Для начала Новиков действительно ушёл на больничный, куда его так активно отправляли. Чувствовал он себя нормально, но надо было больше времени проводить на Божедомке, чтобы самому присматривать за художницей.
Отношение к ней никак не хотело складываться в одну общую канву. С одной стороны, против неё пуговица, давняя история с нападением, нестабильная психика и то, что она явно темнила насчёт того, что сумела вынюхать с вещей погибших.
С другой стороны, последнюю девушку она убить не могла, потому что была в избушке вместе с Новиковым. Кто-то пытался её утопить в бане. Конечно, её поход в лес вполне мог быть отвлечением внимания, пока сообщница орудовала в парке, а потом просто всё пошло не по плану. Но Новикову казалось, что там, в лесу, во время нападения зверюги, Кристина была вполне искренней. Она действительно боялась и действительно готова была погибнуть, чтобы дать возможность Новикову и Артёму уйти.
А в бане её просто пыталась устранить сообщница. Но тогда следующий вопрос: а кто сообщница? И какой вообще мотив у всей этой резни? Ладно, Кристина — тут всё можно списать на психопатию. А кто вторая? Тоже ненормальная? Но Николайчук уже проверил и перепроверил всех пациенток городского и даже областного психдиспансеров. Результат оказался нулевым.
В начале июня из больницы вернулся Артём. Выглядел неплохо, хотя бледновато. Его тут же направили на помощь Новикову.
— Что там с чудовищем? — спросил Артём как-то вечером, когда они после ужина ненадолго остались вдвоём в общей комнате.
— Ничего, — вполголоса ответил Новиков, листая новый номер «Рыболовства». — Только странные следы, но их списали на медведей и волков.
— Но эта штука существует, мы же видели.
— Ты подписку давал? — поднял взгляд Новиков. Артём кивнул. — Вот и не разглагольствуй.
— Так она ещё кого-нибудь порвать может.
— Твои коллеги провели такую работу с населением, что теперь в этот лес вообще никто больше не сунется. А начальник режима приказал лес колючкой огородить.
Артём вздохнул и сел за стол. Раскрыл учебник и подпёр голову рукой. Скоро пришла Света, сразу за ней — Герда, у неё как раз началась пора выпускных экзаменов. С Новиковым она теперь демонстративно не здоровалась. Её мамаша еле отговорила комсомольцев писать в Москву, а ведь они даже хотели направить представителей в главк и к министру.
А ещё старшие школьники сильно обиделись на власти из-за отмены Выпускных. Поэтому и у Герды появилось сразу два веских повода ненавидеть Новикова.
Она пришла, бухнула книжки на стол и уселась. И в ту же секунду с улицы раздались крики. Света поднялась и выглянула в окно. Тут же к ней подскочила Герда.
Новиков и Артём подошли к другому окну, как раз к тому моменту, когда пацан лет тринадцати плюнул Кристине в лицо.
— Зря ты так, — спокойно произнесла Кристина, вытирая щёку.
— Вали́, шмара, — проорал пацан под гогот двух приятелей.
Кристина потёрла ладони одну об другую, потом подошла к мальчишке и с размаха вдарила ему в челюсть. Его голова дёрнулась, и на приятелей полетели красные брызги.
Света вскрикнула и прижала ладони ко рту. Артём и Новиков синхронно побежали к выходу, за ними, судя по шагам, Герда. Когда они вылетели из подъезда, пацан с окровавленным лицом корчился на земле, а над ним спокойно стояла Кристина. Другие мальчишки уже успели убежать.
— Что случилось? — резко спросил Новиков, пытаясь придать тону строгости.
Пацан только что-то проблеял. А Кристина спокойно произнесла:
— Это живодёры. Они на днях голубя убили, а теперь котёнка поймали. Вон он, на дереве.
Действительно, на верхних ветках яблони сидел маленький трёхцветный котёнок и круглыми испуганными глазами смотрел на людей.
— Она всё врёт! — ревел пацан.
— Вообще-то разорванных голубей много раз находили, — поморщилась Герда.
— И чё?! — мальчишка наконец сумел подняться на ноги. Он попытался пнуть Кристину, но промахнулся. — Я всё отцу скажу, он тебя саму порвёт!
— Валяй, — тихо проговорила Кристина, глядя на котёнка.
— Да я тебе уши отрежу! — продолжал выплёвывать кровавые сгустки пацан.
— Ты доживи сначала, — наконец обернулась к нему Кристина.
— Не жить тебе, мразь.
— Тебе тоже.
— Так, хватит! — рявкнул Новиков. Мальчишке приказал: — Иди домой!
— Ты вообще кто такой?! — задиристо прокричал пацан.
— Я — капитан угрозыска, — навис над ним Новиков. — Ещё слово скажешь, в камере тебя закрою за нарушение порядка.
Пацан выплюнул очередную кровавую массу и пошёл прочь от их дома.
— И кто у него родители? — спросил Новиков у Артёма и Герды.
— На заводе работают, — ответила Герда, тоже глядя ему вслед. — Отец мастер цеха, а мать — контролёр. Отец, правда, срок мотал. Но за что — не знаю.
— Надо бы узнать, — пробормотал Новиков. И обернулся на треск. Успел заметить, как Кристина, прижав руки к груди, полетела с подломившейся ветви яблони спиной вниз. Артём успел допрыгнуть до неё и поймать на руки.
— Спасибо, — улыбнулась Кристина, когда Артём поставил её на ноги. Оказалось, к груди она прижимала того самого трёхцветного котёнка.
Герда успела бесшумно исчезнуть.
Поздним вечером июньского дня Новиков возвращался от Зыковой. Она договорилась, чтобы ему и Артёму продлили больничные. А ещё наотрез отказалась просить начальника режима всё-таки разрешить Выпускные вечера, хотя Новиков настаивал на обратном.
Парк закрыли, все танцплощадки тоже. Молодёжь ходила мрачная, подростки по вечерам собирались во дворах, откуда их гоняли милиционеры и дружинники. Назревал выплеск недовольства.
Новиков топал пешком по вечерней Божедомке. Из одного двора доносились песни под гитару. Туда свернула пара крепких ребят, возможно, из тех, что были приставлены следить за Кристиной. Новиков так решил, потому что уже минут десять впереди светлело её платье. Он специально не прибавлял шаг, чтобы следовать за ней по пятам. Должна же она как-то себя выдать. А то — две недели слежки, и всё впустую.
Из подворотни выскользнула тень, в пару больших шагов нагнала Кристину, взмахнула руками. Раздался визг, Новиков бросился вперёд.
— Стой, стрелять буду! — прокричал Новиков на бегу.
Тень обернулась, вскочила и бросилась в проход между домами. Новиков добежал до Кристины, она прижимала к груди окровавленную руку. Кивнув ей, Новиков помчался следом за тенью.
Между домами, потом налево. Тень ловко перемахнула через штакетник. Новиков — за ней. Правда, чуть штаны не порвал. Бревно для выбивания ковров, верёвка для белья.
Новиков всё силился рассмотреть того, за кем гнался. Свободная куртка, капюшон. Странно, что не слетает. Вроде молодая фигура, но мужчина или женщина — не ясно.
Детская площадка, снова штакетник. Тень нырнула за угол, потом — между домами, и снова за угол. Новиков побежал следом и в узком проходе между домами упёрся в тупик. Кирпичная кладка забора в два метра и густые заросли сирени. Сколько Новиков ни осматривался, ни рыскал вокруг — пусто. Тень исчезла. Ясно, это кто-то из местных. Хорошо знает Божедомку, поэтому Новиков и проиграл.
Новиков потоптался ещё, осматриваясь, и вернулся к Кристине. Вокруг неё уже толпились люди, громче других голосила Герда. Увидев Новикова, она пошла прямо на него.
— Да что же такое происходит, товарищ капитан, а?! Сколько это ещё будет продолжаться?! — И она указала измазанной кровью рукой на Кристину.
— Откуда у вас кровь? — спросил Новиков, кивая на её руку.
— Я жгут наложила, чтобы она тут не окочурилась. Из своего ремня, между прочим. — И Герда указала на болтающиеся свободные брюки.
— Как вы вообще тут оказались?
— Мы с ребятами собрались отметить сдачу экзамена. Вы же нам теперь запрещаете на танцы ходить.
— Ах, вот ты где, тварь! — Какая-то растрёпанная женщина будто выскочила из-под земли и налетела на Кристину, которую только-только подняли на ноги. Она пыталась достать художницу широким ремнём с пряжкой, и даже дружинник не мог её унять. — Так тебе и надо, змея!
— Так, вы ещё кто? — спросил Новиков, когда второй дружинник сумел-таки встать между Кристиной и разъярённой женщиной.
— Я — кто?! — голосила женщина. — Я советская гражданка, ударница, коммунистка, а вот это кто такая?! Буржуйка недобитая! Кто дал ей право детей калечить?! А?!
— Это мамаша того пацана-живодёра, — раздался у Новикова под ухом голос Герды.
— Она моему мальчику зубы выбила, да ещё угрожала! — продолжала кричать на всю улицу ударница-коммунистка. — Да её саму удавить надо!
— Рот закрой! — вдруг раздался крик Кристины. Голос у неё оказался такой звучный, что, пожалуй, вся Божедомка услышала.
— Что?! — взвилась тётка.
— Закрой! Свой! Поганый! Рот!
У Новикова аж колени от этого жуткого голоса подогнулись.
— Да я тебя посажу! — снова махнула ремнём мамаша живодёра.
— Доживи сначала, — прошипела окровавленная Кристина, сверля тётку мрачным взглядом разноцветных глаз. И свистящим шёпотом добавила: — Понаплодили выродков.
— Что?! — заорала тётка, брызжа слюной. — Вы слышали? Слышали?! Она кого выродками называет! Пионеров?! Детей пролетариата?! Ты, мразь вонючая, интеллигентка паршивая, да тебя расстрелять надо!
— Смотри, как бы тебя раньше не расстреляли вместе с твоим ненаглядным отродьем. — Взгляд у Кристины стал безумным. — А то неровён час крыша на вас рухнет или земля под ногами разверзнется. Зарыть бы вас в неё живьём.
— Да ты… — задохнулась тётка.
— Хватит! — рявкнул Новиков. И уже спокойнее добавил: — Врача вызвали? — Кто-то сказал, что да. — Хорошо. Сергомасову — в больницу. Остальных — в отделение. Там будем разбираться.
— Нас-то за что?! — возмутился какой-то парень из числа друзей Герды.
— Как свидетелей.
— А, тогда ладно.
— А я как же?! — заверещала тётка.
— И вы тоже, — устало вздохнул Новиков. — Подадите заявление. Или что вы там хотели.
— Мразь эту удавить я хотела.
— И на вас тоже протокол составлю за угрозу нанесения телесных повреждений, если не прекратите.
Мамаша живодёра наконец замолчала. Приехала «скорая», и Кристину увезли в больницу. Оказалось, у неё несколько глубоких резаных ран. В том числе — на шее за ухом. Будто кто-то пытался отрезать ей ухо, как угрожал мальчишка.
Но на его матери следов крови не было, как и на остальных ребятах, что сидели во дворе. Кроме Герды, но с ней-то как раз всё было понятно. Вообще, если бы не её ремень, Кристине пришлось бы худо.
Из отделения последние свидетели ушли под утро. Новиков тоже вышел на улицу, и сразу встретился с Зыковой.
— Художница в палате интенсивной терапии, — сказала Зыкова, вынимая папиросу. — К ней приставили охрану. На всякий случай.
— Хорошо, — кивнул Новиков.
— Вам бы отдохнуть.
— Это да. Сейчас поеду домой.
— Правильно. — Зыкова крутила в руках папиросу. — Знаете, я тут подумала. А ведь наша чупакабра уже пару недель как затаилась. Может, это действительно была зверюга, которую вы тогда напугали? И она просто убежала куда-то подальше от города?
— Может, — пожал плечами Новиков. Он так устал, что готов был согласиться даже с этой дурацкой версией.
— Ну да, это маловероятно, — признала Зыкова. — И с этой художницей ничего путного не вышло. Разве что её саму снова пытались устранить.
Новиков только кивнул. Он соглашался с Зыковой, но что-то предлагать не было сил.
— Я вот что подумала. — Зыкова так и крутила сигарету. Подошла ближе. — А давайте и вправду разрешим Выпускные. Увеличим число дружинников и сотрудников в штатском. И детям приятно, и нам…
— Что? — глянул на неё Новиков. — Хотите сказать — и нам наживка?
— А что делать?
— Я бы для начала поспал.
— Понимаю. Идите, после поговорим. Время ещё есть.
Новиков добрался до дома и завалился на кровать. Тут же уснул. Когда проснулся, в комнату уже падал солнечный свет. А ведь на его теневой стороне так бывает только вечером. Это сколько же он проспал? Впрочем, надо же иногда отдыхать.
И есть хочется. Новиков встал, оделся и вышел в общую комнату, чтобы поискать на кухне чего съестного. За большим столом что-то писал в тетрадке Артём.
— А, проснулся. Доброе… добрый вечер уже.
— Добрый, — кивнул Новиков. — Может, чаю?
— А давай, — Артём положил ручку и размашисто потянулся. Тут же крякнул и согнулся — видимо, ёкнули раны, полученные в избушке.
— Где наши дамы? — спросил Новиков уже на кухне, ставя чайник на плиту.
— На работе. У них же выпускные экзамены. — Артём достал из холодильника сыр и колбасу. — Тебе с чем?
— Всего понемногу, — улыбнулся Новиков.
Артём стал нарезать бутерброды на разделочной доске.
— Слушай, я тут вот чего подумал. Ну, если ты уже это тоже понял и всё проверил, то ладно.
— Что такое? — Новиков сыпал заварку в фарфоровый чайник.
— Вот смотри. Эта убийца по-любому должна быть испачканной кровью. Так?
— Ну, так, — согласился Новиков.
— Даже если, например, надевает дождевик.
— Это зачем? — спросил Новиков, наливая кипяток в заварник.
— Ну, она же не хочет, чтобы все видели кровь. — Артём размашисто пожал плечами и махнул ножом. — Так вот. Дождевик она, скажем, снимает. Но на одежду всё равно попадёт. На рукава, например. И куда ей такую заляпанную одёжу девать?
— Куда? — переспросил Новиков.
— Вот. — Артём указал на собеседника ножом. — Куда. Например, сжечь. Но что, если она живёт с соедями? Можно, конечно, жечь в титане или в печке, но ведь могут заметить. Выбросить — найдут. И потом — у нас город-то закрытый. Если всё время выбрасывать одежду или жечь, то надо новую покупать. А это дорого, да и приметно.
— Ну, тогда она будет её стирать. — Новиков сел за стол.
— Вот! — радостно воскликнул Артём. — Я и подумал — у нас же режим экономии! А ей надо лить много воды. И потом — мыло же нужно. Или порошок. И тоже много.
Новиков почувствовал себя дураком. Как он сам не догадался. А ещё считал Артёма туповатым увальнем.
— Это мысль, — одобрительно закивал Новиков. — Очень хорошая мысль. Вот что. Свяжись с Зыковой. Пусть разузнает в жилищном хозяйстве, можно ли определить, где именно в городе идёт растрата воды. Стирать она будет дома, в баню или прачечную не пойдёт — слишком приметно. А я наведаюсь в хозмаги.
Новиков даже чокнулся с Артёмом чашками. Они попили чаю, и Новиков пошёл мыть посуду. Артём вытирал чистые чашки и ставил их в общий буфет.
Внезапно на улице что-то грохнуло. Так, что звонко дрогнули окна и даже пол подпрыгнул. Раздались голоса, потом ещё грохот — продолжительный, раскатистый, но уже глуховатый.
Когда всё стихло, Новиков выключил воду, и они с Артёмом подошли к окну. Но, кроме бегущих по дворам людей, ничего не увидели.
— Пойдём-ка, — сказал Новиков, вытирая руки.
На площадке они столкнулись с профессором Сергомасовым.
— Что случилось? — спросил учёный, придерживая рукой свою входную дверь, чтобы та не захлопнулась.
— Сейчас выясним, — на бегу бросил Артём.
Они вышли на улицу. Обеспокоенные люди бежали все в одном направлении, Новиков и Артём смешались с толпой. Спустя минут десять стало ясно, что случилось. Когда Новиков, расталкивая зевак, пробрался к тому самому месту, где вчера почти догнал напавшего на Кристину, у него от неожиданности подогнулись колени. Каменного тупикового забора вместе с домом больше не было. На земле в облаке пыли лежали рассыпавшиеся стены и крыша.
— Надо копать! — крикнул один парень в рубашке с модным отложным воротом. Он и несколько других направились было к завалам, но по земле прошла дрожь.
— Прочь! Быстро! — громко скомандовал Артём. — Все на дорогу! Живо!
Под ногами дрожала земля, где-то что-то трещало, хрустело, гудело. Окна в рядом стоящих домах звенели и разлетались осколками, трубы ходили ходуном. Рамы ломались, стены шатались. И всё покрывал жуткий гул.
— Это что, землетрясение? — испуганно спросил кто-то рядом с Новиковым.
— Это карстовый провал, — ответил другой голос.
Люди в панике толкались и падали на землю. Деревья шатались, разбрасывая листья, вокруг всё время что-то грохало, кто-то плакал, кто-то выл.
Новиков хотел сесть на землю, но испугался, что его могут затоптать. Пошире расставил согнутые ноги и вцепился в протянутую руку Артёма.
Спустя пару минут всё наконец стихло. Люди продолжали метаться по Божедомке и плакать, но некоторые взяли себя в руки и деловито стали обходить дома и осматривать их на предмет трещин и разрушений.
Скоро приехали пожарные, милиция, врачи и коммунальщики. Разрушенный дом оцепили, к нему подпускали только здоровых мужчин, которые могли подсобить в разборе завалов.
Артём умчался помогать, а Новиков, у которого кружилась голова, отошёл, чтобы не мешать. Он мысленно посчитал дома. Оказалось, рухнул именно тот дом, где жила семья пацана-живодёра, что подрался с Кристиной.
Как она там сказала? Крыша рухнет? Живьём в землю?
Новиков провёл рукой по лбу, с которого только на днях сняли шов.
— Бывает же, — сухо произнесла Зыкова. Она встала рядом с Новиковым и достала папиросу. Только почему-то не закуривала.
— У меня есть к вам просьба, — тихо произнёс Новиков.