Тень чупакабры

Глава 1. Тревожно

Новиков стоял в коридоре у окна и рассматривал яблони, посаженные вдоль стен главного корпуса НИИ, на втором этаже которого разместился Первый отдел. Раскидистые ветви уже покрылись бутонами, скоро цветки распустятся бело-розовой пеной.

На улице готовится пышно расцвести весна, а вот в коридорах Первого отдела душновато и пыльно. Воздух какой-то спёртый, хочется вдохнуть поглубже, да нельзя.

— Вы к кому? — произнёс за спиной сухой женский голос.

— К товарищу Зыковой, — обернулся Новиков.

— А, новоприбывший. Проходите. — Женщина с желтоватым лицом и короткой стрижкой открыла дверь и размашисто повела рукой, приглашая Новикова войти.

— Только после вас, — улыбнулся Новиков. Женщина всегда остаётся женщиной. Даже если она начальница Первого отдела и выглядит не лучше сушёной воблы.

Зыкова в ответ на любезность лишь пожала плечами и первой прошла в кабинет.

— Напомните, как вас зовут? — Зыкова достала из огромного серого сейфа несколько папок и кивнула Новикову на стул. В простенке между окнами висела большая акварельная картина с вечерним Ленинградом после дождя и чёрным силуэтом Медного всадника.

— Капитан Новиков Сергей Петрович, — произнёс новоприбывший, усаживаясь.

В дверь постучали.

— Да! — крикнула Зыкова запирая сейф. — Как некстати секретарши уходят в декрет, — пробормотала вполголоса, и, подойдя к столу, с сожалением потёрла подбородок.

— День добрый. — В кабинет вошёл грузный усатый мужчина в военной форме. Увидев Новикова, приветственно кивнул. — А, прибыли уже. Хорошо, очень хорошо. Позвольте представиться, я — полковник Чумазин, начальник режима.

Новиков пожал крепкую протянутую руку. Глава Первого отдела НИИ, а теперь ещё и начальник режима. И все по его душу. Тревожно.

— Вам уже рассказали? — коротко спросила Зыкова, стукнув ладонью по стопке папок, отчего в воздухе закружилось лёгкое облачко пыли.

— В общих чертах, — уклончиво ответил Новиков. По правде, он всего-то только и знал, что его первое на новом месте дело лежит у Зыковой. Ясно, какую именно контору она на самом деле представляет.

— Вот. Ваше дело. — Зыкова мягко положила ладонь на верхнюю папку. — Суть в том, что за последнюю неделю у Мазыйской слободы погибли две девушки.

— Мазыйская слобода — это район Добромыслова, — быстро проговорил Чумазин. — Глухомань на самой окраине, там всего-то одна улица — Божедомка, и та заканчивается непролазным лесом. — И он бросил взгляд на Зыкову, вроде как спрашивая, не сердится ли она за перебивание.

— Да. — Зыкова вроде не рассердилась. — Туда идёт трамвайная линия, правда, только до крайних домов. Ещё можно пройти через городской парк. Собственно, там этих девиц и нашли.

Зыкова глянула на Новикова, молча спрашивая, всё ли понятно. Он коротко кивнул.

— Но есть проблема. — Зыкова поставила локти на стол и подалась вперёд. — Дело в том, что… как бы это объяснить… — Она глянула на Чумазина.

— Они убиты, — тихо проговорил полковник. — Но вопрос в том, кто это сделал.

— Это всегда вопрос, — медленно произнёс Новиков, переводя взгляд с одного начальника на другого.

— Тут всё сложнее. Есть мнение, что это сделал не человек. — Зыкова сжала кулак и положила на папку.

— Зверь? — спросил Новиков, переставая понимать, что происходит. Такая секретность, важные чины. И всё из-за нападения животного.

— Неизвестный зверь, — почти шёпотом произнёс полковник. — Есть мнение, что это дело рук… хм… скорее, клыков и когтей чупакабры.

— Кого? — не понял Новиков.

— У этих мазычей, которые живут в Слободе, ходят слухи, что на людей якобы нападает чупакабра. — Зыкова постукивала пальцами по стопе папок. — То ли существо из сказок, то ли какой-то мутант. Проблема в том…

— Проблема в том, — подхватил полковник, — что эти слухи могут расползтись по всему городу. Или дальше. А нам это ни к чему. Закрытый город, режимные объекты, сами понимаете.

Ясно, — понял Новиков. Боятся лишиться погон.

— Ваш приезд оказался кстати. — Зыкова достала папиросу. Новиков быстро предложил ей зажигалку, которую всегда носил в кармане как раз для таких случаев, хотя сам не курил. Зыкова благодарно кивнула, закурила и продолжила: — В общем, план такой. Мы вас временно, подчёркиваю — вре-мен-но — поселим в Слободе. Вы там осмотритесь свежим взглядом, вникните в суть.

— Если люди там живут замкнуто…

— Нет, — Зыкова выпустила струю дыма. — Это раньше они там жили обособленно, ещё до Революции. Дома́ построил Сергомасов. Тот самый, первый хозяин завода. Строил для рабочих и инженеров. Своих, конечно. Он же сам из мазычей.

— Что это за народность? — спросил Новиков.

— Дальние родственники мордвы и марийцев. Их в Горьковской области полно́. — Зыкова снова выпустила дым, скривив рот. — Этот Сергомасов был купцом-миллионером. Строил Слободу именно там, потому что лес, который рядом, считался у мазычей священным. Там ещё раньше было их кладбище.

— А теперь?

— А теперь мы всё перенесли, — проговорил Чумазин, стряхивая невидимые пылинки с фуражки, которую положил на стол. — Чай, не в царское время живём, чтобы кого угодно закапывать где заблагорассудится. Всё должно быть цивилизовано и по порядку.

— Божедомка и избушка, правда, пока остались. Руки всё не доходят убрать. — Зыкова затушила окурок и взяла ещё папиросу. Новиков снова протянул зажигалку.

— Божедомка, — опередил вопрос Новикова полковник, — это такая большая яма, куда мазычи скидывали своих невостребованных мертвецов. Она на самой окраине леса. Правда, заросла уже так густо, что и не сыщешь. А избушка — это… хм… в общем, если кто зимой помирал, то их там держали, чтобы землю не долбить. Тёмное было время.

Новиков усиленно вертел в уме шестерёнки, силясь запомнить максимум деталей. Кое-как утрамбовав первую партию информации, спросил:

— И что, эта избушка так до сих пор там и стоит?

— Ну да. Она пустая, и никто к ней близко не подходит. Мертвяков до сих пор боятся. — Зыкова хохотнула.

— Они вообще этого леса боятся, — улыбнулся полковник. — Да и мало кто туда ходит. Ещё и из-за «семёрки». Это зона. За лесом, но в стороне. Кто там на поселении, те на заводе работают.

— А как с этой Божедомки люди до завода добираются?

— С пересадкой на трамвае. — Зыкова затушила второй окурок. — Линию ещё Сергомасов строить начал. Он же передовой был. Да, кстати, его родственнички до сих пор там живут. Ваши соседи будут.

— Не самые ближние, — вставил Чумазин и глянул на Зыкову.

— Ну да, — кивнула начальница. — Самые ближние ваши соседи — это те, кто с вами в одной квартире. Учительница, библиотекарша и наш парень.

— Ваш? — переспросил Новиков.

— Формально он числится надзирателем на «семёрке», работает по сменам. На самом деле, наш человек. Ясно?

— Ясно, — кивнул Новиков.

— А в квартире напротив — отец и дочка Сергомасовы. Вот где проблема. — Зыкова со вздохом повела глазами. — Папаша — учёный, закреплён за НИИ и подшефным заводом. Дочка — художница. Отучилась в Горьком, сюда приехала по распределению. Числится освобождённым работником за домом культуры, ведёт там две группы по рисованию.

— Числится? — переспросил Новиков, глядя на акварельный Ленинград за головой Зыковой.

— Нет, не в этом смысле, — покачала головой Зыкова. — Она же знаменитость, её ещё в школе в Союз художников приняли.

— А такое бывает? — не поверил Новиков.

— Для неё сделали исключение, — пробормотал Чумазин. — Вундеркинд.

Новиков отчаянно пытался запомнить всё услышанное. Но всё равно что-то не складывалось, как разномастные досочки для паркета никак не образуют нужный ровный узор.

— Вундеркинд? — отважился перепросить Новиков. — И по распределению в Добромыслов?

— Угу, — одобрительно помычала Зыкова. — Мы тут с неё, можно сказать, пылинки сдуваем.

— Только не поддавайтесь, — тихо сказал полковник.

— Вот-вот, — кивнула Зыкова. — По виду это очаровательный ребёнок. Но своими выкрутасами вполне может с нас погоны снять. Или жилы вынуть ради развлечения.

— Вы полагаете, она может иметь отношение к делу? — Новиков взглядом указал на папки.

Зыкова и Чумазин переглянулись. Полковник пожал плечами.

— Кто знает, — отвела глаза Зыкова. — Её личное дело отчего-то засекречено.

— Мы полагаем, — подсказал полковник, — что она сюда попала из-за отца. Он диссидент.

— Ссыльный? — догадался Новиков.

— Скорее, под присмотром.

— Я так и не понял одного — эти мазычи, вдруг они меня примут в штыки?

— А, ну да. Мы отвлеклись. — Зыкова выпрямилась. — Там теперь живут не только мазычи. Завод перепрофилировался и расширился, НИИ к нему прикрепили. Город строится. В общем, разного народу там теперь полно. Так что вы не будете выделяться. И ещё — вы, кажется, собираетесь жениться, значит, встанете в очередь на отдельную жилплощадь. Так вот, поживёте пока на Божедомке, а мы за вас потом словечко замолвим, чтобы вам не слишком долго квартиру ждать. В общем-то, жилья у нас хватает.

У Зыковой зазвонил телефон, и она махнула рукой в знак того, что аудиенция окончена. Чумазин быстро попрощался и куда-то делся, а Новиков решил для начала поговорить с медэкспертом, для чего отправился в корпус к криминалистам.

— Зина Батенко, — представилась невысокая рыжеволосая девушка в белом халате. — Вы насчёт чупакабры?

— Здесь что, все уже в курсе?

— А то как же, — заулыбалась Батенко. — Город маленький, все про всё знают. А мне по должности положено.

— И что вы думаете? — устало спросил Новиков.

— Думаю, что нас дурят. — Зина нахмурила брови. — Кто-то напал на девушек с чем-то вроде острой бритвы и скальпеля. Два орудия. Целились в горло и бока, а остальные порезы — так, для отвода глаз.

— То есть, вы уверены, что это — дело рук человека?

— Ну да, — пожала плечами Зина. — Когда я ещё училась, нам как-то привезли охотника, которого медведь задрал. Там совсем другая картина. А здесь — ни шерсти, ни слюны. И порезы слишком тонкие для когтей, и следов зубов нет.

— Может, это неизвестный науке зверь?

Зина в ответ только скривилась.

Новиков поблагодарил экспертшу и поехал на Божедомку. Правда, сначала заскочил на почту дать Лене и родителям телеграммы, что добрался благополучно и уже получил комнату.

Стоя в громыхающем трамвае и держась за поручень, поставил свой чемодан на пол и мысленно вернулся к делу. Две девушки — одна студентка техникума, другая работала на заводе. Между собой знакомы, но крепко не дружили. Занимались во Дворце культуры — одна плясала в ансамбле, другая пела в хоре. Не состояли, не привлекались. Ни брошенных кавалеров, ни завистниц. И кому-то понадобилось их зарезать, да ещё таким чудовищным способом. На трупы Новиков смотреть не стал, ограничился фотографиями в деле. Тела исполосованы так, что их еле опознали.

Если это не чупакабра, то объяснение одно — психический маньяк. Этого не хватало. Такие просто так не останавливаются. А пока Новиков разберётся, в чем суть… сколько их ещё будет.

— Остановка «Городской парк», — произнёс шипяще-дребезжащий голос из динамика.

Новиков пригнулся, чтобы глянуть в окно, быстро подхватил чемодан и вышел. Хотел ехать до самой Божедомки, но передумал. Надо же пройти маршрутом, которым ходили девушки. Почему не сейчас?

Перехватив чемодан, Новиков направился в парк. Кругом распускались ароматные сирени разных цветов — от белого до фиолетового, и под каждым кустом — табличка с указанием названия сорта. Клумбы, карусели. Скамейки, фигурные фонарики. Указатель на танцплощадку. Кафе. Пахнет пирожками. Чистенькие асфальтовые дорожки разветвляются и убегают в чащу смешанного леса.

Майский ветер шумит молодой листвой, солнце делает её малахитовой, отбрасывая кружевные тени. Девушки в лёгких платьях, парни в рубашках с расстёгнутыми воротничками. Гуляют, смеются, едят мороженое.

А совсем недавно здесь нашли два изуродованных тела.

Новиков прошёл мимо закрытой пока танцплощадки. Широкая асфальтовая дорога со скамьями по обеим сторонам привела к выходу: кирпичный забор и сломанные ворота. Ночью сбежать из парка здесь, чтобы никто не видел, — пара пустяков.

За парком начиналась Божедомка, состоящая из весёленьких деревянных, оштукатуренных и аккуратно окрашенных двухэтажных домиков, утопающих в цветущих садиках. Кое-где за раскидистыми яблонями и сиренями даже окон не видать.

Новиков топал по дороге между домами в поисках своего нового жилища, разглядывая окна, уставленные геранями, и дворы со скамейками, песочницами и столиками для домино. Свернул во двор, где у «Запорожца» копошились два мужичка в кепках и трениках.

— Скажите, пожалуйста, я правильно иду к десятому дому? — спросил Новиков, поставив свой чемодан на землю и вытираясь платком.

— Новый жилец, что ли? — поправил кепку один из мужиков. — Ну, с приездом и добро пожаловать. Десятый — это вон тот, — и он указал на салатовый домик в нескольких метрах.

— На завод или на стройку? — спросил второй мужчина, со стуком перебирая инструменты в ящике.

— Нет, я по другой линии. Угрозыск.

Оба мужика синхронно подняли головы от открытого капота.

— Это из-за…? — И один из них дёрнул головой, указывая в сторону парка.

— Мне просто комнату здесь дали. Ну, и дело тоже моё. — Чего отпираться, раз все уже в курсе.

— Я думал, все ваши в общежитии. — Один из мужиков облокотился о крышу машины.

— Мест нет, — солгал Новиков. — Ну, я пойду.

— А что, расспрашивать не будешь? — спросил тот, что швырялся в ящике с инструментом.

— А вы что-то знаете? — Новиков изобразил заинтересованность. Сейчас бы, конечно, помочь им с машиной, но Новиков, к сожалению, в этом ничего не понимал.

— Дык… все знают. — И мужик обвёл промасленной рукой двор. — Распоясалась зверюга. Двоих сожрала. А какие девчонки были.

— Хорошие? — сочувственно подсказал Новиков.

— А то! Валька — моя соседка была. Отличница, матери всегда помогала, их же пятеро у неё. Всегда — здрасьте, до свидания, как ваши дела. А пела как! — Мужик так расчувствовался, что утёр слезу. — Как соберёмся, так она всегда и под гитару, и под гармонь…

— А Катька, — подхватил второй. — Тоже хорошая девка была. Как я в рейсе, так она моей мамаше продукты носила, когда у той ноги отекали. А плясала-то! На всех праздниках — на сцене.

— Кавалеров, поди, много было, — Новиков попытался сымитировать мазычский говор.

— Ну! — возмутился один из мужиков. — Нет, ну захаживали, конечно. Но это всё наши, местные. И никаких там. Постоят у подъезда вечером — да и расходятся.

— А что, раньше эта зверюга уже кого подрала?

— А то! — махнул рукой тот, что с инструментами. — Вон, мой кореш в охотхозяйстве работает, так он говорит, в лесу и следы чудны́е кругом, и есть места, куда даже собаки не ходят. Хвост поджимают и скулят.

— А сколько народу в этом лесу сгинуло! — второй снял кепку, чтобы протереть вспотевшую лысину.

— И не говори!

— А не боитесь тут жить? — осторожно спросил Новиков. — Лес-то совсем рядом.

Мужики помолчали и стали смотреть во внутренности машины.

— Так мы туда не ходим. Никто не ходит. Даже зимой на лыжах.

— И туристы не ходят. И детей не пускаем.

Оба жителя слободы не поднимали взгляда.

— Ну, ладно, мужики. Спасибо на добром слове. Пойду устраиваться. — Новиков пожал две крепкие масленые ладони.

— В какую квартирку-то? — спросил лысый.

— В четвёртую.

— А там разве место ещё есть?

— Главное — не к профессору, — второй, улыбаясь, подтолкнул лысого под бок. — Никак его не уплотнят, буржуя.

— Ну, он большое дело для страны делает, — повёл руками лысый.

— Да я разве спорю, — добродушно улыбнулся его товарищ. — Нормальный мужик, не смотри, что буржуй. Это я так.

— Зато теперь тому, другому, повеселее будет, — рассмеялся лысый. — А то он там с двумя шибко образованными бабами.

— Точно, точно! Ну, бывай! — мужик махнул рукой Новикову и полез под капот.

Новиков, улыбаясь, кивнул в ответ и медленно пошёл к салатовому дому. Окна первых этажей скрылись за черёмухой и цветущими сиренями, от аромата которых щипало в носу. Небольшой пустырь между домами усеяли весёлые желтоголовые одуванчики, чуть поодаль стояла косая балка для выбивания ковров, с другой стороны — песочница и качели.

Стало быть, две порядочные девушки, — рассуждал про себя Новиков. Соседи от них в восторге. Ничего плохого за ними не водилось. Хотя кто будет так просто распространяться? Во-первых, не по-соседски. Во-вторых, никто не хочет быть стукачом, даже если что-то заметил. А в третьих, о мёртвых либо хорошо, либо ничего. Вот и разбирайся как хочешь.

Новиков обогнул десятый дом. Сторона подъездов была теневой, и весёлое майское тепло сюда не добралось. В клумбах, обложенных старым кирпичом, покачивали головками разноцветные тюльпаны и нарциссы. По штакетнику кудрявился и забирался на стену дома плющ.

Новиков обернулся. До соседнего дома несколько метров, кругом ивы и берёзы. У резных крылечек — скамейки. На верёвке сушится чьё-то бельё.

И вроде всё такое милое, дружелюбное. По-соседски тёплое и гостеприимное. Но от земли, от тёмного штакетника, от клумб, от раскидистых деревьев веет стылостью. Как будто земля так и не прогрелась после многоснежной зимы, как будто не оттаяла. Даже ногам холодно. И пальцы мёрзнут. Может, от того, что сюда не попадает солнечный свет. А может, от того, что за тюлевыми занавесками чувствуется движение, но те, кто наблюдают за Новиковым, очень не хотят, чтобы он их заметил.

Новиков поставил чемодан на землю. Поднял голову. В высоком голубом небе плыли подсвеченные золотистым светом белые облака. Верхушки берёз тоже светились, и даже на железных крышах бликами играло солнце.

— Ну, здравствуй, Божедомка, — пробормотал Новиков, опуская голову и зажмуриваясь, чтобы радужные точки рассеялись. — Двоих ты потеряла, а я прибыл, чтобы выяснить, кто в этом виноват. Надеюсь, ты мне поможешь.