Тень чупакабры

Глава 5. Проход воспрещён

С утра Новиков первым делом отправился к экспертам, где ему почти час пришлось мерить шагами коридор и рассматривать в окно цветущие яблони. Наконец Батенко пригласила его в кабинет.

— Работы вы нам прибавили, — пробормотала эксперт, усаживаясь за стол.

— Служба, — вздохнул Новиков и спросил, не особо рассчитывая на результат: — Ну, что там?

— Ни-че-го, — по слогам произнесла Батенко. — Ни на чьей одежде следов крови нет. Совсем. На обуви тоже. Кстати, а откуда у них гражданская одежда?

— Стащили в крайнем доме на Божедомке. Прятали вещи в сарае, там же свалка. Переодевались в гражданское, вылезали, потом обратно.

Новиков помолчал, складывая в уме детали. Увы, пока не складывалось.

— А ведь если бы «бегунки» резали, хоть кого-то обязательно бы забрызгало, — пробормотал Новиков и чихнул. Со вчерашнего дня в носу свербело.

— Будьте здоровы, — улыбнулась эксперт.

— Спасибо. — Новиков вытер лицо платком. — Хотя место жительства к крепкому здоровью, увы, не располагает. Этот профессор с его опытами…

— А, знаю, — улыбнулась Батенко. — Говорят, он пару раз дом чуть не взорвал, даже эвакуация была.

— Главное, чтобы они город не потравили. — Новиков снова чихнул и снова получил пожелание быть здоровым. — А как тут вообще у народа со здоровьем?

— По-разному, — пожала плечами Батенко и отвела взгляд. — Две ваши девушки были вполне себе здоровы.

— Слушайте, а вот как вы думаете, — Новиков потихоньку подбирался к вопросу, который занимал его всю ночь. Даже во сне. — Вот как специалист, как вы считаете, могут ли животные мутировать от промышленной химии?

Батенко хмыкнула и откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди:

— Да кто его знает. Я же не генетик, и даже не биолог.

— Ну, хотя бы примерно.

— Понятия не имею. От повышенной радиации вроде могут.

— А здесь есть повышенная радиация? — быстро спросил Новиков.

— Судя по замерам, нет, — выдохнула Батенко. — Но по этому вопросу вы лучше к товарищу Зыковой обратитесь.

— Ладно. Спасибо, — улыбнулся Новиков и поднялся на ноги.

Понятнее не стало. Одно ясно — «бегунки» всё-таки ни при чём. Одной версией меньше. Это тоже хорошо. Только вот эти россказни про чудовищ, похожих на волков-полуобезьян, оптимизма не добавляют. Правда или нет? Может, парню просто спьяну померещилось? А может, и нет.

В любом случае, сваливать преступление на неведомого монстра, по меньшей мере, неразумно. А то и уголовно наказуемо — животное-то не арестуешь.

Лучше бы разобраться с людьми. И, пожалуй, стоит начать с приятеля одной из девушек.

Из Управления Новиков поехал в трамвайное депо, где этот парень работал механиком. Удобнее всего было сесть на трамвай и катиться до конечной остановки, по пути рассматривая город — разноцветные дома, построенные после войны пленными немцами, палисадники, широкие проспекты и тротуары между газонами, прокрытыми жёлтой россыпью одуванчиков.

— Конечная, — объявила кондуктор единственному оставшемуся пассажиру.

— Мне в депо, — ответил Новиков.

— Ясно. — Девушка хлопнула по стенке за спиной вожатого, двери закрылись, и трамвай покатился дальше. — По что вам в депо? Работу, что ль, ищете?

— Нет, я ищу одного человека.

За окном теперь тянулся бесконечный бетонный забор, похожий на тот, что огораживал колонию, только без рядов колючей проволоки.

— И кого вам надо? — с любопытством спросила кондукторша.

— Механика вашего…

— Стёпку, что ль? — резко спросила девушка. — Из милиции, что ль? Вот пристали к человеку! Не резал он ни Вальку, ни Катьку, ясно вам?!

Девица упёрла руки в бока и сверлила Новикова яростным взглядом. Как она умудрялась сохранять равновесие в шатающемся громыхающем вагоне — загадка. Опыт, наверное.

— А вы откуда знаете? — дружелюбно спросил Новиков.

— Так он в это время на комсомольском собрании был!

— Это в первый раз, а во второй?

— Так его и в городе не было! Мы в поход ходили!

— А, так вы тоже из туристической секции? — сыпал вопросами Новиков.

— Ну и что?! — брови девицы сдвигались всё грознее, тон становился резче. Странная реакция.

— Скажите, а почему Катя с вами в поход не пошла?

— Катька-то? — хохотнула кондукторша. — Да какие ей походы! Неженка-белоручка! Рюкзак ей тяжёлый, комары кусают, спать неудобно, есть невкусно, туалета нет. Она в походы ходит только по магазинам да по парикмахерским.

— Ходила, — поправил Новиков.

— Что?

— Ходила. Больше не ходит.

— А, ну да, — сбавила тон кондукторша. — Всё равно, не пойму, что Стёпа в ней нашёл. Она ведь даже в Комсомол вступать не хотела, пока в ДК не заставили.

— А, это в ансамбле, — подхватил Новиков.

— Угу, — угрюмо произнесла кондукторша. — Только ногами дрыгать и умела, больше ни на что не годилась. Финтифлюшка.

Трамвай докатился до массивных металлических ворот, и девушка снова хлопнула по стенке. Дверь отъехала.

— Пойдёмте, провожу вас.

— Спасибо большое, — широко улыбнулся Новиков. На кондукторшу это, правда, впечатления не произвело — она продолжала неприязненно поглядывать на него исподлобья.

Они прошли по пыльно-бетонной территории депо, рассечённой паутиной рельсов, и оказались у серого кирпичного здания. Кондукторша потянула на себя тяжёлую дверь и впустила Новикова в тёмную парадную.

— Тут подождите, — кивнула девушка на ряд коричневых откидных стульев у стены. — А хотя… Стёпа!

Кондукторша помахала рукой, и из глубины тёмного коридора появился высокий парень в спецовке.

— Вот тут к тебе товарищ… из органов, наверное. — Девица подождала, пока Новиков показал удостоверение.

— Я же уже сто раз повторял, что мы были в походе! — сходу заявил Степан.

— Мы можем где-нибудь поговорить? — спокойно спросил Новиков.

— Тут говорите, у меня секретов нет!

— А у следствия есть.

— Что здесь происходит? — спросила невесть откуда взявшаяся строгая дама в очках.

Новиков и ей показал «корочку».

— Снова пришли, — поджала губы дама. — Так ведь были уже. И знайте, что Степан ничего такого сделать не мог. Он у нас лучший механик, и на хорошем счету.

— Где тут можно побеседовать? — Новиков изо всех сил старался сохранять самообладание.

— Ну, пойдёмте. — Дама провела его и Степана в комнату, от пола до потолка заставленную стеллажами с папками. — Если можно, побыстрее. Вагоны сами себя не осмотрят и не отремонтируют.

— Ну? — спросил Степан, скрестив руки на груди, когда дверь за начальницей закрылась.

Новиков осторожно его рассматривал — высокий, симпатичный, кудри из-под кепки. Ясно, с чего девицы из-за него кидались в драку-собаку.

— Вы были в походе, — дружелюбно начал Новиков. — Можно узнать маршрут?

— Мещёра, — вздохнул Степан, закатывая глаза. — Сто раз уже спрашивали.

— А правда, что там закопаны разбойничьи клады? — усердно изображал любопытство Новиков.

— Чего? — хохотнул Степан. — Какие ещё клады?

Новиков улыбнулся в ответ:

— А как вы туда добирались? Через мазычский лес?

— Нет, на автобусах и электричках. С пересадками.

— А почему не через лес? Ведь напрямую можно пройти.

— Вы об этом хотели говорить? — Степан слегка расслабился — опустил руки и привалился к заваленному бумагами столу.

— А почему ваша невеста с вами не пошла? — выспрашивал Новиков, не меняя тона.

— Она походы не любила. — Степан вздохнул и опустил взгляд.

— А что любила?

— Ну… танцы. — Степан бродил взглядом по комнате. — Кино. Туфли там всякие, платья. Помады. Журналы с фотографиями, чтобы про артистов. Но вы не подумайте, она была не так чтобы глупая свистушка. Она добрая была — больной соседке помогала, продукты носила.

— Враги у неё были? — спросил Новиков, делая вид, что рассматривает залежи бумаги на полках. А сам припомнил, как лестно о девушке отзывался её сосед, которого следователь встретил в свой первый приезд на Божедомку.

— Какие ещё враги? — удивлённо переспросил Степан. — Откуда?

— Может, недоброжелатели? Может, кто-то на неё зуб точил?

— Да нет, — пожал плечами Степан. — Не знаю.

— А друзья, подруги? Кто её лучшая подруга?

— Нет такой, — покачал головой Степан. — Она говорила, что женщинам вообще нельзя доверять, у неё ведь отец ушёл из семьи, и как раз к подруге матери.

— Печально. А спортом она занималась? — Новиков приготовился зайти на второй круг. — Лыжи, например?

— Да нет, — вяло пожал плечами Степан.

— А вы? Ходите на лыжах?

— Обязательно, — с готовностью ответил Степан. — У меня разряд по лыжам.

— Похвально. А где катаетесь? А то я — человек новый.

— Так май сейчас, какие лыжи?

— Я на будущее интересуюсь, — улыбнулся Новиков.

— Так здесь, за депо, лесополоса, — неопределённо махнул рукой механик. — Тут ещё «Стрелка» есть.

— А мазычский лес? Туда не ходите?

— Нет, не ходим.

— А почему?

Новиков почти вплотную подошёл к Степану и смотрел ему в лицо.

— Ну, там зона, — парень всё отводил взгляд.

— И что? Зеки же там не шныряют. Или шныряют? — Новиков взял тон построже.

— Какие ещё зеки? — Степан чуть отклонился.

— А может, там кто-то другой бегает, а? — продолжал наступать Новиков. — Волки? Медведи? Чупакабра?

— Что? Какая ещё… — Степан почти сел на стол. — Какая ещё чупа…крабра?

— Не веришь в чупакабру? — Новиков сделал шаг назад и улыбнулся.

— Это только дети и бабульки верят, — пробормотал Степан. — А я — комсомолец, кандидат в Партию.

— Это хорошо, очень хорошо. — Новиков снова настроился на дружелюбие. — А почему же всё-таки в этот мазычский лес никто не суётся, а?

— Гнилое там место. — Парень говорил всё тише, глядя в пол. — Нечисто там. Могилы старые. Избушка эта опять же.

— Нечистое место. А говоришь — комсомолец. — Новиков снова подошёл ближе и доверительно глянул в лицо Степана. — Ладно, последний вопрос. Сам как думаешь — кто девчонок порешил?

— Не знаю, — замотал головой парень. Потом глянул на Новикова с каменным лицом и сжал кулаки. — Но если узнаю…

— Ладно. — Новиков похлопал Степана по плечу, и тот вроде расслабился. — Слушай, а другие ухажёры у Кати были? Мне можешь сказать, я — никому.

— Не знаю. — Снова отвёл взгляд.

— Слушай, я всё понимаю, — Новиков опять взял доверительный тон. — Но сейчас любая мелочь может помочь.

— Не знаю, — повторил Степан, глядя вверх и вбок. — Вроде был там какой-то… но это так…

— Ясно. Спасибо. Ну, бывай.

Обратно Новиков опять поехал на трамвае. Узнал он не так уж много. А главное — подруг нет. У одной девушки из-за истории с отцом, а другая вообще мало с кем общалась. Женщины наблюдательны, всегда что-то да заметят, отличные свидетели из них получаются. И кому же секреты доверять, как не подружке? Увы, в этот раз не повезло.

Когда Новиков вернулся на Божедомку, первой, кого он встретил, оказалась собачонка, которую подкармливала Кристина. Псина лежала под кустом распустившейся черёмухи, на клумбе с ландышами, и грызла здоровенную кость, на которой ещё оставались ошмётки мяса.

Юная художница выскользнула из подъезда и, бросив на ходу «добрый день», отправилась куда-то вдоль по улице. Новиков с полминуты смотрел на развевающийся подол её платья, потом медленно пошёл следом. Судя по тому, что Кристина свернула не в сторону парка, она опять намеревалась пойти в лес.

Уже у крайних домов художница остановилась и обернулась. Уставилась на Новикова, будто ждала, что он подойдёт. Деваться некуда, пришлось топать.

— Почему вы идёте за мной? — прямо спросила Кристина.

— А почему вы снова идёте в лес, от которого остальные стараются держаться как можно дальше? — парировал Новиков.

— Это спорное утверждение, — покачала головой Кристина. — Здесь священный мазыйский лес, местные ходят туда как минимум дважды в год.

— Не так уж часто, — проговорил Новиков, соображая, почему он раньше не слышал про это «дважды в год». — А я думал, туда вообще запрещено ходить.

— Это вы про знак? — спросила Кристина блуждая взглядом по крайним домам Божедомки.

— Какой ещё знак? — не понял Новиков.

— Если обойти болото с избушкой и пройти вон туда, — Кристина повернулась и изувеченной рукой указала на густые заросли, — там будет знак «Проход воспрещён». Но на него никто не обращает внимания. Потому что там никто и не ходит. — И она засмеялась собственной шутке.

— Вы же говорите — два раза в год. — Новиков почувствовал, что начал раздражаться. Это как собирать разорванную в клочья газетную статью. Да ещё вымокшую в унитазе.

— Местные ходят вон туда, — Кристина, всё ещё улыбаясь, указала в противоположную сторону. — Там что-то вроде жертвенника или священного камня. Осталось от кладбища, вот по старой памяти туда и несут еду на помин.

— А вы куда направляетесь? — прямо спросил Новиков.

— Обойду болото и погуляю по роще. Весна, красиво. Всё цветёт. — И Кристина достала из вязаной сумочки блокнот и пенал с цветными карандашами. — Наброски сделаю.

— А где избушка? — спросил Новиков, припомнив какую-то местную страшилку.

— Вон там, — дёрнула головой Кристина. — А вам зачем?

— Любопытно.

— Пойдёмте, покажу. Только издалека.

Кристина развернулась и пошла к лесу. Крайние дома скоро остались позади, как и грунтовая дорога. Вдвоём художница и следователь подошли к густой кромке леса, шумевшего свежей листвой.

Кристина смело прошла под раскидистой плакучей ивой и свернула направо. Новиков топал следом. Под ногами мягко проминался мох и хрустели старые тонкие ветви. Скоро заросли стали гуще, приходилось пригибаться и то и дело отводить ветви с пути. Стопы стали потихоньку увязать в высокой густой и влажной траве. Солнечные лучи сюда почти не доставали, лишь изредка расчерчивая чащу золотистыми полупрозрачными полосами. Из-за сумрака здесь было ещё и холоднее, чем везде, так что Новиков даже засунул руки в карманы.

— Вон, смотрите. — Кристина остановилась и отодвинула длинные ивовые ветви.

За деревьями раскинулась большая изумрудная поляна, в самой середине которой — словно старый трухлявый гриб, почерневшая избушка без окон и с низкой крышей.

— Изба смерти, — прошептала Кристина, остановившимся взглядом глядя на домушку. — Передержка для покойников. Смотрите, даже мостик ещё сохранился.

Действительно, по яркой лужайке к избёнке вёл узкий деревянный мосток.

Налетел порыв ветра, сочная зелень пошла волнами, мостик наклонился, будто бумажный листок, раздался скрип.

— Она как будто дышит, да? — Кристина так и таращилась на избу.

— Зачем дорожка, интересно, — тихо проговорил Новиков, наблюдая, как зелень колыхалась волнами.

— Так это чаруса.

— Что? — переспросил Новиков.

— Чаруса, — повторила Кристина, не оборачиваясь. — Кажется, что это просто лужайка, но на самом деле это топь. Если ступить на эту траву, провалишься в трясину. Засосёт. Говорят, тут уже много людей сгинуло. Представляете, они так и застыли там, в мутной жиже. Навсегда.

Ясно, это ещё одна причина нежелания местных бродить по лесу. Которая, правда, на Кристину впечатления не производит.

— А где запрещающий знак? — спросил Новиков, мечтая убраться подальше от избушки, застрявшей посреди трясины.

— Это надо вернуться и всё обойти большим крюком. — Кристина развернулась и пошла прочь от болота с избёнкой. — Ещё говорят, тут ходят ожившие мертвецы, но это, наверное, из-за домика. И старой ямы с покойниками. Только она совсем деревьями заросла, уже и не найдёшь, даже если очень захочешь. Правда рельеф сохранился — видите, всё холмами идёт? Это те самые могилы. А ещё тут вроде как есть чудовища.

Чудовища много где есть. Проблема в том, что обычно их сразу и не распознаешь, так хорошо маскируются. Чаще всего — под приличных интеллигентных людей. Говорить этого вслух Новиков не стал.

— Часто ваш отец проводит опыты дома? — спросил Новиков, когда молчание тянулось уже минут десять.

— Бывает, — пожала плечами Кристина. — Я, правда, в химии ничего не понимаю. Но воняет пакостно. Вы не думайте.

И художница замолчала.

— О чём не думать? — спросил Новиков, когда она фразу так и не продолжила.

— Что он диссидент. Это неправда. Так, заигрался, и всё.

— Где ваша мама?

— Она врач, разрабатывает программы реабилитации в санаториях в Крыму и на Кавказе. Не повезло ей с родственниками, да? — Кристина криво улыбнулась.

Новиков в ответ только хмыкнул. Как можно так говорить про родных. Он бы своих ни за что не бросил. Его семья, правда, — простые колхозные работяги, им в диссидентство играть некогда.

Они снова вошли в лес, только теперь кругом не было густых зарослей деревьев, лишь высокая трава да кусты. Кристина шла, поднимая ноги, травы цепляли подол её платья. Тропинок здесь тоже не было.

— Вы знали убитых? — спросил Новиков у спины художницы.

— Не так чтобы очень хорошо, — ответила Кристина через плечо. — Они в моей группе не занимались, а я в самодеятельности не участвую.

Кристина фыркнула и пошла дальше. Скоро показалась просторная полянка без кустов, зато с мягкой изумрудной травой.

— Это тоже обман? — спросил Новиков, притормаживая.

— Нет, — покачала головой Кристина и смело пошла по лужайке. — Просто полянка.

Странная это была полянка — почти идеально круглая, без кустов и деревьев. Будто кто-то специально выровнял края и засеял всё травой. А в самой середине торчала труба с прикрепленной металлической табличкой.

— Проход воспрещён, — прочитал Новиков трафаретные буквы. Осмотрелся — ни заборов, ни колючей проволоки, ни знаков высоко напряжения. — И что бы это значило?

— Кто знает, — пожала плечами Кристина. — Говорят, тут тоже была скудель. Это яма с покойниками, вроде братской могилы. Только там не солдаты, а те, у кого не было родственников, неопознанные, нищие, приезжие или умершие от эпидемий.

— Так вроде останки перезахоронили. — Новиков припомнил, что нечто подобное уже слышал.

— Погода меняется. — Кристина смотрела на небо, где быстро плыли подсвеченные солнцем облака, а весь горизонт уже затянуло белёсой дымкой.

Новиков же рассматривал запрещающий знак. Труба хоть и новая, но уже погнутая. А саму табличку пересекали косые глубокие царапины. Тонкие, но краску и металл прорезали.