Владыка Нового Мира 2

Глава 11

Её Благородие Шамурская повела гоблинов, потому что была для них «своей» и наиболее походила на лидера восстания. Карякина пошла вместе с ними по причине активизма, – боролась, напоролась, и надо бы теперь придерживаться своих ценностей до конца. Женёк пошёл потому, что окончательно уверовал в гадание и пускал на Карякину слюни.

Что ж… в добрый путь! А я всё это, признаться, мотал.

Пешком? Несколько сотен километров? По лесам и полям? Без толкового снаряжения? Не-не-не, спасибо. Владыка сделал своё дело, Владыка может отдыхать. Столь длительный турпоход в компании гоблинов, – пускай и городских, – мне вообще не улыбался.

Женёк с Шампуреллой отныне серьёзные боевые единицы, и потому если что смогут постоять за себя в пути самостоятельно. Мне же нужно было как можно скорее ехать в Новый Сад. Если я всё правильно рассчитал, то вернусь впритык к балу Садовникова, а там уж и восстание начнётся. Или не начнётся. Как минимум после обнародования письма князя про национализацию, стартует первый раунд брожения умов, а там посмотрим.

Так вот…

Времени на напутственные слова и долгие прощания не было. Я покинул свиноферму в тот самый момент, когда гоблины решали судьбу свиней. То ли взять их в качестве ездовых животин, – ну да, ну да, – то ли в качестве провианта, а то ли… то ли навьючить часть свиней останками других свиней.

Добрейшей души ребята, блин. Как мне кажется, от созерцания такой процессии сам Сатана начнёт улыбаться и трогать себя в срамных местах.

Во-о-о-от… Я же прошёл по всё ещё беспокойному городу до гостиницы, забрал вещи и был таков. Рудольф всё это время тусовался в собачьем питомнике на окраине города, персоналу которого был выдан флакончик с жабьими феромонами, инструкция по уходу и бессовестное количество денег за молчание.

А вот «гольф», увы, пришлось бросить. Если найдут – пускай гадают, что это за инопланетная оглобельная технология.

Короче говоря, Столицу я покинул той же ночью, по холодку. Ехал и ехал, скакал и скакал. Каждая остановка в моём случае была сущим геморроем, – тормозить загодя, привязывать Рудика, уходить, приходить, отвязывать Рудика, – поэтому я постарался свести их к минимуму.

В седле… нет, не спал. Но занимался важными божественными делами. Например, уверял седовласого дедушку анималиста, что ему просто необходимо отдать мне свой грёбаный шар. Дело моё ширится, и на получение даров уже целая очередь стоит. И первый в ней Батяня. Уж больше хочется слепить из вомбата что-нибудь пушисто-могущественное.

А потому:

– Вы действительно уверены в том, что попадёте в Рай?

Дед замялся. И к слову, пора бы уже признать, что у него есть имя. Ипполит Михайлович он.

– Я хороший человек!

– Это вы сами так решили?

– Я… Я…

Сейчас Ипполит стоял одной ногой на земле, а другой на первой ступеньке лестницы, что вела к чаше божественных весов. Я же в амплуа чёрной фигуры в капюшоне присутствовал рядышком и для пущего эффекта лениво левитировал.

– Ипполит Михайлович, ну вы же старый солдат. Сколько крови на ваших руках?

– Я выполнял приказы! Это не в счёт!

– Прекратите врать себе, ещё как в счёт, – я перелетел с места на место. – А даже если, Ипполит Михайлович. Даже если… неужели жизнь никогда не ставила вас перед сложным выбором? Неужели все препятствия на своём пути вы выдерживали с достоинством? Не крали, не врали, не предавали, не доносили? Не проходили мимо несправедливости, когда были в силах помочь?

– Это всё не то! – продолжил спорить старик. – Относительно большинства людей, меня можно назвать более чем порядочным!

– Конечно-конечно. Прекрасно понимаю концепцию! Вы в белом в плаще, Ипполит Михайлович, а «большинство людей»…

Оп! Тут вдруг что-то резко изменилось. Прямо как тогда, когда мне стали доступны новые локации и я направился клепать Рай с Адом. Какое-то повышение. С чем оно связано – предельно понятно. Наверняка Шампурелла в пути рассказывает городским гоблинам байки у костра, те начинают верить, и вот – накопилась очередная критическая масса верующих.

Но вот вопрос: что именно изменилось?

– Валады-ы-ы-ыка! – вдруг из лесочка, что окружал божественные Весы, вышел гоблин. – Чо как, Валадыка!?

Это был один из первых присоединённых к клану товарищей, ещё со времён потасовки с Родильным Ведром. Его неимоверно тупая, не выражающая ровным счётом ничего рожа мне давно примелькалась. И вроде бы даже имя его помню… м-м-м…

– Тинки-Винки?

– Ага, – довольно кивнул гоблин.

Вот и ответ на мой вопрос. Дожил, значит. Заслужил. Добился. Отныне ко мне на переправу попадают не только души тех, кого я убил, но и души моих собственных верующих. И вот это уже честно, ведь теперь им действительно есть за что сражаться. Рай всем и каждому гарантировать не могу, – слишком это затратно в плане энергии, – но вот жульничество с перерождением вне очереди обеспечу.

Но! Минуточку! А чего это у меня вдруг паства мрёт? Неужто на стоянке что-то случилось?

– Ты как здесь оказался? – спросил я у уродца.

– Так я руку в тестомес засунул и меня зажовало. Госпожа Розочка так ругалася, пока меня наматывало. Кричала, што я булки испортил.

– Э-э-э…

– А сэр Додерик яё успокаивал. Говорил, мол, ладно, и так съедим, ленивые пельмени будут. Но на чом они там порешили не знаю, – Тинки-Винки виновато улыбнулся и развёл руками. – Помер.

– Так…

Информация интересная. Всё это время у меня не было связи с Разящим Веслом. Всего один раз через коллективный жучиный разум я передал Менделю, что у нас всё идёт по плану, получил ответ: «у нас тоже», – и больше мы не общались. А надо было, по ходу.

– Откуда на стоянке взялся тестомес?

– О-о-о, Валадыка! Вернёшься – аще ничо кругом не узнаешь! Лысый опездол и седой опездол стока всево нужного понастроили! Мы теперь печом булки и абжыгаем кирпичи! Первые можно есть, а вторые нельзя – опездолы запрещают! А ещё штуку такую вонюче-жужучую принесли, с которой можно магнитофон без батарейков слушать…

Кирпичи? Прекрасно. «Жужучая штука» – явно дизельный генератор. Ну а лысый и седой «опездолы» – это апостолы. Самопровозглашённые, ага. И как будто бы сейчас было задето моё чувство собственничества. Задница не полыхает, конечно, но чувство всё равно неприятное: как будто бы на горку свеже-поглаженного белья присел.

С другой стороны, Менделя с Голубицким можно понять. Пока на стоянку не прибыли городские гоблины, им действительно было проще сказаться эдакими «исполняющими обязанности Владыки». Слова «граф» и «губернатор» для болотных жителей – пустой звук, а так хоть более-менее слушаться будут.

Ну… на месте разберёмся. Вряд ли я добьюсь технических подробностей от гоблина, который погиб в тестомесе.

Зато для другой цели Тинки-Винки мне прекрасно подойдёт.

– Так! – рявкнул я. – Ну-ка на колени перед Владыкой! А теперь отвечай на вопрос! Ты – хороший гоблин!? Ты прожил достойную жизнь!?

– Каешн, – не раздумывая ни секунды ответил Тинки-Винки.

– Во-о-о-от, – я перевёл взгляд на Ипполита Михайловича. – Видите? И ведь он честен сам с собой. Когда гоблин пытается обманывать, это сразу же видно всем окружающим.

– Я… Я не понимаю, причём здесь это!

– Подождите, – чтобы навалить таинственности, я снова перелетел с места на место. – Так вот. Тинки-Винки такой же воин, как и вы. Я собственными глазами видел, как он преследовал и добивал в спину убегающих врагов. Но это ведь не в счёт, верно?

– Я…

– Верно. В остальном же всю свою жизнь он действительно придерживался моральных ориентиров, присущих его окружению и времени. И идеализирует себя он точно так же, как и вы; на душе у Тинки-Винки легко и спокойно. Так давайте же посмотрим, что произойдёт с ним на Весах! Эй!

– Чо, Валадыка?

– Ну-ка залезь вон в ту штуку.

– Харашо, Валадыка.

Под пристальным взглядом седоусого старичка Ипполита, гоблин резво взбежал вверх по ступеням, прыгнул прямо на чашу Весов и весело помахал мне оттуда. А чаша… чаша двинулась вниз.

– А чо происходит?

– Всё нормально.

– Так должно быть?

– Да.

– А почему там огонь?

Земля разверзлась и чаша, – будто диковинный лифт, – опустила Тинки-Винки прямиком в Ад.

– Валадыка, пока!

Так… пострадал товарищ гоблин не просто так. Оказал мне большую услугу, и поэтому мой моральный долг вытащить его как можно скорее. Надеюсь только, что вызволение из Ада в пересчёте на божественную энергию будет стоить меньше, чем насильное помещение в него.

Почему я был так уверен, что чаша пойдёт вниз? Ну… на самом деле не был я ни в чём таком уверен. Шансы пятьдесят на пятьдесят – поставил и выиграл. Ведь как именно работают Весы я не знаю. Но знаю, что с их точки зрения даже в убийстве могут быть нюансы. Как то самооборона, например. Или неосторожность. Принуждение, заблуждение, личная просьба жертвы – да мало ли?

– А теперь прошу вас, Ипполит Михайлович, – я протянул руку, как бы приглашая залезть его в чашу; ещё тёпленькую и дымящуюся от адского пламени. – Если вы настолько уверены в своей непогрешимости, то не смею вас более задерживать, – развернулся и медленно полетел прочь.

А внутри себя уже начал обратный отсчёт. Три, два, один…

– Погоди!

Отлично. И можно считать, что дар превращения животных в монстров уже у меня в кармане…

Какое-то время спустя

Новый Сад, особняк Дмитрия Ивановича Садовникова

– Благодарю, – Её Благородие сняла бокал игристого с подноса.

– Не налегай так, пожалуйста.

– Отвали!

Лиза вздохнула. Чуть пригубила. Поглядела на огромные, сплошь в позолоте, настенные часы, и вздохнула ещё раз, – для верности.

– Ну и где же он?

– Не переживай, – ответил Вадим Евграфович. – Если Харон обещал, значит будет вовремя.

– Что значит «вовремя»? Он ведь УЖЕ опоздал! Я пришла на бал в компании брата! Просто сказочно!

Обижаться, возражать и уж тем более спорить Мендель не стал. Не до того было. Посвящённый в тайны Харламова куда глубже, чем сестра, сейчас он и без того имел причины переживать. Взведённая пружина – ни больше и ни меньше. Выпивать в таком состоянии для Вадима Евграфовича было бы чревато, и потому он вот уже как час грел в руках один и тот же бокал красного вина.

А вокруг тем временем цвела роскошь.

В главном зале особняка князя было светло и просторно. Потолок терялся где-то в вышине, и о его существовании напоминала лишь огромная хрустальная люстра по центру. Лепнина, вензеля, и декоративные шторы, за каждой из которых можно было разместить на ПМЖ многодетную семью.

Фуршетный стол ломился от маленьких закусочек, вин и рюмок с наливками. За неимением устриц, в чашах со льдом лежали заранее приготовленные речные мидии в раковине. Вокруг четы Менделей вальяжно перемещались с места на место девушки в фатине и кружеве, и мужчины в дорогих костюмах. Те, что постарше – расслабленные короли жизни, а те, что помоложе – собраны и максимально серьёзны. Важно раздувают грудь, как будто бы пытаются перебороть икоту через задержку дыхания.

Свет – яркий, но тёплый; настраивающий на волну уютного благополучия. Разговоры, красивый и специально отрепетированный для высшего общества «богатый смех», звон бокалов, оглушительный хруст французской булки и приглушённая музыка.

Музыка, к слову, дрянная.

Вот что-что, а тут Садовников знатно облажался. После двухлетнего выживания в условиях Исхода, такие возвышенные профессии как виолончелист или дирижёр стали не очень-то востребованы. Кто-то экстренно переучился в кузнеца или сталевара, а кто-то перебрался в Столицу, где была хоть какая-то возможность стабильно зарабатывать музыкой. Но поди их теперь вызвони, из Столицы-то…

Как итог – корявый звукоряд, больше подходящий для выпускного концерта в музыкальной школе для самых маленьких.

– У-у-у-ууух…

А вот и первый отличившийся сегодняшнего вечера. Минфин города, Егор Григорьевич Евневич, нетвёрдой походкой и со стопкой в руке подошёл прямо к Менделю. Молча положил барону руку на плечо, пристально посмотрел ему в глаза, а затем перевёл взгляд на Елизавету Евграфовну. Выпил. Буркнул что-то вроде:

– Сейчас начнётся, – и тут же со стороны сцены раздался хрустальный звон. – Началось.

Это хозяин мероприятия, Его Сиятельство Дмитрий Иванович, постучал ложечкой по бокалу. Откуда изначально взялась ложечка непонятно, но исчезла она на подносе у вовремя подсуетившегося официанта.

– Друзья! – начал Садовников. – Сегодня я собрал вас здесь не просто так! Не только лишь праздности ради, но и для того, чтобы обсудить важные государственные дела…

– Вы будете это допивать? – прошептал Евневич на ухо Менделю и указал на его бокал, затем не дожидаясь ответа увёл его прямо из рук барона. – Благодарю, – опрокинул в себя залпом, и начал водить взглядом по залу в поисках официантов.

А князь со сцены тем временем уже вещал про демографию, многожёнство и уже вступившие в силу изменения в семейном кодексе. Вещал он вдохновенно, убедительно и вполне логично – над его спичем заранее потрудилась целая команда специалистов. Люди, чьей профессией являлось слово, уже сгладили все возможные шероховатости выступления.

Хотя кое-что князь взял из своего недавнего разговора с Евневичем. Например, вот:

– Опять высшее сословие приносит себя в жертву во имя процветания всего общества! – Его Сиятельство страдальчески прижал кулак к груди. – И опять это вряд ли кто-то оценит!

Зал реагировал по-разному, но в основном положительно. Мужчинам явно нравились открывающие перед ними перспективы, а вот их жёны… женщинам покамест пристало помалкивать и бурно свои эмоции не выражать. Но это всё не беда. Это всё действительно логично. Лозунг: «Сильные – размножайтесь» – справедлив относительно сложившейся в мире ситуации.

Но вот концовка речи Садовникова…

Егор Григорьевич чуть ли не на коленях ползал, умоляя Его Сиятельство изменить её. Перенести. Подождать несколько дней, а лучше недель… ну или хотя бы пару часов! Хотя бы не вываливать одно заявление сразу же вслед за другим!

Ведь в таком случае мотивы князя были у всех на виду. Слишком очевидны для любого человека, который знает, что нельзя совать руку в работающий тестомес. И по мнению Евневича, это было всё равно что показывать карточные фокусы с запущенным артритом, а затем предлагать всем вокруг поверить в то, что это было ловко и элегантно.

Князь же в ответ сказал, что ждать больше не может. И ещё про личный пример добавил, конечно же.

– Пу-пу-пууууу, – выдохнул Евневич.

А Дмитрий Иванович Садовников тем временем добрался до финала:

– Я хотел бы сделать ещё одно заявление! – сказал князь. – И для этого мне нужно будет пригласить на сцену Елизавету Евграфовну Мендель…

Девушка незамедлительно подавилась шампанским, а её брата от такого накала страстей аж закачало.

– Прошу вас, Лизонька, поднимайтесь ко мне!

Вплоть до самой развязки девушка не понимала, что происходит. Мысль о том, что сейчас ей будет сделано публичное предложение просто не приходила в голову. В полной тишине и под всеобщими взглядами, Её Благородие процокала средь расступающейся толпы и поднялась на сцену. Вежливо улыбнулась, – как учили, – и сказала в микрофон:

– Добрый вечер!

А Садовников не стал ходить вокруг да около и бухнулся на одно колено. Заклинать: «черепушка врага хрусти, первый снежок хрусти, а коленный сустав Дмитрия Ивановича не хрусти» – было уже поздно, и характерный звук эхом разнёсся по залу. Аристократы учтиво смолчали.

– Елизавета Евграфовна, голубушка! – князь вытащил из кармана коробочку с кольцом. – Скажите, вы согласны стать моей женой!?