Тень чупакабры

Глава 9. Глухая оборона

Как и ожидал Новиков, все важные свидетели дружно ушли в глухую оборону. Врачи, бегая глазками и надрывая глотки, клялись, что ничего «такого» никогда не делали, и в их учреждении подобного быть не может. Им вторили родители Катерины Дорожиной: она у них была приличной девочкой-одуванчиком, ни с кем никогда не ссорилась, ни о чём «таком» знать не знала, результаты экспертизы лгут, а на Новикова надо жаловаться.

Пока на него не нажаловались, Новиков решил всё-таки нанести визит в знаменитый Дом культуры. Так или иначе, все три девушки были с ним связаны. Хоть что-то их объединяло. Ну, кроме места жительства и жуткой гибели.

В просторном холодном фойе с высокими потолками и яркими пролетарскими фресками было пустынно, хотя откуда-то доносились голоса. Новиков спросил у дежурной, где библиотека — надо же как-то оправдать свой визит в это учреждение.

Света без лишних вопросов выдала ему формуляры всех трёх погибших девушек.

— А что, сейчас здесь почти никого нет? — спросил Новиков, осматривая пустынную тихую библиотеку, где пахло деревом и старой бумагой.

— Нет, все приходят ближе к вечеру. — Света отчего-то избегала смотреть на Новикова.

— А я вроде в фойе голоса слышал.

— Ну, методисты и педагоги-то здесь. И ещё Кристина в буфете портрет пишет. — Света усердно перебирала какие-то записи.

Новиков решил не смущать её ещё больше и спросил:

— Тогда можно мне взять формуляры в буфет?

— Пожалуйста, — равнодушно пожала плечами Света.

Новиков забрал карточки и направился в сторону, где слышал голоса. Действительно, в буфете между столами за мольбертом стояла Кристина, сосредоточенно выводящая что-то на холсте. А за стойкой, у разноцветных колб с соками застыла крупная ярко накрашенная дама в чистеньком фартуке с оборками и кокетливой головной повязке-короне.

— А, здравствуйте, — обернулась с Новикову Кристина. И тут же вернулась к своему холсту.

— Вы что-то хотели? — спросила буфетчица, не меняя положения.

— Если можно, чай и бутерброд, — вежливо улыбнулся Новиков.

— Бутерброды только с сыром, — резко выдала модель.

— Они же вчерашние, — вяло проговорила Кристина, глядя на холст.

— И что теперь? — грозно спросила буфетчица. — Они же всё равно съедобные.

— Разве кто-то возражает, — пожала плечами Кристина. — Просто для сотрудника угрозыска можно было бы поискать что-нибудь сегодняшнее. Он-то находит преступников.

— А, так вы оттуда, — шёпотом проговорила буфетчица, округлив глаза. — Насчёт девиц этих, да? Ой, тогда мы вам сейчас чего-нибудь сообразим.

И дама в фартуке грациозно исчезла в недрах буфета.

— Ну куда, — только и проговорила Кристина, взмахивая рукой с карандашом.

— Напомните, как зовут вашу модель? — тихо спросил Новиков, усаживаясь за столик рядом с мольбертом.

— Тётя Клава. Клавдия Васильевна. Она всё про всех знает, — понизив тон до шёпота, добавила Кристина.

Клавдия Васильевна вернулась с горячим чаем и целой тарелкой бутербродов — с колбасой, сыром, котлетой и даже красной рыбой.

— Вот, пожалуйста, угощайтесь, — буфетчица поставила блюдо перед Новиковым. — Ой, погодите, давайте мы стол скатертью накроем.

— Не стоит, — помахал рукой Новиков. Тётя Клава не уходила, заинтересованно глядя на следователя, и он решил в знак благодарности её допросить. Даже блокнот раскрыл и ручку достал. Со всей серьёзностью задал банальнейший вопрос: — Скажите, вы хорошо знали трёх девушек?

— Хорошо, — с готовностью кивнула тётя Клава.

— Давайте начнём с Валентины. Что можете о ней рассказать?

— Так, Валя. — Тётя Клава постучала длинным красным ногтем по подбородку. — Пела хорошо, особенно романсы. Как вечера для номенклатуры — всегда её выставляли, уж больно всякие секретари да ветераны любили её слушать. Как концерт — так без охапки цветов не уходила, и всегда какой-нибудь букетик нам оставляла да дежурной.

— Ухажёров у неё много было? — доверительно спросил Новиков.

— Ну! А что толку? — подбоченилась тётя Клава. — Она, говорят, в какого-то парня по уши втрескалась, а он на её подружке женился, потому что у той богатый папаша. Дурак, такую девку прощёлкал. Вот она слезливо и пела. А может, и не дурак. — Тётя Клава косо глянула на Кристину, тонкими линиями делавшую набросок буфета.

— Хорошо, так и запишем. — Новиков старательно написал несколько слов в блокноте. — Теперь вторая — Катя.

— Это плясунья? — уточнила буфетчица.

— Она, — кивнул Новиков.

— Свиристелка, — с готовностью произнесла тётя Клава и проследила, чтобы Новиков так и записал. — Вроде со Стёпкой-механиком гуляла, а сама всем подряд глазки строила. Всё ждала, может кто из богатеньких клюнет на неё. И номера-то у неё всё похабные были, всё в коротких юбках и чтобы ноги задирать до ушей. Срамота.

Краем глаза Новиков заметил, как Кристина чуть не засмеялась. Самому Новикову было ни капли не смешно, и он продолжил:

— Так. Теперь третья. Катерина.

— А, эта. — Тётя Клава небрежно махнула рукой. — Сказала бы я вам, кто она была, да про мёртвых плохо нельзя.

— Но правду можно. — Новиков внимательно посмотрел на буфетчицу, та отвела взгляд.

— Ну, актёрка. Всегда главные роли ей давали, хотя как по мне, так она уж слишком старалась. Орёт только да руки заламывает. — Тётя Клава быстро осмотрелась и наклонилась к Новикову. — В прошлом месяце она костюмершу побила за якобы плохое платье. Туфлей, да прямо каблуком по лицу как вдарила, у той даже здоровенный фингал остался.

— Что, совсем плохое платье? — как можно серьёзнее спросил Новиков.

— Да причём тут… — И тут тётя Клава увидала что-то за его спиной, быстро выпрямилась, оправилась и парусником в рюшах поплыла на своё место. Уже оттуда широко заулыбалась: — Борис Никодимович, милости просим, не желаете ли кофе?

— А что, можно. — В буфет вошёл щеголевато причёсанный товарищ в белом костюме, запонках и блестящей булавке на шёлковом галстуке. Он окинул взглядом Кристину, которая только чуть повернулась и вяло кивнула в знак приветствия. — Как работа?

— Идёт, — коротко ответила Кристина.

— Что ж… — Тут Арбузов заметил Новикова и привычно располагающе улыбнулся: — А вы, простите, кто будете?

— Капитан Новиков. Угрозыск.

— А это насчёт… — Арбузов театрально покачал головой. — Да, это большая потеря для всех нас. Такие молодые, талантливые девушки, и такое ужасное происшествие.

Дальше Арбузов ещё минуты две продолжал нести банальщину, а Новиков сочувственно кивал.

— И чем же мы можем вам помочь? — наконец спросил директор ДК.

— Я собираю информацию о погибших. Так сказать, штрихи для общей картины. Вот, просматриваю их библиотечные формуляры.

— Это правильно, — закивал Арбузов. — Они были очень интересными девушками, я бы сказал, выдающимися. А, вот и кофе. Если что понадобится, то я в вашем полном распоряжении.

Новиков благодарно кивнул, а Арбузов взял кофе, тарелку с бутербродами и сел так, чтобы видеть следователя. Буфетчица вернулась к колбам с соком.

— Так, чуть боком встаньте, пожалуйста, — попросила Кристина, указывая куда-то карандашом. — И к колбе руку протяните. Вот так.

— И долго мне так стоять? — мрачно спросила тётя Клава.

— Не очень, — проговорила Кристина, замеряя что-то карандашом.

— Искусство требует жертв, Клавдия Васильевна, — весело произнёс Арбузов. — Вас, можно сказать, увековечат на века.

Новиков чуть не рассмеялся последней фразе и сделал вид, что кашлянул.

В формулярах погибших ничего интересного не нашлось. Валя брала романы, всё больше зарубежные про любовь. «Джейн Эйр» даже два раза перечитывала.

Плясунья Катя любила стихи и книги о страстях — Бальзака, Флобера и особенно Мопассана.

У Катерины Дорожиной формуляр оказался пустым.

— А она читать не умела, — фыркнула Кристина, когда Новиков вертел в руках формуляр Дорожиной, пытаясь найти хоть какую-нибудь запись.

— То есть? — переспросил следователь.

— Кристина, как вам не стыдно, — с упрёком произнёс Арбузов. — Катеньки уже нет с нами, а вы позволяете себе подобные высказывания, да ещё в присутствии представителя власти. Вы должны понимать, что этот ваш поступок заслуживает порицания, возможно, даже в форме выговора.

Художница бросила на него холодный взгляд и вернулась к портрету.

— Скажите, где мне найти портниху, которая шьёт костюмы для постановок? — обернулся Новиков к Арбузову.

— А вам зачем? — с интересом спросил директор.

Тётя Клава, как показалось Новикову, напряглась.

— Понимаете, Катерина Дорожина была артисткой, а артистки много времени проводят в костюмерных. Мерки, там, подгонки. Может, ваша портниха с ней дружила, и Катерина ей что-то рассказывала? О чём другим не говорила.

Тётя Клава выдохнула.

— Вряд ли, — покачал головой Арбузов. — Катерина была звезда, личность. А портниха наша… Вы не подумайте, что я плохо про неё говорю, но работала она не очень хорошо. Были нарекания и у театральной секции, и у танцевальных ансамблей.

— То есть — работала? — уточнил Новиков.

— Она рассчиталась недели две назад. Уехала куда-то. Вроде на Урал или в Сибирь. Целину поднимать. — Директор отпил кофе.

— Ясно. Теперь у меня вопрос ко всем присутствующим, — громко произнёс Новиков. — Если вам что-то известно о недоброжелателях девушек, о конфликтах, угрозах или об их тайных порицаемых поступках, скажите сейчас.

— Ну что вы, какие недоброжелатели и ссоры, — театрально махнул рукой Арбузов. — И никаких грязных секретов у них не было.

Кристина только пожала плечами и помотала головой. Тётя Клава, бросив короткий взгляд на директора, тоже развела руками.

— Может, завистники? — ещё раз попытал счастья Новиков.

— Этого хватает, — брякнула Кристина, прежде чем Арбузов успел сыграть очередную сцену.

— Подробнее? — ухватился Новиков.

— Да какие подробности. Но ведь они были яркими девушками, талантливыми. — Кристина водила карандашом по холсту, а Арбузов, не сводя с неё глаз, активно кивал. — Ими восхищались, цветы дарили, домой провожали, приглашали танцевать. Не всем это нравится, кто-то всегда завидует. Но ведь за это же не убивают, правда?

Кристина обернулась и посмотрела прямо на Новикова.

— И за меньшее убивают, — произнёс Новиков, глядя в разноцветные глаза художницы.

Лицо Арбузова застыло, тётя Клава смотрела на следователя во все глаза. Кристина просто отвернулась.

Новиков убрал со стола блокнот и напарвился к буфету:

— Сколько с меня?

Тётя Клава часто заморгала и с полминуты никак не могла посчитать цену. Когда Новиков всё-таки расплатился, он подошёл к Арбузову и громко, так, чтобы и буфетчица точно услышала, произнёс:

— Товарищ директор, у меня к вам просьба. Пожалуйста, оповестите всех своих подчинённых и тех, кто посещает ваши кружки, чтобы девушки и женщины в позднее время не ходили поодиночке.

— Обязательно, — с готовностью закивал Арбузов. — Всенепременно.

— Всего доброго, — попрощался Новиков сразу со всеми.

Новиков отправился на службу, где до вечера перечитывал отчёты криминалистов и показания свидетелей. Ничего так и не сошлось. Выяснить, хотя бы примерно, за что кто-то мог порешить трёх девушек, не удалось. У Дорожиной, конечно, были недоброжелатели, и немало, но пересечений с другими погибшими девушками не нашлось. Да их почти ничего и не связывало. Разве что жили в одном районе и занимались в одном ДК.

Ещё, конечно, место действия. Парк. Как будто что-то или кто-то там… охотится. Пожалуй, лучшее слово. Будь это зверь или человек.

Но ведь никто ничего не видел! Ни одного свидетеля, хотя народу тьма. Кого только не опрашивали — местных жителей, дворников, электриков, озеленителей, милиционеров, постовых, водопроводчиков, газетчиков, кассиров, продавцов из киосков, водителей трамвая. Всё без толку.

Когда Новиков возвращался домой, уже стемнело. Да ещё пасмурно — снова прошёл дождь, сорвал последние лепестки с яблонь и черёмухи, так что блестящий чёрный асфальт оказался усеян белыми веснушками.

Новиков постоял у входа в парк — красивой оштукатуренной арки. Сейчас за ней безлунную ночь разгоняли светящиеся фонари, но отдыхающих видно не было. Только кроны деревьев тихо шумят. Где-то рядом процокали каблучки.

Присмотревшись, Новиков увидел знакомую фигурку. Кристина в голубом плащике топала мимо парка к Божедомке. Одна. Ночью. Ведь слышала же, как он просил этого не делать!

Бесшумно ругнувшись, Новиков пошёл следом. В густых тёмных зарослях сирени мелькнула чья-то тень. Сделала пару шагов в сторону и потом затрусила по пятам художницы.

Новиков пригнулся и побежал. Обошёл преследователя со стороны и преградил путь.

Артём чуть не вскрикнул, но вовремя удержался.

— Ты чего тут? — прошипел Новиков.

— А чего она одна шастает, — тихо проговорил Артём, подбородком указывая на идущую впереди Кристину. — Знает же.

— Ладно, — выдохнул Новиков. — Идём.

Новиков и Артём прошли следом за художницей всего несколько метров, когда ей наперерез метнулась ещё одна тень. Артём и Новиков синхронно рванули вперёд. Но в паре метров следователь затормозил и удержал Артёма.

Арбузов нагло хватал Кристину за руки и, брызгая слюной, тараторил:

— Чего тебе не хватает, а? Ты думаешь, раз профессорская дочка, принцессу можешь из себя корчить? И не таких обламывали! Вот влеплю тебе выговор, в дело запишу, донос на тебя отправлю в твой союз художников. Аморалку тебе припишем! И что тогда запоёшь, а?

Кристина вырвала руку и влепила ему звонкую пощёчину.

Арбузов обозвал её непотребными словами и уже схватил было за ворот, но с двух сторон подошли Артём и Новиков. Новиков заломил Арбузову руку, а Артём двинул под дых.

— В отделение сейчас поедем, — чётко произнёс Новиков. — Заявление напишешь.

— Ещё чего, — буркнула Кристина, поправляя плащ.

— Да ты понимаешь, что он тогда ещё народу порешит! — Артём ещё раз двинул Арбузову.

— Этот? — фыркнула Кристина. — Да Бог с тобой! У него кишка тонка.

Новикову очень хотелось упрятать Арбузова, да надолго. Но увы, он понимал, что Кристина права. И задерживать его не за что, ведь заявление она не напишет.

Тогда Новиков кивнул Артёму и нажал Арбузову на руку:

— С девками было? Отвечать!

Когда Арбузов не ответил, Артём ему наподдал.

— Было! Было! — заблеял директор ДК. — Только не бейте!

— Позавчера ночью где был? — резко спросил Новиков.

— Не помню… Нет, помню! У женщины! У Но́ры Вислогузовой! Она подтвердит!

Новиков не мог решить, что с ним делать. С одной стороны, этого хлыща пора было закрывать, и желательно надолго. Но доказательств нет, и никто не согласится давать против него показания. А отпустить значило позволить ему дальше затаскивать девчонок в кровать, чтобы они потом аборты делали.

Поразмыслив пару секунд, Новиков снова кивнул Артёму. Тот ещё пару раз влепил Арбузову.

— Ну хватит, прекратите! — Кристина чуть не плакала.

— Слушай внимательно. — Новиков снова нажал на руку директора ДК. — Будешь сидеть тише воды, ниже травы, пока мы всё не проверим. Скажешься больным. Дёрнешься — летучий отряд за тобой отправим. С приказом стрелять на поражение. Жаловаться станешь — сядешь за растление малолетних. Свидетели найдутся. Понял?

Арбузов прохрипел, что всё ясно. Новиков отпустил его, Артём добавил тумаков для закрепления. Когда директор ДК ухромал прочь с Божедомки, Новиков, Артём и Кристина направились к своему дому.

— Зря отпустили, — пробормотал Артём.

— А за что задерживать? Ни свидетелей, ни улик. Почему вы не хотите на него заявить? — обратился Новиков к Кристине.

— Так будут говорить, что сама во всём виновата и что оговариваю человека. Его знаете как тут любят?

— Любят, — повторил Новиков. Потом резко спросил: — Почему портниха уехала? И за что её Дорожина побила?

— Так ясно же, — тихо проговорила Кристина. — Он как с Катькой наигрался, так за швеёй стал увиваться. Она хорошенькая была. Катька её ещё в воровстве обвинила, просто тётя Клава не стала вам говорить.

— А почему вы сказали, что Дорожина неграмотная? — продолжал спрашивать Новиков. — Она же была отличницей.

— У неё мама в Отделе народного образования работает. А Катька даже таблицу умножения не знала.

— Как думаете, насчёт Норы Вислогузовой Арбузов сказал правду? — обратился Новиков сразу к обоим.

Артём пожал плечами, А Кристина усмехнулась:

— Вполне возможно. Про их роман все знают.

— Она в курсе, что он увивается за девицами?

— А вы у неё спроси́те, — снова улыбнулась Кристина. — Она вам расскажет, как все хотят его опорочить из зависти, а девчонки по нему сохнут, вот и рассказывают небылицы.

— Н-да, — разочарованно протянул Новиков. — Ну и дела. А главное — ничего не докажешь.

Кристина как в воду глядела. На следующий день Новиков поехал в заводоуправление, чтобы неформально побеседовать с Норой Вислогузовой, мамашей Герды.

— Моя личная жизнь никого не касается, — строго произнесла Нора, когда Новиков задал свой вопрос.

— Целиком и полностью согласен с вами. Но у нас есть основания подозревать вашего друга в преступлении. И только от вас зависит, будем мы его дальше подозревать, или нет.

— Ну, хорошо. Да, он был у меня. И, кстати, в ночь убийства Валентины тоже. Но я женщина свободная, и он тоже не женат. Ничего аморального в наших отношениях нет. — Нора поджала губы.

— Это правда, — кивнул Новиков. — А как ваша дочь относится к вашей… дружбе?

— Нормально, — резко ответила Вислогузова. — Она умная девочка и всё понимает. Не такая, как эти… из кружков Дома культуры. Сплошные развязные девицы, и какие надоедливые! Боречка сегодня приболел, упал вчера с лестницы. Так они его уже извели своими звонками! Мол, ничего без него не могут. А что делать? Он руководитель.

У Всилогузовой затрещал телефон.

— Извините. — Она подняла трубку. — Что? Когда? И кто это сделал? Как это — непонятно?! Ответите за каждую корову! Бардак, кругом бардак!

Вислогузова нажала на рычаг.

— Ночью кто-то порезал коров из подсобного хозяйства, — быстро произнесла Нора и стала набирать другой номер.

— Можно взглянуть? — На молчаливый вопрос Всилогузовой Новиков ответил: — Вдруг диверсия.