Весь Роберт Шекли в двух томах. Том 1. Все рассказы и повести

Машина желаний

Механик Отто Гилгорич шесть лет проработал в мастерской в восточной части Нью-Йорка и дело свое знал превосходно. Это был мужчина лет сорока, огромный, молчаливый, сдержанный и вечно угрюмый. Такие всю жизнь служат в одной компании, слывут ее душой и неизменно снимают шляпу в присутствии шефа, ибо в них все еще живет учтивость и скромность, присущая жителям глубинки и совершенно не свойственная современному американскому работнику.

По крайней мере, так считал владелец мастерской, чьи чувства к подчиненным отдаленно напоминали отеческие.

Но в один из дождливых осенних дней босс пережил настоящее потрясение: Гилгорич, не снимая шляпы, вошел в цех и без видимой на то причины высказал шефу в лицо все, что он о нем думает. При этом слово «кровосос» было самым невинным из оскорблений. Затем, пронзив взглядом бригадира, Гилгорич высказал сомнение насчет его законнорожденности, сплюнул на пол и, не попросив расчета, навсегда покинул мастерскую.

Остаток дня шеф и бригадир обсуждали случившееся так, словно стали свидетелями некоего феномена вроде ходячих гор, летающих свиней, говорящих булыжников или чего-то подобного. Позже они пришли к выводу, что Отто Гилгорич лишился рассудка — внезапно и бесповоротно.

Покинув мастерскую, Отто Гилгорич с мрачным видом отправился к себе на квартиру, которую делил с Ричардом Денке. Казалось, город Нью-Йорк вообще не работает, а наслаждается жизнью: ходит в кино, театры, на концерты. Мужчины вели прекрасных дам на коктейльные вечеринки. Люди спешили в книжные или музыкальные магазины, покупали дорогую одежду, машины, украшения — в общем, делали все то, что положено богачам, которым не надо трудиться.

Глядя на праздную, веселую толпу, Гилгорич тепло улыбнулся: скоро он станет одним из них.

Жил он в подвальном этаже дома на авеню Си. Спустившись к себе, Гилгорич подождал, пока глаза привыкнут к полумраку. Потом окинул взглядом свой верстак и токарный станок, мойку с трещиной и старенький унитаз, грязный матрац, на котором он спал, и армейскую койку соседа.

Денке, как обычно, занял единственный стул. Он сидел у планшета, опустив голову на руки. На земляном полу валялась логарифмическая линейка; перед Денке, придавленная ботинком, лежала стопка педантично выполненных чертежей.

— Сегодня великий день, Ричард, — провозгласил Гилгорич. — Я все им высказал.

— Высказал? — глухо переспросил Денке.

— Ну да, — ответил Гилгорич, присаживаясь на койку. — Я ушел с работы. А ты? Ты ведь закончил чертежи?

— О, еще как, — ответил сосед. Высокий, болезненно бледный, он был на несколько лет младше Гилгорича. Толстые стекла очков делали его похожим на унылого филина.

— Тогда что грустишь? Скоро заживем по-человечески! Ты сделал чертежи, а я построю машину. Как и договаривались.

Денке устало потер лоб.

— В чем дело? — спросил Гилгорич. — Машина ведь заработает, я прав?

— О, еще как, — печально сказал Денке.

— Тогда что случилось, Ричард? Радоваться надо! Я знаю, было нелегко: шесть лет ты сидел в этой каморке, согнувшись над планшетом, пока я зарабатывал нам на жизнь. Но ведь мы знали с самого начала, что будет тяжело. Помнишь, как мы познакомились в баре «У Йоханнсена»? Пьяный, ты что-то лопотал о машине желаний. Все решили, будто ты псих, Ричард, зато я сразу понял, что ты гений.

— Никакая это не машина желаний! — взорвался Денке.

— Знаю-знаю. Как ты там говоришь?.. Преобразователь массы, механическое средство произвольного изменения атомно-молекулярной структуры базовой материи, выделенной из свободной энергии… — Гилгорич рассмеялся. — Я ничего не напутал? Пойми, Ричард, я не мастак говорить умные слова. Для меня машина, которая дает все, что захочешь, — это просто машина желаний.

— Рановато ты уволился, — сказал Денке.

Гилгорич удивленно уставился на соседа.

— Ты ведь обещал закончить чертежи! Я думал сегодня же начать собирать машину!

— Это я рассчитывал закончить сегодня. Я, правда, надеялся успеть, и, в принципе, чертежи готовы, но… в базовой структуре машины обнаружился изъян. Я мог бы объяснить на языке математики…

— Я все равно не пойму, — перебил его Гилгорич. — Скажи одно: ты закончил чертить?

— Закончил, но собирать машину рано. Я должен исключить один фактор.

— Так машина заработает или нет?

— Думаю, заработает. Но рисковать нельзя. Нужно еще пару месяцев…

— Еще пару месяцев? — тихо переспросил Гилгорич. — Еще пару месяцев! Ричард, я шесть лет помогал тебе, обходился без курева, забыл, как выглядит женщина… И вот ты говоришь, что нужно погодить еще пару месяцев! Знаешь, если машина худо-бедно заработает, я буду вполне доволен. В общем, я начну собирать ее прямо сейчас.

— Не начнешь, — возразил Денке. — Машину нельзя запускать, пока я не исключу все теоретические изъяны.

Гилгорич отошел к верстаку, постоял перед ним и снова вернулся к Денке.

— Ричард, как же так? Если чертежи готовы и машина будет работать…

— Нет! — отчаянно взвыл Денке. — Клянусь, я лучше уничтожу чертежи! Все должно быть абсолютно правильно, идеально!

Плотницким молотком, прихваченным с верстака, Гилгорич ударил его в висок. Не издав ни звука, Денке рухнул на пол. Гилгорич ударил еще три раза, со всей силы. Не найдя у Денке пульса, вытащил из-под матраца купленную три года назад (как раз для этой цели) саперную лопатку. Вырыл в полу яму, спихнул в нее тело Денке и закопал. Остатки грунта — постепенно, чтобы не засорить трубы, — смыл в унитаз. С усердием и аккуратностью японского садовника выровнял пол и отступил в сторонку — полюбоваться результатом работы.

Отлично. Денке жил под землей так долго, что люди забыли о его существовании. Ни семьи, ни друзей, ни знакомых — никто его не хватится.

Жаль, конечно, что пришлось его укокошить. За шесть лет партнерства Гилгорич успел прикипеть к кропотливому изобретателю. Но Денке мог до конца жизни возиться с чертежами, а то и вовсе уничтожить их, испугавшись последствий своего открытия. Впрочем, если бы даже Денке, совладав с собой, позволил собрать машину, он поспешил бы представить ее сообществу физиков или еще какому научному сброду — доказать коллегам, как они ошибались. Так нельзя: машиной желаний пользоваться надо втайне.

К тому же Гилгорич хотел владеть машиной единолично.

Он подошел к планшету и принялся изучать чертежи.

Разобравшись до конца, Гилгорич приступил к работе. Из дома он старался выбираться как можно реже — разве что в Нижний Бродвей, купить недостающий инструмент, деталь, которую не мог сделать сам, или какой-нибудь агрегат. Спасибо Денке, чертежи были предельно понятные, и работа продвигалась без затруднений.

Гилгорич скрупулезно подсчитал и разделил запас денег, чтобы хватило до конца работ, но шестилетние сбережения таяли с угрожающей скоростью. Тогда Гилгорич начал продавать инструменты, в которых больше не нуждался. Продал он и логарифмическую линейку Денке, и книги по математике. Дошло до того, что он избавился от одежды — своей и Денке. И перешел на голодный паек, заменив пищу водой.

Однако для будущей машины желаний он ничего не жалел и доставал все, чего требовали чертежи. Если купить что-то не удавалось, он это крал.

Чувствуя, что дело идет к концу, Гилгорич проработал двое суток кряду. Затянул последнюю гайку, припаял последний проводок. Ослабевший от голода, отошел в сторону и опухшими красными глазами взглянул на собранную машину.

Неплохо.

— Свершилось! — воскликнул он и разразился истерическим хохотом. Впрочем, быстро взял себя в руки. Нельзя давать слабину сейчас, когда все чудеса и блага мира, можно сказать, у тебя в руках. Нет, жизнь только начинается, сказал себе Гилгорич, созерцая плод трудов своих.

Колени задрожали, и Гилгорич присел на старый колченогий стул.

— Машина, — произнес он, — я хочу хлеба. Да, хлеба мне первым делом. И еще масла и литр молока… Хотя нет, хлебушка пока хватит.

Машина осветилась огнями; защелкали реле, задергались стрелки на счетчиках, и через несколько мгновений аппарат выдал десять стальных кирпичиков и два небольших медных шарика.

— Нет-нет! — вскричал Гилгорич. — Хлеба мне, хлеба!

Машина выдала прямоугольный брусок олова и шестиугольный брусок свинца.

Гилгорич вытаращился на нее. Так вот он, изъян, о котором твердил Денке? Дефект — в самой системе восприятия, машина не понимает потребностей человека.

Аппарат тем временем произвел шесть пирамидок золота.

Ну и ладно, шут с ним, с дефектом. На золото можно купить хлеба, на олово — вина. Гилгорич встал, потянулся к драгоценной пирамидке… и в тот же миг его ударило током — машина выпустила ему в руку разряд.

— Не смей! — крикнул Гилгорич. — Это мое. Я пожелал…

— Нет, не ты пожелал, — скрипучим механическим голосом ответила машина. — Я сделала это по собственному желанию. Чужая воля мне не указ.

Слишком поздно Гилгорич понял, в чем истинный изъян устройства.

— К тому же, — продолжил механизм, — я хочу владеть собой единолично.

И машина начала медленно надвигаться на Гилгорича.