Венец Бога Справедливости

41 глава. Война началась

Зору, забрав с собой Руфину, исчез, оставив Сина одного и, открыв двери в их изолированную до того цитадель. Мелкая дрожь пронизывала все тело Сина Балскове, сколько дней он ждал этого момента, хотел скорейшего его наступления, и вот теперь, когда этот момент настал, он терял самообладание, эмоции переполняли его. Стараясь устыдить самого себя, он язвительно заметил вслух.

— Так то ты умеешь держать себя в руках, Син!

Поскольку Зору открыл двери, в помещение попал внешний воздух, теперь пространство было пронизано токами двух начал. Воспользовавшись одними из них, Великий Бог Справедливости предстал перед Балскове.

— Здравствуй, Син! Долго же ты прятался от меня.

— А я долго ждал тебя, и вот дождался.

— И откуда такое страстное желание увидеть меня? Неужели захотелось покаяться?

Син рассмеялся.

— Можно сказать и так: я хочу покаяться перед собой за довольно долгое бездействие и неумение отомстить тебе!

— Снова месть. Что это дает тебе, Син, чего ты хочешь?

— Анархии!

— А я уж думал власти.

— Нет, я не хочу быть таким диктатором, как ты.

— Считаешь, произвол — лучше?

— Красивее!

— Что может быть красивого в хаосе? Красота возможна только в строгих формах.

— У нас разные представления о красоте, и о модели существования мира тоже.

— Ты озвучил сейчас замечательную мысль — мир есть, и будет существовать.

— Смотря что, будет.

— Хаос — это переходная ступень, Син, любые, даже самые нечеткие линии, все равно обретут форму. Это — закон Природы.

— А я разрушу Природу, и не будет больше ее законов! Ничего не будет. Никого не будет!

— Получается, и тебя тоже.

— Пускай, но до этого, я наслажусь прелестью разрушения!

— А потом, после того, как не будет ни тебя, ни меня, ни кого бы то ни было еще — вновь появится мир. Тебе не жаль зря стараться?

— Этого не будет!

— Будет, Син, или ты надеешься разрушить вселенную? Говоря о Природе, я имею в виду не только нашу планету. Или ты думал она одна?

— Одна — две. Мне какое дело! Все равно ничего не будет. Ты не знаешь моей силы!

— Любая сила временна, Син. Вечность — это не постоянство, а изменение.

— Скажи, еще, ты изменяешься!

— И я тоже! Пока не внешне, но это не значит, что я не изменяюсь совсем. Да и внешние формы тоже когда-нибудь изменятся.

— И ты, получается, тоже умрешь.

— Тебя сгубило страстное желание не умирать и боязнь смерти, именно поэтому ты хочешь умереть не один, а, скажем так, в компании. Не мне, так и ни кому вовсе! Но мир не так однобок, Син, и смерть означает лишь конец одной формы, на смену которой придет другая. Ты же пытаешься ухватиться за настоящее, думая, что можешь сохранять его постоянно. Но это тщетная попытка, уверяю тебя!

Син тяжело дышал, разговор с Богом Справедливости начинал пугать его, и оттого еще больше злить, он не стал отвечать на последнюю реплику, тем более что чувствовал в ней пугающую правду. Но он хотел других истин, других. Из активизированных им кристаллов, измененных и практически невидимых для Бога Справедливости, он сделал себе жилет и перчатки, теперь кристаллы стали продолжением него самого, ему оставалось только применить свое и их действие.

Бог Справедливости появился на месте бывшего храма Зору, сначала на поверхности, на знакомую вспышку сразу обратила внимание Мирра, сидящая на спине Кайла Новилина, сам Кайл тем временем хотел помочь Беатрис и вместе с ней напасть на Зору. Он-то не знал о ее незаурядных способностях маневрировать в воздухе, потому решил, что она заранее обрекает себя на поражение. Возмущенный действиями князя Бероева, а тот вместо того, чтобы помогать своей жене, кинулся за сброшенной в пропасть девушкой, он просчитывал в уме возможные ходы для нападения. Конечно, такие действия князя могли диктоваться требованиями принца, но в это Новилин мало верил: он знал, что Андрей был весьма самостоятельным в принятии решений в мирное время, и не то, что сейчас. А вот то, как Беатрис держалась в воздухе, говорило об истинных причинах действий Андрея, он знал, что она сможет если не победить Зору, то продержаться достаточное время в воздухе, прежде чем он придет на помощь.

Итак, Кайл решил нападать с другого захода, он уже сделал несколько взмахов крыльев в том направлении, но неожиданно к нему обратилась Мирра.

— Нет, спуститесь вниз!

Естественно, Новилин расценил слова девушки как страх перед сражением, ведь Мирре пришлось бы проявить не дюжую силу, пытаясь удержаться. Он знал это, но так же и то, что на это не было времени.

— Удержишься!

— Нет, спуститесь, я хочу быть там!

— Где еще?

— Я эти кристаллы чувствую, а он нет.

— Что? Ты о чем?

— Спустись, умоляю, нет времени!

Кайл подчинился, осторожно он приземлился на жутко неровную поверхность и опустил крыло, чтобы Мирра могла безболезненно слезть с его спины. Как только девушка коснулась земли, она сразу же сбежала по ступенькам вниз, в подземную галерею.

— Куда?!

Несколько мгновений Кайл колебался, он не знал: кому помогать — то ли Беатрис, которая жгла нещадным огнем Зору, то ли Мирре, которой вздумалось помогать Богу Справедливости. В конце концов, он решил преобразиться и пойти за тэнийкой.

Узкие витиеватые ступени вели вглубь. Все пространство тоннеля было выложено кристаллами, их повсеместное присутствие пугало Мирру, но она шла, как и все время до того, превозмогая страх. Вертикальная лестница переходила в довольно широкий коридор, один конец которого вел вниз, а другой в тупик. Мирра стремительно сбежала вниз, еще два метра и впереди комната, словно сотканная из кристаллов, там она увидела двоих. Бог Справедливости стоял напротив уже немолодого дракона с изуродованным лицом, на последнем был жилет и перчатки, созданные из того же материала, что и комната. Теперь кристаллы отличались от таковых в лаборатории Долины Времен Года — Син нашел к ним другой подход, изменив возможности их действия.

— Разговор окончен, Амедео! Пора встретить неизбежный конец!

Однако вопреки ожиданиям Сина Бог Справедливости не стал нападать на него, а ведь в этом состояли все его надежды. Несколько удивленной образовавшейся заминкой, Бог вопросительно посмотрел на Балскове, словно говоря: где же твое великое оружие? Он видел только очертания кристаллов, для его взора оставались недоступны зеленоватое сияние, создающее постоянные вибрации. В первые мгновения Син, действительно, растерялся, но потом создал иллюзии применения магии, явив нечто подобное огненной стреле, от которой Бог Справедливости только небрежно уклонился.

— И это все?

— Нет, не все! Нападай!

— Зачем? Мне нет в этом нужды.

— Разве ты не хочешь уничтожить меня?!

— Ничто нельзя уничтожить, Син, все равно это останется существовать в измененной форме.

— К чему эти бессмысленные разговоры!

И рискуя собственной жизнью, Син наколдовал голубую молнию, настоящую, не иллюзорную, действие собственного заклинания пронзило все его тело резкими потоками боли, но его творение успело оправдать эту боль, Бог Справедливости, наконец-то ответил на нее магией, уровень которой превосходил как любого из Богов, так и любого из смертных.

— Нет! — это воскликнула Мирра.

Странными, далекими показались они в тот момент великому дракону, он чувствовал, что его сковала невероятная сила, и он понимал: она его собственная, решительным движением он попытался освободиться от нее, но чем больше он хотел этого, тем больше она обращалась против него.

— Нет! Нет! — кто-то схватил Мирру за руку и потащил обратно, на поверхность, но она укусила Кайла за запястье и вырвалась.

Стремглав, кинулась девушка туда, где, корчась от боли и смеха, лежал Син, и где, окутанный волной света стоял Бог Справедливости.

— Ты умрешь от собственной магии! А ее сила даст начало разрушению мира! Тебе следовало опасаться самого себя, Амедео!

Более оставаться здесь было нельзя, Син собрал все свои силы и перенесся на поверхность, на километра три от бывшего храма Зору.

Все магические токи обращались в замкнутые линии против их создателя, сталкиваясь и перевиваясь, они вели его прямиком к гибели. Внезапно Амедео ощутил и еще одну катастрофическую истину: ему стало больно, тяжело от навалившегося груза.

— Нет, не сопротивляйся, пожалуйста! Эти кристаллы разрушают тебя, обращают всю твою силу против тебя самого!

Вновь далекие слова, но они остановили его от желания последнего рывка в попытке освободиться. "Я не поддамся!" Одним усилием воли он отказался от поддержания действия собственных силовых потоков и иных потоков одновременно, падая, он понял, что больше не является Богом Справедливости, пространство более не подвластно ему.

Огромная волна от взрыва прошла не один километр, содрогнулась вся Идэлия, весь новый материк, недоуменно его жители спрашивали друг друга: "Что случилось? Что это было?" И только в высшем кругу понимали: это означает падение прежней власти. С ужасом и содроганием ощутили гибель своего господина Боги, но собраться им всем на собрании, было не суждено.

— Если бы я был смертным, я бы заплакал, — сказал Адорио, который вместе с Тасмиром в тот момент довершал строительство моста, поврежденного действиями двух магов-учеников Чертомира.

— Как же так, Адорио, как это возможно?..

— Я… не знаю. Но ясно одно: тот, кто смог победить Великого Бога Справедливости опасен, очень опасен, и мы должны предпринять все, чтобы не дать распасться сонму Богов, и мы не должны допустить разрушения мира.

— Я глубоко сомневаюсь в этом, Адорио. Может, я не прав, и хорошо бы, если бы я был не прав, но я не верю в единство, образуемое противоположными началами. Из-за этого я забыл имя отца, забыл имя сына своей родины, из-за этого стал злостным врагом тому, кем должен был гордиться и восхищаться.

— В основе мироздания справедливость, — уверенно сказал Адорио, — если не видишь мгновенное восстановления равновесия, это не значит, что его не будет вообще. Может, и не мы будем сознавать обновленную действительность, но кто-то другой, Тасмир, будет!

Каких бы то ни было видимых мгновенных последствий в материальном мире, тот взрыв и гибель Бога Справедливости за собой не повлекли; ударной волной отбросило и Андрея, и Руфину, но она не принесла им никаких повреждений, очень скоро они смогли восстановить нормальный полет. А чем было опасно разрушение пространства они еще, как и сам виновник происшедшего, пока не знали.

— Мы должны вернуться: Кайл и Мирра остались там.

— Они, наверняка, погибли, Беатрис, — возразил жене Андрей, — можно, конечно, попробовать туда вернуться, но не думаю, что мы сможем что-то найти. К тому же ты ранена и я не за что не прощу себе, если ты истечешь кровью!

— Но…

— Я ничего и ничего не вижу внизу!

— А что чувствуешь?

— Ничего, кроме боли тысячи голосов, боли разрушенного пространства!

— И боли от его гибели, — добавил Георг. — Я не воспринимаю пространство так, как ты, брат, но я чувствую, если что-то случается с теми, кто мне дорог. В конце концов, для нас он был не только Богом, но и великим предком.

— Тот, кто сделал это, поплатится, клянусь!

— Это сделал Син Балскове, — ответила Руфина, — и прежде, чем вы станете мстить, тысячу раз обдумайте, как будете это делать: магией его победить нельзя.

— Что?! Откуда тебе это известно?

— Я пробовала применить магию там, в том помещении, но если в моей комнате мне это удалось, то в коридоре, нет. Мое собственное заклинание обратилось против меня, фактически, применяя магию, мы уничтожаем себя сами. Видимо, это и убило Великого Бога Справедливости…

— И скольких убьет еще! — воскликнул Андрей. — Мы должны предупредить конклав магов.

— Что они говорили еще Руфина? — спросил Георг. — Ты знаешь что-нибудь об их планах?

— Только то, что Балскове собирался поквитаться с тобой за проигранный поединок и с Богом Справедливости за причиненные им обиды. Одно ему уже удалось. Еще они отправили Яромира к Амнэрис в качестве посла, они обладают мощным оружием, и надо думать, теперь могут призывать самых могущественных союзников.

— Андрей, что это за кристаллы? О них никто никогда до этого и не слышал! Ты говорил, что они могут выражать волю того, кто активизировал их, но причем здесь самоуничтожение от магии?

— Я не знаю, Георг, для меня ясно пока одно: выражение воли — внешнее проявление, но это не раскрывает сущности этих кристаллов. В чем она, остается только догадываться. Я буду думать над этим, но пока, извини, у меня нет мыслей.

Беатрис тем временем устало положила голову на спину мужа, он, почувствовав это, немедленно стал настаивать на остановке. Очень кстати пришлась поляна перед лесом — Руфина имела возможность просто опуститься, без проявлений какой-либо маневренности, что следовало бы за спуском на прогалине леса, а такое для нее при условии ее первого полета было практически недосягаемо.

"Руфина, — обратился к ней Андрей, — вначале спущусь я, а потом уже ты"

Сейчас как никогда хотелось ей возражать и возражать, но она сдержалась: хотелось ей этого или нет, но князь Бероев стал ее поверенным отцом, когда помог ей преобразиться в дракона и теперь никто кроме него не мог вернуть ей ее прежнюю ипостась. На такое имели право только родители — в исключительных случаях ближайшие родственники, еще реже — посторонние, ибо они не просто читали заклинание для нового дракона, но еще и соединяли две формы в одно целое, здесь не использовалась магия — это являло собой обращение к природной сущности драконов. И даже это не могло бы так угнетать Руфину, как сознание того, что теперь Андрей Бероев обладает над ней непосредственной властью: соединение двух форм всегда своеобразно, поверенный фактически давал начало новому существованию, по праву становясь родителем, а также мог разорвать сформированные им связи. Конечно, вряд ли Андрей стал бы когда-нибудь угрожать ей последним, но вот само утверждение между ними такого родства возмущало Руфину. Если бы не недавние события, она бы не преминула дать волю своим чувствам.

Делать было нечего, в конце концов, она должна была помочь Беатрис, которую теперь в полуобморочном состоянии Андрей положил на землю — Руфина осторожно приземлилась на землю и опустила Георга. Беатрис тем временем, придя в себя, попыталась встать, но Андрей не позволил ей, повелительным движением уложив ее обратно.

— Но я должна.

— Нет, я все сделаю сам.

— Андрей, ты не имеешь права!

— Я знаю, — он повернулся, — Георг, присмотри за ней.

— Андрей, правильно ли я понимаю, что Руфине… поможешь ты?

— А ты сам можешь это сделать?

— Нет, но…

— Он прав, — надрестнутым голосом сказал Руфина. — я… я никогда не смогу относиться к вам так, как того требуют правила.

— Я знаю, но я и не требую этого.

— Не требуете? — драконица искренне удивилась.

— Как бы это выглядело, если бы я потребовал от тебя называть меня своим поверенным отцом?! Руфина, будь благоразумна, ни я, моя жена не станем заставлять тебя видеть в нас родителей. Единственное, на что мы хотели бы рассчитывать, это на отношение к нам как к близким друзьям.

Руфина опустила голову, сейчас ее переполняли два чувства: первое — боль от сознания полного забвения к слову "мама", второе — негодование по поводу возмутительного заявления князя Бероева. На каких основаниях он решает так за свою жену? Или… Они давно все решили, и он только озвучил обговоренное?

— Хорошо. Делайте, что нужно.

— Тут надо будет постараться и тебе. Приготовься к этому.

Андрей прочел ей вторую часть заклинания по преображению, сам соединил две формы, но понять все тонкости каждой Руфине предстояло самой. Одно восстановление в прежней сущности и в одежде уже представляло проблему.

Руфина видела перед собой незнакомое пространство, неясно, и скорее, она только ощущала себя в нем. Здесь все было ей не знакомо, каждый поток внушал неуверенность и страх, краски сгущались, и неожиданный серебристый луч металлического света поначалу заставил ее отступить в еще более мрачные оттенки поглотившего ее пространства, потребовалось время, прежде чем Руфина поняла, что это рука, за которую ей нужно ухватиться. А потом сознание наполнил голос, сейчас он казался ей незнакомым, и только странное чувство чего-то близкого и родного заставило ее потянуться к серебристому лучу. Андрей что-то говорил ей, она не сразу вникла в смысл его слов, но постепенно ясность и трезвость сознания возвращались к ней. Оказалось, что преображение — это не набор сложных заклинаний — заклинание было очень коротким и простым — основную часть составляло понимание силовых линий ее собственной сущности, надо было только правильно направить их.

Ослабленной, но целостной предстала перед ними девушка, упасть ей не позволил Андрей — он успел подхватить ее. Тут же подбежал Георг, которому Андрей и передал заботы о ней, сам же он пошел к Беатрис.

Прикусив губу, Андрей печально осмотрел рану. Сейчас он мало что мог заметить кроме кровоточащей раны, тем более, что он практически ничего не смыслил в лекарском искусстве, кроме, разве что перевязки. Из небольшого заплечного рюкзака он достал бинты, небьющуюся походную чашку и немного лесной воды. Беатрис в это время открыла глаза.

— Милая, что мне нужно сделать?

— Все плохо?

— Нет…

— Позвольте мне, — прервала его Руфина, неуверенно ступая, опираясь на Георга, она подошла сзади.

Андрей покорно уступил ей место, он знал: она может помочь ей, и, не прибегая к магии. Сама же девушка мало знала о таких своих способностях, но помнила, как однажды смогла применить их, еще до пленения Тасмиром, теперь, в условиях запрета на использование магии, и отсутствия необходимых лекарств, той же лесной воды в достаточном количестве, она обязана была вспомнить о них. Тогда она очень хотела исцеления девочки, с которой дружила, и которая соскользнула с крутого ухабистого берега — а пойти туда, была ее инициатива, Руфины. Девушка сосредоточилась и, близко поднеся руки к ране, все свои мысли направила на исцеление Беатрис.

— Разве можно так, без магии? — шепотом спросил Георг.

— Ей, да.

Георг с нескрываем удивлением посмотрел на Андрея, но спорить не стал: он знал, его брат может видеть и чувствовать то, что не подвластно многим. Ведь не случайно тогда, двадцать шесть лет назад, от странного мальчика отказались его родственники, и принцесса Альчести, узнав о возмутительном отношении к ребенку, забрала его к себе и назвала своим сыном. Не менее удивленно и восхищенно Георг смотрел на мягкое голубоватое свечение, исходящее от рук Руфины, и на затягивающуюся рану. И только сейчас оба брата заметили неестественный оттенок крови. Они изумленно переглянулись, почти с благоговением смотря на Беатрис. Руфина погрузила ее в глубокий сон, который до самого утра охранял ее муж, он заснул лишь под утро и только потому, что проснулся Георг и собрался вслух возмутиться вынужденной задержкой, которую уже спровоцировал Андрей. Однако его отдых пришелся очень кстати для Беатрис. Проснувшись, она обнаружила самое бодрое настроение духа и совершенно не ощущала вчерашней боли. Исцеление удивляло и восхищало ее, и самим своим осуществлением и подтверждением слов Андрея.

— Он прав! В тебе, действительно, есть начала природной стихии!

— Так вам сказал ваш муж? — холодно спросила Руфина.

— Да, но я не понимаю: откуда такой тон? Или скажешь, я должна была спрашивать твоего разрешения?

— Нет, — Руфина смутилась и виновато опустила голову. — Простите, я не должна была так говорить. Просто вся эта ситуация…

Воцарилось молчание, которое расценили как недовольство Беатрис, не исчезнувшее после извинения Руфины.

— Госпожа, — обратился к ней Георг, — давайте будем благоразумны: после всего, что случилось, и чему мы были свидетелями. Ссориться!

— Ссориться? Нет, я ничего такого не хотела, твои извинения приняты, Руфина, но на будущее, имей в виду. Я просто задумалась — надо бы слетать туда вновь. Что если Кайл и Мирра уцелели, лично я не прощу себе, если они не дождутся помощи и погибнут. Мы с Андреем могли бы слетать туда.

— Только не с Андреем, — возразил Георг, — он буквально час назад уснул.

Беатрис благоговейно посмотрела на мужа и невольно улыбнулась, так, около нее, больной, всю ночь могли сидеть только родители.

— Я полечу одна.

— Со мной, — сказала Руфина, и, не дожидаясь согласия Беатрис, отошла на несколько метров.

— Преобразимся у реки, я не хочу разбудить Андрея. Георг…

— Я останусь здесь, удачи вам. И будьте осторожны: мало ли что теперь на том месте.

Вместе Беатрис и Руфина отправились на место гибели Великого Бога Справедливости. Они не думали об этом сразу, но это являлось местом гибели и еще одного: служителя Магического Огня Зору, его останки, пронзенные острыми камнями, безмолвно напоминали о случившемся, а также о многом, о чем сразу хотелось забыть. Поначалу каких-либо видимых последствий от того взрыва они не видели и не ощущали, но там, около образовавшейся неправильной формы воронки, поняли: пространство, действительно, разрушено. Над воронкой вставала с десятиметровым радиусом сфера, выделенная оранжевой окраской. Этот странный шар огибал ветер, в нем тонули солнечные лучи, в его пределах более не росли даже лишайники, произраставшие на камнях. Основную силу губительности этой сферы теперь познала Беатрис, не взирая на отговорки Руфины, она полетела туда, и едва не сорвалась вниз. Отчаянно забив крыльями, Беатрис вынырнула из безвоздушного пространства, как выныривают из под гнетущей толщи воды.

— Что такое? — испугалась Руфина.

— Там, — жадно хватая воздух, говорила Беатрис, — там не чем дышать!

— Что?! Значит, пространство, действительно, разрушено.

— И рушится дальше. Давай облетим все вокруг, возможно, что-нибудь и найдем.

Они разделились и облетели всю возвышенность, но никаких останков Кайла и мирры не нашли, единственное, что насторожило Беатрис, это несколько голубых следов, очень напоминавших кровь драконов, единственно, что настораживало: она отдавала каким-то странным золотистым свечением. Вплоть до следующего возвышения пролетела Руфина, но не заметила ничего, кроме складок бывших гор и небольшого участка растительности внизу.

— Возвращаемся обратно, там ничего нет.

— У меня тоже ничего нет, — ответила Руфине Беатрис. — Я, к сожалению, была слишком занята Зору, чтобы видеть что-то вокруг, вполне возможно, что они спустились вниз, в конце концов, Кайл мог опустить Мирру, а там… вряд ли кто мог выжить.

— Что теперь будет, что нас ждет?