Владыка Нового Мира 3

Глава 8

Не ошибается только тот, кто ничего не делает. И судя по взгляду Лизы я понял, что тут мы действительно перегнули. Развесёлый пранк зашёл слишком далеко. Признаю. Не идеален.

Да, в уме я до сих пор держал мысль о том, что брак Менделя с дочкой Чёрного может спасти тысячи жизней, – и это действительно так, – но эти тысячи жизней абстрактны, а Вадим вот он, рядом. Живой и настоящий.

Да и вообще!

Если эта история когда-нибудь всплывёт без прикрас, то каждый из спасённых человеков, – даже несмотря на собственное спасение, – непременно будет думать: «ну и гнида же ты, Харитон Христофорович, подставил брата». И по-своему будет прав.

Н-да…

Задача сложная, и как говорил классик: «Шо то, шо это». Так что мне теперь делать-то? Быть верным слову и переть до конца? Или быть верным «своим», слиться и дальше будь что будет? Слово или свои? Свои или слово?

– Харон, – прошептала жена.

– Знаю, – кивнул я. – Что-нибудь придумаю.

– А если…

– А если не придумаю, то уедем.

– Спасибо, – Лиза стиснула мою руку.

В данный момент мы прогуливались вокруг особняка Константина Львовича. Хозяин дома с гордостью презентовал нам свои владения: личный двухэтажный СПА-комплекс, банный чан, зимний сад и псарню с какими-то супер-породистыми гончими.

Чёрный шёл впереди, мы с Лизой следом, а Мендель с Анной Константиновной под ручку позади. До сих пор никто из «повенчанных» не проронил и слова, и складывалось впечатление, что дочери Чёрного всё это тоже нахер не сдалось.

Что очень радует, ведь мозг мой судорожно искал зацепку.

Хоть какую! Хоть самую малую. Хоть за что-нибудь мне сейчас ухватиться, а дальше я в лепёху расшибусь, но сделаю всё красиво. И как же жаль, что Черникова с нами всё-таки не поехала; её дар удачи сейчас был бы как нельзя кстати.

Так… ну что? План номер раз: найти предлог чтобы уединиться с Анной Константиновной и накрутить её до такой степени, чтобы она сама саботировала эту чёртову свадьбу. Так мы ещё и оскорблённой стороной окажемся.

Звучит годно. Но вот как её накрутить-то? Рассказать, что Мендель в быту чудовище? Извращуга там какой-нибудь или вообще садист? Дескать, в детстве котяток топил, а теперь угорает по таксидермии. Или же выставить Новый Сад деревней? Рассказать, что умывальник в её личных покоях будет свёрстан из пластиковой бутылки и гвоздя, а на ужин через раз стейк репы с гарниром из ничего?

М-м-м… нет. Что-то, что другое не годится. Так что буду импровизировать.

– Анна Константиновна, – обратился я к дочери Чёрного. – А как вы относитесь к верховой езде?

– Отношусь, – впервые за всё время улыбнулась Аня. – В седле с семи лет.

– Прекрасно! А не хотели бы вы прокатиться на оленегаторе? Я вас научу. Подскажу, как совладать с этой зверюгой.

– Отличная идея! – подслушал нас Константин Львович. – Но всему своё время, Харламов. Давайте сперва отобедаем.

Вообще, втрепать чего-нибудь с дороги было бы сейчас весьма кстати. Да и как я откажусь-то?

– Пойдёмте-пойдёмте! Стол, должно быть, уже накрыт!

Обогнув особняк, мы всей толпой вошли с заднего входа прямиком в столовую. Все наши, – кроме сэра Додерика, естественно, – уже были тут. Расселись, пускали слюну на разносолы, но к еде пока что не притрагивались.

Что до самой столовой, то это была огромная, просторная, почти пустая комната с длинным столом по центру. Вдоль одной стены скромная барная стойка на три стула, а по центру противоположной здоровенный камин. А над камином – картина. Коллективный, так сказать, портрет. Семейство Чёрных в полном составе:

Довольный собой Константин Львович вальяжно сидит в кресле, рядом положив руку ему на плечо стоит жена, а с другой стороны семеро дочерей. Одна так стоит, другая сяк, а кто-то вообще на полу лежит и машет рукой, – при этом совсем малышек среди них нет, и все предположительно погодки. И вайб у картины вообще не аристократический. Не на серьёзных щах, а больше похожий на семейную фотографию – добрую, весёлую, уютную.

Короче говоря, проходя мимо не смог на ней не задержаться. Постоял чуть, поулыбался. Подумал немножко о том, что счастлив, должно быть, тот, кто может позволить себе такую семью, и уже собирался двинуться к столу, но тут:

– Вадим? – тут понял, что с Менделем что-то не так.

Мой шурин застыл, вперившись в картину. Не моргал и как будто бы даже дышать разучился.

– Вади-и-им? Ты чего?

– Это она, – на выдохе сказал он, перевёл на меня взгляд и повторил: – Это она.

– Кто «она»?

Вместо ответа Мендель затравлено оглянулся по сторонам, а затем прошептал:

– Нам нужно поговорить.

Зацепка? Ты ли это? Неужто я слышу чарующие звуки подкустового рояля?

– Константин Львович! – крикнул я. – Прошу прощения, а где у вас здесь уборная?

– Прямо по коридору, – ответил Чёрный. – Потом налево. А вы… вы вместе что ли собрались?

– Припудрить носик, – я подмигнул Лизе, чтобы та посмеялась моей шутке, а затем вывел Менделя из столовой. – Ну?

– Так, – Вадим снял очки и крепко сжал переносицу. – Свадьбы не будет. Прости меня, Харон, но только не теперь. Что хочешь со мной делай, мне вообще наплевать. Я ведь её всю жизнь искал, понимаешь?

– Да кого «её»-то⁈

– Её! Ох… Даже не знаю, с чего начать.

– Начни уже с чего-нибудь, пожалуйста.

Итак…

За закрытой дверью сортира на первом этаже особняка, под шум льющейся в раковину воды, Мендель поведал мне историю. Начнём с того, что когда ему показалось будто бы он где-то уже видел Константина Львовича, ему не показалось. Действительно видел.

Давным-давно, в столичной Академии для одарённых, когда проходил обязательный для одарённых дворян двухгодичный курс. И если Мендель ничего не путает, то Чёрный был там. Присутствовал на всех родительских собраниях, и с собственных средств устраивал салют на выпускной, вот только тогда он назывался фамилией Белов. И лично я в этот перевёртыш верю, ведь его проще всего придумать. Зайцев – Волков, Бабкин – Внуков, Злобин – Добрынин, Чёрный – Белов.

К тому же, понятно зачем это было сделано. Константин Львович ведь не из дворян, но при этом персона известная, и потому для обучения одной из дочерей в Академии мог подделать документы. Или же просто занести руководству? Ну… чтобы лишних вопросов ни у кого не возникало.

Ну а теперь к главному. К его учившейся вместе с Менделем дочерью.

– Оленька…

Первая любовь Вадима Евграфовича. Чистая, светлая, подростковая. Не в силах удержать улыбку, Мендель рассказывал, как лазал к ней по ночам в женский корпус, как они гуляли под луной, как держались за руки, клялись в любви и легкомысленно строили планы, которым никогда было не суждено сбыться.

Перебивать Вадима я не перебивал, и всё ждал эпизода про… м-м-м… сеновал, например. Однако так сильно откровенничать Мендель не стал, так что уж чего не знаю, того не знаю.

– А потом настал выпускной, – шурин помрачнел. – Я упросил родителей остаться в Столице, а вот её увезли. Куда именно она не сказала. Дескать, это большой секрет, связанный с работой её отца, но теперь… теперь-то я понимаю. Ей было семнадцать. Она пообещала вернуться на следующий год и разыскать меня, но…

Но хер там плавал. Ольга Чёрная-Белова не вернулась в Столицу ни через год, ни через два, ни даже через три. Потом родители Менделя решили вернуться из Иномирья на «большую землю», и Вадиму пришлось возвращаться в Новый Сад принимать дела.

И ходил с тех пор Вадим Евграфович бобылём, и ковырял свою сердешную рану, не давая ей толком зажить. Ну а теперь:

– Я должен найти Ольгу. Мне плевать, что ты со мной сделаешь, Харон! Хочешь – убей прямо здесь и сейчас!

– Ты идиот? – уточнил я.

– Что?

– Идиот, – я аж за щёку Менделя потрепал. – Ты хоть понимаешь, что всё это значит?

– Э-э-э…

Да я и сам пока не понимал, но в мозгах как будто бы циркулярная пила завелась. Закрутилось всё, заискрилось, и вот-вот до чего-нибудь дойдёт. Надо только побольше информации собрать! А самое главное – узнать, где сейчас Ольга. Если в городе, то проблема уже решена.

– Всё будет хорошо, – пообещал я. – Не ссы! Точнее ссы, если надо, и пошли уже обратно…

При входе в столовую, я ткнул Менделя локтём, кивнул на картину и спросил:

– Которая?

– Вторая слева.

– Уфь! – само собой вырвалось. – А у вас губа не дура, Вадим Евграфович.

Если верить картине, Ольга была ой как хороша. Вся из себя чернявенькая, кудрявенькая, смуглая и кареокая, – чем-то похожая на молодую версию собственной матери. А ещё у барышни была, скажем так, отличительная примета.

Точнее две. Левая и правая. Две причины, чтобы влюбиться в неё с первого взгляда, – особенно если тебя зовут Вадим, ты молодой романтик из аристократической семьи и в голову тебе гаечным ключом бьёт пубертат. Это не грудь. Это вот прям… дирижабли! Каждая размером с голову, не меньше. Я даже затрудняюсь предположить какой это размер. Седьмой, быть может?

При этом телосложение Ольги Чёрной было вполне себе обычным, без худобы и излишней припухлости. То есть если всё это дело держится в тонусе, то…

Стоп!

Тут я вдруг понял, что удача УЖЕ на моей стороне. Как всё срослось-то, а⁈ Ведь если бы мне предложили взять в жёны Ольгу, я бы наверняка пересмотрел своё отношение к моногамии, наплёл Лизе про тысячи спасённых жизней, и побежал в Бурганск высоко подбрасывая колени. Вот такой я человек, да. Но мысль-то! Мысль потерял: Менделя при этом я оставил бы на хозяйстве в городе, потому что нахрен он мне в дороге не упёрся, и затем вернулся с Ольгой в Новый Сад. Причём, зная себя, с уже попорченной Ольгой. И было оно бы ещё более неловко, чем есть сейчас.

– Н-дэ-э-э-э, – протянул я и занял своё место за столом.

Всё-таки что ни делается, всё к лучшему.

На обед подавали суп из лесных грибов на крутом бульоне, всевозможные пирожки, сало, соленья и морс из морошки. А ещё по удачному стечению обстоятельств я сидел за столом между Лизой и Элеонорой Алексеевной, женой Чёрного.

– Должно быть, это непросто, – как бы невзначай завёл я разговор. – Когда дети разъезжаются кто куда. Особенно из такой дружной семьи.

– Да. Вы даже не представляете себе насколько, Харитон Харалмович, – грустно улыбнулась женщина. – Но никто ведь не обещал, что они будут рядом с нами вечно, так ведь? Девочкам нужно строить свои семьи.

– А позвольте поинтересоваться. Я правильно понимаю, что Анна последняя из ваших свободных дочерей? – и сразу же поспешил увести Чёрную подальше от очевидной мысли о том, что мы харчами перебираем: – Я это к чему? Мы же взрослые люди, и всё прекрасно понимаем. И я очень уважаю вашего мужа за ту цену, которую он согласился заплатить за объединение городов. Думаю, не каждый отец пошёл бы на такое.

– Что есть, то есть, – согласно кивнула Элеонора Алексеевна, но всё ещё подозревала неладное; щурилась эдак недобро.

– Так вот насколько я знаю, с Рубежным вы не породнились. А очень зря, ведь город для Иномирья чуть ли не самый важный. Ворота к неизведанным землям, за которыми открываются невиданные перспективы. И если у вас есть ещё невесты на выданье, то я мог бы поговорить с Ивановым. Нарочно я не справлялся, но уверен, что у генерала должны быть сыновья.

– Ах вот вы о чём, – тут Чёрная наконец расслабилась и увидела во мне деловую колбасу; такую же беспринципную в сердечных делах, как и её собственный муж. – На самом деле, это необязательно. Насколько нам известно, ключ к Рубежному находится у вас в руках.

– Мы сотрудничаем, – кивнул я. – И довольно плотно дружим, если это слово уместно в политических делах. Однако вассальную клятву мне никто не приносил и вряд ли принесёт. Гусары люди свободолюбивые.

– Наслышана. Однако в любом случае, дочери у нас закончились, – усмехнулась Элеонора Алексеевна. – Буквально за несколько часов до вашего прибытия мы проводили Оленьку, а завтра Аня выйдет замуж за вашего шурина.

Ай-ый-яй! Отлично, мать его так! Точнее… то, что проводили – хреново. А то, что разговор сам вышел на Ольгу – просто восхитительно. Эдак я бы до седых бровей сейчас расспрашивал про их генеалогию.

– Вот как? – я попытался сделать вид, что пирожок с лисичками интересует меня куда больше чем-то, о чём я собираюсь спросить. – А куда проводили?

– Гхм…

Чёрная обернулась на мужа, который на наш разговор не обращал никакого внимания, – очень громко и через смех, Чёрный сейчас о чём-то рассказывал Батяне. Затем помолчала чуть-чуть. Подумала. Оценивающе оглядела меня будто в первый раз и сказала:

– Ну ладно, мы ведь с вами почти уже родня, – и перешла на шёпот. – Представляете? Оленьку сосватали Николаю Петровичу Романову…

Рефлекторно, я сжал пирожок так, что лисички попёрли наружу. Твою-то мать. Хотя… глупо было предполагать, что Чёрный в этой своей авантюре первым же делом не заручится поддержкой Младших. К тому же, если уж совсем честно, то у Романова больше всего прав на престол. Так что, когда и если он захватит Столицу, – и при этом одна из дочерей Чёрного автоматически станет императрицей, – война закончится сразу.

Вот прямо по щелчку пальцев. И мы одни как отщепенцы станем скалиться на признанную всеми вокруг власть.

Плохо!

Очень плохо!

– Понятно, – сказал я и молча принялся за суп.

Думай, Харон, думай! Проиграешь здесь и сейчас – проиграешь войну за города. Проиграешь войну за города – проиграешь Зевсу. Проиграешь Зевсу и борода тебе настанет. Большая и окладистая.

Так…

Та-а-ак…

– Та-а-а-а-а-ак, – вслух протянул я и расплылся в улыбке. – А что это я всё про политику, да про политику? Тошно уже от неё. Элеонора Алексеевна, а расскажите мне лучше про мою невестку. Что любит, чем увлекается?

– М-м-м? – вопрос, кажется, застал женщину врасплох.

– Мне не для себя, – хохотнул я. – Вадим просил узнать. Видите ли, мой шурин очень тонко чувствующая натура. И сделает всё что в его силах, лишь бы брак по расчёту на стал несчастным.

Материнское сердце дрогнуло. Глаза Чёрной преисполнились надеждой, и какое-то время она явно не верила своему счастью.

– Так вы поможете мне?

– Да! – встрепенулась женщина. – Конечно, Харламов. Конечно же я вам помогу. Слушайте…

– Вот та-а-а-ак, – я помог Анне Константиновне вставить ногу в стремя, а затем подал руку, чтобы она оседлала оленегатора. – Вот так! Да у вас талант!

Сам же запрыгнул на Рудика. Предварительно я тайком сбрызнул одежду Анны жабьими феромонами, таскать которые с собой уже стало доброй привычкой.

– Не боитесь?

– Нет-нет, всё нормально.

И вместе с девушкой мы тихонечко тронулись по дороге. Далеко договорились не отъезжать, – так чисто, дать несколько кругов вокруг особняка. Забава? Кому как. Лично для меня возможность для серьёзного разговора.

– Должно быть, это непросто? – начал я.

– О чём вы?

– Знать, что ваша сестра скоро станет императрицей.

– Вы думаете?

– Уверен, – кивнул я. – Лично знаком с Романовым и нисколечко в нём не сомневаюсь.

– Вы знакомы⁈

– Конечно! Отличный парень. Знаю, что в народе про него ползут всякие разные слухи. Дескать, глуп, молод, неопытен. Но поверьте мне, Анна Константиновна, всё это происки врагов и завистников.

– Молодец, доча! – крикнул Чёрный, провожая нас взглядом, и мы свернули за угол.

– На самом же деле это человек большого ума, – продолжил я. – Страстный и увлечённый. Никогда прежде не встречал таких, как он. Однажды, за игрой в гольф…

– В гольф?

Судя по удивлённым глазам Анны, первый триггер сработал как надо.

– Вы любите гольф?

– Люблю? – хохотнул я. – Ненавижу, если честно. Но чтобы сделать Николаю Петровичу приятно, согласился сыграть. Это было меньшее из зол, ведь сперва он хотел устроить нам заезд на мотоциклах…

Есть второй триггер!

– … а я этих железных монстров до смерти боюсь.

– Мотоциклы, – вслух повторила Анна Константиновна, уставившись в пустоту прямо перед собой.

– Ну да, мотоциклы. Романов ведь собирает коллекцию. Не могу сказать, что разбираюсь в них хоть сколько-нибудь, а Николай Петрович настоящий спец. Говорю же. Если этот человек чем-то увлекается, то отдаёт любимому делу всего себя без остатка. И как же жаль, что императору нельзя будет стать медийной персоной. Мир многое потеряет без его музыки.

– Музыки?

– Николай Петрович поёт. Точнее… как его? – я защёлкал пальцами, якобы вспоминая правильное слово. – Гроулит он. А как восхитителен пигвойс нашего будущего Императора! О-о-о, Анна Константиновна, это надо слышать!

И третий тоже есть.

– Романов что, любит тяжёлую музыку?

– Обожает, насколько я понял. И даже показывал мне пластинку, подписанную лидером группы «Спидозный Гвоздь». Насколько я понимаю, бесценная вещь в наших нынешних реалиях.

Дальше мне осталось сказать лишь: «А как же хорош в постели!», – но тут меня неправильно поймут. Поэтому я просто замолчал, ожидая поклёвку. Замолчала и Анна. Слышно было лишь мерное дыхание оленегаторов, да цокот копыт по асфальтовой дорожке.

– О чём вы задумались? – спустя минуту тишины, решил я подтолкнуть Аню. – Что-то не так?

– Ха, – хохотнула девушка. – Матушка всегда говорила, что я странная. Потому что… знаете, я так редко встречаю людей со схожими увлечениями. А с ваших слов, у нас с Николаем Петровичем очень много общего. Три из трёх, если можно так выразиться.

– Интересно.

– Да, – кивнула Аня. – Очень.

И вот тебе ещё минутку на обдумать. Ну давай же, давай! Приходи к правильным выводам!

– Анна Константиновна, вы меня пугаете, – сказал я, чуть приблизившись. – На вас лица нет.

– Да… Я… Не знаю…

– Можете быть со мной откровенны. Я сейчас абсолютно серьёзно. Всё, что вы скажете, останется строго между нами.

– Нет-нет-нет, это глупости, – отмахнулась Аня. – Куда мне?

– «Куда вам» что?

И снова тишина.

– Вы верите в судьбу? – спросила дочь Чёрного и слабо улыбнулась.

– Само собой верю. Только не совсем понимаю в чём дело.

– Дело в том, что это я должна была отправиться в Столицу вместо Ольги. Но в самый последний момент отец передумал. Почему не говорит, но я-то знаю…

– И почему же?

– Харитон Христофорович, не играйте со мной в эти игры, не надо. Я же прекрасно понимаю, что я не так красива, как моя сестра. Её отправили в Столицу, как породистую кобылицу, меня же оставили на прозапас. И вот, в тот самый день когда моя судьба сложилась так, а не иначе, вы рассказываете мне что Николай Петрович Романов, в перспективе, мужчина моей мечты, – Аня горько ухмыльнулась. – Как будто насмешка какая-то, честное слово.

– М-м-м…

– Нет-нет, не с вашей стороны! Я не таю на вас обиду, Харитон Христофорович. Не за что. Это насмешка судьбы, вот на неё-то я и обижаюсь.

Да что ж так сложно жить-то, сука⁈ Одного от беды отвёл, автоматом другой плохо сделал! Как будто беда – это некая постоянная переменная, ага. Где-то убыло, где-то прибыло. А ещё хочется Ане прямо в рожу заорать: «Ты чо такая живая вдруг стала, заразина⁈ Ты ж статист!»

Аж сердце щемит.

Так! Стопэ! Отыграть всё назад нельзя, – ставки слишком высоки, – но здесь и сейчас я клянусь сам перед собой, что после того, как Анна Константиновна сыграет свою роль в этом спектакле, я лично устрою её личную жизнь. Через не могу, но сделаю; добуду ей заслуженное счастье. И мужика добуду, и мотоцикл, и поле для гольфа.

Но сейчас, увы и ах, надо продолжать манипуляцию.

– Анна Константиновна, я очень прекрасно отношусь к вашему отцу, – я как мог напустил на себя серьёзности. – Иначе нас бы здесь не было. Но, боюсь, что вы, что Константин Львович неверно оцениваете масштаб личности Романова. Он выше поверхностного. Выше наносного, ненастоящего. И внешность… уж поверьте, это не то, что он ценит в людях.

– Вы правда так считаете?

– Я в этом уверен. Тр-р-ру! – я тормознул Рудика и пристально посмотрел Ане в глаза. – Кажется, я понимаю, что происходит.

– Что?

– Кажется, все мы совершаем непоправимую ошибку.

– То есть?

– То есть прямо сейчас мы своими собственными руками лишаем счастья вас, моего шурина и будущего Императора. А возможно, что до кучи и вашу сестру Ольгу.

– Харитон Христофорович, прекратите, пожалуйста…

– Я серьёзно!

Аня опять замолчала. Однако не так грустно, как прежде, – и даже оленегатору за ушком почесала.

– Вы шутите.

– Я никогда не шучу с такими вещами.

– И что вы предлагаете делать?

– Исправлять, Анна Константиновна, исправлять! Вы что, думаете, я вам не помогу⁈ Думаете, Вадим не поможет⁈ Одно лишь ваше слово, и я начинаю действовать.

– Как действовать? Я не понимаю!

– Легко и просто! – весь из себя возбуждение, я спрыгнул с Рудика и принялся по-итальянски жестикулировать. – До Столицы не меньше двух дней езды, и мы всё ещё можем нагнать экипаж вашей сестры. Нагнать, остановить, объясниться с ней по-человечески… искренне… вот как сейчас мы с вами разговариваем! И переиграть всё прежде, чем не стало поздно. Вас отправить в Столицу навстречу судьбе, а вашу Ольгу вернуть домой. Транспорт у нас есть. С Вадимом я поговорю. От вас требуется лишь согласие. Ведь без вашей помощи всё пойдёт прахом. Ну так как?

Дышали оленегаторы. Из окна припаркованного экипажа на меня таращилась тупая, но очень радостная рожа Додерика. Зажглись первые фонари. Время коллапсировало в одну точку, замерло, а затем резко развернулось обратно. И Аня сказала:

– Да!