Венец Бога Справедливости

23 глава. Княгиня Бириимии

Полночь — не самое подходящее время для ужина, но так как другого времени не нашлось, то теперь вполне могло подойти и это. Ночной ужин, к слову сказать, был не редкостью для Андрея Бероева, особенно в последнее время, хотя для Беатрис это выглядело несколько странным. Но если еще её ужин после тяжелого дня понять можно было, то ночной визит к ней Марка Сметина — нет. Неужели он не мог поговорить с ней утром? Первым о неправильно выбранном времени ему сообщил Андрей, в натянутой форме пожелав подождать до завтра, но тот настаивал на своем.

— Да пойми ты, у меня поручение от главы Долины!

— Неужели оно настолько важно, что нельзя подождать до утра?!

— Да, это очень важно!

— Нет!

— Андрей, ты уже больше говоришь, чем говорил бы я!

— Ой, ладно! Заходите!

Андрей с большим неудовольствием пропустил Сметина в гостиную, указав рукой на диван, он пересек комнату и вышел во внутренний коридор. Спорить Марк не стал, решив, что с Беатрис можно поговорить и здесь. Через минуты три она вышла, вид у неё был очень усталый, Марк уже успел посетовать на собственную поспешность, ведь он, действительно, мог поговорить с ней и утром.

— Андрей сказал, что вы хотели меня видеть? — устало спросила она, садясь в кресло, напротив Марка.

— Да, я…, извините меня, что не даю вам возможности отдохнуть, но я должен извиниться перед вами за мое утреннее поведение, меня также послали послом от общества Долины, чтобы передать вам извинения всех.

Беатрис была тронута, Марк говорил очень искренне.

— Ничего страшного, вас можно понять.

— Да, я так же обязан предложить вам отдельные покои, вам, должно быть, ужасно неловко быть здесь.

— Ну, почему же, мне здесь очень хорошо и уютно.

— Да, но, — Марк замялся, он чуть наклонился вперед и, понизив голос, почти шепотом продолжил. — Вы не поймите неправильно, но Андрей… он всегда был буквально одержим вами, не знаю: заметили ли вы ваш портрет в его кабинете, но он там есть, и это не единственное доказательство моих слов. Он очень много читал о вас, его даже просили проводить лекции о служителях магического огня, и, поверьте, он знает столько, что профессор истории просил его назвать источники, из которых он это брал. Это всё не совсем нормально, и, — Марк смутился, он переловил её взгляд, полный недовольства, но всё равно продолжил. — Он угнетает вас, поэтому мы хотели бы попросить вас относиться к нему более трезво, и потому предлагаем сейчас отдельные покои.

— Это всё? — перебила его Беатрис, подымаясь с кресла.

— Нет, но, — Марк тоже встал.

— Мне неприятно это слушать, и еще более неприятно должно быть вам, когда вы ТАК говорите о своем коллеге. Он прав в своем решении покинуть это место! — заявила Беатрис и, более не желая удостоить Сметина вниманием, развернулась и ушла.

Когда она, недовольная, почти разгневанная вошла в небольшую столовую, Андрей тут же вскочил.

— Что он сказал тебе? Он оскорбил тебя?

— Тебя. Это, действительно, тот самый Сметин, который всегда помогал тебе?

Андрей печально опустил голову и тихо ответил.

— Да.

— Тогда он двуличный негодяй! Якобы взволнованный тем, что ты угнетаешь меня своим вниманием!

Андрей вскинул голову, он не верил своим ушам. Как Марк мог такое сказать, Марк Сметин, который всегда был ему верным старшим товарищем и наставником!

— Да, именно это он мне сказал, вначале, конечно, извинился за утреннее поведение от собственного имени и от лица всего общества Долины. А потом предложил переехать в отдельные покои, дабы избавиться от того угнетения, которое ты, будучи одержим мною, мне навязываешь! Какая подлость!

Беатрис подошла к столу и, отодвинув стул, села, нервно перебирая руками.

— Да что он знает об одержимости! Одержимость — это неосознанное чувство, влечение, с которым ты не в силах бороться.

Пока она говорила, Андрей вернулся за стол и сел рядом Беатрис.

— Что ты чувствуешь ко мне, Андрей? — задала она, неожиданный даже для самой себя вопрос.

Андрей посмотрел на неё, подперев руки о стол, он сложил кисти в один кулак.

— Ты дорога мне, я… не испытывал раньше ничего подобного, это что-то очень большое и пока, действительно, не совсем мне понятное. Но я никогда бы не пожелал тебе зла, только того, чтобы ты была счастлива. Знаешь, одна женщина, она действительно, угнетала меня своим вниманием, оно раздражало меня, бесило, не могло радовать по определению. Не знаю, но я почему-то уверен, что ты не чувствуешь ничего подобного.

— Конечно, нет! Я меньше суток в этом времени, и я твердо могу сказать, что за это короткое ты стал для меня другом и даже больше того…

Он осеклась, и невольно опустила голову, Андрей же не отрывал от неё взгляда.

— Выходи за меня замуж, Беатрис.

Она даже не отреагировала, поначалу, только подняв глаза, она поняла, насколько серьезен его взгляд, насколько искренне были произнесены слова, смысл которых стал понятен лишь на подсознательном уровне.

— Обещаю, я не стану препятствовать тебе, если ты вдруг поймешь, что это ошибка. Но, конечно, — с улыбкой добавил он, — если еще раньше, например, сейчас, ты поймешь, что этим я угнетаю тебя, то я также не стану чинить тебе препятствия.

Он встал, и, подойдя к камину, взял с выступа небольшую коробочку, Беатрис не отрывала от него завороженного взгляда.

— Эти кольца принадлежали предыдущим князю и княжне Бириимии. Я бы хотел, что теперь они принадлежали нам. А ты хочешь это, Беатрис? — спросил он, склоняясь перед ней на колено.

— Хочу.

***

Второй раз за утро, Марк вошел в эту гостиную, но теперь после предварительного стука.

— Войдите, — ответил Андрей

После вчерашнего Андрей не слишком обрадовался голосу Марка Сметина, и уже пожалел, что не спросил сначала: кто это? Дверь, которую так никто и не запер на ночь, открылась, и вошел бледный от злости Сметин.

— Что-то не так?

Неотрывно смотря на Андрея, Марк прошел на середину комнаты, вплотную подойдя к князю Бероеву. Андрей невольно поймал себя на мысли, что так грозно, на него даже отец никогда не смотрел, не то чтобы Марк Сметин.

— Что-то не так? — спокойно повторил свой вопрос Андрей.

— Это у тебя надо спросить: что не так. Где она?

— Кто?

— Ты знаешь, о ком я говорю!

— Если вы о Беатрис, то она еще в спальной, но вообще мне непонятен ваш тон.

— Не понятен?! Ах, тебе не понятен мой тон? — почти грозно произнес Марк, и неожиданно для Андрея, схватил его за ворот рубашки и, приблизив его к себе, прошипел. — Сегодня утром я зашел к тебе в спальню и…

Марк так и не договорил, и, перейдя на язык жестов и движений, оттолкнул Андрея и отвесил ему такую пощечину, что у того голова загудела.

— Может, тебе станет хоть немного стыдно!

Андрей инстинктивно поднес ладонь к лицу, и только сейчас Марк увидел на его пальце перстень Тэат. Это привело его в замешательство, и в то же время обрадовало: все-таки Андрей не потерял рассудок и остался верен себе.

— Я думаю вам лучше уйти, — ответил князь, поймав его взгляд, устремленный на перстень.

Марк смущенно кивнул, сейчас ему, действительно лучше покинуть эту комнату, и только на пороге, он чуть развернулся, и негромко произнес.

— Надеюсь, ты не поторопился.

С этими словами он вышел, Андрей всё еще потирал горящую как огонь щеку, в душе у него всё буквально клокотало, во-первых, как он посмел, Сметин, зайти к нему в спальню, во-вторых, кто дал ему право так разговаривать с ним, в-третьих, какое он имел право разбрасываться пощечинами в его адрес? В какой-то момент Андрей хотел догнать Сметина и высказать ему всё, что он о нём думал, а думать было чего, начиная со вчерашнего дня. Но здравомыслие победило, Андрей подошел к двери и запер её не на ключ, а на магическое заклинание, пустяковое само по себе, но снабжённое дополнительным узором: если кто-то попытается войти, ему сразу станет известно об этом. С этим он вернулся в столовую, куда уже успели принести завтрак. Андрей сел в кресло, то самое, где вчера сидела Беатрис, вспомнив ночь, он немного ужаснулся: как он мог вот так, сделать ей предложение! Нет, нет! Он тут же прогнал эти мысли, это не ошибка, он знал это несколько часов назад и знает сейчас, хотя, вполне возможно, что он, действительно, поторопился, но начни он об этом думать и это безоговорочно станет таковым. Лучше подумать о будущем, и о том, как его согласовать решение искать убийцу Фёдора Кулаева и с желанием улететь с Беатрис в Каримэну. Неплохо бы сначала предупредить родителей, Андрей глубоко вздохнул и невольно опустил голову на руки: что и как писать им, он не знал. На то, что уже сегодня скажет именитое общество Долины, ему было плевать, а вот на то, что скажут они — нет. Посидев немного в таком положении, он встал и вышел в кабинет, сев за письмо для родителей.

"Дорогие мама и папа…"

***

Ни малейшего движения, ни единого звука, ни толики аромата, ничего — пустота все последние дни, а их было уже три, сколько будет еще? Наверное, немного: без ветерка еще можно прожить, а без воды и еды — нет. Все-таки жаль, что с помощью магии нельзя создать ничего съестного, но только его иллюзию! Руфина глубоко и тяжело вздохнула, теряя силы, она медленно опустилась на пол и облокотилась спиной о стену, откинув голову назад, так она просидела минут двадцать, уже начиная дремать, как вдруг раздался легкий щелчок. "Неужели я начинаю сходить с ума? Да! Конец незавидный!"

Но щелчок происходил в действительности, и раздался он при открывании двери.

— Скучаешь? — спросил Зору, от этого неожиданного вопроса, Руфина мгновенно проснулась и вскочила, но сейчас такая резкость движения могла лишить её чувств.

— Не жалко, — холодно обронил Зору, наблюдая за тем, как Руфина сползла вниз по стене.

Зору, чуть постаревший, но полный сил и энергии стоял перед ней и с ненавистью в глазах смотрел на некогда так любимую им дочь. Он приоделся по моде этого времени и выглядел немного неестественно в брюках и рубашке с жилеткой, он сам привык себя видеть в длинных одеждах, но нашел и в этом определенную привлекательность, видя положительный момент в первую очередь в том, что он жив, будет жить и начинает свою новую страницу в будущем.

Руфина замерла; решив, что она потеряла сознание, он бесцеремонно подождал, когда она зашевелится и откроет глаза.

— Спится тебе? Впрочем, наверное, нет. Я вот зачем зашел: если хочешь есть или пить, хотя тут, скорее всего, и первое, и второе, так вот, если тебе что-нибудь нужно, то попроси и я дам. Не только поесть или попить, но и принца твоего увидеть тоже. Не сию минуту, конечно, но он уже мчится, не сомневайся!.. Опять молчишь? Ну, молчи, я тогда пойду, раз тебе ничего не нужно.

Сейчас любое упоминание о еде, было особенно болезненно, однако она молчала, зная, что откажи отцу раз — второй он ни за что не уступит, даже если она будет умолять его на коленях. Зору медленно развернулся и лишь когда был уже в дверях, Руфина позвала его.

— Отец, постойте. Я… хочу есть и пить, будьте так добры, принести хоть что-нибудь.

Дракон самодовольно улыбнулся, некоторое время он помолчал, нарочно играя на её чувствах.

— Хорошо, доченька, — сказал он наконец, — принесу.

Он вышел и, не закрыв двери, вернулся почти в ту же минуту. Конечно, он приготовил всё заранее, но давать что-либо так просто не собирался.

— Вот твоя еда, — сказал он, ставя на небольшой столик у её кровати поднос с кувшином и двумя накрытыми тарелками, рядом них лежали ложка и вилка. — Тут есть сок, твой любимый, вишневый. Хотя вряд ли это сейчас так.

— Так, я всё равно люблю его.

— О, значит, что-то с далекого детства осталось! Что-то, только не любовь ко мне. Интересно, ты все эти годы ненависть копила? По каплям, по крупицам!

— А вы? — задала она встречный вопрос, и, не смотря на то, что ей было тяжело, в упор посмотрела на него. Зору не отвернул взгляд в сторону, но заставил её вновь опустить голову.

— А что я? Я, так сказать, волею чуда перенесся во времени, и для меня с того дня прошло пять лет, я не три с лишним тысячи, так что по возрасту я тебе в прапраправнуки гожусь — не знаю даже сколько раз этих "пра". Здорово, правда? Кстати, говорят, и Беатрис в этом времени, так что вся семья в сборе.

— Она к вам не вернется.

— Ты так думаешь?

— Уверена!

Зору уже, было, занес на ней руку, но потом отпустил.

— Значит, говоришь, не вернется? Посмотрим! Если я чуть постарел после всего, что случилось, но это нам е помеха, она и так в дочки мен годилась. Но всё равно любила.

— Она вас никогда не любила!

— Да, что ты! Она тебе говорила или сама догадалась?

— И то, и другое.

Зору побледнел, он знал, что Беатрис испытывала к нему весьма странные чувства, и то была скорее смесь ненависти с презрением и страхом, чем любовь, но слышать тому подтверждение он не хотел, не мог.

— Хватит об этом! Мне пора.

— Вы постарели не от расстройств, отец, а от вполне естественных процессов старения.

Зору, уже собравшийся уходить, резко развернулся к ней, метнув на неё взгляд, переполненный злости и страха.

— Что? — прошипел он. — Откуда тебе знать?

— Я это чувствую.

— Чувствуешь! — Зору резко и неожиданно шагнул к ней и схватил за горло обеими руками. — Как вы мне надоели все, чувствующие!

О ком речь? Руфина вконец ничего не понимала.

— Посмотрим еще — станешь ли ты Богиней — для начала, знаешь ли, кое-что выпить надо, жгучее такое, терпкое.

Зору резко откинул от себя Руфина — она бессильно упала на пол — он встал и вышел. Вначале она молчала, не было слов, не только вслух, но и про себя, и лишь минут пять спустя она заплакала, не от того, что отец минуту назад душил её, а из-за того, что ей стало по-настоящему страшно, жутко: кто она такая, чтобы называть драконов, живших много меньше неё, матерью и отцом? Кто она такая, чтобы любить двадцатичетырехлетнего юношу? Тогда, в Ридане, она лишь бессознательно боялась этого, решив расстаться с ним, а теперь все страхи стали понятными. Он спешит сюда, чтобы спасти её, и она совершенно ничего не может сделать, чтобы остановить его, сказать, что она старуха в маске юности, не достойна этого, и он должен думать о ком угодно, только не о ней!..