Глава 17

– Привет, Харитон Харламов.

– Они дома?

– Да.

Аккуратно отодвинув жука с прохода, я вошёл в квартиру. Не разуваясь, проследовал в комнату и лицезрел картину в духе «Папа, не пей». Мендель, Карякин и Батяня, – все как один задумчивые и сумрачные, – сидели за столом. Сложив перед собой в кучку всю нашу последнюю наличность, мужики молча смотрели на меня.

А первым, понятное дело, заговорил Карякин:

– Какого чёрта, Харон?

– Не понимаю о чём речь.

– Всё ты понимаешь! – дядь Сеня врубил режим сурового бати. – Что это за голуби⁈ Что это за радуга⁈ Чёрт, да кто ты вообще такой⁈

Понятное дело, что Вадиму с Батяней было значительно проще переварить ту сцену возле храма. Первый обязан мне боевой формой и боевой сестрой, – да и в целом много чего насмотрелся, – а второму я насильно вколотил дар и до сих пор толком не объяснил как. И было это давно. Достаточно давно. Прошлые чудеса уже стали повседневностью, и потому перейти к новым было не так трудно. Градус безумия в их случае повышался постепенно.

А вот Арсений Михайлович…

– Мне страшно, Харон! Понимаешь⁈ По-человечески страшно!

– Кхм-кхм, – прокашлялся я. – Не ты ли, дядь Сень, отправился в путешествие из авантюрных соображений? Помнишь наш разговор перед отплытием?

– Помню! И да, отправился! Но я думал, что мы поплывём за подмогой и немножко поприключаемся в пути, а вот такого вообще не ожидал! Зачем мы здесь вообще⁈ Что мы делаем⁈ Для чего⁈ И, главное, как у тебя получилось летать на голубях⁈

Мендель с Батяней до сих пор молчали. Мой драгоценный шурин не из тех, кто спорит, – тем более со мной, – а что творится в мохнатой вомбатовой голове мне было неизвестно, но факт есть факт.

– Так…

Я присел за стол.

– Последний раз, – сказал я и как мог многозначительно обвёл всю троицу взглядом. – Самый последний раз я прошу вас сработать на веру, то есть не задавая лишних вопросов. Самое главное, что вам всем нужно знать, так это то, что мной движет исключительно доброе, мудрое и вечное. Я хочу вам добра. И вам, и вашим близким.

– Харон…

– Не перебивай, – попросил я дядь Сеню. – Если всё пройдёт как надо, и мы выберемся из Новгорода, я обязуюсь рассказать вам всё от и до. Отвечу на любые вопросы без утайки и в подробностях. Но сейчас, на финишной прямой, это может пойти лишь во вред. Понимаешь?

Дядь Сеня нахмурился и скрестил руки на груди, но дальше барагозить пока что не стал.

– Объясняю настолько, насколько это сейчас вообще возможно: в том храме куда мне удалось попасть есть подвал, а в подвале спрятан могущественный артефакт. Артефакт поможет нам снять осаду с Нового Сада, причём без боя. Такой обоснуй тебя пока что устроит?

– Ну, – Карякин почесал бороду. – Пока что да.

– Отлично. Дальше ещё проще: артефакт нужно… угадай-ка.

– Сп***ть?

– Именно, – кивнул я. – А загвоздка самая что ни на есть банальная и бытовая. Меня не пускают в подвал. К великому сожалению, на дверях стоят орки, которых ни мне, ни вам физическим унижениям не подвергнуть никак. По всем понятным причинам – они сильнее. Понимаешь?

– Понимаю.

– По внутренней иерархии храмовников пропуск в подвал можно добыть только у Верховных Жрецов, а их в городе нет. Уехали в паломничество какое-то.

– Так, – Карякин вроде бы въехал. – И что теперь делать?

– Что делать я расскажу. План уже готов.

А план ведь действительно был готов. Мне аж по головке себя погладить захотелось за дальновидность – я ведь специально не стал спешить со становлением Арсения Михайловича в роли мага. И заранее приметил дар мимикрии, – возможно, один из немногих магических даров, который можно будет обернуть против орков. Не без помощи выдумки, само собой, но всё же.

Как его использовать? Да легко. Шаг первый – внедрить его в Карякина. Шаг второй – научить Карякина им пользоваться и обуздать его бурную натуру. Шаг третий – узнать, как выглядит какой-нибудь из Верховных Жрецов, привести Карякина в храм под его личиной, ну а дальше всё предельно понятно.

– Дядь Сень, – сказал я. – Сейчас может быть немножечко щекотно.

– В смысле?

– В прямом. И об этом мы тоже поговорим после того, как покинем город.

С тем я протянул руку в сторону дядь Сени, дядь Сеня почему-то испугался и чуть было не навернулся со стула. Начал балансировать на двух ножках, тут-то я его и схватил.

– О-ооо! – бородатый ощутил, как простосмертные пустоты заполнились магическим даром, а следом хлынула божественная энергия. – О-ооо-о!

А для меня всё это не впервой. Я ведь сам себе кузница кадров. Люблю, умею, практикую.

Сам процесс закончился довольно быстро, а следом дядь Сеня начал метаться по кухне и орать матом. И можно было бы принять это за обычную истерику пятидесятилетнего мужичка, которому, например, платёжку за ЖКХ неправильно посчитали… если бы не одно «но». Не понимая, как контролировать дар, Арсений Михайлович непрерывно менялся.

Замелькали знакомые и незнакомые лица – мужские, женские, а иногда даже детские. Карякин пока что не умел это остановить, и на панике врубил настоящий человечий калейдоскоп. То сжимаясь в соседского первоклашку, то резко вырастая до размеров Женьки Удальцова, порвал на себе всю одежду. Под беспристрастным взглядом фасеточных глаз Роя разгромил съёмную кухню, а потом с визгом ломанулся в ванную и заперся изнутри.

– Я заберу это в счёт амортизации, Харитон Харламов, – сказал жучара, сгрёб со стола деньги и от греха подальше залез на антресоль.

Я же двинулся успокаивать Карякина.

– Дядь Сень? – постучался. – Открывай.

– Что со мной⁈

– Ты волшебник, дядь Сень.

– Почему⁈

– Я же говорил, что объясню всё позже.

На какое-то время в ванной воцарилась тишина, а затем смутно знакомый женский голос спросил:

– Я теперь всегда так смогу?

А хотя чего это я? Вовсе не «смутно», а очень даже знакомый. Это был голос баронессы Черниковой. И почему-то я совсем не удивлён, что оставшись голяком наедине с зеркалом, Карякин перевоплотился именно в Карину Константиновну, – он ведь уже давненько ей в декольте поглядывал. Стоит вот теперь, впечатлений набирается.

– Дядь Сень, – я постучал ещё раз. – Выходи.

С горем пополам, Карякин успокоился и пошёл на контакт. Сперва как недоверчивый пушной зверёк высунул из ванны бородатое щачло и огляделся в поисках опасности, потом разговорился, а потом и вовсе вышел. Теперь же восседал на кухне, замотанный в полотенце и преисполненный собственной важности.

– Заживу теперь, – мечтательно сказал дядь Сеня.

И, кажется, я породил монстра. Ведь это «заживу» из уст мимика звучит необнадёживающе. У Карякина и до того была склонность к мелкому уголовничеству, – да и не только к мелкому, кстати говоря, – а теперь ещё и инструмент появился такой, о котором любой махинатор может только мечтать. Всё-таки чистая мимикрия слишком имбалансна в мире, где нет тотального видеоконтроля за гражданами. В идеале, таким магам вообще надо на ногу браслет вешать, как заключённым на домашнем аресте, и мониторить двадцать четыре на семь.

Ну…

Ладно. Решать проблемы будем по мере их поступления, а сейчас дядь Сеня мне необходим именно в этом своём амплуа.

– Деньги какие-то остались?

– Не-а.

– Рой! – крикнул я и дверь антресоли тут же открылась. – Займи чутка, а? Можешь счёт Андрюхе Голубицкому выставить. Скажешь, что я попросил рассчитаться, он отдаст.

Жук в ответ подёргал усиками, посомневался, но когда услышал что за смехотворная сумма мне нужна, всё-таки согласился. Десять минут, и вот я уже стою в том самом ларьке, где мы с Менделем вчера покупали газету с объявлениями. Кое-как успел до закрытия.

– А у вас есть старые выпуски?

Иной Новгород слишком молод, чтобы в нём сложился какой-то библиотечный архив, и всю информацию мне пришлось добывать из газет. Благо ещё, что эти самые газеты здесь вообще были. Новый Сад, например, до Менделя таким похвастать не мог.

Так вот! Пускай львиную долю текста занимали именно что объявления «куплю», «продам» и «требуется», но очерки о самых важных событиях города тоже присутствовали.

– Итак, – я положил перед мужиками стопку газет, очень мило обвязанную крест-накрест джутовым шпагатом. – Разбираем корреспонденцию и ищем фотографии Верховных Жрецов.

Зашелестела бумага. Перед глазами замелькал текст и чёрно-белые картинки. Такой-то праздник, открытие такого-то магазина, принятие такого-то закона, криминальные хроники и-и-и-и…

– Вот, – первым нужную инфу налистал Мендель. – Все Жрецы сразу, насколько могу судить. Коллективная фотография.

– Дай сюда.

Взял, посмотрел, расстроился. По какой-то причине, – которая наверняка есть, – вся религиозная верхушка веры в Бызвыза состояла из орков. Вся. Совсем. Орк, орк, орк, и ещё один орк, – итого четыре штуки. Огромные клыкастые уродцы в рясах.

Чем это плохо? Да примерно всем.

– Дядь Сень, постарайся.

– Да я стараюсь, Харон! – злился Карякин. – Видишь же! Стараюсь!

Это вам не на голую Черникову в зеркало пялиться. У мимикрии оказались вполне себе логичные ограничения, и Арсений Михайлович никак не мог обернуться в существо другой расы. Как он только ни тужился, как ни старался, орк в его исполнении получался просто зелёным человечком. Да, уродливым. Да, непропорциональным. С кривым забором зубов и ни к месту растущими пучками жёстких чёрных волос, но всё-таки человечком.

Хотя… иногда во внешности Карякина проскакивало нечто жуткое. И на несколько секунд у него получалось зафиксировать облик существа, которое начинает знакомство словами: «пожалуйста, убей меня».

– Никак.

План рухнул к чёртовой матери, а на улице тем временем уже начало темнеть.

– Идеи, – попросил я. – Ребята, соберитесь и набрасывайте идеи. Времени слишком мало, чтобы тратить его зря.

– Нужно мне стать кем-то другим, – вполне резонно заявил Карякин. – Вот только кем?

– Правителем каким-нибудь? – подключился Батяня. – У них тут городской совет, я правильно понимаю? Значит и правителей несколько.

– И что? Ни с того ни с сего член совета приходит в храм и говорит, мол, пустите меня в подвал? Логика где? Что он там забыл и зачем вообще пришёл?

– Ну если морду посерьёзней сделать, то можно ведь и не объясняться?

– Нет, – отрезал я. – Погорим. Слишком велика фигура. Член совета наверняка должен с охраной шастать, со свитой, и на спецтранспорте. А у нас всего этого нет. Но направление мыслей верное, так что давайте разгонять.

– Давайте, – согласился вомбат. – Можно взять кого пониже. Чинушу какого-нибудь. Типа из проверяющих инстанций, которые нежданно-негаданно появляются.

– Ревизор! – воскликнул я. – Отлично, мне нравится! Теперь думаем, что можно проверять там, где проверять буквально нечего. Я был внутри и понимаю о чём говорю. У монахов аскеза вообще на всё.

Сказал вслух и задумался… а ведь это можно обыграть! Это ведь ох какой рычаг. Рычажище! Трезвые, скучающие, лишённые женской ласки мужики на диете из грёбаных лепёшек – это ни что иное, как бомба замедленного действия. А поджечь фитиль меж тем легче лёгкого. Нужно просто дать им то, чего они были так долго лишены.

Но! При этом нужно не вызвать подозрений. Не спугнуть, ага. То есть если поставить на крыльцо храма ящик бухла и корыто с шашлыками, постучать в дверь и убежать, это будет как-то… ну они же не идиоты, верно? А мы не в мультике живём.

Так что надо их как-то заставить развязаться. Или… разрешить?

Не знаю пока, во что выльется эта мысль, но она мне явно нравится. Есть в ней дух авантюризма, а значит я на правильном пути.

– У меня тут есть фотография министра здравоохранения, – вдруг сказал Мендель.

И паззл сложился.

– Восхитительно! – я тут же отобрал у Вадима газету и передал её Карякину. – На, пробуй.

И на этот раз всё получилось. Дядь Сеня исполнил колдунство как надо, и с нами за столом теперь сидел министр здравоохранения Иного Новгорода, Василий Степанович Бобровский собственной персоной. Разве что в полотенце.

– Ну всё! – я хлопнул в ладоши. – Значит так, план следующий…


Некоторое время спустя

Набережная Иного Новгорода, рынок для приезжих


– Ну что, мальчик? – спросил Афанасий Николаевич. – Как идёт торговля?

– Пап? – рыжий пацан лет пятнадцати обиженно нахмурился. – Чо я сделал-то?

Действительно, его родитель зачастую называл его «мальчиком». Но! Происходило это только в те моменты, когда глава семейства был недоволен сыном. Эдак он подчёркивал своё старшинство. Ты, мол, мальчик, а я взрослый, умный, и вообще.

– Пап, – задумчиво повторил Афанасий Николаевич. – Ну да, точно. Я же твой отец.

– С тобой всё нормально?

– Не перечь отцу!

– Так я и не перечил вроде…

– Не спорь с отцом!

Минутой ранее облачённый в штатское Афанасий Николаевич прошёл через КПП на рынок. Вместо документов предъявил дружинникам улыбку. Пожал руки, рассказал парочку анекдотов и даже договорился с коллегами попить пивка в следующие выходные. И не просто попить, а проставиться.

Ему ведь прилипло!

– Повторяю вопрос: что наторговали?

После «сделки» с приезжими из Нового Сада, всю продукцию надо было сбыть как можно быстрее, – от греха подальше, – а потому прилавок даже не разбирали. Афанасий Николаевич поставил торговать вазами и лампочками своего сына вместе с компанией друзей-оглоедов, которым вечерами было нечего делать.

Хотя… на самом деле было, но это совсем другая история.

– Вот, – парень протянул отцу пачку наличных.

Вроде бы тугую и увесистую. Вроде бы… К сожалению, мимикрирующий под дружинника Арсений Михайлович Карякин до сих пор не научился разбираться в местной валюте.

– Отлично, – сказал «дружинник», забрал у «сына» деньги и покуда ветер не подхватил камни двинулся прочь с рынка…


Некоторое время спустя

Другой конец Иного Новгорода


Как это заведено у подавляющего большинства биологических видов, орчанки представляли собой чуть более маленькую, округлую и смазливую версию собственных мужчин. Тоже зелёные, тоже клыкастые, и тоже мускулистые чуть ли не с самого рождения.

Что до роли внутри иерархии, то тут всё было просто. За два года жизни среди людей эмансипация до орчанок толком не добралась, и по роду деятельности они делились всего на несколько видов. А именно: запертые в четырёх стенах покорные жёны, запертые в тех же самых четырёх стенах дочери, которые готовятся стать покорными жёнами и… наложницы на час, назовём это так.

И пускай по орочьим обычаям последним барышням не принято было разгуливать по улицам средь бела дня, в самом их занятии не было ничего зазорного. Проза жизни безо всякого страдальческого надрыва. Так что поход в «Дом Удовольствий» для среднестатистического орка был чем-то само собой разумеющимся и доступным.

Вот только:

– Ах-ха-ха-ха!

– Не понял?

– Ах-ха-ха-ха-ха!

– Да что смешного-то⁈

– Ты… Ты… Ху-у-у-ух, – орчанка утёрла слезу. – Ты себя в зеркало видел?

Батяня на всякий случай посмотрелся в зеркало, – благо что их вокруг было неприлично много. Вдруг что-то в шерсти запуталось, а он и не заметил? Однако нет. Всё, как всегда.

– Извини, мохнатый, но мои девчонки с тобой не лягут, – окончательно отсмеявшись заявила «мадам». – Много я извращенцев в своей жизни повидала, и если люди ещё куда ни шло, то с таким пуфиком как ты… что с тобой делать-то вообще?

– Слышь⁈ – ощерился Батяня. – Ты думаешь, что я горю желанием что ли⁈ Да мне на вас смотреть противно!

– Ну а зачем тогда припёрся?

– У меня к вам деловое предложение.

Пока дядь Сеня направился в точно такое же заведение, только для людей, а Харон заканчивал другие приготовления, на долю Батяни выпало снимать орчанок. Возможно, со стороны оно действительно выглядело нелепо, но уж как есть.

– Вот, – вомбат положил на стойку ресепшн деньги.

Треть из того, что удалось добыть на рынке. Много это или мало не понимал ни Батяня, ни остальные участники авантюры, ведь новичкам в Ином Новгороде было трудно предугадать стоимость даже базовых, самых простейших вещей. Ну а стоимость любви зеленокожей прелестницы и подавно.

Однако орчанка с ресепшн при виде стопки купюр крякнула, что есть хороший знак. Крякнула, затем взяла деньги, внимательно пересчитала их и спросила:

– Что же ты хочешь?

Причём с явным уважением в голосе. И «пуфиком» больше не обзывалась.

– На скольких девушек этого хватит? – спросил Батяня.

– Да пожалуй… на всех.

– Отлично. У меня намечается выездное мероприятие. Скажи своим, чтобы начинали собираться…


Примерно в то же самое время.

Приёмное отделение городской клинической больницы Иного Новгорода.


– … и откуда ты такой взялся? – Мария Сергеевна томно вздохнула и ещё раз осмотрела Менделя с ног до головы, почему-то чуть дольше положенного задержавшись на ширинке.

Манюня, – так ласково и за глаза называл её больничный персонал, – была лидером не по должности, но по сути. В отсутствии главного врача и его заместителя, старшая медсестра рулила всеми больничными процессами, периодически рявкая не только на рядовой персонал, но и на непослушных заведующих отделениями.

Так что этим вечером последнее слово было за ней. Сорокалетняя женщина в самом соку, пухлая, но не рыхлая, с титанических размеров бюстом и ярко-красными от помады губами, именно она сегодня решала судьбу Вадима Евграфовича.

– Мендель, говоришь? – Манюня в очередной раз что-то накалякала на листочке бумаги.

Вадим мог бы поклясться, что это вовсе не анкета, и что до сих пор в неё ничего толком не было записано. Кажется, Мария Сергевна тупо рисовала на полях сердечки.

– Да, – ответил он. – Мендель.

– М-м-м-мендель, – медсестра аж губу прикусила. Из-за чего её передние зубы окрасились в красный, но это лишь придало женщине некоторой пикантности.

Короче говоря, собеседование пошло не по плану.

Появление Вадима Евграфовича в больнице – это да. Это грамотно разыгранный козырь, который помог ему закрепиться. С порога лекарь без приглашения ворвался в травматологию, магическим образом вправил все вывихи пациентов, и лишь потом обратился к персоналу. Сказал, мол, сперва помощь людям, а потом уже всё остальное. Принципы, мол. Кодекс. Клятва. Перебрал все громкие слова, что только знал.

Далее Мендель очень боялся, что посыплется на профильных вопросах, но в итоге ни одного из них не услышал. Что он за врач? Какой именно? Откуда? Что умеет? Где работал? Всё это Марию Сергеевну вообще не интересовало.

А интересовал Марию Сергеевну её сиюминутный порыв. Молодость Менделя, его стать, его пробивающаяся сквозь робость породистая утончённость и эта интеллигентность, с которой он старался держаться… как же хотелось всё это испортить! Осквернить! Развратить! О, это было бы слишком порочно, но так ведь в том и суть!

Давненько в лапы Марии Сергеевны не попадалась такая аппетитная мальчатина.

– Я могу приступить к работе?

– Прямо сегодня?

– Да.

– Прямо сейчас?

– Да.

– На «скорой»?

– Именно!

– Вадим Евграфович, после тех чудес, что вы продемонстрировали в приёмной, я думаю, что могу предложить вам местечко потеплее…

По задумке Манюни, заход про «местечко потеплее» должен был закончиться прямым предложением полюбить друг друга здесь и сейчас, но Мендель перебил:

– Нет! – седовласый юноша ударил кулаком по столу, явив новую грань характера; и от того лишь интересней. – Вы не понимаете! Работа на «скорой» это моё призвание! Мой долг! Именно так я могу принести людям максимальную пользу, я чувствую это!

И как нетрудно догадаться, со стороны Вадима Евграфовича весь этот спектакль разыгрывался сугубо ради транспорта. Ради белой газельки с красным крестом, одной из немногих автомобилей в Ином Новгороде. Харон велел добыть её любой ценой и даже набросал примерный план. Крупными мазками, но всё же. А был он таков:

Втереться в доверие, попасть в машину, и затем самое сложное – вырубить водителя.

– Какое благородство, – сказала Манюня без тени сарказма. – Какое мужество, – а тут начала потихоньку задыхаться от страсти. – Вадим Евграфович, признаюсь, вы меня покорили. Есть в вас что-то такое… аристократическое. Это нереально заводит, – но вдруг окстилась. – Кхм-кхм. Кстати, вопрос для анкеты: вы женаты?

– Нет, – через зубы ответил Мендель и сглотнул подступивший к горлу комок.

– Быть может у вас есть девушка?

– Нет.

– Подруга?

– Нет.

– Отли-и-ично, – улыбнулась Мария Сергеевна и отложила ручку.

Поднялась с кресла и медленно, покачивая бёдрами по максимально широкой амплитуде, начала приближаться к жертве.

– Насколько я понимаю, для вас это важно, – всё ближе и ближе. – Так вот знайте, Вадим Евграфович, – и ещё ближе. – Я могу дать вам то, что вы так хотите, и устроить вас на «скорую» в два счёта. Но и вы, в свою очередь, должны дать мне взамен то, что хочу я, – пухлая голень в капроновом чулке скользнула по внутренней стороне бедра Менделя. – Понимаете, о чём речь? Вы умеете быть благодарным?

И надо как-то выкручиваться. Либо бежать, либо сломаться под обстоятельствами и добыть победу слишком дорогой ценой, либо же что-то срочно придумать. Если говорить на прямоту, мастером импровизации Вадим Евграфович никогда не был, но тут стрессовая ситуация подтолкнула Седого Опездола к озарению:

– В машине! – крикнул Мендель.

– Что «в машине»?

– Всё в машине.

– А, – Мария Сергеевна сперва не поняла, а потом вдруг как поняла: – О.

Плотоядно улыбнулась, провела ладонью по лицу Менделя и сказала:

– А вы затейник, Вадим Евграфович…

Загрузка...