Верховный маг Ордена

Глава 5 + интерлюдия: А. Т. Квашня, Афина Ураганова и Кирилл Ураганов, 822 год (10,5 лет назад)

Выходка Свистопляса, когда он привел еще троих незадокументированных детей-волшебников, имела еще одно неожиданное последствие: впервые за две жизни я оказался в положении начальника, отмазывающего накосячившего подчиненного перед более крупным начальством!

Никогда у меня не было такого опыта. В прежней жизни я сперва сам был лишь наемным работником, потом работал только на себя. В этой — и так все понятно.

— … Вот я и отправил Свистопляса с девчонками предупредить ребят в Убежище. Подчеркнув, что это хорошая возможность прощупать настроение среди детей-волшебников — готовы ли они сотрудничать с Орденом, чтобы помочь избавиться от Проклятья. Свистопляс отнесся к моим словам со всей ответственностью, и попутно завербовал троих потенциальных кандидатов. Во время эксперимента они хорошо себя проявили, хотя инициироваться у них и не получилось. Гиас мы на них наложили, сегодня они перезвонили, как мы договаривались — прямо с утра, видно, не терпелось! Ну я их и отправил к Коман… К Василию Васильевичу, то есть. С ним тоже уже согласовал, он с ними сегодня встретиться. Там и решим, примут ли они участие в Программе и в каком качестве. Но по мне так ребята многообещающие, особенно девочка — Морошка. Спокойная, дисциплинированная.

Аркадий, который слушал меня, параллельно просматривая какой-то документ на планшете у себя в руках, рассеянно кивнул.

— Понял. Василий Васильевич мне уже написал по этому поводу… — потом поднял на меня глаза, сказал с легкой усмешкой. — А Михаил-то был прав!

Я сразу понял, что он говорил о Бастрыкине: глава нашего государства не тот человек, которого легко забыть!

— В чем именно? — спросил я, не скрывая любопытства. — Он тебе что-то обо мне говорил?

— Да, когда мы с ним наедине общались… Сказал, что ты прирожденный лидер. В отличие от меня, например.

Вот это номер!

— Как это ты не лидер?

Конкретно сейчас мы с условно старшим коллегой беседовали снова в кабинете Леониды, причем практически на бегу: Аркадий присел с планшетом буквально на минуту, потому что потом ему надо было бежать еще куда-то и еще что-то организовывать, кому-то делать втык и выбивать еще какие-то ресурсы под наши проекты. Хорошо хоть нашел время обсудить мой доклад лично, а не по телефону — и то, кажется, больше потому, что не хотел разговаривать на секретные темы по мобильной связи!

— Не прирожденный, — мотнул головой Аркадий. — Мне проще сделать самому, чем привлечь людей и распределить между ними обязанности. Да, с годами я этому научился — пришлось, сам понимаешь. Но, как выяснилось после исцеления, у меня до сих пор есть дурная привычка слишком много на себя взваливать… Кстати говоря, еще Михаил сказал, что какой бы на тебя тяжелый груз не навалили, ты первым делом начинаешь думать, не как его спихнуть, а как нести.

Я пожал плечами.

— Ну, это у нас с тобой общее.

— И снова нет! В двенадцать лет я все же в первую очередь пытался от ответственности увильнуть… Говорю же, ты уникум.

Мне стало несколько неудобно от такой похвалы. В свои «нормальные» двенадцать я не то что уворачивался от ответственности — я от нее за тридевять земель бежал и под подушку прятался! Понадобилась целая бесцельно прожитая жизнь там и хорошая встряска здесь, чтобы я начал более-менее приспосабливаться к обстоятельствам, которые внезапно предъявили такие высокие требования.

— Это я все к тому, — чуть улыбнулся Аркадий, — что я отлично понял, как ты выгораживаешь Дмитрия.

— Какого Дмитрия? — переспросил я.

— А Свистопляс не предлагал тебе на имена перейти? Ну ладно. В общем, он мне сам рассказал, как ты его отчитал, причем на одних только морально-волевых — формально-то лидером группы тебя никто не назначал. Спасибо. Мне даже добавлять ничего не пришлось.

И снова я мог только пожать плечами.

— Ладно, по поводу других результатов эксперимента, — перевел я тему. — Раз ты не только мою записку прочел, но и со Свистоплясом пообщался, то уже знаешь, что мы инициировали Саню, в смысле, Подкову Бури, и что я изобрел новое заклятье. Пока я его называю «Светлячок» за неимением лучшего. Штука, судя по затратам энергии, довольно мощная, но главное — дальнобойная. Что именно я сделал, сам не понял, испытывать лучше на полигоне. Могу и сам, конечно, заняться, но лучше будет, если ты время найдешь.

Аркадий кивнул.

— Конечно, найду. Новое необычное боевое заклятье — это очень важно, непременно надо будет разучить. Хотя тут есть нюансы. Помнишь, я вчера говорил, что у меня есть гипотеза, почему не выходили крылья?

— Помню.

— Не сказать, что я стопроцентно превратил ее в теорию, но косвенные подтверждения есть. Суть в том, что всякое сложное заклятье — это индивидуальное творение создавшего его мага, идеально приспособленное лично к нему и ни к кому больше!

— Погоди, — запротестовал я, — а как же Проклятье разрешает своим солдатам только определенный стандартизированный набор? Сколько там заклятий всего, ты говорил? Пятьсот с чем-то?

— Пятьсот сорок два. Похоже, Проклятье — еще более уникальное творение, чем мы думали. В том смысле, что тот, кто его придумал, мыслил, как инженер, а не как волшебник. Он каким-то образом составил реестр более-менее универсальных заклятий и привязал их к предметам-компаньонам, в результате чего у каждого ребенка-волшебника стал выходить примерно один и тот же результат. Но когда мы выходим за эти очерченные древними магами рамки, предсказуемость немедленно пропадает.

Я нахмурился.

— Это что, ты пытаешься сказать, что мои крылья подходят только мне? И этот мощный огненный удар, который я вчера придумал, тоже никто перенять не сможет?

— И да и нет. Пока, — Аркадий выделил голосом это слово, — я думаю, что сложное заклятье, созданное другим магом, можно разучить, только переделав его под себя. Вчера я порядком подзадолбался с твоими крыльями, даже после того, как понял это! Сдвиг с мертвой точки есть, но дело до конца пока не довел. Хотя, опять же, есть одна идея, в чем тут может быть затык. Насчет твоего боевого удара — не знаю, если он такой же сложный, как крылья, тоже придется химичить, конечно. Ты сегодня, насколько я помню твое расписание, занят здесь, в санатории?

— Да, отрабатываю лечебную магию на участниках твоей гериатрической программы… С дедом, наконец, пообщаюсь.

— Дело хорошее, — кивнул теневой маг. — Мой папа с магистром Квашней неожиданно сдружился, кажется, на почве шахмат. Ты играешь?

— Начинал немного, — соврал я.

Вообще-то, в той жизни я играл довольно неплохо, даже юношеский разряд когда-то имел, но в этой шахматами не занимался.

— А я вообще не играю. В детстве скучно было учиться, потом — некогда… Так вот, вечером у меня вроде есть свободное время, договорюсь с ССО-шниками, съездим опять на их полигон. Но это после пяти где-то. Сможешь?

Я поднял брови:

— Я-то только «за», но кто-то, помнится… Не твоя ли жена?.. мне говорил, что по трудовому кодексу несовершеннолетнего можно только на два часа привлекать, и никаких переработок в вечернее время!

— Вот Леонида и не может. А я, мой друг, ни на какой официальной должности не состою, поэтому планирую тебя эксплуатировать без всякого трудового кодекса, пока на ногах стоишь, — усмехнулся Аркадий. — Как и себя, и Свистопляса, и всех, кто на это согласится. Что-то не устраивает?

— Все устраивает, — пожал я плечами. — Мне только удивительно, как ты мне последние несколько дней отдохнуть дал!

— Считай, твои подруги подкупили меня тушеной курочкой. Действительно очень вкусно было!

Когда я явился отрабатывать медицинское магическое воздействие, мой дед и Андрей Васильевич Весёлов играли в шахматы в небольшой рекреационной зоне второго этажа главного корпуса. Такое же больничное фойе, которых я изрядно навидался и в прошлой жизни, и в этой, между отходящими в разные стороны коридорами. Тут стоял телевизор, включенный, но еле слышно шепчущий, стол для пинг-понга, два кресла и столик между ними. Столик был занят шахматной доской, а кресла — моими будущими пациентами.

Кто из них кто, я догадался сразу, даже фотографии в карточках, которые отдала мне Леонида, смотреть не понадобилось! Андрей Васильевич на Аркадия не очень-то походил (точнее, наоборот, конечно), но его выдавал гигантский рост и блуждающая по физиономии легкая улыбка, такая же, как у сына. А деда я опознал по глазам: цвет и форма как мамины. Ну и мои, но свои запоминаешь хуже.

Мы поздоровались; как оказалось, я не ошибся.

— Значит, ты и есть мой внук? — с несколько деланным, как мне показалось, радушием произнес Аполлон Теософович Квашня, пожимая мне руку. — Наслышан! Рад, что мы наконец-то познакомились лично.

— Уж извините, в последние дни у меня дела, — пожал я плечами.

Прежде я бы, пожалуй, добавил «а почему мы не познакомились вот уже много лет как — это вас надо спрашивать», но теперь удержался.

— Об этих делах я тоже наслышан, — кивнул Квашня. — Государственная тайна, надо же! — он покачал большой круглой головой с оттопыренными ушами, недоверчиво хмуря седые брови. — Магия! Выходит, ты… Вы нас лечить будете? Вместо той девочки?

— Можете на «ты», — сказал я, — мне все равно. Да, сегодня я с вами работаю, а у Марины другие задачи.

Марина сегодня вместе с Ксантиппой отрабатывала воздушные щупы. Не потому что я сам не мог обучить Саню, а потому что им обеим нужно было оттачивать этот навык в первую очередь, а у меня сильно провисала регенерационная магия, которая у Марины, наоборот, выходила легко и интуитивно. Но перед тем, как лететь на полигон, я собирался все-таки еще позаниматься с Саней сам. А заодно погулять с девчонками в каком-то знаменитом Лиманионском парке, если удастся.

Кстати, остальные четверо Лошадок тоже, как и Саня, были заняты, причем на том же полигоне ССО: продолжали отрабатывать то, что уже начали с Теримовым и его ребятами. Плюс им там должны были пошить летные комбинезоны не хуже моего, как раз для экспедиции — в таких и в Междумирье можно!

— Ну что ж, — спросил дед, — а кого первого?

Я поглядел на Андрея Васильевича.

— Не возражаете, если я сначала с Аполлоном Теософовичем поработаю?

— Упаси Творец! — улыбнулся тот. — Разумеется! Я как раз над следующим ходом подумаю.

— Да что там думать, все равно ваша взяла, — буркнул Аполлон Теософович. А затем спросил уже у меня: — Ты хоть знаешь, где процедурный?

— Нет, — сказал я, — ведите.

В процедурном нас ждала медсестра — не Клавдия Рашидовна, какая-то другая, молодая, с замкнутым лицом. Она спросила:

— Вам так же, как Марине Вениаминовне?

Странновато было слышать, как Марину величают по имени-отчеству, но я только кивнул. Не хотелось еще раз показывать, что я ничего тут не знаю!

Оказалось, что «так же» — это подготовить рабочее место: постелить на кушетку одноразовую пеленку, подготовить приборы, фиксирующие пульс, давление и уровень кислорода в крови, а также инфракрасный термометр. Последний устанавливался на штативе и направлялся на пациента, все остальное было оборудовано беспроводными датчиками на липучках. Даже у тонометра был блютусный датчик вместо привычной мне манжеты!

— Мне как, сидя, лежа? — немного ворчливо спросил дед.

— У нас по расписанию общее воздействие на нервные центры головы и лица, так что сидя, — пожал я плечами. Карточку я заранее изучил, схему из методички повторил и чувствовал себя более-менее «готовым к уроку».

После самого первого неудачного опыта у меня, что называется, «остался осадочек» по отношению к медицинской магии. Но я твердо вознамерился изжить неприятные впечатления — в том числе через усердные тренировки. Повторно стареть категорически не хотелось! Старость настолько не радость, что лучшей мотивации изучать магическую медицину просто нет и быть не может. Даже если нужно было бы отрабатывать приемы на куда менее приятных пациентах — я бы все равно не отказался.

Воздействовать на Апполона Теософовича (вот же имечко с отчеством прадед с прабабкой совместили!) требовалось долго — около двадцати минут — и я уже заранее предчувствовал неловкое молчание между мной и Квашней. Одно слово, что дед. Да, на маму похож — это немного сглаживает пропасть. Но внешнее сходство, оно и есть внешнее сходство. Что толку в семейных узах без истинного содержания? Мои девочки мне гораздо больше семья, если на то пошло.

Однако в итоге мне пришлось Квашню все-таки на кушетку уложить: сидя я не дотягивался! Странно, а с Валерием Ивановичем такой сложности не возникло, когда я ему волосы отращивал… Видно, там кушетка была ниже.

Ну, тут, по крайней мере, шевелюру растить не надо: волосы у Квашни имелись. Седые, конечно, но без залысин. Поэтому я начал просто общее воздействие для улучшения работы нервной системы, тонуса и памяти. Из карточки я знал, что у деда проблемы с сердцем, однако лезть туда мы пока не рисковали даже в теории. Тут нужно на здоровых добровольцах сначала проверять! Видимо, на Аркадии со Свистоплясом: их-то регенерация Теней в любом случае вытащит, даже если мы с Мариной что-то напортачим.

— Ну вот, на старости лет опять послужу Родине, пусть и в виде подопытного кролика, — с кряхтеньем сказал Квашня в какой-то момент. По-моему, добродушие у него в голосе было немного наигранным, под ним угадывалась досада.

— Да почему сразу подопытного? — сказал я, перемещая большие пальцы на его виски и начиная вращательные движения. — Опыты мы как раз друг на друге больше проводим, а вас уже по-нормальному лечим. Хотя и приемы отрабатываем, конечно. А вы разве по прошлому сеансу не заметили?

В анкете он указал, что самочувствие улучшилось, я специально посмотрел!

— Да заметил, но тут такое… — усмехнулся дед. — Когда тебя такая милая девочка лечит, волей-неволей лучше себя почувствуешь! Опять же, в моем возрасте день на день не приходится. Бывает хуже, бывает лучше…

— Ну, я не такой милый, как Марина, — фыркнул я, — так что если вам и после моего сеанса станет лучше, можете смело списывать психосоматику со счетов.

— Да ладно тебе, паря, возраст не обманешь! Может, для вас, молодежи, это и помогает, но на мою-то поношенную шкуру что магией, что мытьем да катаньем…

Я вдруг вспомнил, что Аркадий как-то сказал про себя очень похожими словами — «изношенный организм» — и с ухмылкой подумал, что они с Квашней ровесники! Интересно, а дед нашего старшего Теня видел? Знает, какого эффекта может добиться магия при систематическом применении?

— Магия — это не мытье да катанье, — возразил я, и не подумав выгнать улыбку из голоса. — Сами увидите.

— А ты не смейся над стариком! Я тебе говорю, из меня песок уже сыплется! Вот спроси меня сейчас — что ты на завтрак съел? А я не помню!.. — тут Квашня резко осекся, замолчал, и даже как будто напрягся под руками.

Я торопливо отдернул пальцы, нагнулся над кушеткой и заглянул ему в лицо. Вроде ничего, в сознании, и признаков боли не видать, просто как будто ошарашен чем-то. Ну, сердечный ритм чуть участился на экране, давление слегка повысилось, но пустяково, до красной линии «прерываем эксперимент» далеко.

— Аполлон Теософович? Вы как? В порядке?

— В порядке, — вдруг сказал он как-то сухо. — Просто… Вспомнил кое-что. Ты… Вы продолжайте, продолжайте. Видно, и в самом деле… — он не договорил.

— Да ладно, — сказал я, возвращаясь к делу. — «Ты» так «ты». Мне так тоже проще. Давай на «ты» взаимно?

— Давай… — вздохнул Квашня.

Пульс и давление у него успокоились, я вернулся к сеансу. Квашня молчал, по-моему, как-то пришибленно. Между прочим, это ощущалось по магическому воздействию: оно сразу пошло хуже, как бы с затыками. Ага, надо сделать пометку, что лечить пациента, который напряжен и взволнован чем-то, значительно сложнее… Что бы у него спросить эдакое, чтобы стряхнуть настроение?

А, вспомнил!

— Мама говорила, у тебя собака есть? Ты хочешь ее в Лиманион привести?

Вот тут Квашня впервые оживился! Аж глаза заблестели! Он расслабился, принялся расписывать достоинства некоего пса Ракеты, представителя сразу двух неизвестных мне орденских пород (ну, не собачник я, как и не кошатник, а для дела мне разбираться в собачьих статях здесь ни разу было не надо), и воздействие пошло гораздо бодрее.

Не сказать, что мы общались именно как дед и внук, но в конце сеанса лед, кажется, был сломан.

Однако, когда мы вышли из кабинета, дед как будто снова напрягся. Остановился на пороге, поглядел на меня исподлобья и вдруг сказал:

— Знаешь… Я ведь твоей матери ерунды всякой наговорил. Тогда еще, десять лет назад. Только что вспомнил. Хотел одно, а получилось… — он махнул рукой. — В общем, ты передай ей. При встрече. В следующий раз. Что я очень сожалею.

— Так сам передай, — покачал я головой. — Позвони и передай. Или письмо напиши, если боишься опять не то ляпнуть.

Дед хмыкнул.

— А что! Может, и напишу. Ну ладно, бывай, внук. До следующего раза.

Махнув рукой, он удалился прочь по коридору. Я увидел, как он остановился в фойе возле столика с шахматами, где Весёлов-старший все еще ждал его за доской, сказал «Сдаюсь!» — и пошел дальше.

М-да. Что ж он там вспомнил такое из их старой ссоры? Интересно, мне все-таки кто-нибудь расскажет?.. А впрочем, какая разница. На мою долю в прошлой жизни пришлось достаточно глупых семейных ссор, когда всякий стремится ранить побольнее, чтобы не сгорать от любопытства в попытках выяснить подоплеку еще одной!

Интерлюдия: А. Т. Квашня, Афина Ураганова и Кирилл Ураганов, 822 год (10,5 лет назад)

— … Рожей весь в папашу, небось, такой же малахольный! — рявкнул Аполлон Теософович, глядя на мелкого внука, который уже успел весь перемазаться в земле и еще чем-то красном. Малине, должно быть.

— Творец, ты что, в крови⁈ Кирочка! — дочка, эта дуреха, бросилась оттирать разводы, но тут же, разумеется, вздохнула с облегчением: — А, это ты просто ягодку раздавил… Ну не плачь, мой хороший, я сорву тебе другую ягодку! Давай вместе сорвем?

— Ну вот, опять телячьи нежности! Ревет, как девчонка, и ты его как девчонку ласкаешь! Что из него вырастет-то⁈ — раздраженно буркнул хозяин дома.

В саду было жарко, он хотел зайти уже на террасу, в тень, а лучше в гостиную, под кондиционер, но дочка почему-то потакала желанию сына побегать по саду в самую жару. Только что приехали ведь, надо же вещи разложить, ванну принять с дороги, с отцом поговорить, а не подстраиваться под всякую капризную мелюзгу!

Афина со злостью обернулась к отцу.

— Это и твой внук, между прочим!

— Чтобы он был моим внуком, ему нормальное мужское воспитание нужно! А не с этим твоим…

— А ты бы малыша в полтора года сразу в кадетский корпус запихал, да? — резко спросила дочь. — Или в казарму⁈

— О, узнаю бредни мамочки твоей! Тебя она испортила, и ты теперь пацана портить будешь, да⁈ — так же злобно ответил Аполлон Теософович.

И тут же понял, что ляпнул это зря. Понял по тому, как побелело лицо Афины.

Вообще-то, Аполлон Теософович очень любил покойную жену. И никогда не думал, что она воспитывает дочь как-то неправильно. Правда, было у них несколько ссор, когда Афина вошла в подростковый период, а супруга почти всегда вставала на сторону дочери… Ну и язык будто сам вывернул на привычную колею. Словно Квашня забыл на миг, что жена не может фыркнуть, махнуть рукой и авторитетным «учительским» тоном сказать: «Так, Поля, прекращай! Не тащи казарму в дом! Ты у нас главный авторитет по всем мужским делам, а в женских ничего не понимаешь!»

— Так, папа, — сказала Афина. — Мы сейчас же уезжаем. Пойдем, Кирочка! — она подхватила все еще ревущего сына на руки и заторопилась к террасе, где стояли, жарясь на солнце, их два чемодана на колесиках.

«Постой, Афиночка! Извини! Я совсем не то хотел сказать! Я имел в виду, привози Кирилла ко мне почаще, можно на все лето, да и осень, пока в школу не ходит…»

Но оправдываться перед дочерью, да еще и такой непочтительной, что отца родного не может выслушать⁈ Никогда Квашня ни перед кем так не унижался, еще с того времени, как кентархом стал!

— Ну и скатертью дорога! — повысив голос, буркнул он.

Такси вернулось, ворота лязгнули, в саду опять стало тихо — только жужжали и стрекотали насекомые.

И в этой тишине Квашня принялся убеждать себя, что был кругом и полностью прав. В конце концов убедил.

Странная штука — человеческая память. Тоже магия своего рода.

p.s. Вспомни о хорошем — поставь лайк!