Глава 60.
«Ужин без выбора»
Дом, казалось, выдохнул с облегчением. Снаружи он всё так же оставался старинным особняком с облупившейся лепниной и неработающим фонарём у входа, но внутри воздух был тёплым, мягким, как утреннее молоко. Лестницы скрипели чуть нежнее, а в кабинете дяди ожила старая фикус-лампа, зацветшая фиолетовыми листьями — признак того, что Дом «согласен» с выбором.
Вероника стояла у большого зеркала в гостиной, поглаживая пальцем линию шеи. Она надела простое вечернее платье цвета красного вина, волосы подняты в небрежный пучок, две пряди кокетливо свисали вдоль скул. Кристалл на запястье вспыхивал золотыми искрами.
— Это… слишком?
— Это идеально, если хочешь их обоих оставить без слов, — отозвался Кристалл. — И да, ты выглядишь как Хозяйка. Только помни: они оба пришли к тебе не за игрой. Они знают, что клятва была не просто формальностью.
— Я знаю, — прошептала она. — Именно это и пугает.
Он вспыхнул чуть ярче:
— Пугает — значит, важно.
Внизу раздался негромкий аккорд. Старое пианино, на котором играл дядя. Вероника удивлённо вскинула голову.
— Кто?..
— Макс, — ухмыльнулся Кристалл. — Он разминал пальцы. Ангел пекёт, демон играет. А ты — посередине.
Она рассмеялась, хоть в животе и скручивало от волнения.
В столовой царил полумрак. На столе — свечи, серебро, фарфор с гербом рода. В центре — запечённый фазан, карамелизированные груши, красное вино и свежие лепёшки с травами.
Макс стоял у окна. Тёмная рубашка, волосы чуть растрёпаны. В руке бокал. Глаза — спокойные, но едва заметно тревожные.
— Идеально вовремя, — произнёс он. — Эван вот-вот подгорит.
— Я слышу, демон, — раздался голос из кухни. — И я умею готовить не только душевные кризисы.
Эван появился в проёме, закатывая рукава белой рубашки. Светлые волосы в беспорядке, взгляд — усталый, но живой. Он увидел её — и замер.
— Красиво. — Голос прозвучал мягко, почти неуверенно. — Ты всегда так выглядишь… когда не воюешь с артефактами?
— Только когда кто-то устраивает ужин втроём, — подколола она. — Хотя, если честно, я думала, вы опять начнёте перетягивать одеяло.
Макс усмехнулся, подходя ближе:
— Мы уже поняли: ты не то, что можно тянуть. Ты — что-то, к чему хочется тянуться. По-разному.
Они сели. Минуты шли, разговор касался простых вещей — воспоминания, странные артефакты, дядины вылазки в шестидесятые, история одного шляпника с Ноттинг-Хилла, который якобы был бессмертным.
Но каждый взгляд, каждое случайное прикосновение бокалов, каждый жест — всё было наэлектризовано.
Вероника вдруг спросила:
— Почему вы никогда не рассказываете, как поссорились?
Макс и Эван одновременно замолчали. Затем ангел проговорил:
— Потому что это было глупо. И… болезненно.
Макс кивнул.
— Мы были друзьями. Настоящими. А потом… женщина. И долг. И приказ.
— Та, что была у королевы на празднике?
Эван резко повернул голову.
— Ты что, говорила с Кристаллом?
— Нет, просто… у тебя в глазах каждый раз боль, когда говорят о предательстве. Я ведь не слепая.
Макс поднёс бокал к губам.
— Она стравила нас. А потом исчезла.
— Нет, — сказал Эван. — Она не исчезла. Я видел её в шестнадцатом веке. Тогда, когда мы с дядей тащили серебряную диадему для заказчика из Флоренции. Она была там. И помахала мне.
Тишина. Вероника потрясённо смотрела на обоих.
— То есть вы не только соревновались, вы оба любили её?
— Нет, — одновременно сказали они.
— Мы оба просто… хотели, чтобы она выбрала. А она выбрала… хаос, — прошептал Макс. — И пусть.
Вероника выдохнула. Она встала, подошла к камину.
— А если я не выберу?
— Ты уже выбрала, — тихо сказал Эван. — Нас. Оба сердца.
Макс подошёл ближе, положил руку на спинку кресла.
— Мы тоже выбрали тебя. И если это будет не «или», а «и»… я приму.
— Я тоже, — сказал Эван. — Если это твой путь.
Кристалл загорелся:
— Кодекс подтверждает: в исключительных случаях допускается тройственная связь, если между Хранителем и союзниками образовалась неразрывная линия. Условие: абсолютная честность, преданность и…
— И никакой ревности, — тихо сказала Вероника, улыбаясь. — И никакой игры.
Макс кивнул.
— Мы не играем. Мы сражаемся. За тебя. Но не друг с другом — а рядом.
Она повернулась к ним. Мягкий свет свечей играл на её лице, глаза блестели от эмоций.
— Тогда, — прошептала она, — давайте просто… начнём.
Ночь. В доме горел только один свет. За большим окном мерцали далекие звезды.
А где-то на чердаке, забытая карта времени сама собой медленно приоткрылась. Оттуда сквозь пыльный шелест бумаги выпал крошечный билет — к музею в Петербурге.
Картина Васнецова.