. Сегодня мы празднуем новую жизнь.

Гуляли до поздней ночи. Звёзды ярко сияли над нашей деревней, а яблоня, под которой мы сидели, словно раскинула свои ветви шире, укрывая нас всех своей кроной. В эту ночь я чувствовал себя по-настоящему дома.

А на следующий день я сказал Семёну, чтоб изнутри печь белой глиной ещё одним слоем прошёлся, чтоб была более термоустойчивая.

— Понимаешь, — говорил я, осматривая внутренности печи, — эта глина не просто так белая. В ней особые свойства — может выдерживать такой жар, что обычная красная глина давно бы потрескалась.

Семён внимательно слушал, проводя шершавой ладонью по уже высохшему первому слою.

— И откуда вы всё знаете, барин? — покачал он головой. — У нас отродясь такого не делали.

— Книги, Семён, — улыбнулся я. И уже сам себе буркнул. — На кружки в детстве ходил.

Я показал, как лучше наносить второй слой, чтобы он лёг ровнее.

— Как доделаешь, смотри, не закрывай, — предупредил я. — Пусть пару дней сохнет сама, а дальше по пол часа щепки жечь начнём. Постепенно.

Семён улыбнулся, его лицо озарилось каким-то особым светом мастера, уверенного в своём деле.

— Не переживайте, барин, не первый раз печи делаем, — он аккуратно зачерпнул белую массу и начал наносить её плавными, уверенными движениями. — Разница лишь в том, что эту белой глиной изнутри покрыли. Всё сделаем как надо.

Я отошёл на несколько шагов, любуясь работой. Место под горн получилось не маленькое — и реторта поместится, и даже ещё большую можно будет сделать, если понадобится. Внутри уже вырисовывалась аккуратная камера, которая должна была выдерживать тот жар, что нам предстояло в ней создать.

— Барин, а правда, что в этой печи мы сможем железо плавить? — спросил Семён, не отрываясь от работы.

— Не только железо, — ответил я, мысленно прикидывая будущие возможности. — Если всё сделаем правильно, то многое сможем.

Оставив Семёна за работой, я направился к мельнице. По пути размышлял о том, как использовать энергию вала. Нужно было сделать что-то, чтобы преобразовать её под будущий пресс для кузни, под механические меха, да может, ещё под что-нибудь пригодится.

Я присел на корточки у каретки, наблюдая за движением, прикидывая в уме варианты. Передо мной словно вставали чертежи, которые я когда-то видел в учебниках.

«А ведь ещё хотел же вагонетке сделать привод», — вспомнил я свою идею. Но сейчас, смотря на то, как она уже используется, подумал, что потратить время и ресурсы будет нерационально. Вагонетка и так неплохо справлялась со своей задачей, а вот механические меха для кузни были бы очень кстати.

— О чём задумались, Егор Андреевич? — раздался голос подошедшего Ильи.

— Да вот, думаю, как бы нам от вала взять силу для мехов кузнечных, — ответил я, поднимаясь на ноги.

— Это дело хорошее, — кивнул Илья. — Руки-то у кузнеца не казённые, устают качать-то.

Мы ещё некоторое время обсуждали возможные варианты, набрасывая палкой на земле примерные схемы. Илья, хоть и не понимал всех технических тонкостей, но чутьём практика схватывал основную суть.

Закончив с мельницей, я решил проверить, как идут другие дела. Заметив бегающую неподалёку ребятню, я подозвал одного из мальчишек.

— А где Прохор? — спросил я.

— Так у сарая он, камни разбирает, — ответил мальчонка, вытирая испачканный нос рукавом.

Я направился к сараю, где действительно обнаружил Прохора, сортирующего какие-то камни.

— Сколько белых мягких камней нашла ребятня? — спросил я, подходя ближе.

Прохор выпрямился, отряхивая руки от пыли.

— Много, барин, — с гордостью ответил он. — Мешков двадцать, если не больше. Как вы и просили, самые мягкие отбирали.

— Отлично, — кивнул я, осматривая собранный известняк.

Прикинул, что для выплавки стекла в общем-то всё есть, нужно только правильно приготовить. И если обжиг известняка нужно было делать в печи, которой ещё сохнуть почти неделю, то вот подготовить гладкий камень можно было уже сейчас.

— Прохор, — сказал я. — Нужен большой плоский камень.

— Такой? — он указал на довольно внушительный булыжник неправильной формы.

— Нет, ещё больше, — я показал руками примерный размер. — И нужно его отшлифовать, а потом отполировать до блеска, так, чтоб был размером локоть на локоть. И желательно с ровными бортиками в пол ногтя в высоту.

Глаза Прохора загорелись. Он любил сложные задачи и всегда брался за них с энтузиазмом. Уже хотел прям сразу сорваться на поиски подходящего камня, но я остудил его пыл:

— Это не к спеху, — сказал я, положив руку ему на плечо. — Нужно, чтоб было готово через седьмицу или даже полторы. Главное — сделать хорошо. Прям так, чтоб гладкой поверхность была. Очень гладкой.

Прохор кивнул, соглашаясь, но всё же пошёл что-то говорить ребятне, собравшейся неподалёку. Я видел, как мальчишки оживились, активно жестикулируя и указывая куда-то в сторону реки. Видимо, уже знали, где искать подходящий камень.

Возвращаясь обратно к строящейся кузне, я мысленно перебирал следующие шаги. Стекло, металл, новые инструменты… План постепенно складывался в голове, как сложный пазл, где каждая деталь занимала своё место. Я знал, что многое ещё может пойти не так, но первые успехи придавали уверенности.

Семён всё ещё работал над печью, когда я вернулся. Белый слой уже покрывал большую часть внутренней поверхности.

— Хорошо получается, — похвалил я, заглядывая внутрь.

— Стараюсь, барин, — скромно ответил Семён. — К вечеру закончу, а там пусть сохнет, как вы сказали.

Я кивнул и отправился дальше, проверять другие работы. День только начинался, а дел было невпроворот. Но мысль о том, что скоро у нас будет настоящая кузня с горном, способным плавить металл, наполняла энергией. Шаг за шагом мы продвигались вперёд, и каждый новый день приносил маленькие победы на пути к большой цели.