Нерон весьма удивился, когда в один прекрасный день вольноотпущенник Паллант вдруг объявил, что кое-кто хочет побеседовать с императором и об отказе не может быть и речи.
— Что еще за новости? — нахмурился Нерон. — Я с кем попало не беседую.
— А с этим типом надо бы.
— Почему это? Он что, какой-то особенный?
Паллант закатил глаза. А Нерон хорошо знал: Паллант закатывает глаза только в особенных случаях.
— Ну и где этот тип?
— В приемной. Сказал, что долго ждать не будет.
Тело Нерона внезапно скрутило судорогой страха.
А тело у него было вполне себе ничего. Откровенно говоря, одно из самых симпатичных во всем Риме в том году. Ну, может, слегка упитанное, зато с великолепной золотистой шевелюрой. Таких красавчиков-императоров в истории поди поищи. Еще Гай, правда, был недурен собой (тот, по прозвищу Калигула), зато псих. Хотя бедный дядя Клавдий тоже был не в своем уме.
— Он ждет, — напомнил Паллант.
Нерон огляделся по сторонам: вокруг сплошной мрамор, на столе прекрасные вазы (этрусская работа — лучше просто не бывает).
— Что-то мне не хочется, — сказал он. — Почему бы этому типу, как всем нормальным людям, не послать папирус с просьбой об аудиенции?
— А мне-то откуда знать? — спросил Паллант невероятно мерзким голосом.
— Да что с тобой сегодня? — содрогнулся от отвращения Нерон.
— Нервы. С того самого дня, как…
— Знаю. Даже не напоминай.
— И не собираюсь. Но в самом деле… спалить Рим!
— Я же просил не напоминать!
— А клуб вольноотпущенников зачем понадобилось жечь? Людям вроде меня и так податься особо некуда.
— Не я устроил тот пожар.
Имелся в виду недавний пожар, при котором сгорело три четверти Рима. Прескверный пожар. Многочисленные улики указывали на императора. Нерон, само собой, отпирался. Кое-как удалось свалить вину на христиан. Все знали: христиане — опасные сектанты, они могут отколоть любой номер. Хотя никто не поверил, что они подожгли Рим. Какая им с того выгода? В огне погибло их собственное имущество: дюжина протоцерквей — не хухры-мухры. Так что под подозрением оставался только Нерон. Он ведь на каждом шагу призывал гореть пламенем, твердым, как рубин [14]. Но Нерон твердил: «Это не я». А с императором не больно-то поспоришь, но и поверить ему тоже трудно — ведь всем было прекрасно известно, что это его рук дело.
— Ладно, — сказал Нерон. — Веди его сюда.
— Слава тебе господи.
Паллант пробормотал это довольно тихо, но император все равно расслышал и сделал мысленную пометку: «Этот вольноотпущенник что-то слишком много себе позволяет. Пора от него избавиться. Надо только подыскать ему замену». Но в тот момент другого вольноотпущенника под рукой не оказалось, а представлять посетителей кому-то ведь надо.
Паллант вышел из мраморного зала в приемную и немного погодя вернулся с высоким незнакомцем в заморских одеждах. Таких одежд даже Нерон отродясь не видывал, а уж если он не видывал, то, будьте покойны, не видывал никто в Риме. Загадочный тип вырядился в то, что позже назовут костюмом-тройкой: серая ткань с отливом, сверкающие запонки, лацканы с разрезом, галстук в полосочку.
— А, Нерон, как раз вовремя, — сказал он.
Нерон сразу понял: с этим типом жди неприятностей. Император, как правило, довольно быстро избавлялся от потенциальных неприятностей, попросту веля покончить с неугодным. Но белокурый визитер буквально излучал властность, его глаза сверкали, словно лазеры (Нерон о лазерах еще не слышал, но нечто подобное воображал в самых страшных своих кошмарах).
— Добро пожаловать в Римскую империю, — поприветствовал он гостя самым вежливым тоном. — Чем могу помочь?
— Слушай, у меня нет времени точить лясы. Мы тут у вас кое-что поменяем.
— Мы?
— Ну, я и мальчики. Вы нас будете звать богами. Мы на самом-то деле просто ученые, но для всех вас — боги.
— Боже мой, — сказал Нерон.
— Ну да, как-то так, — кивнул незнакомец. — Дело вот в чем: у нас там все тип-топ. В раю. Вернее, вы это называете раем, а мы — центром управления. Но в последнее время скучновато стало, вот мы и решили поменять кое-что. Оживить обстановку, так сказать. Собираемся внедрить в Рим динозавров.
У Нерона отвисла челюсть, но он взял себя в руки.
— Динозавров? Я никого с таким именем не встречал.
— Представь себе ящерицу, — предложил незнакомец.
— А, ящерица! Ящериц я видел.
— Но эти очень большие.
— Ну, разумеется.
— Нет-нет. Не просто очень большие — огромные. Чудовищной величины! Помнишь статую Аполлона возле Парфенона?
— Конечно! — кивнул Нерон. — Я ее видел во время недавней поездки в Грецию. Божественно.
— Не знаю, искусство — не моя область. Статуя велика, согласен?
— Да-да. Самое малое футов двенадцать в высоту. Да еще пьедестал.
Нерон, конечно, считал в римских футах, а они больше английских, так что статуя и впрямь была огромной.
— Ну так вот, — продолжал гость, — эта статуя не больше детеныша самого мелкого динозавра.
— Ага, — сказал Нерон. — Я понял, они действительно очень большие.
— О чем я и толкую. Такая диковина займет всю улицу. Представь зверюгу размером со стадо слонов.
— Слонов? — переспросил Нерон. — Да, я и слонов видел.
— Динозавр в пять или шесть раз больше слона. Да еще сплошь покрыт броней. И с огромными зубищами.
— И вы хотите притащить этих тварей в Рим?
— Схватываешь на лету.
— Но зачем?
— Ну что за вопрос? Затем, что это можно устроить. Вот мы возьмем и устроим. Забавно же получится.
— Забавно? Ох, сомневаюсь…
— Тебе понравится. Парню, который спалил Рим, динозавры обязательно понравятся.
— Это был не я!
В следующем своем воззвании Нерон написал:
Сим извещаю всех граждан империи, что посланник богов посетил нас и сообщил о грядущем явлении (вернее, нашествии) динозавров, которого удостоится единственно Рим. Свободно странствующие динозавры станут нашими почетными гостями. Ваш император соизволил даровать им римское гражданство. Динозавры — не люди, но меня уверили в их понятливости и, можно даже сказать, кротости. Прошу проявить дружелюбие. Это только временная мера. Следите за изменениями дорожного движения: пока все не утрясется, возможны небольшие затруднения. Искренне ваш, Нерон, император.
Как вы понимаете, воззвание породило многочисленные пересуды. «Чего только не выкинет император, — пришло к выводу общественное мнение, — чтобы отвлечь общественное мнение от пожара. Но мы-то с вами знаем, кто спалил Рим».
Многие вообще не поверили ни единому слову. «Динозавр? — вопрошали они. — Это что еще за зверь?» Но в тот день, когда первые динозавры должны были пройти по улице Виктора Эммануила II (вернее, по тому месту, где эта улица появится сотни лет спустя), собралась большая толпа.
Сначала где-то над Аппиевой дорогой показалось облако пыли, затем послышался топот, и наконец появились динозавры. Они шествовали по городу поодиночке, по трое и по шестеро. Боги (или типы, выдающие себя за богов) решили, что для такого события непременно нужна программка, поэтому римлянам раздали листовки со схематическими изображениями основных видов рептилий. Печатный станок тогда, конечно, еще не был изобретен, но какого черта: если уж устраиваешь анахронизм подобного масштаба, можно наплевать на предосторожности и хотя бы внести ясность.
Динозавры отличались поразительным разнообразием. Были тут и аллозавры, и трогодонты, и летающие нимичизавры, и огромные неуклюжие прототюфякозавры, маленькие проворные шустрозавры, и хиронопронты (как обычно, кучкующиеся по три). В небе парили длинноклювые когтистые птеродактили.
Люди, столпившиеся по краям улиц, восторженно аплодировали при появлении огромных ящериц и жевали бутерброды с чесноком и луком (их загодя бесплатно раздали всем представители консультативной комиссии по динозаврам в надежде произвести благоприятное впечатление).
Нерон наблюдал за происходящим с императорской трибуны и думал, что идея-то оказалась вполне себе ничего. Божественный тип в личной беседе уверил его, что динозавры отвлекут внимание общественности от пожара даже лучше, чем гладиаторские бои. Конечно, все это оставляло Нерону мало места для творчества, а своей творческой натурой он весьма дорожил. Но зрелище получилось что надо. «Вполне может и сработать», — решил император.
Уважаемый Азервелл!
Вот ответ на Ваш недавний телепатический запрос. Ваш предок Джордж, о котором Вы наводите справки, был среднего размера тираннозавром и в самом расцвете сил весил около девяти тонн. Жил он на юге Италии, а родился в меловом периоде, предположительно в конце кампана (в те дни записи велись не слишком аккуратно). Представители семейства Азервелл (да, дорогой мой, они носили ту же самую фамилию!) были видными членами общества и входили в Кампанский правительственный совет.
Нам мало известно о прямых биологических родственниках Джорджа, хотя сохранились некоторые сведения о его сестре Этре, известной художнице своего времени, а также о его непосредственном окружении (динозавры ведь всегда жили в социуме). В это окружение входило несколько стегозавров, один бронтозавр, небольшое стадо трицератопсов, живших обособленно неподалеку от Лоди, и несколько археоптериксов. Вашего дядюшку ни в коем случае нельзя назвать «безымянным динозавром, не имевшем влияния в обществе», как утверждают некоторые клеветники.
Другой ваш дядя, Анхид, входил в число первых тираннозавров, прибывших в Рим. Обитал он в огромном каменном амбаре, построенном на том месте, где несколько столетий спустя должна была появиться Испанская лестница.
Значительную проблему для Рима того времени представлял динозавровый навоз. Его не так-то просто было убирать с улиц, ведь даже самые цивилизованные динозавры мало внимания обращают на то, что происходит с отходами их собственной жизнедеятельности. У этих созданий, разумеется, полно положительных и даже превосходных качеств, но чистоплотность в их список не входит. «Грязный, как динозавр» — так говорили в древние времена.
Пришлось нанимать специальных людей, так называемых динозавровых навозников. Они мигом образовали профсоюз, получили ряд привилегий и обзавелись собственными древними ритуалами, праздниками, песнями и секретными рукопожатиями.
Множество трудностей возникло в сфере уличного движения. К счастью, динозавры входили в город и выходили из него строго по часам. Многие жили за пределами самого Рима — на прекрасных зеленых пастбищах возле Аппиевой дороги. Превосходное местечко, особенно для травоядных видов, которые отличались отменным аппетитом, в особенности бронтозавры. Последние весили пятьдесят-шестьдесят тонн и могли за день слопать количество пищи, равное половине собственного веса. Пришлось импортировать из Азии быстрорастущие разновидности трав (там такого добра полно).
Неизвестно, чем бы все обернулось, если бы популяцию бронтозавров не контролировали хищники. Римлянам это было на руку: как правило, они имели хороший запас бронтозаврятины. Вполне сносная еда, притом в изобилии; по вкусу напоминает мясо буйвола, но есть в ней и нотка дикой утки.
Посещая город, динозавры расхаживали по главным улицам (например, по улице Фламиния) и поднимали огромные тучи пыли. При этом то и дело случались неприятные инциденты: римляне не сразу приспособились к новым правилам дорожного движения, и многие были затоптаны насмерть.
Появление динозавров изменило историю Рима и Европы. На востоке прорвавшиеся в Армению парфяне, услышав о динозаврах, решили не вторгаться в Рим, ведь у них и без гигантских ящеров хватало забот. Галлы и германцы, угрожавшие империи в районе Альп, избрали тактику стороннего наблюдения. Завоевать Рим — это прекрасно, но на кой черт им динозавры?
Жители города испытывали серьезные затруднения с поддержанием архитектуры в надлежащем виде: неуклюжие динозавры постоянно сбивали карнизы с домов. Хотя римлянам и раздали соответствующие листовки, многие по-прежнему с трудом отличали один вид от другого и потому не могли толком объяснить в своих жалобах в органы динозавронадзора, какой именно ящер несет ответственность за ущерб.
Конечно, динозавры неизбежно должны были сделаться участниками гладиаторских боев. Вполне естественное развитие событий. Но и там не обошлось без затруднений.
— Приветствую тебя, Руф.
— Приветствую тебя, Лепид.
— Как прошла дневная тренировка?
— Не очень хорошо, господин. Мы выпустили против двух аллозавров двенадцать гладиаторов. Результат не слишком впечатляет.
— Удалось ли вам набрать очки?
— Поскольку вы, мой господин, предупредили, что динозавры стоят дорого и потому не следует убивать их во время тренировки, а нужно сохранить им жизнь до игр в Колизее, мы приложили все усилия, чтобы не травмировать их. Сражались только затупленными мечами и копьями без наконечников. Но все меры предосторожности оказались излишними. Динозавры прекрасно могут о себе позаботиться. Эти создания, как вы и говорили, мой господин, закованы в броню. Их не берет даже стрела, пущенная прямо в глаз или пасть. Я, честно говоря, сомневаюсь, что моим гладиаторам, сколько бы их ни собралось, под силу прикончить большого динозавра по прозвищу Тиран.
— Глупости, Руф. Конечно же, им это под силу. Просто надо работать слаженно. Один или даже несколько гладиаторов пусть отвлекают зверя, а остальные в это время подберутся сзади и подрежут ему сухожилия на ногах. А с обездвиженным противником справиться уже проще.
— Да, мой господин, — отвечал Руф, но без особой уверенности в голосе.
Некоторые не согласны с теорией, будто динозавров в Рим привели боги. Кое-кто утверждает, что ответственность за это несут исключительно сами римляне, которые обнаружили в Альпах укромную долину, а в ней таинственного иноземца, присматривающего за небольшой группой ящеров. Человек этот называл себя хранителем динозавров из будущего. Его доставили к Нерону, и между императором и неизвестным состоялся следующий разговор:
— Ты повелитель динозавров?
— Я с ними вожусь, но повелителем себя не назвал бы. Сомневаюсь, что у них вообще может быть повелитель.
— Ты, наверное, не слышал о вежливости. Меня нужно называть «ваше величество», «ваше высокопревосходительство» или хотя бы «цезарь». Я не то чтобы настаиваю на соблюдении формальностей, но довольно некрасиво пренебрегать нормами приличия.
— Прошу не гневаться, цезарь. В вашем присутствии я испытываю сильнейший трепет. Не думал, что доведется увидеть Древний Рим и императора.
— Так-то лучше. Тебя, кажется, зовут Силас? Вот что, Силас, расскажи-ка о том месте, где тебя во время охоты на динозавров обнаружили мои легионеры. Как удалось тебе попасть к нам из этого так называемого будущего?
— Это, цезарь, весьма сложно объяснить. У нас с вами нет общей терминологии. Я сам до сих пор не понял, почему ваши воины оказались в изолированной от времени долине, где я наблюдал за динозаврами.
— Я думал, тебе об этом рассказали. Эта старая карга, сивилла, спалила почти все свои книги, но нам все же удалось спасти несколько томов. В них мы обнаружили заклинания, с помощью которых можно перенестись в загадочные земли, а также детальные описания этих земель и обитающих там чудовищ. Подробности же о самом путешествии ты найдешь в сочинениях некоторых наших писателей. Мудрецы произнесли заклинания и под охраной полулегиона проникли в загадочные земли. В том краю, среди папоротников и странной формы деревьев, они и наткнулись на тебя и твоих динозавров. Так где же находится то место, господин Силас?
— Цезарь, повторяю, я не из вашего времени, а из другого — за несколько тысяч лет отсюда. Все это трудно понять…
— Я прекрасно понимаю. Ты утверждаешь, что явился из будущего. Пожалуйста, продолжай.
— Там, в будущем, мы научились путешествовать во времени. Но делаем это только в редких случаях. Существует определенная опасность: в прошлом можно изменить что-нибудь очень важное, от чего зависит и наше собственное время, будущее. Это называется эффектом бабочки. Теория гласит: малейшего взмаха крыла бабочки достаточно, чтобы разрушить судьбу целой цивилизации.
— Чрезвычайно неправдоподобная теория.
— Нет, ваше величество. Это голые факты. Именно об этом я и хочу вас предупредить.
Дорогая Линда!
Сомневаюсь, что это письмо дойдет до тебя, но я просто обязан попытаться. Даже если ты его не получишь, я облегчу душу. Представь себе мое удивление, когда в один прекрасный день, изучая паразитов в маленькой лаборатории, построенной на общественные средства, я вдруг услышал громкий шум. Не знакомый рев динозавров — нет; то было металлическое бряцание и громкие человеческие крики.
Поначалу это напрочь сбило меня с толку. Голоса казались злыми и испуганными. Я решил, что у нас поменялась администрация и ко мне в плейстоцен выслали бригаду для ликвидации лаборатории. Этот проект всегда вызывал много споров, и некоторые утверждали, что нельзя забираться в прошлое, даже если, как в ситуации с моими исследованиями, от основной линии истории Земли отгораживается определенный кусок этого самого прошлого.
И вот я вышел на улицу, ожидая встретить там группу ученых, посланную новой администрацией, но вместо нее обнаружил полсотни римских воинов античного периода. Небольшого роста мужчины в туниках и кожаных доспехах с бронзовыми пластинами, на головах — шлемы, на ногах — походные сандалии. У каждого в руке пилум, а в ножнах на поясе короткий меч. Я, разумеется, обыкновенный биолог, а не специалист в области Античности, да и вообще истории. Но в университете мы проходили Древний Рим, так что понять, кто явился ко мне в гости, было несложно.
Сегодня мы поговорим о двух важных проблемах динозаврологии. Первая касается причин возникновения у стегозавров заднего мозга в поясничной области. Этот мозг развился в дополнение к основному переднему мозгу, расположенному на обычном месте — в черепе рептилии.
Вторая связана с маленькими передними конечностями тираннозавров. Каким же образом ящеры использовали их? Как обычно, мы начнем со второго вопроса.
Тираннозавры, чудовища двадцати футов ростом, весили десять или даже пятнадцать тонн и обладали крошечными передними лапками, не превосходящими по размеру человеческие руки. Естественным образом возникает вопрос: зачем вообще им понадобились такие конечности?
Ответ закономерен: тираннозавры со своими лапками, снабженными длинными изящными пальцами (которые иногда ошибочно именуют когтями), были выдающимися картежниками древности. Лапки эти, хоть на них и отсутствовал обособленный большой палец (люди обычно придают ему чрезмерное значение), не годились, чтобы рвать на куски добычу, зато прекрасно удерживали игральные карты.
Карты изобрели не сами динозавры: их (а также унитазы и галстуки) завезли на Землю самые первые ее инопланетные гости — раса, бороздившая космос задолго до появления человечества. Пришельцы, эти протоатланты, явились из системы Арктура — большой звезды весьма красивой расцветки.
Арктурианцы имели два обособленных больших пальца на руке, что делало их в два раза умнее однобольшепальцевых людей, возникших позже в результате эволюции. Вместе с арктурианцами на планету прибыли их неуклюжие человекообразные слуги удивительных оттенков. Именно они являются нашими предками.
Арктурианцы прибыли на Землю в начале палеолита. Климат тогда был еще теплым, а загородной недвижимости хватало на всех. Это произошло до возникновения цветов, но арктурианцев сей факт мало заботил: они привезли свои собственные. Именно их цветы и дали начало нашим. И это вполне логично — откуда же еще им происходить? Уж конечно не от ужасных папоротников. Похожим образом и люди впоследствии развились из человекоподобных арктурианских слуг.
На Земле пришельцам было совершенно не с кем перекинуться словечком: вокруг одни динозавры. Ящеры в те дни были гораздо умнее, и казалось, их ждет великое будущее. Тогда размеры играли довольно важную роль, а среди динозавров попадались поистине циклопические особи. Те кости, что находят сейчас, — в основном останки маленьких рептилий. Большие и умные динозавры не оставляли после себя улик в виде костей.
В те дни на Земле околачивалось огромное количество гигантских ящеров («околачиваться» — научный термин, описывающий естественный способ передвижения этих созданий).
Арктурианцы приземлились, разбили палаточный лагерь и принялись осматривать окрестности, подумывая, чем бы заняться. Представители этой расы играли в карты лучше многих прочих, так что, покончив с постройкой отхожих мест и танцевальных залов, они уселись за игру. Обычный спортивный бридж, только червонная масть была второй по старшинству, и всегда находилось довольно много энтузиастов ремика.
Тираннозавры сделались зеваками на карточных турнирах. Слово «зеваки» на самом деле арктурианского происхождения, оно означает «тот, кто наблюдает за игрой и отпускает неуместные комментарии». Через некоторое время арктурианцы заметили, что тираннозавры то и дело испускают при помощи носа пронзительные звуки. Сначала это сочли простым проявлением нервозности, но затем, присмотревшись, догадались, что таким способом гигантские ящеры выражают одобрение или неодобрение по отношению к определенным игровым стратегиям. Догадки эти были подтверждены исследованиями, проведенными независимыми научными группами. Тираннозавры обладали врожденным карточным чутьем — одним из тех щедрых даров, которыми иногда природа оделяет тот или иной вид.
Больших тираннозавров время от времени допускали к игре. Карточное чутье нужно было оттачивать, но ящеры, благодаря врожденному таланту и соревновательным наклонностям, схватывали все на лету. Хотя их пришлось специально тренировать, чтобы не открывали четырехкарточный мажор (эта пагубная наклонность казалась врожденной) и не пытались побить козырного туза (в подобных досадных изъянах виновата генетика — какие-то неполадки в ДНК, с которыми удавалось справиться в ходе обучения).
Тираннозавры отлично играли в бридж и демонстрировали явную к нему предрасположенность. Сначала игрой увлеклись тысячи, потом счет пошел на миллионы. У русских национальный спорт — шахматы, а у тираннозавров им почти сразу же сделался бридж.
Вскоре они уже не отвлекались от игры, чтобы пойти и убить кого-нибудь себе на обед. «Подкиньте нам чего-нибудь на зуб», — говорили тираннозавры арктурианцам. Ящеры пользовались услугами некоторых динозавров поменьше (тех, кто с приязнью относился к картам), которые добывали для них еду, а в награду получали крупицы информации об удачных червовых комбинациях (хотя истинные карточные секреты тираннозавры не открывали никому и никогда).
Как раз тогда появилась первая земная промышленность, а именно производство столов и стульев для бриджа. Их обычно изготавливали из камня, поскольку столярное дело в ту пору еще не изобрели: в ход шли известняк, базальт, гранит и другие породы. Стулья для тираннозавров делали рабочие из класса человекообразных арктурианских прислужников. Основных моделей было две: «хвостом вверх» и «хвостом вниз». Знания, накопленные в данной области, сохранились до наших дней — нагляднее всего это демонстрируют образчики современной офисной мебели.
Карточные способности тираннозавров развивались необычайно быстро. Поначалу в их среде выделилось несколько юниоров, но не прошло и десятилетия, как в одной только будущей Северной Америке насчитывалось уже около тысячи мастеров спорта. Они участвовали в соревнованиях наравне с арктурианцами и показали себя более чем достойными соперниками.
Окрыленные собственными успехами в городе Неандерталь, располагавшемся на территории будущей Германии, тираннозавры приняли участие в галактическом турнире и заняли весьма почетное третье место. Потом они решили поставить на кон все, подали заявку на участие в первом всекосмическом соревновании по бриджу, проводившемся неподалеку от Денеба, и выиграли его.
Казалось, тираннозавры вот-вот сделаются чемпионами Вселенной, но, увы, они, сами о том не подозревая, занесли с Денеба на Землю газопродуцирующие бактерии, которые быстро размножились в темных закоулках. Произведенный ими в огромном количестве газ попал в атмосферу, и эпоха динозавров закончилась.
Игральные карты тираннозавров до сих пор не удалось обнаружить, поскольку они изготавливались из невлагостойкого материала, а наводнений с тех пор случилось предостаточно. Ученые все еще не теряют надежды найти примитивные игровые протоколы — плиты из известняка с нацарапанными на них результатами турниров. Вот и ответ на вопрос о том, что делали тираннозавры своими крошечными лапками.
Вернемся к стегозаврам. Этим огромным неуклюжим созданиям, покрытым броней, природа даровала два мозга: один, как и у всех остальных, располагался внутри черепной коробки, а другой — в задней части тела, между бедрами, на расстоянии двадцати или тридцати футов от головы. Не сразу удалось понять, для чего именно предназначен этот так называемый задний мозг. Природа, как известно, не совершает ошибок, но иногда ставит перед собой довольно туманные цели. Именно это и произошло со вторым мозгом стегозавров. Вначале ящеры хранили там воспоминания — те, с которыми жалко расстаться, но которые не нужно немедленно обрабатывать в обладающем ограниченной производительностью переднем мозгу. Где-то же надо было складировать старые песни, редко используемые телефонные номера и праздничные рецепты.
Естественным образом задний мозг со временем начал фиксировать информацию о происходящем — в частности, в области поясницы. Ведь расстояние от головы до хвоста у стегозавра весьма значительное, и иногда происходящие вокруг них события разительно отличаются.
Задний мозг сообщал стегозавру, когда кормовая часть оказывалась, например, в воде или огне, и при этом не беспокоил передний мозг, поскольку у того хватало своих забот — как-никак плейстоцен на дворе.
Так задний мозг превратился в важный для выживания орган: он разыскивал сухие и чистые места для ночевки. Головному-то мозгу вечно было не до того, ведь перед глазами у ящера постоянно появлялось что-то новое и это что-то нуждалось в обмозговании. А кто подумает о задней части? Вот этим и занимался с успехом задний мозг.
Вскоре он осознал свою значимость, и прилагательное «задний» стало вызывать у него негодование. В нем слышалась брезгливая снисходительность.
Поскольку задний мозг перерабатывал информацию о том, где только что побывал стегозавр, он решил специализироваться на воспоминаниях и ретроспекции. Когда к этому прибавилось умение писать, задний мозг стегозавра стал первым на Земле литератором.
Записи стегозавров являются самыми древними образчиками земной прозы, которая проникнута ностальгией, ведь именно у пишущих стегозавров впервые сформировалось ощущение прошлого и стремление к истокам.
Конечно же, сами стегозавры ничего не писали. Их передние лапы не были для этого приспособлены. Ящеры привлекали проворных рептилий небольшого размера под названием секретарезавры. Неизвестно, что получали секретарезавры в обмен на свои услуги, но они сыграли важную роль в распространении динозавровой культуры.
Все могло бы сложиться вполне удачно с такого рода разделением умственного труда, но, к сожалению, в заднем мозге начало формироваться эго. Мозг оскорбляли постоянные напоминания о его местоположении. Он утверждал, что разница между передом и задом исключительно субъективна и задняя часть может играть ведущую роль не хуже передней, и даже сформировал учение под названием «позитивная ретрогрессия». В этом ему помогал рудиментарный зрительный аппарат, который начал развиваться в ягодицах стегозавра (к несчастью, его мягкие ткани не сохранились в окаменелостях).
Скоро психологическое развитие стегозавра зашло в тупик — ящера раздирали на части два эго.
Ситуация складывалась критическая: ни взад, ни вперед. Зачастую огромные рептилии не могли двинуться с места и просто валялись среди скал, споря сами с собой:
— Давай пойдем вперед.
— Нет, лучше назад.
— И куда же ты нас тащишь, хотелось бы знать?
— Слушай, заткнись, а? Все будет нормально.
— Нет уж, я тоже имею право голоса.
— Так дальше продолжаться не может.
— А я о чем говорю?
И так далее, и тому подобное.
Зачастую в процессе подобных утомительных бесед бедные создания умирали с голоду. Эволюционное решение так и не поспело вовремя: бактериальные газы с Денеба распространились по Земле и уничтожили всю популяцию динозавров. Ирония заключается в том, что к тому моменту природа вот-вот, согласно логике, должна была предпринять следующий шаг — сформировать в организме стегозавра третий мозг.
Он уже зарождался в средней части позвоночника. Но теперь невозможно узнать, как далеко зашли бы стегозавры, развейся он должным образом.