Танец В Небесах

ГЛАВА 17

На помост взошли нарядные и торжественные Юнчи и Джаймис, приготовили какие-то предметы, и через пару минут туда поднялись красивые жених и невеста. Одетая в необычный наряд, как бы облаком белым плывущая Фатма и сияющий Арай в сером тоже непривычном наряде — вызвали общий вздох восхищения и одобрительные крики. А когда за ними важно и торжественно взошли три черноглазых, одинаково одетых и невозможно важных мальчишки, то тут уже все заорали от восторга.

Затем Джаймис благословил пару, Юнчи, надев на их головы какие-то ободочки, немного пашаманил, молодых окутало светлое облачко, затем вокруг засияли какие-то мелкие звездочки.

— Великий Путник одобрил этот союз! Отныне так и будем проводить обряды для молодых, желающих создать семью!!

А Великий, как всегда — знающий и видящий, что делается у него на земле, решил по-доброму подшутить — закрепить это красивое действо, подсказанное той славной девочкой, так успешно он успел выцарапать её из лап смерти.

Неожиданно для всех — Юнчи потом долго изумлялся, он-то точно такого не смог бы сделать — на всю толпу, на молодых, посыпались с неба какие-то искорки, которые, попадая на волосы, сияли и искрились.

— Великий Путник! Великий Путник! — Как кричали и радовались все, а Джас крепко обнимал испугавшуюся вначале этих восторженных криков Вилью, и обмирал от нежности — доверчиво прижавшаяся к нему, единственная для него женщина — была рядом.

Опять что-то отвлекло его… потом пришло осознание — у него начал расти язык, примерно сантиметр уже вырос, он-то и мешал ему все утро.

— Великий, неужели ты меня полностью простил?? — ликующе вопросил Джас. Ничего не ответил ему Великий, но пришло откуда-то теплое такое чувство, вроде как кто-то погладил его по голове теплой ладонью, типа любящей матери, которая у него и была-то всего месяц после рождения, но почему-то понял Джас, что именно так все матери гладят и утешают своих детей. И ещё бережнее обнял Вилью, молясь про себя, чтобы она как можно дольше не ускользала из его рук. Не догадывался он, что и Вилье совсем не хотелось уходить от него, но Джаймис, отец Джаса и родной дед Сайха тоже хотел поговорить с ней. Ревновал, ой, как ревновал Джаймис к внуку Юнчи. Умом понимал, что тот роднее, пусть и не по крови, дед Сайху, а сердце протестовало.

Сейчас же, увидев эту хрупкую девочку и приметив, как смотрит на неё и бережно обнимает Джас, сразу понял, что сын уже отдал свое сердце ей. Но, зная всю историю, волновался, не желая своему седому сыну ещё больше переживаний.

Джас не говорил, что ему пришлось увидеть и пережить, но полностью седая голова, а степняки седели очень поздно, порой даже почтенные старцы имели черные волосы, да и увидел он спину своего единственного сына на тренировке… долго сидел опечаленный и поникший, но в то же время гордился таким несломленным ребенком.

А ребенок после возвращения удивлял постоянно, взять того же Ахмиса — в те годы Джас бы казнил его перед всем народом, а сейчас вон как мудро рассудил, заботясь о будущем степи.

Джаймису очень не понравилось, как посматривают на мать его внука некоторые степняки, видел по их загоревшимся глазам, что не прочь они взять её второй, а то и первой женой… и решил не давать никому шанса, да и порадовало его, что девочка не шарахается от сына — наоборот, знает, что он надежная защита. Обидеть её не посмеет никто, а попытаться понравиться ей — это да!

Вот и усадил девочку возле себя, угощал всякими сладостями, выспрашивал про внука, смешил её и все больше понимал своего сына — такую жену заиметь, это как найти клад. Порадовало Джаймиса и то, что Вилья совсем не обращала внимания на красующихся, мелькающих перед их глазами, заинтересованных степняков.

Она постоянно искала взглядом седую голову Джаса, и растекался по его сердцу мед, и решил Джаймис по окончанию праздника поехать в шаманское святилище и поговорить по-мужски с Великим Путником, должен же он понять его и как отца и как человека, болеющего за будущее всей степи. То что внук будет, скорее всего, ученым, он свыкся с этим, была в Сае доброта, не свойственная степнякам. Теперь-то он понял, что это у Сая от его матери, а Джасу не нужны ни пять, ни десять жен, как он, старый болван, когда-то набирал из самых красивых девушек степи, надеясь, что родят ему сына.

И вдруг замер, пораженный догадкой… оказывается, все лежало на поверхности, а они идиоты, и Юнчи в том числе, не видели очевидного.

— Отец, хватит Вилье сказки рассказывать, я её забираю!

— Пойдем, посмотрим нашу борьбу, — протянул руку Вилье Джас.

Она с готовностью встала и по тому как улыбнулась сыну, уверился Джаймис в своей догадке полностью.

— Юнчи, — шумнул он шаману, — иди-ка сюда! Мы с тобой, да и не только мы — хуже дурных лихвов, совсем мозгов не имеем!!

— Ты о чем? — не понял Юнчи.

— Юнчи, я ладно, но ты-то, Великий шаман, как не догадался, что нам, степнякам давно надо мешать свою кровь с другими.

— Отчего ты так решил?

— Да вот, посмотрел на Сайхову матушку и понял. Смотри, сына мне родила только одна из всех моих женщин, остальные девок нарожали…

— Это давно всем известно!

Джай покачал головой:

— Юнчи, она же была не степнячка, и у Джаса сын тоже не от степнячки!

— Это значит, — подхватил Юнчи, — получается обойти проклятие стародавнее — это…

— Да! И Сайх тому подтверждение, пусть во внуке уже треть степняцкой крови, но род-то мой не угаснет, а наоборот, вон каким славным и разумным вырос внук, а может будут и ещё… Эх, сообразить бы тогда, когда Джас был маленьким, и не выкидывать его мать, глядишь, столько бы у меня ещё сыновей могло народиться. Юнчи, ты как хочешь, но я завтра отправляюсь на поклон Великому Путнику, буду просить, чтобы вернул сыну мужскую силу!! Они с этой девочкой, похожей на цветок зюм, должны быть вместе и родить ещё внуков! Буду молиться до тех пор, пока Великий знака не подаст!

— Старый прохиндей, колени изотрешь! — хмыкнуло в голове.

Джай, не задумываясь, откуда это взялось, горячо воскликнул:

— Ну и пусть, не за себя просить стану, за сына и внуков, а что они будут — не сомневаюсь. Справедлив Великий Путник, сыну моему жестокое наказание по делам его назначил, но видимо, в той рабыне сильная кровь была, не сломался же он — я бы точно не выдержал пройти через такое.

Юнчи тяжело вздохнул:

— Может, и жива она, мать Джаса, кто теперь скажет? Ведь тогда, ты велел её … я просто отвез её в пустыню, оставил ей бурдюк с водой несколько лепешек и отпустил, не смог я убить и так убитую горем женщину. Там по этому месту иной раз пустынники проходили, может, и подобрали, если жива осталась-наверняка у Джаса братья-сестры по матери имеются.

— И ты говоришь об этом только сейчас?! — возмутился Джай.

— А в то время ты жен себе собирал в курятник, нет, в змеюшник! — ядовито ответил Юнчи.

— Джас меня прибьет, узнав про все! — это сник отец.

— Тот Джас, точно, а этот, он справедливо решит. Посмотри лучше, как борются твои мелкие внуки, пошли?

Вилья с удовольствием смотрела как степняки, начиная от самых мелких, три-четыре годика, выходят на полянку и начинают бороться.

Самый младший из Сайховых братиков не смог побороть своего соперника, но к удивлению всех — плакать не стал, а похлопав по плечу победителя, важно заявил:

— Победю на другой год! — и сияя, побежал к своей такой красивой маме Фатме.

Боролись степняки под неистовые крики, а Вилья наслаждалась ещё и тем, что Джас вот он, никуда не уходит, не торопится, только иногда бережно касается её руки и вздыхает тихонько.

— Ну же, дочь грургова! — подбодрила она сама себя и, судорожно выдохнув, взяла своей ручкой большую шершавую ладонь Джаса.

И пропал жесткий несгибаемый степняк, на его месте стоял оглушенный, неверящий своему счастью, состоящий из застывшего бульона, чуть подогрей который, и будет просто жидкость — человек. Как не хотелось ему утащить свою единственную женщину куда-нибудь, где не будет никого, он понимал, что Вилья — как птичка, взмахни резко рукой и улетит, а ему без этой птички совсем никак, да и изъян его, он тоже не позволял …

Видел Джас, что многие красивые степнячки недвусмысленно поглядывали на него, были они все крупные, крутобедрые, ядреные такие, что так нравились ему когда-то. Было тогда интересно ему объезжать их, как диких кобылиц — увлекала такая борьба, а сейчас… ему хотелось только одного, носить на руках, бережно дотрагиваться до этой хрупкой девочки, что за год стала для него всем. Он и дышал-то полной грудью только возле неё и сына.

Сын как раз боролся с последним соперником в своем возрасте. Вилья волновалась, крепко сжимала его руку, подпрыгивала, не все было видно с её ростом, и Джас решился — взял свое легонькое счастье на руки, и удерживая словно пушинку, так и держал до окончания поединка.

Конечно же-их сын вышел победителем.

Сайх в восторге широко раскинул руки, а с края поля, вопя от восторга, к нему бежали три братика, он сгреб их в охапку и повалился с ними на траву. Многих до глубины души затронула эта возня — у Джаймиса с его детьми было по другому. А эти четверо, видно было каждому, искренне любили друг друга, и кое-кто, надеявшийся на далеко идущие планы — внести раскол между Джаймисовыми внуками, ясно понял, что вот этих четверых настроить друг против друга — вряд ли удастся.

Лена за пару дней научила новую супружескую пару танцу, ставшему после этого обязательным для всех будущих пар. Арай и Фатма — как они танцевали, да ещё и танец, необычный для степняков, заставил примолкнуть многих. И отважились многие повторить под эту музыку танец после супругов — впервые, Лена с Людигом, Сури, подмигивающий Леене, бережно держащий юную тоненькую девушку степнячку, а Сайх подхватил свою мамочку.

— У меня-то когда ещё возможность будет с невестой потанцевать? Маленькая ещё птичка Голуба.

А на крыше самой высокой беседки среди зелени растянулся Сим и ехидно говорил Саю:

— Малыш, ты погляди на Джаса, он же совсем от нашей мамочки глаз не отводит, имей совесть, отдай чужое.

— Какой чужое? — воскликул Сай. — Это мое самое родное!

— Твое-то твое, но, малыш, надо дать шанс родителям — отдай мамочку Джасу!

— Понял, понял!

Сайх ловко протанцевал к тому краю, гда стоял какой-то сумрачный отец, и вложил маленькую ручку Вильи в широкую ладонь отца.

— Родители, потанцуйте теперь вы, а я тетушку приглашу!

— Пррравильно, малыш! Посмотри, как засиял степняк! — промурлыкал Сима.

А Джасу хмыкнул:

— Держишь?

— Держу, зверь мифический!

— Нужна стала?

— Сам знаешь, от тебя ничего не укроется!

— Прав ты, степняк, но одобряю, нашу девочку лучше, чем ты, никто не будет беречь!

— Не хочешь ли ты сказать, зверь мифический… — бережно обнимая такую нужную ему, даже необходимую женщину, осторожно обходя другие пары, которых становилось все больше, спросил Джас, — что дашь позволение на …?

— Дал уже!

— Но, я же не полноценный мужчина, зачем я ей такой?

Сим захохотал:

— Всему свое время, степняк. Путник, он знает, что делает, ты верь в него!

Джас тяжело вздохнул.

— Я и так безмерно ему благодарен, за сына! — Джас! — раздался удивленный голос Вильи. — Мы с тобой почему-то уже не там танцуем?

За мысленным разговором с Симом Джас незаметно для себя утанцевал с ней в сторонку, где были только они вдвоем, остальные пары почему-то не последовали за ними.

Джас сделал извиняющийся жест руками, а Сима ехидненько сказал:

— Никто не осмеливается нарушить ваше уединение, вся степь твердо уверилась — у тебя есть пара, и никто не посмеет претендовать на тебя… из этих горячих степных женщин, ты же за весь праздник ни одной не улыбнулся.

— Зачем? — широко улыбнулся Джас.

Вот и получился красивый, шумный, веселый праздник у степняков. А Лену замучил Сури:

— Сестренка моя названная, сто просьб у меня к тебе — после вот такого торжества от меня не отстанут все, собирающиеся жениться, всем подавай красивый праздник. А я во всю степь объявил, что ты моя сестренка, поможешь что-то ещё придумать?

Лена улыбнулась:

— Идеи подкину, а дальше сами придумывайте, найдешь таких же способных ребят-девчонок, и смело включайте в праздники свои местные обычаи, будет всем интересно.

— И ещё, Леена, покажи степнякам какой-то класс, ну, как нам тогда, в крепости..? Муж твой, Людиг, сказал, что не против. Понимаешь, степняки, они как дети малые — им надо собственными глазами увидеть, тогда — да, они начнут про это говорить и своим дочерям позволят заниматься борьбой. Именно женской, хочется, чтобы наши женщины умели за себя постоять, тогда и не будет больше в степи позорных умыканий невест и насилия.

— Ишь ты, стратег какой!

— А то! Джас, он один все не может увидеть, меня же сразу на молодежь настроил — ну, чтобы я их к делу приспосабливал. А девушки, они у нас без разрешения родителей, сама понимаешь…

— Ладно, будет вам мастер класс!

И показала Леена, жена грозного Людига, названная сестра Сури, женщина иномирская, упавшая с неба, всем степнякам свое умение бороться наравне с мужчинами. Борьба её была абсолютно другой, она не сходилась с соперником в крепких захватах, наоборот, как бы пританцовывала возле него, ловко уворачиваясь от бросков, и незаметно, то рукой, то ногой наносила, казалось бы, слабые удары и победила всех троих, пожелавших выйти побороться с женщиной!! Само по себе одно это уже было необычным, что женщина, слабая и худенькая, победила здоровяков… степняки гудели, как развороченный медведем улей.

А Леена ещё и сказала:

— Уважаемый народ степи, если вы хотите видеть своих дочерей не слабыми и бессильными против насильников, разрешите им научиться бороться вот так. Зная, что ваш ребенок может в любой момент ответить обидчику — многим, я уверена, станет намного спокойнее.

— Позволь нам подумать, женщина иномирская! — сказал один из почтенных старцев, что пять минут назад восторженно орал, как мальчик, приветствуя её победу. — Мы должны все обсудить.

— Конечно, уважаемый!! — поклонилась ему Лена. — Только думайте не целое столетие!

— Нет, мы быстро подумаем! — серьезно ответил ей седобородый мужчина. — Надо, чтобы вся степь узнала про этот праздник и про борьбу особенно!

— Мы тебе сообщим! — важно добавил другой.

— Солнышко, не обижайся на свою ищущую на одно место приключений жену! — торопливо переодеваясь говорила Лена Людигу. — Но здесь, в степи, столько дикости и болота, пусть начинают шевелиться. Это же так противно — утащит тебя какой-то старый мудак… жирный, мерзкий, фу! А тебе пятнадцать-семнадцать, и вместо любви и нормальной жизни, пятая или какая там жена. Дети, злоба старых жен, и ничего хорошего, пусть девчонки молодые за своих молодых ребят замуж идут, а старье — со старьем и живет. Я Джасу уже говорила — надо искоренять это пятиженство, он согласен, но если девчушки будут бесправными и не научатся хоть пяткой в нос бить, то так и будет. Видела я уже таких молодых степнячек с потухшими глазами.

— Милая, я не устаю удивляться, сколько ты нового уже внесла в нашу жизнь, — ласково поцеловал её Людиг. — А как ты будешь совмещать невозможное — тренировки эти и нашу любопытную малышку??

— Малышка тут же будет с мелкими детишками возиться. Пусть смала приучаются уметь постоять за себя!

Через день по всем поселениям степняков шли жаркие споры. Иной раз доходило до драки, орали, конечно, мужчины, особенно упертые в своей правоте старики, но молодежь уже не соглашалась покорно следовать их нравоучениям, особенно те, у кого похищали сестер или невест.

Джас, предвидя все это, вместе с Сури сам ездил по всем, категорически отвергавшим все новое, поселениям. И после его посещения попритихли все недовольные. Нет, он никого не наказывал, но так смотрел, что недовольные тут же замирали, как суслики перед змеей. Помнили, ох, как хорошо помнили жестокого Джаса старики и пожилые. И дразнить его притихшего зверя, а в том, что у него внутри сидит дикий зверь, типа, вон, как у сына бегает, никто не сомневался.

Джас в кои-то веки порадовался, что та жуткая слава впервые оказалась на пользу. И начался в степи пока ещё слабый, но крепнущий понемногу, ветер перемен. Да и многие из любителей молоденьких девочек призадумались — чревато стало похищать и откупаться незначительным откупом от бедных степняков, у которых были молоденькие дочки. Хитрый Джас, поездив по всем селениям, переписал всех и время от времени молодые степняки ездили и проверяли, не пропал ли кто из них.

А потом совсем стало плохо… двух, которые плевались и орали, что Джас им никакой не указ, и украли себе по совсем юной жене, спустя седьмицу приволокли на справедливый суд — туда же, где судили Наиму. И было опять много народу, и много криков. Когда Юнчи, слова которого запоминали и передавали по всей степи, начал говорить, стало тихо:

— Стыдно мне, степняки… вы за те годы, что я был далеко, стали превращаться в полудиких зверей. Посмотрите на этого, восхотевшего взять совсем маленькую девочку в жены? У него внуки старше её. Сколько уже случаев по степи, когда вот такие маленькие девочки умирают в родах. Почему? Да потому, что ребенка нельзя рожать в таком возрасте — женщина, как и любой плод, должна созреть! Правитель Джас лично объезжал всех, лично разъяснял всем, что нельзя губить будущее степи, сколько больных и уродливых детей родилось от таких маленьких девочек? А вы, старые похотливые лихвы, хоть раз задумались, что по вашей вине такие дети рождаются? Вижу, не доходит до вас! Ну, так пусть рассудит нас Великий Путник! Он всегда справедлив!

Юнчи поднял руки к небу:

— Великий Путник! Молю тебя о справедливости, ибо не можем мы вложить в умы вот таких идиотов истинную правду.

И опять стало тихо… все ждали… подаст ли Великий какой-то знак. Небо молчало, и тогда осмелевший старый жирный насильник воскликнул:

— Не слышит тебя Великий Путник, значит, он совсем даже и не против такого!

И тогда грянул гром!! При абсолютно чистом безоблачном небе! Гром такой силы, что многие упали на колени, многие зажали уши, а когда громыхнуло ещё раз, то на коленях стояли уже все. Наступила тишина, потом Юнчи, прочистив уши, поднял голову и воскликнул:

— Смотрите, люди степи, что бывает с теми кто не верит в справедливость Великого! Насильников просто изжарило небесным громом!! Надо ли ещё кому-то говорить? — вопросил Юнчи.

Ответ был единогласным.

— Нет!!

Вся степь слышала этот страшенный гром и прекратились похищения. Джас, Юнчи — это одно, можно спрятать невольницу-жену на время, Великий же, он все видит, и спрятать не получится, а стать обгорелым куском не хотелось никому!!