Игорь Стрельников стоял в центре Великого Магистериума с каменным лицом, наблюдая, как последние отголоски магии рассеиваются в воздухе. Голографические образы преступлений патриархов медленно таяли, оставляя после себя лишь гнетущую тишину.
Ритуальный круг погас. Древние руны на полу и стенах потускнели, возвращаясь к своему обычному, едва заметному свечению. Калев Воронов, никак не отреагировав на произошедшее, в сопровождении своих «Стражей» спокойно покинул Магистериум.
Стрельников проводил его спокойным взглядом, но в груди инквизитора бушевала настоящая буря. Мозгом он понимал, что стал свидетелем реального откровения, ведь Ритуал «Вызов Истины» не мог лгать. Это было аксиомой, на которой строилась вся магическая юриспруденция империи.
Он сам видел «пробуждение» Калева, видел, как в слабом юноше проснулась древняя сила рода. Он видел истинные грехи патриархов — коррупцию, предательство, циничное презрение к народу, который они должны были защищать.
Но дар эмпата, вся интуиция следователя, многолетний опыт расследований вопили, что его обманули. И обманул его сам Воронов. Каким-то образом этот человек сумел провести древнюю магию, заставить ее показать то, что он хотел показать.
Стрельников не мог понять как это возможно, но чувствовал себя зрителем, которому только что продемонстрировали безупречный фокус, заставив поверить в чудо. Этот когнитивный диссонанс — противоречие между тем, что говорили ему чувства, и тем, во что верил разум — буквально сводил его с ума.
Выходило, что он столкнулся с чем-то, что выходило за рамки его понимания мира.
«Если Воронову удалось как-то провести ритуал и заставить саму Истину лгать, то это доказывает одно из двух, — с холодной ясностью понял Стрельников. — Либо он гений такого масштаба, что способен переписать фундаментальные законы этого мира, либо… либо это и есть прямое подтверждение его нечеловеческой сущности. Сущности такого масштаба, для которой Законы этого мира — не более чем детские правила в песочнице».
И Инквизитор не знал, какой из этих двух вариантов пугал его больше.
Тем временем, в зале начался хаос. Репортеры, оправившись от шока, ринулись к трибуне патриархов, размахивая диктофонами и камерами. Охрана ФСМБ пыталась сдержать толпу, образуя живой барьер вокруг разгромленных аристократов.
Волконский, Медведев и Змеева сидели в своей ложе как каменные изваяния. Их лица представляли собой маски со смесью злобы и растерянности — они понимали, что их политическая карьера закончена в глазах присутствующей здесь элиты. Кланы опозорены, а будущее туманно.
Стрельников, отбросив свои мысли, уже отдавал сухие, четкие приказы своим агентам:
— Немедленно оцепить трибуну. Обеспечить охраняемый выход для граждан Волконского, Змеевой и Медведева. Никаких контактов с прессой, и нужно локализовать ущерб, замять скандал, представить все как внутренние разборки…
Но он не успел договорить. Двери зала с грохотом распахнулись, и в него, расталкивая ошеломленных гвардейцев, вбежал бледный как полотно техник из отдела связи ФСМБ.
— Господин Инквизитор! — выкрикнул он, задыхаясь. — Трансляция!
Стрельников резко обернулся: — Что с трансляцией? Отключить немедленно!
— Уже поздно! — в голосе техника звучала паника. — Сигнал… он не был ограничен внутренним контуром Магистериума! Его перехватили еще в самом начале и вывели на проекторы, которые установлены на улице! Это люди Воронова…
В зале повисла мертвая тишина. Все, включая патриархов, уставились на техника.
— Все… — выдохнул он. — Вся империя видела все. В прямом эфире!
В этот момент до них донесся нарастающий гул с улицы. Гул тысяч голосов, который перерастал в оглушительный, восторженный рев.
Волконский медленно поднял голову, и на его лице отразился неподдельный ужас. Он только понял, что их позор видели не только эти двести человек в зале, а стал достоянием миллионов.
К вечеру об этом будут знать даже в самых отдаленных провинциях. Их имена, которые веками были синонимом власти, теперь навсегда будут ассоциироваться с предательством и коррупцией. Это действительно был конец. Окончательный и бесповоротный.
«Что я наделал?» — эта мысль пронзила сознание Стрельникова. «Я хотел защитить порядок, но вместо этого… разрушил основы системы.»
Он наблюдал, как его агенты помогают патриархам подняться с мест. Волконский двигался как старик, хотя еще утром выглядел полным сил. Змеева закрывала лицо платком. Медведев бормотал что-то нечленораздельное.
«Они преступники,» — напоминал себе Стрельников. «Ритуал показал их истинные лица. Они действительно виновны в коррупции, предательстве…»
Но даже осознавая это, он не мог избавиться от ощущения, что стал пешкой в чужой игре. Калев Воронов использовал его как инструмент для устранения врагов, а сам остался в тени, чистым и недосягаемым.
Временный штаб Стрельникова в правительственном отеле превратился в центр мониторинга катастрофы. На множественных экранах транслировались прямые включения из столицы: биржевые сводки показывали стремительное падение акций компаний, связанных с опозоренными кланами, экстренные выпуски новостей прерывали обычные программы, политические аналитики в прямом эфире обсуждали масштабы кризиса.
Стрельников сидел один в своем кабинете, наблюдая за развитием событий. Каждые несколько минут поступали доклады от агентов: массовые отставки в компаниях Волконского, экстренные заседания советов директоров, попытки дистанцироваться от скандала.
Империя содрогалась от политического землетрясения.
Звонок по защищенной линии прервал его размышления. На экране высветился код приоритета «Альфа» — прямая связь с главой ФСМБ. Очевидно было с какой целью ему звонит начальство, но делать было нечего — он поднял трубку. Но прежде чем успел хоть что-то сказать в свое оправдание на том конце раздалось…
— Игорь Александрович, поздравляю с блестяще проведенной операцией. — он сразу узнал голос генерала Тарханова — его прямого начальника.
Стрельников нахмурился. Это было не то, что он ожидал услышать.
— Генерал, я не уверен, что понимаю…
— Операцией по вскрытию коррупции в высших эшелонах власти, — невозмутимо продолжил Тарханов. — Ваше расследование привело к разоблачению преступной деятельности трех влиятельных кланов. Служба довольна результатами.
В голосе генерала так и сквозила ирония, тем не не менее он должен был хотя бы попытаться оправдаться.
— Но генерал, дело Воронова…
— Успешно разрешено, — перебил его Тарханов. — «Вызов Истины» подтвердил его легитимность. Все обвинения сняты. Более того, ритуал выявил истинных преступников. Поздравляю!
— Генерал, я всего лишь хотел…
— Ах да, совсем забыл сказать. Еще я официально отстраняю вас от дела Воронова!
Прежде чем он успел что-то ответить, связь прервалась. В этот момент Стрельников понял, что… кажется, его только что использовали как инструмент. Похоже, начальство решило принять произошедшее, как есть, а его выбрасывали за ненадобностью. В итоге, официально его расследование завершилось триумфом, но неофициально — он потерпел самое унизительное поражение в карьере. И это точно ему еще припомнят.
Стрельников сжал трубку так сильно, что костяшки побелели. Он понимал политическую логику такого решения. Гораздо проще объявить Воронова невиновным, а себя — гениальными стратегами, которые использовали его как приманку для выявления настоящих преступников. Он мог понять это, но… не принять!
Инквизитор подошел к окну, откуда открывался вид на город. Внизу по улицам все еще бродили толпы людей, обсуждавших события дня. И где-то там, в своем «Эдеме», сидел человек, который только что перевернул весь мир.
«Они думают, что все кончено?» — размышлял Стрельников. «Они думают, что он победили, а я проиграл? Но я видел его глаза во время ритуала и в них не было ни тени радости человека, который доказал свою невиновность. Это были глаза игрока, который только что поставил шах и мат. Причем нам всем!»
Он отвернулся от окна и посмотрел на стопку документов на столе — официальные материалы дела, которое теперь считалось закрытым.
«Я отказываюсь верить в эту иллюзию. Где-то точно есть обман, где-то точно осталась зацепка, которую я упустил. И я ее найду, обязательно найду!»
Для мира дело Калева Воронова было закрыто, но не для Игоря Стрельникова. Для него настоящее расследование только начиналось.
Кассиан
«Эдем» встретил нас идеальной тишиной. Бесшумные автомобили проскользнули через главные ворота, и мы вернулись домой как с обычной деловой поездки.
В командном центре царила эйфория. Алина, Глеб и Антон не могли поверить в нашу победу. Они с восторгом обсуждали события дня, перебивая друг друга в попытках выразить свои эмоции.
— Вы видели их лица? — смеялась Алина, все еще находясь под впечатлением от произошедшего. — Когда свет коснулся их трибуны… это было нечто!
— Падение акций Волконского уже составляет сорок процентов, — докладывал Глеб, просматривая сводки новостей. — Кажется, к завтрашнему утру их империя превратится в руины.
— А толпа на площади! — добавил Антон. — Они скандировали ваше имя, господин! Вся империя видела вашу победу!
Но я не принимал участия в их праздновании. Молча прошел мимо ликующих подчиненных, направляясь прямиком в свой личный сад — единственное место в «Эдеме», где я мог обрести истинный покой.
Вечерний воздух был прохладен и свеж. Я остановился возле грядки с моими новыми «Полуночными розами» — теми самыми цветами, ради которых когда-то начал все эти сложные манипуляции. Наклонился и осторожно коснулся одного из лепестков.
Цветок был почти идеален. Темно-фиолетовый, переходящий в глубокий черный у основания, с едва заметными золотистыми прожилками. Почти идеален, но не совсем. На некоторых лепестках все еще виднелся предательский багровый оттенок.
Алина, полная благодарности и восхищения, подошла ко мне:
— Господин… мы победили. Вы сделали невозможное. Разгромили самые могущественные кланы империи, используя их же оружие против них.
Я не поднял головы от цветка:
— Я лишь устранил помеху. Теперь почва станет чище, — мой голос звучал отстраненно. — Надеюсь, в следующем сезоне они наконец-то будут идеально черными.
На мое плечо бесшумно села крошечная, светящаяся фигурка — феи-ИИ. Она скрестила ручки на груди и с едким сарказмом посмотрела на цветок.
— Какой триумф, мой Лорд, — произнесла она голосом, который слышал только я. — Столица в руинах, враги унижены, империя содрогается. Но настоящая победа, конечно же, в том, что теперь никто не будет мешать вам бороться с этим коварным багровым оттенком на лепестках.
Я едва заметно усмехнулся, продолжая изучать цветок. Возможно для всего мира я только что совершил невозможное — обратил древний ритуал против его создателей. Но лично для меня все это было лишь небольшим агротехническим мероприятием по улучшению качества почвы для моих роз.
И в итоге я получил то, чего хотел — тишину и покой для своих экспериментов. По крайней мере, на какое-то время точно.