Тень чупакабры

Глава 2. Слишком много людей

В подъезде оказалось не так стыло, как во дворе. Чисто и аккуратно, приятно пахло деревом. Подоконник между лестничными маршами уставлен ухоженными гераньками в простеньких горшочках. Даже ступеньки не скрипят и перила не шатаются, надо же.

Поднявшись на второй этаж, Новиков постучал в четвёртую квартиру. Ответа не последовало, пришлось стучать ещё раз и прислушиваться. Изнутри доносилось множество голосов, мужской и несколько женских.

Новиков хотел было войти, но подумал, что это невежливо. Даже если учесть, что он — новый жилец этой квартиры. Осмотрел добротную деревянную дверь и стену. Ни одного звонка. Обернулся, изучил вход в соседнюю квартиру. Обычный звонок у косяка деревянной лакированной двери.

Снова вернулся к своему новому жилищу. Треснул кулаком по двери со всей силы, и она мигом отворилась.

— День добрый, — прокричал Новиков, переступая порог.

— Ой, здравствуйте. — Молодая светловолосая женщина в блузке и тёмной юбке вышла из большой светлой комнаты. — А вы к кому?

— Я — капитан Новиков…

— А, новый жилец. Здравствуйте. Я — Света, ой, простите, Светлана Георгиевна. — Соседка протянула Новикову маленькую аккуратную ладошку. — Проходите, проходите, ваша комната готова.

Новиков закрыл за собой дверь.

— Вот ваш крючок. — Света указала на пустой крючок на общей вешалке. На других местах висели куртка и летний женский кардиган, на полочке для шляп лежал одинокий вязаный берет, а вот внизу выстроились мужские ботинки и несколько пар женских туфель.

— Спасибо, — улыбнулся Новиков, разуваясь. Хорошо, что прихватил из старого общежития домашние тапочки.

— Так, гардероб я вам показала, есть ещё встроенный шкаф, там у нас верхняя одежда. Полки в холодильнике и ванной подписаны, ваши ключи у Жанны Сергеевны, она у нас вроде старшей по квартире, — рассказывала Света. — Каждый убирает свою комнату сам, общие места убираем по графику. Да, про приказ по экономии вам уже рассказали?

— Что? — перепросил Новиков, поднимая взгляд от тапочек. — Какой приказ?

— По городу действует приказ об экономии ресурсов. То есть, воды и электричества. Это летом, зимой ещё дрова бережём. Вы же в курсе главной директивы партии: экономика должна быть экономной! Так вот, вместо душа и ванн у нас баня, свет после наступления темноты включаем только в общей комнате. Пойдёмте, покажу. — Света, увидев, что новый сосед переобулся, сделала приглашающий жест рукой. — Да, вот ещё что. После мытья посуды и умывания воду не выливайте — оставляйте в тазу. Мы ею потом цветы поливаем.

Вслед за Светой Новиков прошёл в просторную комнату с массивным резным буфетом, кожаным диваном с высокой спинкой, книжными полками и большим круглым столом под оранжевым абажуром. За столом сидело и стояло несколько человек, которые разом обернулись к визитёру.

— Новый сосед, — представила Новикова Света.

Новиков, сделав лицо попроще, снова громко назвал свои фамилию-имя-отчество и звание.

— А, сыщик. — Пожилая женщина в очках на цепочке, что сидела с вышивкой у окна, поднялась и достала из кармана коричневого платья с кружевным воротником ключ. — Вот, это вам. Два ключа — один от общей двери, другой от вашей комнаты.

— А почему звонков нет? — спросил Новиков, принимая маленькую связку.

— Так ведь у нас все свои, — улыбнулась женщина. — Без стука входят. Ой, я же не представилась, как невежливо. Я — Жанна Сергеевна, работаю в школе учителем математики.

Новиков пожал протянутую морщинистую руку.

— Новиков. Сергей Петрович. Очень приятно.

Из-за стола поднялся высокий парень — кудрявый блондин с детским лицом и глазами хищника.

— Артём, — просто представился сосед. Ясно, это тот самый сотрудник конторы Зыковой, устроенный на «зону».

Но в общем зале находились ещё двое.

— Ой, давайте я вас представлю, — проговорила Жанна Сергеевна, поправляя очки. — Это Кристина, наша соседка. Она художница, и почему-то решила меня нарисовать.

К Новикову обернулась девушка, стоявшая у мольберта. Медово-каштановые волосы, большущие глаза: один тёмный, другой — зелёный. Кожа белая, как будто фарфоровая. Как там сказала Зыкова? Очаровательный ребёнок, способный снять погоны.

Новиков изобразил вежливую улыбку и протянул художнице руку. Кристина глянула на его ладонь, у неё дрогнул уголок губ. Почему-то в этот момент все уставились на них. Новикову даже показалось, что соседи затаили дыхание. В следующий момент стало ясно, почему.

Кристина держала кисточку в левой руке, правую не было видно за накинутой на плечи кофтой. А Новиков, правша, как раз раскрыл для рукопожатия правую ладонь. Пока Кристина медлила, незнакомая девица, сидевшая за столом, смотрела на неё хищно, даже как-то злорадно.

Из-за накинутой кофты появилась правая рука художницы и легла в ладонь Новикова. Ему пришлось потрудиться, чтобы лицо оставалось приветливым, а не скривилось в гримасе. Правая кисть Кристины казалась скроенной из разных кусков — бледная кожа, кривые шрамы, пальцы, расположенные не там, где положено.

— Бешеная собака.

— Простите? — Новиков вдруг понял, что вообще не услышал, что сказала художница.

— Не волнуйтесь, все так реагируют. — Кристина рассматривала свою руку, как будто увидела что-то необычное. — Это на меня напала бешеная собака. Давно, ещё в Горьком.

Кристину заслонила та самая девица, что предвкушала реакцию Новикова. Высокая, квадратная, темнокудрая, с желтоватым лицом и комсомольским значком на блузке.

— Гертруда Вислогузова. Можно просто Герда. Я тут не живу, просто пришла к Светлане Георгиевне. Я учусь в вечерней школе, работаю лаборанткой на заводе. Собираюсь летом поступать в институт, а Светлана Георгиевна помогает мне по литературе.

Новиков пожал крепкую руку. Вроде бы про учителя литературы разговоров не было.

— Я работаю в библиотеке при доме культуры, — пояснила Света. — Веду там литературный кружок.

— А я дополнительно занимаюсь, — отрапортовала Герда.

— Похвально, — кивнул Новиков, изображая одобрение. Что-то тут было не так.

— Ваша комната. — Артём указал на приоткрытую дверь.

— Спасибо, — кивнул Новиков, мечтая остаться в одиночестве и расставить мысли по местам. Слишком много людей и слишком много информации для одного утра на новом месте.

— Раньше там жили слуги, — вдруг выдала Герда, с громким шорохом листая книжку. Странно, что страницы не рвались.

Жанна Сергеевна глянула на Герду и слегка покачала головой.

— Не двигайтесь, пожалуйста, — пробормотала Кристина, нанося на картину мелкие штрихи.

— Я имею в виду, до Революции. — Герда всё-таки соизволила обернуться и бросить на Новикова снисходительный взгляд. — Пока нам не сказали, что вы приедете, там была кладовка.

— Герда, давайте вернёмся к пьесе. Мы изучаем «На дне». — Эту фразу Света сказала Новикову. Как будто отчитывалась.

— Вот-вот, — поучительно произнесла Герда. — Подавление незащищённого класса капиталистами. Тут герои теснятся в ночлежке буквально друг на друге. А что сейчас? — Тон у неё стал как на комсомольском собрании. — Человека селят, можно сказать, в чулан, пока некоторые, с позволения сказать, привилегированные классы шикуют вдвоём в пяти комнатах.

Герда подняла сердитый взгляд на Кристину, которая невозмутимо смешивала пахучие краски на палитре.

Все молчали. Жанна Сергеевна снисходительно-сочувственно смотрела на Герду, Света делала вид, что ищет что-то в своих записях. Артём, сидя за раскрытой тетрадкой, грыз карандаш, переводя взгляд с Герды на Кристину. На художницу он смотрел куда дольше, чем на крикливую комсомолку.

Новиков кивнул всем сразу и пошёл осматривать своё временное пристанище.

Ничего себе слуги жили до Революции — комната метров девять, да ещё с большим окном. Выходит оно, правда, на тёмную сторону, но это ничего. Зато есть приличная койка, и уже с матрасом и подушкой. Добротный шкаф, стол, стул. Книжная полка на стене. В углу у окна — тумба. И даже на ажурной салфетке стоит картинка в деревянной рамке.

Поставив чемодан на пол, Новиков присел, чтобы рассмотреть рисунок. Разноцветные акварельные гиацинты в стеклянной литровой банке. А рядом — клубок ниток, ленточка, напёрсток. Как будто кто-то собирается декорировать банку. Это, наверное, подарок от Кристины. Точно, на стене над диваном в большой комнате тоже висит масляный осенний натюрморт с подсолнухами, орехами, грибами и яблоками.

Да, эта девушка — с талантами и загадками. Недаром Артём на неё смотрит, как заворожённый. Что у него там лежало на столе? Книжки, тетрадка, линейки. Тоже, значит, учится. Новиков почесал нос, вспомнив себя. Также днём работал, по вечерам учился, потом — в институте на заочном. Первый из семьи с высшим образованием. Как гордился отец, когда увидел диплом, целую речь произнёс.

И что теперь? Новиков окинул взглядом бывший чулан. Нормальная комната, вообще-то. Бывает намного теснее. В послевоенное время, когда Новиков был совсем малышом, они всей семьёй из шести человек ютились в такой же комнатке.

С чего соседи так пренебрежительно относятся к этой жилплощади?

Кроме Кристины, пожалуй. Ей, кажется, всё равно — витает в высших сферах. Профессорская дочка, явно выросла в квартире, по которой на велосипеде можно ездить. И сейчас живёт куда лучше других.

За это её терпеть не может Герда. Вот зачем она здесь? Завод, лаборатория, институт. И литература. Не вяжется. Или, чтобы поступить на химический факультет, нужно сдавать литературу? Или она на другой собирается? А зачем, если есть перспектива построить карьеру на заводе? Что-то тут не то. Снова плиточки не состыкуются.

Может, Герда шпионит за Кристиной? Но это скорее по части Артёма. Такое дело скорее ему бы поручили. Он был бы счастлив.

Или Герда за кем-то другим присматривает? А кто здесь ещё есть? Учительница пенсионного возраста и библиотекарша.

Новиков провёл рукой по лбу. С чего его вообще запихнули в эту «банку с соседями»? Считают, что кто-то из них может оказаться чупакаброй?

И тут Новиков услышал, как кто-то в общей комнате произнёс это слово. Осторожно подошёл к двери, приник к косяку.

— Это такой мексиканский монстр, — равнодушно говорила Кристина. — С испанского переводится как «козий вампир», потому что нападает на домашний скот и высасывает кровь.

— Ты подозрительно много знаешь о загранице, — недовольно и надменно произнесла Герда.

— Откуда он здесь-то взялся? — обеспокоенно просила Жанна Сергеевна.

— Капиталисты подбросили, — уверенно заявила Герда. — А может, им кто-то помог.

Новиков мысленно застонал. Только не это. Только доморощенного Шерлока Холмса в образе горластой комсомолки ему не хватало. Неужели Герда думает, что Кристина или кто-то из других жильцов четвёртой квартиры причастен к этим случаям? И решила сама разобраться? Добром такие выкрутасы не заканчиваются.

Или Новикову поручили сюда заселиться, чтобы не просто дело расследовать, а ещё и за Гердой присматривать? Вот этого тоже не хватало. Недурно бы выяснить, кто её родители.

Этот вопрос выяснился сам собой на следующий же день, когда Герда снова заявилась на Божедомку с какой-то невнятной историей о подготовке вечера-концерта на заводе. Её мамаша, зампред заводского профкома, вроде как поручила ей собрать тех, кто готов выступить. Зачем Герда пришла в четвёртую квартиру, Новиков так до конца и не понял. Артистов там явно не было.

Зато был художник. С которым, вернее, которой вполне можно бы и в другом месте поговорить. Но нет — Герда решила пойти напролом. Можно подумать, ей зрители необходимы.

— Надо сделать декорации, — твердила Герда прямо в ухо Кристине, снова колдующей над портретом Жанны Сергеевны.

— Я помню, — вздохнула Кристина.

— И?

— Что — и?

— Когда они будут готовы? — требовательно спросила Герда.

— Так они уже готовы. — Кристина наконец удостоила комсомолку косым взглядом. — Езжай в ДК и забирай.

Герда недовольно хмыкнула и повернулась к Свете, что-то зашивающей за общим столом.

— А вы не хотите выступить? — угрожающе-вдохновенно спросила комсомолка.

— Нет, спасибо, — с улыбкой покачала головой Света. — Не пою, не танцую, стихи рассказывать стесняюсь. Вообще не люблю на публике выступать.

— И зря, — заявила Герда. — Надо нести культуру в массы. А если не вы, то кто?

— Тот, кому положено, — улыбнулась Света.

Герда снова хмыкнула, со стуком отодвинула стул и плюхнулась на него, положив на стол раскрытый блокнот. Достала перьевую авторучку и стала что-то царапать на бумаге.

От этого тихого, но скрипучего звука у Новикова сводило челюсть. Он сидел на диване, делая вид, что читает «Рыболовство», а сам только переворачивал страницы. Номер старый, изученный вдоль и поперёк.

На самом деле Новиков присматривался к соседям. Широкая спина Артёма, что-то выписывающего из толстой синей книжки. Хотя парень явно чаще смотрит на Кристину, чем в свои учебники. Когда Новиков прямо спросил у Зыковой, не приставлен ли Артём присматривать за художницей, начальница Первого отдела только вздохнула и закатила глаза, устало повторив, что они тут все с неё пылинки сдувают.

Как же, всесоюзная знаменитость. Коротает дни в холодной двухэтажке, пару раз в неделю проводя занятия в ДК.

Новиков потёр переносицу. Библиотекаршу и учительницу, застывшую у окна с вышивкой, пока можно всерьёз не воспринимать. Новиков аккуратно всё перепроверил — во время нападений обе были дома. Причём учительницу, копавшуюся в палисаднике, видело человек десять соседей.

А Света… Говорит, что носки штопала, но кто её видел? Только Жанна? Пока пусть остаётся загадкой. Вот Кристину точно никто не видел, хотя и она вроде как была дома. А с чего он вообще взял, что их надо в чём-то подозревать? Ну, поселили его сюда. Но это же вовсе не означает, что в соседней комнате — убийца. И где тогда искать?

Новиков ещё раз поговорил с родителями девушек, но ничего нового так и не узнал, только время зря потратил. С тем же успехом мог перечитать протоколы допросов. Улик нет. Девчачьи вещи в сумочках да пара книжек. Правда, собаки вели себя странно — судя по протоколу, только кружили у тел, чихали, даже скулили. И никакого следа так и не взяли.

Кое-кто счёл это верным знаком, что поработала тут чупакабра. Мол, собаки её боятся.

— Можно мне встать, а то спина затекла? — спросила Жанна Сергеевна, выгибаясь и потирая поясницу.

— Да, пожалуйста, — согласилась Кристина, вытирая кисточку тряпкой. — На сегодня, наверное, всё.

— А долго ещё? — спросила учительница, вставая и разминая плечи.

— Думаю, ещё пару раз придётся потерпеть, — улыбнулась Кристина.

— Чего не сделаешь для искусства, — вздохнула Жанна Сергеевна. — Этажерку пока оставить?

— Пока да, — кивнула Кристина.

Действительно, учительница сидела рядом с деревянной этажеркой, накрытой вязаной салфеткой. На этажерке стояли фотография фронтовика и резная деревянная шкатулка, из-под крышки которой вываливались нитки, ленты и ещё какие-то атрибуты ручного женского труда.

— Разве она не всегда здесь стоит? — спросил Новиков, указывая журналом на этажерку.

— Нет, это только для картины принесли. — Кристина стояла к нему вполоборота и чистила кисти. — На фотографии — муж Жанны Сергеевны, он погиб на войне. Мне показалось, будет правильно включить его портрет в композицию.

— А почему вы рисуете здесь, а не дома?

— Пишу, — тихо произнесла Кристина, укладывая кисти в пенал. Потом добавила, уже громче: — Здесь вечерний свет хорошо падает. У нас темновато.

— А вы видели другие работы Кристины? — Жанна Сергеевна подошла к книжным полкам и, достав цветной журнал «Художник», протянула его Новикову. — Вот, посмотрите, там замечательная статья и много репродукций. Мелковато, правда, но впечатление производит.

— Вы мне льстите, — улыбнулась Кристина, накрывая мольберт широкой влажной тряпкой.

— Давай помогу. — Артём поднялся из-за стола и, подхватив мольберт, понёс его следом за Кристиной, тащившей громоздкий ящик с кистями и красками.

— Всем всего хорошего! — крикнула Кристина из прихожей.

Новиков, учительница и Света попрощались, а Герда только бросила ей вслед сердитый взгляд.

— Мещанка-дармоедка, — процедила Герда, когда дверь за Кристиной и Артёмом закрылась.

Жанна Сергеевна только покачала головой и ушла к себе. Света даже взгляда не подняла — так и продолжала вышивку. Такое ощущение, что она отчего-то побаивалась свою ученицу.

Новиков развернул журнал. Статья о Кристине нашлась сразу. Оказалось, она не просто гениальная художница. В прошлом — одарённая пианистка. К четырнадцати годам набрала столько грамот, что хватило бы на целую главу в Советской энциклопедии. Но потом на неё напала собака, и музицирование пришлось оставить. Ну да, Новиков припомнил её рукопожатие — видимо, ей ещё повезло, что пальцы вообще удалось как-то приживить. Куда уж тут играть на клавишах.

Но Кристина не потерялась, начала рисовать и к восемнадцати вошла в Союз художников. Собственно, это все крохи полезной информации из статьи на два листа, состоявшей из похвал и восхищений.

Хотя картины у неё, и правда, занимательные. Новикову особенно понравился «Майор» — лысый мужчина в военной форме, со шрамом на половину головы. Сидит на диване, похожем на этот, в коммуналке, закинув ногу на ногу. На колене — газета, на подлокотнике — пепельница с кусочками апельсиновой корки. Сам цитрус держит в руках, но смотрит в пространство, как будто что-то вспоминает. Как будто в мирное время апельсин — это такой пустяк. Пустяк, о котором на фронте даже не помышляют. В настоящем у него — диван, газета, апельсин, но мыслями он далеко.

— Хорошая картина, правда? — спросила Жанна Сергеевна, неслышно оказавшаяся рядом. — Это бывший сосед Кристины из Горького. На самом деле он лежачий. Только для портрета надевал форму, и его усаживали на диван.

Новиков кивнул. Картину оценили все — и критики, и зрители. Даже премию дали.

Художница с искалеченной рукой написала портрет военного с искалеченными ногами. Но если об этом не знать, никогда в жизни не догадаешься.

— Товарищ капитан. — Это вернулся Артём. Он дёрнул головой, указывая на дверь.

Новиков вернул журнал на место и вышел в коридор, где ждал молодой милиционер.

— Капитан Новиков?

— Я.

— Велено вас доставить. Пойдёмте. И вас тоже, — добавил милиционер, глянув на Артёма.