Танец В Небесах

ГЛАВА 2

Шторм пришел совсем неожиданно, даже для бывалых мореходов он оказался нежданным… по всем приметам, а бывалые пираты были очень наблюдательными и сторожкими — иначе бы не смогли они столько лет бороздить моря и иметь богатую добычу. Но не в этот раз… за пять вздохов небо вдруг стало не просто темным, а мрачно-серым, забегали вольные моряки, засвистел свисток стоящего на мостике кэпа, заорали надсмотрщики, подгоняя рабов, закованных в тяжелые цепи. Те и сами, понимая, что надвигается что-то страшное, дружно навалились на весла. А Джас впервые за все время — обрадовался! Как он радовался, точно зная, что подходит к концу его никчемная теперь жизнь!! Ему хотелось петь, орать вовсе горло, он широко разевал рот, только никто не слышал его воплей.

Впервые за долгие пятнадцать лет, он энергично работая неподъемным веслом, улыбался.

Много воды утекло с тех пор, когда его полуживого, безъязыкого продали за одну монету пиратам на вот это судно. Долго валялся он в затхлом закутке в трюме, никто из пиратов не верил, что этот изуродованный, дикий степняк выживет, но Джас, до краев заполненный ненавистью к Людигу, упорно цеплялся за жизнь, не было у него другой цели как отомстить.

Молоденький, тощий парнишка попавший в плен вместе со своим мощным дедом, был не пригоден для весел, и его оставили для мелких поручений, вот он-то и приносил Джасу воду. И Джас, пройдя через жестокие муки и боль, выжил.

Сначала это был человек-призрак, через некоторое время — а его стали усиленно кормить, раб должен быть сильным, он крепко стоял на ногах, но был неуправляемым, бешеным в своем гневе, несколько раз пытался бежать, умудрился ухватить близко подошедшего надсмотрщика, стараясь задушить, был нещадно бит, опять валялся полуживым в трюме. Едва поднялся на ноги, заковали в самые тяжелые цепи, несмотря на это, его боялись все пираты, никто не мог выдержать его дикий ненавидящий взгляд, так и остался он для всех «Бешеный немой».

И только дед этого щуплого парнишки, сидевший рядом с Джасом, негромко себе под нос иногда говорил:

— Угомонись, степняк, не трать свои силы на ненависть, она сжигает изнутри. Я не знаю, кто тебя так изуродовал, но судя по всему — ты такую участь заслужил. Я тоже заслужил все это, — он потряс цепью, — но вот мальчишка мой, вот он-то безвинно страдает!

Джас поначалу рычал — типа «не лезь!» А потом постепенно привык к своему соседу, они научились общаться между собой сначала жестами — Лоел, так назвался этот мужик стал разбирать его рыканье, нет, они не сдружились, но мирно сосуществовали все эти годы.

Утихла постепенно ненависть к Людигу, все воспоминания стали размытыми, устал Джас от всей этой безнадеги. В этом плаванье им стало немного полегче, раскошелился кэп на модную новинку — двигатель, установили его, гребцам иногда случалась передышка, но все равно большую часть пути они шли на веслах в целях экономии, шли к берегам Кайтуна. Надумал-таки кэп продать балласт в виде рабов в Кайтуне, давно было запрещено рабство, да кто бы смог поймать его «Летящую», а рабы с появлением двигателей становились не нужны. Ну, можно оставить пару-тройку, а от остальных, таких как этот Бешеный немой — надо за минимальную плату, но избавляться. Времена наступали другие. В Кайтуне были у него связи, и надеялся он продать их на рудники, да вот случилось на их пути вот эта надвигающаяся буря…

Кэп орал, надсмотрщики тоже, хлестали по мокрым спинам кнутами — все было бесполезно, рабы, выбиваясь из сил, гребли, но корабль стоял, а вода становилась все гуще и гуще. Сначала это был жидкий кисель, потом какое-то густое варево, а затем весла просто увязли как мухи в смоле… Изумленно застыли все, тишина была неестественной, только тяжелой каменной плитой опускалось на них, черное, без единого просвета, небо.

Сидевший рядом с Джасом, Лоел успел шепнуть:

— Если выживешь, моего парнишку подбери.

Джас только ухмыльнулся, последние восемь лет он молил всех Богов, чтобы послали ему смерть. Понял за эти годы, что нет у него другой дороги — только одна — на дно морское, даже ненависти к Людигу не осталось у него.

Если первые годы существования здесь приглядывался ко всему, неотступно думая, как выбраться, добраться до родных степей и отомстить, то сейчас ему было все равно…

Что даст ему смерть заклятого врага?? Даже разорвав того на кусочки, не вернешь ни язык, ни мужскую силу, он не сможет иметь ни красавиц жен и наложниц, не будет у него потомства, продолжателей рода … ничего, что горячит кровь мужчины и заставляет его седлать коня и вместе с верными своими воями скакать навстречу солнцу, завоевывать богатую добычу, пить хмельное вино, да много чего имелось в той, недоступной теперь жизни.

В последнее время ему стали сниться сны — лучше бы и не снились, как это было раньше. Сны были …. жуткие, к нему приходили все убитые и замученные им и его вернными псами люди, они ничего не говорили, просто глядели на него пустыми глазами. Он опускал голову вниз, от этих взглядов его прожигало насквозь, он пытался крикнуть, прогнать их, но ничего не получалось, а они все снились. Теперь-то он ясно осознавал, как мерзко он жил, и даже начал понимать того же заклятого врага, доведись сейчас Джасу оказаться в родных местах, он бы точно не стал себя так вести, но так поздно пришло к нему осознание своей непроходящей вины. И корчился он, заходясь в безезвучном крике после этих снов, и ничего не мог поделать, едва он задремывал, они все приходили и приходили.

Сегодня же ему приснилась девчонка, лет десяти-тринадцати, она в отличие от всех остальных приходящих в сон, не смотрела на него совсем, сидела на каком-то камне, явно среди гор, держала в руках какой-то сверток и что-то монотонно напевала. Джасс постоял-постоял, девчонка все так же пела на одной ноте, его стало это раздражать, он сделал пару шагов, надеясь попросить её перестать тянуть эту нудную песню — во сне-то он умел говорить. Но едва сделал несколько шагов, как девчонка вскочила, повернулась к нему, и её детское личико мгновенно постарело, на него смотрела страшная старуха, с фигурой девочки. Жуткое сморщенное лицо, провалы глазниц, серая кожа и безззубый рот… Джас содрогнулся.

— Пришшел?? — зашипела эта… — Пришшел полюбоваться на свое отродье?

— Какое отродье? — Удивился Джас.

Старуха-девчонка рывком развернула сверток… там оказался младенец — обычный маленький ребенок.

— Смотри, Джжжасс из рода Джжжаймисса, смотрии, никогда ты не получишь свое отродье!! — она дернулась, младенец открыл глазки.

И Джас, холодея, увидел, что маленький ребенок удивительно похож на него, только не смуглый и черноволосый, а светлокожий и с белыми-белыми волосами…

Джас потянулся отобрать малыша, спрятать у себя на груди, но не успел, эта жуткая сущность схватила его, он не сомневался — его-ребенка… и, размахнувшись, выкинула его в пропасть… У Джаса подломились ноги, и он осел на камни, чувствуя, как у него в груди рвется на куски сердце, ещё миг и его не станет.

— Ну нет, чудовищще в человеческом обличье!! — захохотала эта старуха. — Нет, ты не сдохнешь сейчас, но эта боль, что ты сейчас испытываешь… она будет вечно с тобой… Если только… — пробормотала она, исчезая…

Джас проснулся, правую сторону груди пекло невыносимо, он боялся вздохнуть, так и сидел, скрючившись и качаясь из стороны в сторону… Вспомнил он, вспомнил эту девчонку, беленькую, молоденькую совсем, он и сейчас, по прошествии стольких лет не мог внятно сам себе объяснить, зачем он полез насиловать этого ребенка??

Такие маленькие никогда не привлекали его внимания — он предпочитал крепких, грудастых, крутобедрых горячих, как степные кобылицы… а тут немочь бледная… или же озверел он тогда до состояния самого дикого бешеного зверя?? А сон этот??

Видимо родила она ребенка от насильника, да вместо любви и ласки получил его крошечный сын жуткую смерть на дне пропасти.

Джас качался и не замечал что по лицу, впервые с детских лет, бегут слезы. То, что перенес он физическую боль, не шло теперь ни в какое сравнение с душевной. Вот и порадовался он, что подходят его мучения к заслуженному финалу, что опустится это небо на них и раздавит его как лепешку. И настанет для него то, что так долго он просил у небес — темнота и небытие.

Небо опускалось все ниже, казалось, протяни руку и дотронешься до него.

Вместо ожидаемого шторма случилось невероятное: небо и море поменялись местами, все повисли вниз головой, если рабов удерживали цепи, то пираты, кто не успел схватиться за что-нибудь прочное, с душеразирающими криками посыпались вниз, долетая до этого черного неба, которое оказалось вовсе не небом, а какими-то каменным монолитным покрытием, с жутким стуком падали на него и уже не шевелились.

Те, кто ещё держался, в ужасе застыли статуями, как-то ясно понимая, что никому отсюда из этой странной ловушки уже не выбраться.

Что и подтвердилось — вздохов через десять корабль резко затрясло, казалось, чья-то гигантская рука трясет его, как пацаны летом плодовые ничейные деревья — не жалея и изо всех сил.

После этой тряски на корабле не осталось ни одного пирата, а его опять закружило в каком-то жутком вихре, человек из нашего мира сказал бы, что в центрифуге. Слышался треск и грохот, корабль распадался на куски, криков рабов, закованных в цепи не было слышно, они просто исчезали в этом вихре, оторванные от своих сидений.

Ещё в самом начале между Джасом и Лоелом втиснулся испуганный внук, и крепко ухватился за них. Когда начался вихрь, Лоела не стало, его как бы вырвало с мясом, вернее, с толстенным куском бруса и затащило в вихревую воронку. Мальчишка ещё плотнее вцепился в Джаса, а тот закрыв глаза спокойно ждал конца, понимая, что мальчишке будет жутко одному, обнял его правой рукой, и через несколько вздохов треснул и его кусок бруса, так вот и полетели они вместе.

Их мотало и швыряло, мальчишка видимо потерял сознание сразу же, а Джасса все никак не накрывало, он заметил, что вихрь утаскивает их все ниже. — Значит, скоро! — подумал он и наконец-то отключился…

Сознание к нему возвращалось как-то урывками… Сначала пришло ощущение пинка, как будто кто-то изо всей дурацкой мочи отвесил его, потом ощущение сырости… — Надо же, я думал в небытии ничего нет, а тут сыро? — опять куда-то провалился, сколько и где был — непонятно, очнулся от жары, сначала ничего не понял, просто вдыхал полной грудью воздух, потом с трудом открыл какие-то тяжелые, чем-то залепленные веки… перед глазами все плыло, опять прикрыл глаза.

Полежал, покачиваясь на чем-то… становилось совсем жарко, Джас опять открыл глаза. Теперь зрение сфокусировалось, и если бы у него был язык, он бы заорал… вокруг него от края до края… было море.

Сначала не понял, а потом пришло осознание, он не ушел, он живой — один одинешенек в этом бескрайнем водном просторе. Кто-то там, наверху, словно издеваясь, или считая, что надо бы его ещё помучить, оставил его в живых.

— Не суждено было погибнуть в этой жуткой воронке, значит, от жажды сдохну! — Спокойно рассудил он и приготовился умирать от жаркого светила и жажды. Попытался устроиться поудобнее на куске бруса, на котором совсем недавно сидел, прикованный цепями.

— Цепи тяжелые, быстро утянут на дно! — отстраненно подумал, а с правой стороны что-то ощутимо тянуло его в бок.

Повернув все ещё тяжелую голову, увидел совсем неподалеку тоже на куске деревяшки, пацана этого, внука Лоела. Цепь, так и оставшаяся на руке Джаса, обмоталась вокруг него и вылетел из этой воронки вместе с ним. А вот это уже хуже… одно дело ты сам, а другое — этот мальчишка, попавший в плен с дедом в семилетнем возрасте, он ничего не видел в жизни, кроме корабля, пиратов и рабов, жалко будет, если погибнет.

— Давай, степняк, приходи в себя, может, сумеешь ему помочь? — подбадривал Джас сам себя, осторожно, правой рукой подтянул паренька к себе поближе, едва уцепил его, как цепь, столько лет удерживающая его, со звоном лопнула, и правая рука оказалась свободна. На левой же болтался обрывок цепи, Джас сумел обмотать эти два куска деревяшек, молясь про себя, чтобы не налетела ещё одна буря.

Вечерело, на небе появились первые звезды, которые за столь долгий срок стали родными, он прикинул, где может находиться берег, и начал потихоньку разворачивать свой «корабль» в сторону далекого берега. Он не надеялся добраться живыми до него, но, может, вынесет их тела на берег и какие-нибудь сердобольные рыбаки засыплют их песком. Он даже порадовался, что парнишка без сознания, все ему не так жутко уходить из этой жизни.

Убаюканный небольшими волнами, Джас незаметно задремал, а когда проснулся, не поверил своим глазам. На горизонте едва-едва различимо, в туманной дымке виднелись очертания гор. Он зажмурился, подумав, что ему чудится, но нет — горы никуда не пропали. Целый день он понемногу выправлял направление, пропускал через плотный рукав мальчишеской куртки соленую воду и морщась, понемногу глотал её — горькую и противную.

К вечеру поднялся ветер, понесший их быстрее, а в ночи он совсем окреп и начал швырять их плавсредство уже с большой силой, обещая к утру разразиться штормом. Джас боялся только одного, не выдержит цепь, оторвет мальчишку и в начинавшем звереть море его унесет незнамо куда.

Ухватившись за пацана он стал ждать, когда их куда-то зашвырнет, и волны так и так подгребут их под себя. Едва небо посветлело, ветер осатанел, Джас, зажмурившись, ждал конца, и совсем неожиданно их приподняло на большую высоту, он успел увидеть пики гор совсем близко. Порадоваться не случилось, их с огромной силой бросило вниз, и последнее, что он успел увидеть сквозь потоки воды — были острые камни, на которые их швырнула огромная волна.

Сколько себя помнил Сай, возле него всегда был дед Юнчи, его ослик и мама, потом ещё — Сим… Дед был для него всем, мама, так и не оправившаяся после потрясения, про которое дед Юнчи обещал рассказать Саю, когда он станет совсем взрослым, а пока, в силу своего малолетнего возраста, не стоит забивать голову разными проблемами.

Мама, его такая красивая, хрупкая, нежная, как цветочек зюм, что расцветал на короткое время — три дня, и мог осыпаться под порывом ветра уже на первый, мама все эти годы была рядом и где-то далеко-далеко.

Сай так любил её, так заботился о ней — старался угодить во всем. Расчесывал и заплетал её необыкновенные волосы, со временем научился заплетать такие замысловатые косы и косички, водил маму с трех лет за руку на небольшое озерцо, где мама любила сидеть на теплом камушке, опустив свои маленькие ножки в воду, приводил её обратно, сажал за стол, он так старался помочь ей во всем, с тех пор, когда начал осознавать себя, надеялся, что его хрупкая, нежная мамочка когда-нибудь очнется от своего сна и увидит какой у неё хороший сын растет.

Нет, мамочка его не была сумасшедшей — дед Юнчи сказал, она просто далеко-далеко ушла, бродит там где-то в глубине и никак не выберется.

Будучи маленьким, Сайх, или как его звал дед — Сай, ждал-ждал, когда мама очнется, от своего как бы сна наяву, но вот уже четырнадцать весен будет ему, а мамочка все такая же. Сайх давным-давно перерос её, он мог носить на руках свою маму, не уставая, ещё с большей любовью и вниманием относился к ней, иногда с тоской спрашивая деда:

— Дед, а не будет так, что мамочка моя так и останется такой?

— Верь, внук мой единственный, верь — мамочка твоя очнется. А увидев, какой у неё вырос сын, она будет гордиться и сильно-сильно любить тебя.

И Сайх верил всем сердцем и ждал. Будучи поменьше, он иногда срывался, обнимая своего единственного друга — Сима, заливался горькими слезами, жалуясь и печалясь из-за мамочки.

— Сим, она такая красивая, а совсем не знает, что я есть.

Сим шумно дышал ему в лицо и слизывал соленые слезы, негромко рыкал, как бы успокаивал:

— Не грусти, малыш, вернется твоя мамочка, вот увидишь!!

Дед Юнчи учил его всему на свете — Сай умел безошибочно находить дорогу домой из самых запутанных и незнакомых мест, определял по облакам и ветру погоду, лазил со своим Симом по самым отвесным скалам, мог пробыть под водой длительное время, умел метко стрелять из лука, всерьез боролся с Симом, умел определять травы и растения, мог сварить всякие зелья, распознавал яды. Дед Юнчи признал вот недавно, что Сайх его превзошел во многом, одно его печалило, в силу своего возраста он не мог обучить внука воинским искусствам.

— Дед, а давай в долину спустимся!! — сколько раз предлагал ему Сай.

Но дед пока не соглашался, из-за мамочки.

— Сай, люди — они всякие, найдутся и такие — смогут обидеть твою маму, она же беззащитна, а ты не всегда сможешь быть с ней рядом…

У Сая темнело в глазах, он уже знал, что мамочка его стала такой от того, что её когда-то обидел его так называемый отец-степняк, наводящий ужас на всех жителей степей.

— Сай, не копи ненависть в своем сердечке, поверь, боги жестоко наказали его.

— Дед, ты точно знаешь?

— Да!

Когда Саю исполнилось тринадцать лет, он стал постоянно ощущать зуд под лопатками. Чесалось невыносимо, он терпел-терпел и как-то пожаловался деду. Дед велел скинуть рубашку и повернуться к нему спиной, посмотрел на его спину, охнул, почему-то дрожащими руками долго гладил по тем местам, где чесалось… зуд утих, Сай оделся, оглянулся — дед сидит в ступоре.

— Дед, — испугался Сай. — Деда, ты чего как мамочка??

— А?? — очнулся дед. — Саюшка, сбылось предсказание, мальчик мой, через год мы пойдем к грургам, людям-птицам. И твой бог — это Великий Путник.

— Почему, деда?

— Потому что мамочка твоя принадлежит к роду грургов, а ты смесь двух кровей — степняков и грургов. Чешется у тебя под лопатками из-за того, что пробиваются крылья.

— Какие крылья? Ты же мне сам рассказывал, что у людей-птиц дети рождаются уже с крыльями, а у меня вот только, может, это и не крылья вовсе?

— Вот из-за этого мы и должны идти к ним. Теперь понятно, почему к тебе прибился Сим.

— Почему, дед, ты же говорил, просто котенок, потерявший родителей, к нам прибился.

— Котенок этот, скорее всего — лабис.

— Лабис? Но их же нет на самом деле, они же только в легендах??

— Если я не ошибаюсь, котенок за этот год вымахает в огромного зверя, и я просто счастлив, что Сима ты нашел слепого, он вырос вместе с тобой, и в нем нет жестокости, которая бывает у лабисов, выросших в дикой природе.

Сегодня Сай как всегда повел мамочку к озерцу, она сидела на камушке, Сай раздевался — они с Симом постоянно плавали до изнеможения, крылья или чего ещё там, опять нестерпимо зачесались, Сай передернулся и собрался почесать зудящие места небольшой палочкой… вдруг испуганно замер: на спину легли легкие ручки его мамочки.

У Сая перехватило дыхание… его безразличная ко всему на свете мамочка осторожно гладила его зудящие крылья, зуд утихал, а Сай боялся пошевелиться… Мамочка все гладила его крылья, Сай, считающий себя сильным, взрослым, никогда нигде не пасующий ни перед чем, научившийся скрывать свои эмоции, стоял и плакал, стараясь, чтобы мамочка не поняла этого.

А мамочка опять удивила — она легонько дотронулась до него, вынуждая повернуться, так он и предстал перед ней: высокий, гибкий, ловкий юноша, очень похожий на неё, только выделялись на таком похожем лице — чуждые ей глаза, черные, почему-то ей ненавистные… И впервые за столько лет, сынок услышал нежный мелодичный голосок:

— Ты кто?

Сай заплакал сильнее, опустился перед ней на колени, обнял её за талию и, уткнувшись ей в живот, еле выговорил:

— Мамочка, мамочка, ты вернулась? Я твой сын — Сайх, мамочка, я так долго ждал, я так верил, что ты вернешься!!

Тоненькие ручки потянули его за плечи, заставляя встать.

— Сын? Мой сын? Почему я ничего не помню?

А сын по-детски всхлипывая, утирал рукой упорно бегущие слезы и восторженно смотрел на свою ожившую мамочку.

Мамочка осторожно начала вытирать его мокрое лицо, и внимательно вглядывалась в него:

— Как тебя зовут, — она немного запнулась… — сын?

— Дед сказал, ты дала мне имя — Сайх.

— Сайх? Сайх? Так звали моего отца, из рода грургов.

— Ой, кто это? — Она испуганно вздрогнула, увидев Сима.

— Где? — обернулся такой ладный юноша, её, оказывается — сын.

— А, это мой друг — Сим.

— Сим, мамочка моя вернулась, Сим!

Сим, в два текучих шага оказался возле них и ткнулся лобастой башкой в её руку.

Юнчи издалека услышал громкий крик своего внука:

— Деда, деда! — со всей возможной поспешностью — годы-то давно уже давали о себе знать, поторопился к выходу, и увидел невероятное… Его внук бежал к нему… почему-то полуголый и держал на руках свою маленькую легонькую мамочку, и кричал во все горло.

Юнчи подумал было, что мамочка поранилась, а когда увидел её впервые осмысленный взгляд, ноги подкосились, и он обессиленно опустился на вовремя оказавшегося рядом Сима.

— Вернулась, наконец-то!

Теперь уже заплакал проживший долгую, трудную жизнь, несгибаемый Юнчи.

Мамочка, бережно поставленная сыном на траву, обеспокоенно наклонилась над ним:

— Не плачь, дед моего сына, не плачь!

Сай не мог наглядеться на свою мамочку — она, пробывшая так много лет где-то в непроглядном тумане, жадно впитывала все, училась жить заново.

Дед Юнчи вечерами много рассказывал обо всем, сожалел, что мало знает о грургах — степняки и люди-птицы жили очень далеко друг от друга, и контакты у них были весьма редкими, но дед Юнчи предположил, что Вилья, так звали мамочку, полукровка, кто-то из родителей был из грургов, скорее всего, её отец.

— Нет, — задумчиво наморщив лоб, сказала Вилья. — Скорее всего, оба моих родителя были из грургов. Я помню, смутно, правда, все, что было до моего пробуждения, как в густом тумане, а если я пытаюсь напрягаться, что-то вспомнить — дико начинает ломить в висках…

— Не мучай себя, девочка, ты только-только вернулась из такого далекого далека, все вспомнится само-собой.

Про сына её, Сайха, он, тщательно подбирая слова, пояснил, что она подверглась насилию со стороны единственного оставшегося в живых сына правителя степняков — Джаймиса. И заметив, как заходили желваки на скулах внука, твердо сказал:

— Поверьте мне, он жестоко наказан уже.

— Откуда ты можешь знать, дед? — Все ещё злясь, спросил Сай.

— Внучек мой, я доживаю такую долгую и не совсем сладкую жизнь, поверь мне, судя по тому, что мы видели с Джаймисом на старинном свитке, он или тяжело болеет, или уже сгинул в неизвестности.

Вилья вздохнула:

— Одно хорошо, у меня есть такой замечательный сын, только вот глаза ему достались от того… я их почему-то хорошо помню. И немного вспоминаю маму свою, она любила гладить меня пониже лопаток, говоря при этом, «вот наступит у тебя возраст невесты, и взлетишь ты в не… бо?» Почему в небо, Юнчи?

— Значит, ты чистокровная самочка грургов, только им доступно небо, полукровки не летают, тем более нам надо идти к ним, только грурги скажут, что и как у тебя и Сая. Путь неблизкий, надо хорошо продумать, как идти к ним. Через земли степняков идти нельзя, слишком лакомый кусочек ты для них, я пятнадцать лет, как ушел оттуда, кто знает, что там творится, и не появился ли ещё какой-нибудь жестокий степняк типа Джаса.

— Значит, — как-то медленно сказал Сай, — этого… зовут или звали Джас?

— Джасим, если правильно, а ты, я не сомневаюсь, являешься единственным внуком и наследником Повелителя степняков.

— Вот уж чего мне совсем не надо — ни деда, ни отца-насильника. Я не хочу и не желаю знать об этих жестоких… вроде бы людях, мой Сим, лабис, про которых, ты сам говорил — слагались легенды про их жестокость, — и то добрее, хотя он зверь. Сай понемногу начал готовиться к тому, что они покинут обжитое место и отправятся к неведомым грургам, а ещё он стал подолгу смотреть в небо, наблюдая за птицами и мысленно прикидывая, каково это, парить на огромной высоте и видеть землю. Рядом устраивался Сим, приваливался тушей к ногам, и так славно было им обоим. Потом к ним стала присоединяться мамочка, тогда уже Сим, растягивался у их ног. Мамочка тоже подолгу любовалась птицами и как-то в один из дней вдруг невпопад сказала:

— Великий Путник!

— Что, Великий Путник, мамочка? — удивленно спросил Сай.

Он так и называл её с огромной нежностью — мамочка. А мамочка с каждым днем все больше обожала и восхищалась своим таким славным сыном.

— Сайх, смотри внимательно, воон, видишь, маленькая точка в небе?

Сай вгляделся:

— Да!

— Это он.

— Не может быть, мамочка, он же — Божество!!

— Но это он! Я откуда-то знаю!

Птица понемногу приближалась, когда её стало видно всю, Сай восторженно замер. В бирюзово-синем небе парила огромная, величественная, гордая, необыкновенно красивая птица: черное, отливающее синим блеском оперение, белая голова с горбатым клювом и красивый бежево-белый хвост…

— Какая красота!! — благоговейно прошептал Сай.

А птица плавно спланировала к ним, они оба, казалось, не дышали от удивления. Птица встряхнулась, и перед изумленными Вильей и Саем уже стоял… человек. Необычный человек, огромного роста, с резкими чертами лица, большим горбатым носом, загнутым к губе крючком и нечеловеческими, круглыми, желтыми глазами. Внимательно-внимательно вглядываясь в них, он кивнул головой и произнес как-то с клекотом:

— Две крови перемешались! Повернись, Сайх, достойный внук Сайха.

Сайх заторможенно повернулся, и по спине, где у него чесались периодически крылья, прошла обжигающая волна жара. Он сцепил зубы, но жар быстро спал, и стало так приятно.

— Вот, тебе, Сайх, мой подарок — ты, полукровка, так нужный всем грургам, поднимешься в небо, в определенный срок!

— А ты, — Путник внимательно вглядывался в Вилью… — Ты, за перенесенные страдания, за твое доброе и большое сердце, будешь любима всеми грургами, и тебе я разрешаю тоже подняться в небо! Не сейчас, но будете вы вместе со своими избранниками, оба с сыном, танцевать в поднебесье, на радость моим всем детям!!

Он поманил к себе мамочку, положил ей одну ладонь на лоб, другой провел по спине:

— Потерпи, девочка, немного потерпи! Вот все, убрал я туман в голове твоей и жгучую горечь тоже. Не зачем печалиться о прошлом, у тебя есть обретенный сын, вам с ним предстоит долгая дорога и много дел!! А чтобы поверили вам мои дети-грурги, вот, — он завел руки за спину, дернул что-то за спиной, смешно сморщился и протянул им несколько перьев. — По-черному — это вам, белое, черное и бежевое-отдадите старейшине племени, им будет достаточно посмотреть на эти перья, чтобы понять всё! Не бойтесь испытаний, все преодолеете, не прогоняйте от себя никого, кто бы не прибился к вам. Путь к грургам вам укажут птицы!! А теперь прощайте!! — он как бы размазался.

Перед глазами что-то мелькнуло, и птица уже, величественно расправив огромные крылья, поднималась в небо. Долго провожали взглядами мать и сын Великого Путника, потом весь вечер Юнчи слушал восхищенные слова и сокрушался, что не дано ему видеть такую птицу, даже издали.

Сай с Симом начали постоянно уходить далеко в горы, приносили небольшие тушки горных козлов, которые в огромных количествах расплодились повсюду. А мама и дед коптили-вялили мясо, делали запасы на дальнюю дорогу. В один из таких дней, на обычной охоте Сим вдруг насторожился — втянул носом воздух и неожиданно для Сая бросился ему в ноги.

— Сим, ты чего?

Сим как-то ловко умостившись между ног, разом увеличился в размере и рванул с места, Сай едва успел вцепиться в его густой мех. Он несся с огромной скоростью, все слилось в одну сплошную размазанную линию, и Сай просто закрыл глаза, поняв, что Сим не зря так взволновался. Бешеный бег лабиса все-таки закончился, Сим остановился и рыкнул.

Сай открыл глаза… перед ним было море, огромное — от края до края, он, открыв рот от удивления, вглядывался в эту массу воды. А когда перевел взгляд вниз, увидел… на узенькой полоске каменистого берега, на который с шумом обрушивалась большая масса воды, неподвижно лежали полузанесенные какими-то обрывками, растениями, ветками, два человеческих тела.

— Пошли, Сим, посмотрим, вряд ли они живы, но хоть присыплем камнями, недостойно человеку быть пищей падальщиков.

Первым лежал молоденький, примерно таких же лет, как и Сай, парнишка, с неестественно вывернутой ногой.

— Сим, послушай, — попросил Сай, зная, что его друг может учуять самой слабый стук и шорох. Сим прислонил свою башку к груди мальчишки и долго прислушивался. Наконец, как-то радостно рыкнул.

— Жив? — обрадовался Сай.

— А с той стороны, где лежал второй, послышался еле слышный стон.

— И второй тоже живой! Сим, что делать?

Сим рыкнул и исчез, Сай, поняв, что друг побежал за Юнчи, постарался потихоньку оттащить бесчувственного парнишку подальше от воды.

Прислонил его к небольшому камню, подбежал ко второму, осторожно очистил его лицо от мусора — перед ним лежал мужчина, не старый ещё, как дед Юнчи, но явно много переживший. Судя по внешности — степняк, только вместо жгуче-черной шапки волос, у него были абсолютно седые волосы. Сай посмотрел на его руки, на левой болтался обрывок цепи на огромном железном кольце. А на запястье правой виднелись жуткие следы от такого же браслета, да и грудь мужчины была вся в страшных рубцах. Сай осторожно, оторвав кусок ткани от своей старенькой рубашки, начал очищать лицо и грудь мужчины. Появился Сим с дедом.

— Деда, их Сим учуял, оба живы. Но вот выживут ли?

Деда посмотрел на обоих, потом занялся мальчишкой:

— С ним будет полегче, кроме ноги и глубокого обморока у него ничего сложного, а вот с мужчиной, тут да… намного сложнее. Поскольку их куда-то перенести на сможем, надо поискать местечко поблизости, где их уложить.

— Деда, а как же там мамочка одна будет?

— К Вилье Сима отправим, мамочка там отвары готовит, а мы с тобой возле них останемся.

Сай написал мамочке записку, сунул Симу под узенький ремешок, едва надетый на ставшую мощной шею.

— Сим, какой ты громадина стал враз? Мамочку мою не обижай, охраняй как следует!! А утром принесешь её сюда.

Сай подыскал небольшой участок земли без камней, осторожно перенес туда парнишку. А вот мужчину ему было брать страшновато, вдруг у него на спине тоже раны? Дед потихоньку перевернул его на бок и воскликнул:

— Это сколько же надо было перенести человеку?? — спина была вся в рубцах, не было ни единого клочка кожи, рубцы всякие — и застарелые, и недавние пересекали спину во всех направлениях. Юнчи достал какую-то склянку, осторожно смазал спину спасенного. Поднатужившись, Сай перенес и его, положив рядом с мальчишкой. Юнчи понемногу стал вливать в рот парнишке отвар, сначала он выливался изо рта, потом тот сглотнул несколько раз.

— Ну вот и хорошо, теперь осталось только ждать, когда он очнется — думаю, к утру он будет в сознании.

— Дед, а этот?

— Тут плохо, совсем плохо.

— Но, деда, у него же нет таких страшных свежих ран??

Судя по всему, он столько перенес жестокости, что, скорее всего, устал так жить… степняк и в неволе. Обычно наши люди выдерживают в неволе не больше пяти лет, а тут, судя по рубцам, намного дольше выдержал. И пожалуй, здесь другое — он не хочет жить совсем, настрооился уходить… и вытянуть его из этого состояния вряд ли под силу нам. Но посмотрим, давай дождемся утра.

Сай натаскал много обломков, веток, плавника, всяких палочек — развели небольшой костерок в камнях, невидный с моря, да и кто мог объявиться оттуда, когда от берега и на приличное расстояние в море уходили острые пики камней, вплотную подойти к берегу не рискнул бы даже самый опытный и отчаянный мореход. Ночь прошла быстро, Сай уговорил деда тоже прилечь, а сам задумчиво поглядывал на найденышей.

— Великий Путник, помоги этим беднягам, судя по всему, они чудом спаслись, пусть выживут оба!

Утром парнишка открыл глаза, приподнялся, дико озираясь, увидел костерок и сидевшего возле него Сая, дернулся, задел ногу, закрепленную в деревянные дощечки и замотанную тряпками, коротко простонал и уставился на Сая, посмотрел внимательно и что-то спросил на языке айнов — народа, жившего где-то совсем далеко от гор. Дед немного научил Сая понимать этот язык, вот и сейчас Сай понял, что пацан спрашивает, кто он и где они?

Сай начал подбирать слова, но проснувшийся Юнчи бегло что-то спросил у него. Пацан возбужденно начал рассказывать, из быстрой речи было понятно немногое: «черное небо… страшно… потом вверх ногами… дед упал вниз… тоже полетел… думал, умер.»

Горячо благодарил их за помощь, а когда дед спросил, кто этот мужчина, опять быстро заговорил.

Сай попросил деда, чтобы он сказал парню говорить помедленнее, он тоже хотел понять. — Никто не знает, кто он и откуда, кроме того, что он степняк, имя его тоже не знали, звали сначала «Бешеный немой», а потом сократили до Беш. Да, его продали совсем истерзанного к ним на корабль, долго был совсем плохой, выжил, никогда никому не подчинялся. Первые годы был очень злой, ненавидел всех, потом стал совсем мрачным. Били его постоянно, для него была специальная плеть, с вплетенными в неё толстыми кусками проволоки — кожу такая плеть разрывала до костей. Но Беш терпел, только зло сверкал глазами, нет, никогда ни с кем не общался, да и он же без языка — отрезал кто-то ему. Он когда полумертвый валялся в трюме, парнишка видел, что у него во рту жуткая рана. Последние годы только с его дедом иногда обменивался знаками. Воин? Да, сильный. Его иногда расковывали, заставляя безоружным сражаться против двух, а то и трех пиратов. Кто побеждал? Чаще всего Беш. Мог удавить голыми руками или в прыжке так двинуть босой ногой, что пират потом долго, с месяц лежал в лежку. В этот раз их везли в Кайтун, на продажу. Откуда знает, да он же хилый, на весла не годился, вот и был на побегушках, слышал много чего. Как попал? А с дедом, отошедшим от разбойничьих дел, решили уйти подальше, вон хоть в страну грургов. Да поймали их лихие люди, связали спящими, дед у него был помощнее Беша, да вот не устоял против восьми. Его почему не выкинули за борт? А дед согласился добровольно грести и не поднимать бучу, если меня не тронут. Меня? Нет не били, ну если пинка или затрещину, я всегда был хилый, не в деда. Я точно из айнов, а дед — не знаю, не степняк точно, но я айнов не видел, может, я один такой дохлый… ой… — он замер и судорожно стал двигаться назад, прижимаясь к камню.

Сай оглянулся: появился громадный Сим с мамочкой.

— Не бойся, это мой Сим!! — Сай бережно снял свою легкую, тоненькую мамочку с лабиса.

— Как прошла ночь?

— Все хорошо, сын мой, не волнуйся — Сим хороший сторож. А где спасенные? — она увидела пацана, подошла к нему и спросила: — Как тебя зовут?

— Не знаю, все на корабле меня звали просто — Айн.

— Значит, и мы так станем звать, я вот тут сварила укрепляющий отвар, тебе надо выпить его, чтобы силы восстанавливались и нога быстрее срасталась. Подошла, с жалостью взглянула на лежащего неподвижно седого степняка в жутких шрамах, пожалела его: — Как досталось бедолаге! Айн к вечеру порозовел, отошел, подумав, решили возвращаться к себе в свой неказистый с виду, но такой уютный внутри, домик.

— Сим, ты сможешь всех унести, силы хватит? — спросил Сай.

Сим только снисходительно посмотрел на него и фыркнул.

— Значит, относишь сначала деда и Айна. Потом уже мамочку, а за мной и степняком в последнюю очередь.

Сим рыкнул недовольно, боднул головой по очереди мамочку, деда и Айна.

— Всех троих? А сможешь?

Сим смог, быстро вернулся за Саем, удалось кое как прислонить бесчувственное тело степняка к себе и Сим быстро перенес и их. Айн, скорее всего от того, что наконец-то на свободе, как-то быстро стал поправляться, чего нельзя было сказать о степняке. Тот все так же был неподвижен только еле-еле вздымавшаяся грудь указывала на то, что он жив. Так прошло две полные недели, мамочка поила его водой с ложки, он делал несколько глотков и все…

Джас находился… он сам не знал, где — не было вокруг ничего, ни шорохов, ни звуков, ни света, ни тьмы, он просто где-то висел… И так непривычно хорошо было, особенно первое время, лежишь себе или висишь, ничего не ощущая… Время шло, ничего не менялось, он не знал, где он, зачем, ему было все безразлично…

А сейчас случилось какое-то как колебание его невесомости, кто-то или что-то упорно не давало ему по-прежнему ничего не ощущать… Внезапно прорвался грубый, какой-то нечеловеческий голос, долетали отдельные слова:

… сына… учить… много… сын…

Джас не вслушивался — какое ему дело до голоса, до чьего-то сына?? Он постарался не обращать внимания, но голос занудливо вещал, вызывая глухое раздражение, слова стали слышнее, пришлось прислушаться…

— Не отстану! Сын твой, зачатый в насилии, рожденный в муках, выросший и с матерью, и без матери… ему требуется твоя помощь! Ты вмешался в предначертанную Богами, совсем другую судьбу матери своего сына, изменил и почти сломал своей неуемной похотью им жизни — сумей быть мужчиной, а не безвольно висяшей мухой!! Сумей исправить зло, причиненное твоему сыну и его матери!

Джас озадачился, подумав, что у него нет никакого сына, и видимо, громко подумал — этот, хриплорычащеголосый как-то зло рассмеялся:

— И у такого ничтожества — такой великолепный сын? Наверное в предках твоей матери был кто-то, чья кровь передалась твоему сыну, ваша, степняков — слишком гнилая!!

Джас разозлился, он — да, выродок, но отец его — очень достойный человек, и не надо лить грязь на всех. Если бы он мог, он бы сейчас показал, как оскорблять безнаказанно его отца.

Голос победно хмыкнул:

— Рискни!

— И рискну!! — разозлился окончательно Джас. — Только где ты прячешься, храбрый такой?

— А ты глазки-то открой сначала, а потом уже и разберемся.

— Они у меня и так открыты!! — закричал Джас.

— Открой как следует, ну, храбрец с женщинами, давай!

Джас взбеленился, попытался открыть почему-то неподъемные веки, ничего не получилось, а голос все больше оскорблял, ладно бы его, так отца и его настоящую мать, которую Джас и не мог знать, ему и был-то месяц от роду, когда она умерла.

— Не умерла она, её просто вывезли в пустыню и бросили умирать.

— Врешь!!

И как-то после этого Джас сумел открыть глаза, первое, что он ощутил — громкое сопение у самого лица какого-то большого зверя. Проморгавшись как следует от слез, текущих из глаз, увидел перед собой морду какого-то невиданного зверя.

— Ты кто? — спросил Джас, но из горла вырвался только хрип, а потом вспомнил он, что нет у него ни языка, ни силы мужской, и, вздохнув, подумал:

— Все-таки я жив. Зачем и кому понадобился изуродованный калека??

— Сыну твоему. — Открыл пасть с острыми клыками зверь.

Джас вздрогнул:

— Это ты, зверюга, со мной говоришь?

— А кто ещё? Слушай и запоминай — сюда идет сын твой, его надо обучить воинским искусствам, он много чего умеет, но для выполнения предначертанного ему просто необходимо уметь сражаться, а ты обязан его научить! — рыкнул зверь.

Откуда-то сбоку появился свет и молодой юношеский голос спросил:

— Сим, ты что его нюхаешь? Или он все же умер?

Над Джасом склонился светловолосый юноша, с такими знакомыми черными глазами. Джас вздрогнул, лицо мальчишки было лицом из его сна.

— Значит, выжил он?

— Очнулся, ты очнулся? Деда, мамочка, наш найденыш глаза открыл!

Послышались быстрые шаги, и в поле зрения Джаса появился старик, а потом молодая женщина, присмотревшись к которой, Джас похолодел — это была та самая, изнасилованная им девчушка, только повзрослевшая и смотревшая на него сейчас участливо-жалостно.

Джас отвел взгляд — нестерпимо больно стало смотреть в её глаза. Конечно, в этом страшилище сложно признать того самоуверенного и наглого степняка. Но он молил всех Богов, чтобы она его не узнала.

Послышались какие-то шаркающие шаги, и Джаса затормошил парнишка Лоела:

— Беш, ты очнулся?? Беш, как я рад! А эти добрые люди нас нашли, у меня вот нога сломана была, а ты, ты… две недели едва дышал! Я так боялся, что ты умрешь!! — парнишка всхлипнул.

Вмешался дед:

— Ну-ка, Беш, испей отвару, он силы придает.

А Джас узнал его, когда он в детстве иногда простужался, Юнчи поил его отварами и всегда приговаривал — «он силы придает!»

— Почему он здесь, этот давний и заслуженный ведун-целитель? Это место — явно не в степи, там воздух другой, ладно, постепенно узнаю, — успел подумать Джас, уплывая в сон.

Спал он долго, когда проснулся, опять возле него был этот зверюга, теперь Джас внимательно разглядел его и дернулся…

— Но такого не может быть… Лабисов не существует, это легенды!

— Сам ты… вот он я, как видишь, мне было предначертано стать другом маленькому мальчику, единственным защитником у которого был старый целитель, и на время потерявшаяся в далеком-далеке мамочка. Если ты даже косой взгляд бросишь на нашу Вилью, я тебя разорву!! — как-то безразлично раздалось в голове Джаса.

— Какой взгляд, ты же должен понять, что я лишен мужской силы.

— За дело! Все ещё мечтаешь отомстить обидчику?

— Нет! — Джас покачал головой. — Было время подумать и понять.

— Юнчи тебя узнает, но не скажет ни сыну, ни тем более Вилье, слишком долго она была не в себе, и нарушить её хрупкое такое состояние, это значит сгубить её, а с нею и Сая.

— Сай? Саай? — Красивое имя. Явно не степняцкое.

— У Сая есть крылья, ему Великий Путник иную судьбу выбрал, он никогда не будет жестоким. Мы с Юнчи постарались, чтобы он вырос достойным. Сам увидишь! — лабис зевнул и молнией метнулся в угол темноватой комнаты.

Зашел Юнчи, подошел, увидел, что Джас проснулся, и спросил:

— Ты меня слышишь? — Джас кивнул.

— Как же мы будем разговаривать?? — задумчиво протянул его Учитель. Джас улыбнулся — сколько розг обломал о его спину Учитель, пытаясь научить дикого, несдержанного мальчишку хотя бы умению писать. Джас показал знаками, что будет писать.

— Грамотный? Это хорошо!!

— Сможем общаться, хоть так! А Джас боялся, он так боялся, что вот эта хрупкая девочка, которую с огромной любовью и нежностью его сын называет не иначе, как «мамочка», опознает в нем того, ему самому теперь ненавистного, насильника…

И Джас, через пару дней, когда начал потихоньку вставать — решился… Держась за стенку, вышел на улицу, кое-как сполз с двух ступенек и побрел к небольшому камню, на котором, щурясь на яркое солнышко, сидел Юнчи. Джас опустился на травку возле его ног.

— Ты смотри, найденыш, не перенапрягайся. Никто тебя не торопит, окрепни по-настоящему, может, тогда только стоит выходить? Силы-то совсем нету.

Джас покачал головой, взял тонкий прутик и показал, что хочет поговорить-написать.

— А? Пошли тогда за домик наш, там у нас небольшая полянка, а на краю мягкая земля, дойдешь или позвать Саюшку?

Джас опять покачал головой, и побрел. Кружилась голова, дрожали ноги, но он упрямо шел, опустился на землю, несколько минок сидел приходя в себя и пережидая, пока перестанут мелькать черные мушки перед глазами… Потом, отдышавшись, написал:

— Я — Джасим!

У Юнчи отвисла челюсть.

— Ты??

— Да, не надо никому знать!

Юнчи с все возрастающим удивлением вглядывался в него:

— Сколько же ты перенес за это время…

— За дело, расскажи о Сае?

— Долгий это будет рассказ и горький…

— Прошу, очень!

— Я, после твоей пропажи, сразу сказал Джаю, что тебя наказали Боги за жестокость, принес ему свиток твоего проклятого пра-прадеда. Про него попозже — сейчас главное, пока мои детушки заняты. Джай хотел меня казнить перед всеми жителями, потом, увидев на свитке, что, вроде бы, от тебя намечается потомство, просто выгнал, наказав, под страхом смерти никогда не возвращаться назад. Вот мы с моим осликом и пошли потихоньку в горы, поближе к людям-птицам. Шли долго, набрели случайно на небольшой домик — дело к холодам, и остались тут, переждать холодное время. В степи-то только ветра сумасшедшие дуют, а здесь с гор туманы наползают и морозы бывают. Я понемногу заготавливал хворост, всякие пригодные для огня ветки-сучья, утеплил как мог стены, окна и двери — тогда-то я ещё в силе был, в общем — перезимовали мы с осликом, солнце стало припекать, но ночи были ещё холодные. Ослик у меня как друг — все понимает, ходил самостоятельно кормиться, и наткнулся мой верный друг на замерзающую девчушку.

Прибежал за мной — понятно, что-то из ряда вон случилось…

Нашел я её, принесли-привезли домой, она без сознания. И вижу — беременная, совсем юная. Ох и поносил я того насильника, это ж надо, ребенка не пожалеть! Отошла наша девочка, да только вот сознание её где-то далеко осталось, знаешь, как кукла, что у твоих сестриц были — руки ноги шевелятся, а как не живая. Я не пытался достучаться до неё, надеялся, что после родов сможет она вернуться к своему ребенку. Роды случились очень трудные, уже отчаялся, что не спасу её и дитя. По внешности её догадывался — она полукровка, явно отметился в её родственниках кто-то из грургов, и взмолился их Божеству — Великому Путнику, просил его о милости, просил не забирать жизнь такой маленькой несчастной девочки, пожалеть её неродившееся дитя.

И, знаешь, он меня услышал, через совсем немного разродилась она, мальчиком. Малыш не пищал, наоборот, таращил черные степняцкие глазенки. Девочка умученная, едва живая, пришла в себя, спросила:

— Кто?

— Сынок!

— Сынок — значит, Сайх, покажи!

Показал ребенка, она, как его глаза увидела, как-то дернулась и все… опять ушла далеко. Вот так и жили…

— Сай, как только стал ходить, сразу же о мамочке заботиться научился. Она не отталкивала его, но была безразличной ко всему. А в два года наш малыш приволок пищащего, полуживого котенка:

— Деда, я Сима нашел!

Котенок и котенок. Явно какой-то хищный, но с малого возраста среди нас, никогда не был агрессивным, Сая сильно любит. Сай говорить начал как-то сразу и четко, вот сразу и имя котику придумал. Вот и жили впятером до поры. Саюшка — мальчик славный, очень сметливый, внимательный, много чего умеет, я учил его всему, только вот не воин я, так что, Джас, — тебе сына учить уметь и защищаться, и достойно давать отпор.

— Не Джас — просто Ас — зови!

— Хорошо. Так вот, а года полтора назад у внука стали под лопатками проявляться крылья, я было подумал, что это частичное проявление, а нет, … Сай мамочку свою постоянно за руку водил, а подрос и на руках стал носить — у нас тут озерцо маленькое есть с теплой водой, вот он туда и водил её. Она на камушке сидит, а ребенок с Симом в воде плавают или дурачатся. А крылья, наметки их вернее, чесаться сильно стали, вот он на озере по привычке рубаху скинул, а Вилье, видать, время пришло возвращаться. Она его спину увидела и крылья признала … Сай, мой мужественный и несгибаемый мальчик, никогда и ни по какому поводу не плачущий, тут как маленький разревелся. Так и вернулась к нам дочка моя, я счастлив — есть у меня, старого, одинокого, теперь дочка и внук. Видели они Великого Путника, прилетал он к ним, Саю крылья настоящие дал, а Вилье тоже предсказал, что взлетит она в небо — придет время, и убрал из её сознания жуткие воспоминания и туман. И, Дж… то есть Ас, я тебя в одно мгновение отравлю, если посмеешь… И поверь, смерть твоя будет очень нелегкой.

Джас усмехнулся, написал:

— Давно прошу смерти — никак!

— Богам виднее, сошлись пути твой и сына, значит, ты ему нужен! Вот и из Сима лабис вылупился, неожиданно, этот зверь, по преданиям — если выбрал человека — тот почти неуязвим будет. Я догадывался, что котенок необычный, думал, типа горного ибиса будет, а тут — настоящий лабис. Я уверен был, их не существует, ан нет, есть один. Будешь его учить воинскому умению?

— Все, что смогу!

— Деда, вы где?

— Да здесь, Саюшка. Разговоры ведем, — просиял старик при виде Сая.

— И о чем говорили?

Джас написал:

— Я — Ас.

— Значит, тебя Ас зовут? Красивее, чем какой-то Беш.

— Я — учить тебя быть воином!

— Совсем хорошо, а то деда переживает. Я же только бороться с Симом да из лука стрелять метко умею. Пойду, мамочке скажу!