Свет на вершине

Глава 8

По воскресеньям за завтраком настроение у курсантов традиционно было приподнятым. Свобода! Целый долгожданный день без лекций, контрольных работ, практических занятий и физических упражнений.

Воины Света вернулись на свои посты. Кристину Витман предусмотрительно командировал на самый дальний от меня конец города.

Я первую половину воскресенья обычно посвящал тренировкам, а во второй, вместе с Борисом, Златой и Агатой приходил к Свете на чердак. Но сегодня за завтраком мне задали неожиданный вопрос.

— Костя, — мой сокурсник Пьер Данилов придвинулся ближе ко мне и подмигнул. — Ты не думал о том, чтобы вырваться сегодня из застенков?

Курсанты императорской академии, находясь в её стенах, искренне считали себя кем-то вроде заключенных. Каждый несанкционированный выход «в мир», то есть за ворота академии, приравнивался едва ли не к подвигу. Данилову по части самоволок равных не было. Но меня он обычно в компаньоны не звал.

— Самовольный уход из академии? — фыркнула навострившая уши Долгополова. — Фи, господин Данилов! Ваше рвение в нарушении дисциплины широко известно. Однако склонять на свою сторону ещё и господина Барятинского…

— Которому, к вашему сведению, дозволено покидать академию в любое время дня и ночи, — холодно вмешалась Авдеева.

После того, как она вошла в отряд Воинов Света и приняла участие в ликвидации двух прорывов, стала моей ярой поклонницей. С некоторых пор я, кажется, по определению не мог совершить ничего такого, чего Авдеева не одобрила бы.

— О, ну конечно! — Долгополова всплеснула руками. — Разумеется! Господина Барятинского неизменно влекут государственные дела. И господина Данилова, полагаю, тоже.

— О, да! — фыркнул Абашев, ещё один наш сокурсник. — Уж этого влекут! В прошлые масленичные гулянья, помнится, так увлекли, что господина Данилова едва не заставили обручиться… Пьер! Как, бишь, её звали?

— Не уподобляйтесь городским сплетникам, господин Абашев, — с достоинством отозвался Данилов. — Скажите лучше — вы со мной?

— А как же. Должен ведь кто-то составить вам компанию — на случай каких-нибудь ваших столь же удачных действий.

— Ещё один кандидат на получение штрафных баллов, — покачала головой Долгополова.

— Да ну, — отмахнулся Данилов. — Какие штрафы? Всего-то пара часов, нашего отсутствия никто и не заметит!

Теперь уже за столом рассмеялись все.

— Ну, конечно. Такую кроху, как ты, чрезвычайно легко не разглядеть!

— Право же, господа, — осуждающе продолжила Долгополова. — Неужели это так увлекательно — кататься на санях с простолюдинами и плясать с ними в хороводах?

— С простолюдинками, — поправил Данилов. И подмигнул Абашеву.

— Ах, вот оно что, — Долгополова надменно отвернулась.

— А в чём дело-то? — вклинился наконец я. — Куда ты собрался, Пьер?

Данилов посмотрел на меня с сочувствием.

— Право же, Костя. Я понимаю — государственные дела, и всё такое. Но позабыть о том, что сегодня — широкая масленица…

Я напряг память. Эти слова мне определенно были знакомы — всё-таки находился в этом мире уже второй год и одну масленицу застать успел. Однако в голове не отложилось почти ничего. Просто ещё один какой-то праздник. В академической столовой к завтраку, вместо привычных оладьев, с понедельника начали подавать блины. От однокашников я слышал, что это как-то связано с масленицей, но в подробности не вдавался. А сейчас что-то в словах Данилова меня насторожило.

— На прошлую масленицу я в город не выбирался, — сказал я. — Всё веселье пропустил. Расскажешь, что было?

Пьер посмотрел с недоумением — видимо, развлечения были неизменными из года в год, — но рассказал.

Праздник, как я понял, символизировал окончание зимы и наступление весны. Праздновать масленицу начинали еще в понедельник, каждый последующий день предполагал какое-то отдельное мероприятие. А заканчивалось всё в воскресенье — широкой масленицей. В этот день торжественно сжигали чучело, символизирующее зиму, катались с ледяных гор, водили хороводы и объедались блинами.

— Возле Петропавловки снежный городок выстроили, — рассказывал Данилов. — На тройках катают, ледяные горки залили. Мещаночки хороводы водят — ух! А мы здесь сидим, штаны протираем.

— Не понимаю, как аристократу вообще могут быть интересны подобные забавы, — снова влезла Долгополова. — Сани, хороводы… Фи!

— Да хороводы — ерунда. Он ещё и снежную крепость штурмовать пойдёт, — поддел Данилова Абашев. — Верно, Пьер? Пойдёшь?

— А почему нет? — Данилов повёл пудовыми плечами. — Лишний раз размяться не помешает.

— Аристократу, магу — драться с простолюдинами? — нахмурилась Авдеева. — Тебе не кажется, Пьер, что это не самый благородный поступок?

— За кого ты меня принимаешь, — оскорбился Пьер. — Разумеется, во время драки я не использую магию!

— Во время драки? — снова вклинился я.

— Кулачный бой, — пояснил Абашев. — В простонародье говорят «стенка на стенку». Возле Петропавловки специально к широкой масленице построили снежный городок. Люди, которые придут на бой, разделятся поровну. Часть их будет штурмовать городок, часть — оборонять. Драка, разумеется, не всерьёз. Никакого оружия, до первой крови, и всё такое прочее. Неудивительно, что любителей как поучаствовать, так и понаблюдать хватает… Неужели ты никогда не видел?

— Увы.

— Надо же. Чего только не бывает. Существуют драки, которых не видел Константин Барятинский!

Я пропустил шпильку мимо ушей. В один глоток прикончил недопитый чай и поднялся.

— Приятного аппетита, господа.

— Костя! — Данилов всплеснул руками. — Ты мне так и не ответил. Что насчёт вылазки в город?

— Не советую.

— Что?

— Не советую тебе сегодня вылезать в город. И никому не советую.

Я вдруг вспомнил слова Мурашихи: «До весны — отдыхайте». За окном по-прежнему лежали сугробы. То, что на смену февралю пришёл март, я и не заметил. Если бы не слова Данилова о проводах зимы…

Я обвёл столовую взглядом.

Борис, вместе со Златой и Агатой, сидел за столом первокурсников.

— Ваше высочество, — я подошёл к Борису.

Он обернулся. Поморщился:

— Костя, пожалуйста! Ну, можно хотя бы в воскресенье называть меня просто…

— В другой раз. — Я кивнул на его руку — ту, где под кителем Борис прятал браслет. — Как себя чувствуешь?

— Хорошо, спаси… — машинально начал Борис. И сам себя оборвал. Нахмурился, взглянул на руку. — Опять⁈

— Не знаю. Потому и спрашиваю. Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо… — Борис застыл, прислушиваясь к себе. — Всё в порядке. Вроде бы. По крайней мере, пока. А что…

— Не знаю, — повторил я. — Хочу верить, что ничего. Но, на всякий случай: с девчонок глаз не спускай, — я положил руки на плечи Злате и Агате. — Переместитесь поближе к Калиновскому. В случае чего, он откроет портал. Задача ясна?

— Да-а, — начал было Борис. И спохватился: — Так точно!

— Молодец. Всё, до встречи.

Я развернулся и вышел из столовой. Быстрым шагом направился к телефонной будке.

— Масленичные гулянья? — удивился Витман. — Могу узнать, проявление которого из грехов вы предполагаете во время гуляний? Чревоугодие уже было…

— Я помню, что было, — перебил я. — И помню, что из семи грехов остались Лень, Зависть и Гнев.

— И вы думаете, что во время празднества люди внезапно начнут лениться? — развеселился Витман. — Разлягутся на снегу вместо того, чтобы кататься на санях? Или будут завидовать, что у соседа блины вкуснее?

— Я пока не знаю, что думать. Знаю лишь, что одной из локаций прорывов указана Петропавловская крепость. А рядом с ней сегодня начнутся народные гулянья.

— Уже начались, — поправил Витман. — На часах — половина десятого. Простой люд встаёт рано, гулянья вовсю идут.

— Наши люди там есть?

— Нет, откуда? Только полиция.

— Направьте к Петропавловке людей. И Риито.

— Вы уверены?..

— Я ни в чём не уверен. Но людей — направьте. Имя человека, привязанного к прорыву, у нас есть?

— Как не быть, — хмыкнул Витман. — Иван Семёнов.

— Нужно выяснить, есть ли в крепости люди с таким именем.

— Сейчас отдам распоряжение. Как только получу данные, вам их немедленно передадут.

— Договорились. Я подъеду к Петропавловке через полчаса.

С этими словами я положил трубку. Вышел на улицу.

Для того, чтобы мгновенно перемещаться порталом от учебного корпуса академии к жилому, помощь Калиновского мне уже не требовалась. Через мгновение стоял у другого крыльца. А вот взбираться на чердак приходилось по-прежнему, по лестнице.

— Света! — позвал я издали.

Обычно аватарка тут же откликалась. На этот раз меня встретила тишина.

— Света! — Я бросился в угол, который занимала девушка.

Кругом, как обычно — чистота. Постель едва примята, в кресле-качалке — Света успела обзавестись, помимо кровати, массой полезных в быту предметов — скучает брошенная книжка. И тишина. Аватарки нигде не было.

— Света! — я похолодел.

Куда она могла деться? Где её искать⁈

— Света!!!

— Чего ты кричишь?

Невинный голосок раздался из дальнего угла чердака. Свечение аватарки в темноте едва угадывалось

— Что ты там забыла⁈ — я бросился к Свете. Схватил за плечи, оглядел. — С тобой всё в порядке?

— Нет.

— Что случилось?

— Мне кажется, я простыла. У меня начинается инфлюэнца.

— Чего? — обалдел я.

Света немного смутилась.

— Ну, помнишь, Агата недавно говорила, что простыла, и у неё начинается инфлюэнца? У меня то же самое. По-моему.

— А инфлюэнца — это что? — заинтересовался я. — По-твоему? — Говоря, схватил Свету за руку и потащил к лестнице.

— Куда ты меня опять тащишь? — возмутилась она.

— По дороге расскажу. Так что там с тобой?

— Ну, у меня всё, что бывает при инфлюэнце… — Света задумалась. — В общем, ты должен уложить меня в постель, принести горячий чай, сидеть рядом и читать мне интересную книгу! Когда на прошлой неделе Агата сказала, что у неё начинается инфлюэнца, Злата сказала, что поступит так.

— Ясно. А зачем ты на крышу лазила?

В том углу чердака, откуда показалась Света, находилась лестница, ведущая на крышу.

— Чтобы быть поближе к свету, — Света зажмурилась. — Там сегодня такой приятный ветерок!

— Угу, — только и сказал я.

Как раз открыл дверь на улицу. Полы шинели тут же подхватил порыв ветра. Зима, которую сегодня провожали, уходить как-то не очень спешила.

Охранник у ворот не сказал мне ни слова. С некоторых пор я для него, кажется, превратился в невидимку.

— Государю императору — ура!

Джонатан, как обычно, материализовался внезапно. Плюхнулся мне на плечо. Когда я открыл дверь машины, порхнул в салон. На пассажирское сиденье — чётко обозначив Свете, где сидит она.

Аватарка, впрочем, не возражала. Беспрекословно полезла на заднее. Когда я выехал на трассу, спохватилась:

— Костя! А куда мы едем?

— Лечить инфлюэнцу.

— Что?

— Ну, инфлюэнца — это ведь болезнь. Заразная. Чтобы ты никого не заразила, тебя надо положить в больницу.

— В какую ещё больницу? — насторожилась Света. — Не надо в больницу!

— Что поделать. Так положено.

Света напряженно засопела. Я прибавил скорости.

— Костя… У меня, кажется, нет инфлюэнцы.

— Уверена?

— Да-да! Это мне показалось.

— Хорошо. Значит, вместо больницы поедем к месту возможного прорыва.

Света обиженно надулась.

Через несколько минут трасса сменилась городской улицей, и мне пришлось снизить скорость.

С Троицкого моста Петропавловка была видна, как на ладони. Сверкающий шпиль и купола собора, крыши бастионов, крепостная стена — и выстроенный возле неё снежный городок.

— Костя! — Света восторженно смотрела на него. — Посмотри, какая прелесть! Там точно такая же крепость, только из снега!

Тот, кто возводил снежный городок, действительно постарался на славу. Постройка из снега и льда в точности повторяла очертания Петропавловки. А возле городка уже вовсю шли гулянья.

Люди скатывались с ледяных гор, водили хороводы. Перед длинными столами с дымящимися самоварами и стопками горячих блинов плясали скоморохи. Музыка гремела так, что слышно было даже через закрытые окна.

Тучи разошлись, Петропавловку заливало уже почти весеннее солнце. Сверкал белизной снег, сияло золото шпиля и куполов. Всё было таким праздничным, радостным и нарядным, что последнее, о чём хотелось думать — прорыве Тьмы.

Переехав мост, я остановил машину. Вышел сам, подал руку Свете.

— Ничего не замечаешь?

— Как это — ничего? — возмутилась она. — Я всё замечаю! Это так красиво… И так вкусно!

Света повела носом. В воздухе плыли ароматы травяного чая, сбитня и блинов. Я на всякий случай взял аватарку за руку. Если рванёт сейчас угощаться — могу и не догнать.

— Я про Тьму, — пояснил я.

— Тьму? — Света присмотрелась.

— Костя!

Я обернулся раньше, чем меня успели дёрнуть за рукав. Незнакомая тощая девчонка в полушубке, валенках и пуховом платке, намотанном по самые глаза. Позади девчонки топтался канцелярист.

— Доставили, господин капитан, — доложил он.

Я пригляделся.

— Риито?

Девчонка сдвинула платок вниз и знакомо широко улыбнулась — белозубой вспышкой на чернющем лице.

— Так точно, господин капитан! — вытянулся в струнку канцелярист.

— Зачем так замотали? Не могли маскировку наложить?

— Не успели. Маскировка — дело не быстрое.

— Ясно.

В кармане у меня завибрировал портсигар-передатчик. Витман.

'Иванъ Сѣмѣновъ — Монѣтный дворъ, учётчикъ. Зависть?

Иванъ Сѣмѣновъ — Трубѣцкой бастiонъ, смотрiтѣль. Лѣнь?

Ибрагимъ Сѣмѣновъ (по матѣрi — арабъ, называетъ сѣбя Иваномъ) — служитѣль прi полудѣнной пушкѣ. Прѣдположѣнiй нѣт.

Дѣйствуйтѣ по обстоятѣльствам'.

— Предположений нет, — убирая передатчик в карман, буркнул я, — действуйте по обстоятельствам! Можно подумать, у меня предположений — воз… Света! Так что там с Тьмой?

Света неуверенно покачала головой:

— Я её не вижу. Но и не могу сказать, что Тьмы здесь нет…

— Это как?

— Тьма ушла в пески, — подал вдруг голос Риито.

— В пески? — я обернулся к нему.

— Так говорят у нас в деревне, — смутился пацан. По-русски он изъяснялся уже вполне сносно, уроки Нины давали о себе знать. — Это означает, что хищник ушёл не потому, что напугался.

— А почему же он ушёл?

— Чтобы набраться сил.

— Ясно, — вздохнул я, — что нихрена не ясно… Ну, вариантов у нас в любом случае немного. Идём искать Семёнова, чтоб его черти сожрали.

Полуараба Ибрагима я решил оставить на закуску, для начала проверить стопроцентных Иванов Семёновых.

Мы с Риито и Светой направились к воротам крепости. На мосту бойко шла торговля.

— Чай!

— Сбитень!

— Блины горячие, с пылу с жару!

— А вот кому баранки? Свежие баранки!

— Угощайся, красавица!

Во мне торговцы чуяли аристократа и беспокоить опасались. Свету, разодетую по последней моде, гордо вышагивающую рядом со мной, тоже не трогали. Зато Риито так и норовили дёрнуть за полушубок, привлечь внимание к товару. Пришлось взять пацана за руку.

Учётчика Ивана Семёнова, сотрудника императорского монетного двора, на месте не оказалось. В монетном дворе вообще не оказалось работников.

— Закрыто, ваше сиятельство, — с интересом разглядывая нашу троицу, поведал дюжий детина-охранник. — Праздник нынче. Никого нету.

— Ну, на нет и суда нет. Одного Семёнова вычеркиваем… Трубецкой бастион — там?

Охранник кивнул.

— А у них-то открыто? Или тоже — никого?

— Обязательно открыто, — оскорбился охранник. — Когда ж музею работать, если не в выходной?

— Логично, — согласился я.

Мы поспешили к бастиону.