Винсе

Пленник: Глава 36: Никчёмный…

Исцелять раны Корэр не стал, только кровь остановил — сэкономил энергию и старался не раскрыть всех возможностей перед неприятелем. Да и следовало ему перед самим собой признаться, что не мог он поправить нечто подобное. Как ни пытался, Корэр никак не принимал, что он вот так вот запросто осталсяпочти совсем без ноги, редкий умелец теперь соберёт тот пазл из искорёженных деталей, в который обратилась стопа. И ещё сложнее было от того, что деталей попусту не хватало. Кто сможет восстановить такое? Он ведь был арией, одним из тех, кто обладал куда большими возможностями, чем всепрочие. Он ведь не такой как местные! Ни у одного из арий не было столь нелепо полученных увечий.

Никчёмный…

Ноюрн объявился на закате. Прикованный к стул Корэр, сидя посреди разорённой, выжженной комнаты, видел, как уходя дневная звезда раскрасила облака, словно торт на каком-то пиршестве: плотные, стык в стык подогнанные друг к другу, залиты золотом, подобно бисквиту, и воздушные, состоящие из полу-прозрачных завитков алые, как взбитый крем, окрашенный соком кустариуса.

Пожалуй больше всего в этот момент Корэру хотелось есть, ещё и поджарившаяся тушка юрмы издавала запах запечённого мяса, удивительно аппетитный, не смотря на всё творившееся вокруг.

Ноюрн прошёлся по комнате, под пристальным ненавидящим взглядом Корэра.

Слуги Ноюрна принялись вычищать остатки погоревшей мебели. Никто не стал оттирать копоть со стен, просто занесли новый стол, стул и сундук, спасённый хозяином. После слуги шелестящими тенями удалились, оставив пленника наедине с пленителем.

Ноюрн склонился над пленником, так что Корэр в очередной раз ощутил его смердящее дыхание. Как-то не кстати арии вспомнилось о семи твердях небесных. Над Колыбелью облака лежали в семь слоёв, это было красиво. Он ведь обещал вернуться через пять ходов, но забыл упомянуть, что сделает это в трезвом разуме и светлой памяти, ну или не калекой каким. Если получится, он обязательно попробует разделить небо на Ренто на семь слоёв.

От мыслей его отвлёк резкий рывок и хруст ткани. Ноюрн не стал тратить время и возиться со одеждами, он просто сорвал с арии рубаху. И зачем только?..

На лице Ноюрна отразилось удивление:

— Мне говорили, что ты вонзил себе в живот клинок, но раны нет…

— Это магия, — прохрипел Корэр, не без интереса оглядывая собственное тело, покрытое уродливыми шрамами, оставившими лишь небольшие островки здоровой кожи.

— Говоришь? Это уже хорошо. Теперь ты от меня не убежишь, потому можем и поболтать. Умный пацан, понимаешь, что чем лучше ты меня развлекаешь, тем дольше остаёшься цел. Потому, советую не становиться скучным.

Ноюрн, смерив оценивающим взглядом пленника, приподнял его избитое лицо, отёки на котором немного спали за прошедшие несколько уров, проговорил:

— Я жесток, но справедлив. Ты сам накликал на себя эту беду. Я не прощаю тех кто идёт против меня.

— Как не простил Яня за неверную девицу? — прохрипел Корэр, облизав пересохшие губы.

Ноюрн хохотнул, но не добро, даже не насмешливо, а с открытой угрозой:

— Что наплёл тебе этот паршивец? Не бабу он у меня увёл, а дочь сгубил. Он поманил, а она и пошла, дура, не подумав что он хотел только наживы. А как дело исполнил, так перерезал девке горло, бросив в придорожной канаве.

Корэр в ошеломлении приоткрыв рот. Одно дело было, когда девушка просто предпочитала другого и брошенный любовник отправлял мстить, и совсем другое, когда девушкой пользовались обманом, да ни за что жизни лишали… Если бы кто подобным образом поступил с его сестрой, он бы не отделался столь лёгкой смертью, как Янь. Благо уж за кого, а за Ар можно было не переживать.

Что ещё больше поражало, так это бесстыдная, наглая ложь. Корэр был арией, сам он лгать не умел и от того часто удивлялся, что ему не доверяют, подозревают в бесчестности, а оказывалось, что другие лгали как само собой разумеющееся.

И самое главное, а как понять, где истина, а где ложь? Заведомо не доверять всем? Но а жить тогда как?

А что если сейчас лгал ему Ноюрн? Но вот только зачем? Не было ведь в этом никакой выгоды…

И как же просто всё было в Империи! Пусть арии не говорили того, чего разглашать не хотели, но у них можно было доверять каждому слову, не сомневаться, что если оно так сказано, значит собеседник действительно так считает.

С каждым новым днём, проведённым вне Империи, Корэру всё больше хотелось вернуться назад, в прошлое, где всё было просто и понятно.

— За кровь от крови своей я отомстил. Жалко конечно, что самого паршивца достать не удалось, потому ты расплатишься и за его наглость и за свою глупость.

Корэр поднял на Ноюрна пронзительный взгляд, поинтересовавшись:

— А ты не думал, что я тоже чей-то сын?

Пленитель расхохотался:

— Для продажного ублюдка ты довольно занимательно мыслишь. Но позор роду, давшему жизнь такой твари как ты. Я бы пожал руку твоему отцу, если бы узнал, что он от такой гниды как ты отказался.

Корэр виновато опустил взгляд, пожалуй он действительно был позором семьи, но почему-то отец и мать от него, ничтожного и бесталанного не отказались… Сгнил бы где-нибудь в окраинных мирах никому жизни не портя.

Не обращая больше внимания на Корэра, Ноюрн распахнул спасённый сундук. Вытащив какие-то бумаги, пленитель отстранён но посоветовал:

— Магия тебя не спасёт. Мы в башне, на этажах куча охраны, даже если сумеешь высвободиться, далеко не сбежишь. Тем более теперь, калека.

Корэр в ответ лишь пожал плечом, насколько это позволяла рука, прикованная к подлокотнику. Сам ария пристально наблюдал за действиями пленителя, для которого, судя по всему, подобная ситуация не была чем-то необычным. По спокойствию Ноюрна, Корэру казалось, что кевела пленник волнует не больше, чем предмет мебели. Это заставляло сына Империи чувствовать облегчение, ведь пока что его не трогали, но при этом и ужасно нервировало, ведь он не знал, что будет дальше. Неопределённость пугала даже больше пыток. А за время путешествия по Колыбели Корэр отчётливо успел уяснить, что тот факт, что он ария, никак не отличает его от других, он так же может лишиться конечностей или даже умереть. Хотя на то, чтобы прикончить его придётся потратить больше сил и… Живых ресурсов. Всё же он не неприкосновенный, не любимец Судьбы, не имеющий особого статуса или права. Хотя, он до последнего мнил себя особенным, но старый враг Яня весьма доходчиво объяснил, как же сильно ария ошибался.

— Знаешь кто я? — неожиданно спросил Ноюрн, перебирая какие-то бумаги, раскладывая по столу сундучки.

— Вонючий подонок, — процедил сквозь зубы Корэр, придумывая, как высвободиться, рассчитывая вывести неприятеля из равновесия.

В грудь Корэру вонзился метательный кинжал, пусть он рефлекторно попытался уклониться, но было бессмысленно надеяться уйти он прямого удара. Указав взглядом на стопку таких же кинжалов, Ноюрн спокойно повторил свой вопрос:

— Знаешь, кто я?

Мысли Корэра тут же заметались. Его былой план рассыпался крахом, похоже негодяй достаточно хорошо владел собой. Он даже и не собирался подходить к пленнику, чтобы избить, потому не оставалось надежды на то, чтобы вгрызться ему в руку, заставить кататься от боли по полу, чтобы суметь крылом поддеть висевшие на поясе ключи. Ох, и какой же бредовый была идея, но Корэр оказался на грани отчаяния и надеялся пустить в ход последнее, что у него осталось. Ведь та же Няша умудрилась зубами нанестипротивнику достаточный урон, да и сестрица рассказывала, как однажды удалосьвысвободиться подобным образом. А ведь ария уже даже смирился что во рту окажется немытая шкура этого дикаря.

Но боль, пронзившая грудь отрезвила рассудок, скатывавшийся в пучины отчаяния, балансировавший на грани безумия. Значит, следовало придумать какой-нибудь подходящий ответ. В голову ничего не шло.

— Ты какой-нибудь царь, король, император, вставь подходящее название правителя?

И вновь в тело вонзился клинок, чуть ниже предыдущего. Мысленно проклиная всех богов и Судьбу, Корэр заговорил в раздражении:

— Я не умею читать мыслей, откуда мне знать, что ты хочешь услышать?

И вновь кинжал, за которым всё же последовал ответ:

— Про власть ты хорошо подумал.

— Какой-нибудь поднявшийся бандит, подмявший под себя парочку правителей?

И вновь кинжал. Наконец Корэра осенило:

— Тебя называли дурманщиком! Ты торговец зельем что мутит сознание. От этого и влияние. Наверняка куча князей, баронов, купцов и прочих власть имущих у тебя на подкормке. Может быть даже ты единственный, к кому они могут обратиться за такой услугой.

На лице Ноюрна появился довольный оскал. Ничего не говоря, с метательный кинжалом в одной руке и парой гранул какой-то дряни в другой, он подошёл к пленнику, попросив наиграно доброжелательным тоном:

— Открой ка рот.

Когда Корэр в ответ на «просьбу» даже не шелохнулся, Дурманщик вонзил кинжал ему в ямку каркаса между нижней челюсть и горлом, пробив язык и нёбо. Но даже это не заставило арию разомкнуть плотно стиснутые зубы и сжатые до побеления губы.

Хмыкнув, Ноюрн проговорил:

— Поразительная стойкость. За это я тебя вознагражу: не буду через новую дырку дурман тебе в пасть засовывать.

Кевел выхватил кинжал, который только что загнал в арию, рассёк кожу на плече здоровой руки, просунув гранулы под неё. Пока Корэр пытался вытряхнуть из раны отраву, отчаянно дёргаясь на стуле, Ноюрн подхватил со стола огромную кривую иглу, заправленную шерстяной ниткой, в пару стежков стянул разрез, не заботясь о том, как его «творчество» будет заживать. Протолкнув нажатием потрескавшегося и слоящегося ногтя большого пальца гранулы глубже под кожу, Дурманщик удовлетворённо хмыкнул:

— Ура через два должно подействовать. А пока, я расскажу тебе, что это такое. Есть у нас одно растение, корни которого в малых дозах обостряют восприятие, усиливают ощущения. Богачи очень любят его использовать перед походами в публичные дома. Но… Я вижу в твоих глазах страх. Всё верно, они усиливают абсолютно все ощущения, и болевые в том числе.

Корэр дёрнулся, он чего браслеты из руню в очередной раз впились в запястья и лодыжки, ободрав кожу.

Ноюрн, похохатывая вышел прочь.

Надеяться, что из-за принадлежности к другому виду, отрава на него не подействует, Корэр не стал. Уж слишком любила позабавиться с ним Судьба. Не будет ему такого вот счастья. Потому, ария попытался остановить кровоток в прослойке между каркасам и кожей, но из-за постоянной боли не получилось сконцентрироваться и удалось лишь отсрочить неизбежное.

Когда Ноюрн вернулся, он первым же делом вонзил Корэру в бедро метательный нож. Ария не стал сдерживаться, заорав от боли что было мощи, надеясь, что пока действие отравы не слишком сильно, он сможет перенести все грядущие пытки с меньшими страданиями, только лишь изобразив боль. Но Ноюрн что-то заподозрив, распахнул арии веки, поднеся к глазам масляный светильник так близко, что длинные, пушистые ресницы, которым могло бы позавидовать большинство аристократок из центров, за малым не вспыхнули.

— Странно, — проворчал Ноюрн, поставив лампу на стол.

Пленитель вернулся ещё через несколько уров, в сопровождении слуги с чем-то вроде кочерги и охапкой дров.

Теперь Ноюрн оказался доволен состоянием пленника. Глаза Корэра затравленно метались по комнате, неспособные ни на чём сфокусироваться.

Слуга, зафиксировал котелок на треножнике, уложил в него деревянные шепки, разжёг огонь от светильника. По указу Ноюрна принялся разогревать на огне клеймо на длиной рукояти.

Проследив да мечущимся взглядом Корэра, Ноюрн заговорил, упиваясь произведённым эффектом:

— Ты теперь моя вещь. А я, чтобы другим неповадно было, подписываю свои вещи. Кстати, я сегодня добрый, куда хочешь чтобы я поставил подпись?

Корэр с трудом зафиксировал взгляд на двоящейся фигуре пленителя. Во рту у арии скопилась кровь от последней раны, он с трудом смог разомкнуть губы, но распухший язык отказался повиноваться. Удалось издать лишь бессвязное мычание, пока из уголков губ текла слюна в вперемешку с кровью. Обратно рот закрыть не удалось, а от боли, пронзившей тело при попытке двинуться, зрачки закатились под лоб. Корэр застыл в напряжённой позе не в силах сомкнуть ртом, бельмами в распахнутых глазах, обессилено хрипя.

Ноюрн залился смехом, большие походившим на лай:

— Какой у меня хороший гость, самому мне позволяет выбрать. Ну да я тогда не буду мелочиться.

Сунув пальцы в кольца метательных кинжалов он выдернул все три из груди Корэра. Глаза арии провернулись, встав на прежнее место, в лице промелькнула мимолётная осознанность, затуманенная непереносимым страданием, запечатлевшим на его лице несколько морщин, так не свойственны ариям, предпочитавшим внешность неопределённого возраста.

Ноюрн уверенным движением приложил раскалённое до красна руню к груди арии. Опалённая кожа зашипела, по комнате тут же распространился запах гари. Изо рта Корэра клочьями потекла золотистая пена, зрачки сузились до невообразимо маленьких точек, а голова неестественно запрокинулась, так что затылок коснулся спинки стула, к которому ария был прикован.

Как только Ноюрн протянул слуге клеймо, тот вновь принялся нагревать его. Дурманщик же вышел позвать ещё одного прислужника.

Запустив грязную пятерню в мягкие и пушистый волосы Корэра, Ноюрн встряхнул голову арии, проверяя, в сознании ли тот. Но взгляд пленника оставался не движим, потому Дурманщик подумал было оставить отключившегося парня, ведь не получая реакции он не мог насладиться процессом.

Пройдясь по комнате, не отводя взгляда от уставившегося в пустоту Корэра, Ноюрн всё же решил продолжить, уж очень было ему интересно, когда наконец болевой шок доконает такого живучего чужеземца, продержавшегося дольше всех прочих «счастливцев» испытавших на себе силу этого дурман корня. Не уж-то мальчонке помогала эта его странная магия?

Пока слуга зажимал голову отключившегося колдуна, Ноюрн припечатал раскалённое клеймо ко лбу Корэра, прямиком над левым глазом.

Корэр до этого видел лишь размытые пятна — разноцветные силуэты, лениво переплывавшие во мраке опустившейся на горную крепость ночи. Но с новой вспышкой нестерпимой боли часть обозримого мира залила золотистая пелена. Арию охватила паника, неужели и он стал одноглазым? Получится прекрасное дополнение к братцу… Экор без правого глаза, а он без левого.

Никогда раньше Корэр и предположить не мог, что лишится своего единственного преимуществ перед всеми, кто не являлся арией — несравненно хорошего зрения. Против воли он не смог сдержать слёз обиды на жестокую насмешницу Судьбу. А после, сознание, удерживаемое лишь силой воли и нежеланием сдаваться подлому врагу, померкло.