Жорж откашлялся и затеял перебрасывать трость из руки в руку. Я подумал, что прежде трости у него в руках не наблюдал. Специально захватил, что ли — чтобы было, чем заняться, маскируя смущение?
— Я, как вы все, должно быть, знаете, однажды призвал Тьму, — делая вид, что его не интересует в этой комнате ничего, кроме трости, начал Жорж. — И она откликнулась…
— Меня тошнит, — объявил вдруг Мишель.
Жорж уставился на него. Но Мишель не пытался его оскорбить. Просто, непривычный к алкоголю, после двух бокалов крепкого был уже в хорошей кондиции.
— Извини, Жорж. Ты не мог бы остановить маятник?
Жорж, как ни странно, сообразил, о чём речь. Поймал трость и аккуратно поставил на пол.
— Так лучше?
— О, намного! Благодарю, — с этими словами Мишель уронил голову на грудь. Глаза его закрылись.
— Итак, — покосившись на Мишеля, продолжил Жорж. — В результате тех моих действий, во мне некоторое время жила одна из сущностей Тьмы. Её визит, увы, не прошёл бесследно. Хотя мне удалось победить почти все негативные последствия… Я всё ещё с нею связан. — Он перевёл взгляд на левое запястье. Я знал, что рукав скрывает браслет. А на правой руке Жорж — ожог, который не смог убрать ни один целитель. — Говоря по правде, это причиняет мне некоторый дискомфорт. Но зато ваше сегодняшнее приключение я видел так, будто оно разыгрывалось на сцене. А ваш покорный слуга сидел в первом ряду.
Кристина фыркнула.
— И что? Пришёл выразить восхищение игрой актёров?
— Не имею такого обыкновения, госпожа Алмазова! — Жорж ядовито улыбнулся. — Ваша проблема заключается в том, что, бегая туда-сюда с аватаром Света, вы случайно проложили Стражу дорожку в наш мир. И теперь он может явиться к нам в любую секунду. Страж — это самое мощное, что может присутствовать в нашем мире, не уничтожив его при этом самим фактом своего существования.
— Знаю, я с ним пару раз сталкивался, — не выдержал я. — К чему ты клонишь? Мы ведь с тобой уже поняли, что каким-то образом нужно затолкать всю Тьму вовнутрь этого самого Стража.
Жорж улыбнулся:
— Верно, Барятинский. Только вот есть один нюанс. Я понял, как именно нужно это совершить. А ещё понял, почему мне, когда я носил в себе Тьму, было так важно объединить Злату и Агату Львовых. Эти девушки — важнейшая часть ритуала. Благодаря им можно заманить Тьму в ловушку и захлопнуть дверь.
— То, о чём вы говорите, господин Юсупов, — подал голос дед, — возможно осуществить только при наличии Символа Мира. Конечно, это — сложный и опасный ритуал в любом случае, но без Символа Мира…
— Глубокоуважаемый Григорий Михайлович, — перебил Жорж, — а как по-вашему, с чего я вдруг вообще заговорил о Львовых?
— Ну да, — вспомнил теперь и я. — Близняшки Львовы — Символ Мира. Света мне говорила… Что? — посмотрел на деда. — Разве я тебе не рассказывал?
Дед открыл и закрыл рот. Выговорить ничего не смог.
— Так. Ну и что там ещё нужно для ритуала? — спросил я, почувствовав, как возвращается боевой задор.
В академию, забирать близняшек, мы поехали на следующее утро вдвоём с Мишелем. Вёз нас Трофим. Перемещаться целым табором я посчитал нецелесообразным — учитывая то, что мы сильно разозлили Стража, и он может появиться в любом месте в любой момент.
Утешало одно: в нашем мире Страж пока не ориентировался никак. Явись он сюда в поисках нас — это будет кино «Годзилла возвращается», и тогда уж мы без проблем сами его найдём.
Единственное, что может нас выдать — зеркало, в которое может нечаянно посмотреть Света. Поэтому сегодня Китти, во главе всего штата прислуги, с самого утра затеяла глобальную кампанию по ликвидации всех сколько-нибудь отражающих поверхностей в доме.
— Костя, я не уверен, что мне нравится наш план, — сказал Мишель, выставив глушилку.
— План? — Я рассмеялся. — Ты называешь это планом?
— А что это, если не план? — удивился Мишель.
— Не хочу тебя расстраивать, но это — всё, что угодно, только не план. План подразумевает некую последовательность действий, которая приводит к желаемому результату. А наша последовательность заканчивается фразой «ну а потом — уж как-нибудь».
Мишель обескураженно помолчал. Он, видимо, надеялся, что я его подбодрю, как делал уже тысячу раз. Но у меня вдруг внезапно закончился запас подбадривающих речей.
— Страж — он ведь сам по себе невероятно силён. — Мишель попробовал зайти с другой стороны. — А мы собираемся наполнить его всей силой Тьмы, которая пожирает миры…
— Ну вот тут у тебя логика немного западает, — заметил я. — «Секс сам по себе приятен, так зачем же добиваться расположения той девушки, которую я люблю больше всего на свете».
Мишель покраснел. Про секс в среде аристократов так свободно говорить было не принято.
— Наша цель — победить Тьму, — перевёл я разговор в безметафорное пространство. — Не прятаться от Стража, а победить Тьму — чувствуешь разницу? Поэтому мы её и призовём в полном объёме.
— Но как мы её победим⁈ — воскликнул, не выдержав, Мишель.
— Так же, как и всегда, — буркнул я. — Мурашиха сказала, что шансы есть. Сказала довериться неожиданному союзнику — это явно про Жоржа, других кандидатур я не вижу. Сказала, что мне помогут те, кто пытался меня убить — а это, опять же, он, плюс близняшки. Значит, дальше наша задача — стараться изо всех сил, только и всего.
Мои слова Мишеля вряд ли успокоили, но он хотя бы замолчал. Понял, что больше от меня ничего не добьётся и перестал впустую сотрясать воздух. Повзрослел всё-таки. Вспомнить, каким я его встретил на первом курсе — это ж слёзы одни. Самооценки — ноль, боялся всего на свете…
Трофим остановил машину перед воротами академии.
— Вас ожидать, Константин Александрович?
— Нет. — Я посмотрел на свой автомобиль, стоящий неподалёку. — Назад мы своим ходом. Езжай, Трофим. Спасибо тебе.
— Вы как будто навсегда прощаетесь, — смутился шофер.
— Жизнь такая. Каждый раз может быть навсегда.
— Это точно, — вздохнул Трофим. — Удачи вам, Константин Александрович! Дай бог, чтоб не в последний раз.
Он уехал. Мы с Мишелем направились к воротам.
— Занятия сегодня отменены, — встретил нас неожиданной новостью привратник.
— Это ещё с какой радости? — удивился я.
Привратник вздохнул.
— Да если бы с радости! А то ж ведь — горе одно. С ихним высочеством беда.
— Что случилось⁈ — рявкнул я, готовый вцепиться привратнику в горло, чтобы не тянул с ответом.
— Минувшим вечером как без чувств рухнули, так, видать, до сих пор в себя и не пришли, — отозвался привратник, опасливо глядя на меня. — А перед тем, говорят, кричали страшно и по земле катались. А от браслета ихнего ажно дым валил. И пахло… плотью горелой.
Мы с Мишелем переглянулись.
Чёрт. И почему я этого не предвидел⁈ Естественно, если у нас происходили такие события, то на Борисе это не могло не сказаться. Он же — самая тонкая грань между Тьмой и миром…
Мы бросились ко входу в Царское село. Пробежав половину пути до дворца, наткнулись на печальную Злату.
— Ты! — выпалил я, остановившись. — Ты нам нужна!
— Я? — удивилась Злата.
Она сидела на присыпанной снегом скамейке, кутаясь в меховую накидку. Зрелище являла собой препечальное. Хотелось забрать бедняжку домой, обогреть, накормить и уложить спать.
— Ну да. Настало твоё время. Доложи обстановку!
Злата шмыгнула носом и встала.
— Его высочество без сознания, находятся во дворце…
— Я уже понял, что не в медпункте академии. Что говорят целители?
— Мне никто ничего не говорит. — Лицо Златы скривилось, она готова была разрыдаться. — Там Агата, с великим князем! Её как-то пропустили. Я иногда вижу то, что видит она. Великий князь всё лежит и лежит. И я вижу, как она смотрит на него. Чувствую, как ей больно и страшно…
— Скоро будет ещё больнее и страшнее. Нам всем, — обнадёжил я. — И чтобы этого добиться, нам нужна она. Агата. Ты можешь её сюда вызвать?
Злата как-то странно усмехнулась.
— Вызвать… Агата — это я. Ты спрашиваешь, могу ли я уйти оттуда? Нет, не могу. Половина меня не бросит его высочество ни за что, даже под страхом смертной казни. И с этой половиной я теряю связь. Она всё слабее с каждым днём…
— Значит, будем воздействовать на вторую половину, — решил я. И зашагал к дворцу. — Мишель! — крикнул через плечо. — Со мной не ходи. Развлеки пока девушку!
— Как? — изумился мне вслед Мишель.
— Не знаю, придумай. Анекдот расскажи! Только не пошлый.
Во дворец меня попытались не пропустить. Обычные гвардейцы.
— Парни, вы знаете, кто я такой. — Я перевёл взгляд с одного на другого. — Не заставляйте вас калечить. Ищите начальника караула, командира гвардии! Да хоть самого императора, главное…
— Не надо никого калечить, господин Барятинский, — послышался мягкий голос, и я увидел императрицу. — Полагаю, моя персона вас устроит?
— Ваше величество. — Я поклонился. — Мне срочно нужна Агата Львова. Мне известно, что она находится у постели вашего сына.
— Я думала, что вы хотите увидеть Бориса, — сказала императрица с грустью. — Что вы принесли какое-то чудодейственное средство…
Я покачал головой:
— Увы. Я не целитель. Чудодейственных средств у меня нет. Но если вы хотите, чтобы ваш сын наконец-то окончательно встал на ноги и перестал умирать, прошу, проведите меня к нему.
Императрица кивнула и повернулась.
— Следуйте за мной.
В этих покоях мне уже доводилось бывать. Сюда мы с Кристиной вывалились с Изнанки, здесь я впервые увидел Юнга. Сейчас обстановка тут не многим отличалась. На кушетке лежал бледный и неподвижный Борис. Вокруг него столпились лекари, среди которых я увидел Клавдию — она мельком взглянула на меня и чуть заметно кивнула. Агата стояла рядом с кроватью, держа Бориса за руку. Казалось, что не замечала больше ничего вокруг.
Здесь же был и император. Он стоял у окна, спиной к происходящему.
— Да отойдите вы от него! — буркнул я.
Лекари, колдовавшие над астральной проекцией Бориса, посмотрели на меня с недоумением.
— Он — врата, через которые Тьма ломится в наш мир, — сказал я. — Какого дьявола вы там пытаетесь вылечить?
Ответила Клавдия:
— Тьма нанесла сильные повреждения. Мы пытаемся их исправить, Константин Александрович.
— И что? Как успехи? — Я подошёл ближе.
— Великий князь борется. — Клавдия посмотрела мне в глаза. — Он всё ещё сражается! И вряд ли сдастся.
— Он никогда не сдастся, — прошептала Агата.
— Но Тьма гораздо сильнее него. И как мы ни стараемся…
— Какие вести вы принесли, господин Барятинский? — Голос императора оборвал все остальные.
— Аватар Света вернули, — сказал я. — Осталась мелочь: победить Тьму. Это у меня как раз в планах на ближайшие сутки. Как только закончу, приду к вам с обстоятельным докладом. А пока — прошу меня простить — я пришёл поговорить с госпожой Львовой.
И, окончательно положив на все приличия и этикеты, обратился к Агате:
— Ты должна пойти со мной.
— Нет.
— Это не вопрос и не предложение, Агата. Так нужно.
— Я никуда отсюда не уйду! Если он ещё хоть раз откроет глаза, он должен увидеть меня! Если даже меня здесь не будет…
Она не договорила. Я пару раз молча кивнул, потом спросил:
— Ты любишь его?
— Вы ещё спрашиваете⁈
— Отвечай! — Я тоже повысил голос.
На бледные щёки Агаты вернулся румянец.
— Да, — сказала она, глядя мне в глаза. — Да, я его люблю. Именно поэтому я никуда отсюда…
— Сейчас, — перебил я, — Борис умирает от того, что Тьма, чуя близкую победу, ломает врата. Мы можем подождать, пока она прорвётся…
— Он этого не допустит! — выкрикнула Агата.
— … или подождать, пока он умрёт, — закончил я, как будто не заметил её возгласа. — Других вариантов нет. Тьму он один не победит. Он ведь даже не Воин Света.
— Уходи. — Из глаз Агаты полились слёзы. — Убирайся вон! Зачем ты пришёл?
— Прямо сейчас, — начал я объяснять, — в нашем мире или где-то неподалеку от него находится одна здоровенная и невероятно сильная тварь, порождение Тьмы. Мы можем провести ритуал, и вся Тьма сосредоточится в этой твари. Мы сможем сразиться с ней и, быть может, победить.
— Мне-то что до этого? — прошипела сквозь стиснутые зубы Агата. — Тот, кого я люблю всем сердцем, умирает. Если его не спасти — пусть и весь мир горит огнём! Он не заслуживает права на существование, если в нём творится такое!
— Узнаю чёрного мага, — кивнул я. — Только вот эмоции и бессонная ночь помешали тебе учесть всё, что я сказал. Мы проведём ритуал, сосредоточив всю Тьму в одном Страже.
— И что?
— А что сейчас убивает твоего возлюбленного?
В глазах Агаты сверкнула вспышка озарения. Она перевела взгляд на Бориса.
— Ты хочешь сказать, что он придёт в себя?
— Я хочу сказать, что если мы притащим Тьму сюда, ломать эти врата будет некому. А остальное — в руках наших доблестных целителей. Но никак не в твоих. Так что ты можешь, конечно, не пойти со мной. Можешь остаться здесь и ловить последний взгляд возлюбленного. Это будет очень романтично. Но, поверь — когда сердце Бориса остановится, твоё преисполнится ярости. И ты даже не пойдёшь, а побежишь со мной туда, где мы будем проводить ритуал. Но в этом случае — не факт, что успеешь. А второй вариант: ты можешь пойти со мной сразу. Прямо сейчас. Тогда, очнувшись, Борис тебя, конечно, не увидит. Может быть, и вовсе никогда не увидит, потому что ты погибнешь. Но для него это — единственный шанс выжить. Дашь ли ты ему этот шанс или будешь просто стоять рядом, обливаясь слезами, зависит от тебя.
Прошло три секунды в полной тишине. Казалось, все даже забыли, как нужно дышать.
Агата осторожно положила руку великого князя рядом с туловищем. Встала и тихо сказала:
— Идём.
Я молча кивнул.
Мы прошли половину пути к двери. Императрица отступила в сторону, давая нам дорогу. Когда вдруг вновь раздался голос императора:
— Верно ли я услышал? Мы своими руками ломаем наш главный бастион и позволяем противнику ворваться на нашу территорию?
— Именно так, ваше величество. — Я обернулся. — Это единственный способ дать бой на наших условиях.
— Один шанс за победу и девятьсот девяносто девять за то, что наш мир к исходу дня превратится в воспоминание?
— Вы ошибаетесь, — покачал я головой. — Не превратится. Вспоминать будет некому.
Император невесело усмехнулся. Подумал о чём-то. Кивнул:
— Тогда едем.
— Едем? — ахнула императрица. Разом, в один миг превратившись из царственной особы в обыкновенную женщину, на глазах у которой умирает сын, а муж собирается отправиться в самоубийственный бой.
— Да. Туда, где я действительно нужен. — Император обошёл кровать Бориса и остановился напротив супруги. — Туда, где моя сила сможет хоть как-то помочь.
— Но…
Император резко мотнул головой, оборвав все возражения.
— Время, моя дорогая. Каждая минута промедления — капля жизни нашего сына.
— Ваше величество. Вы ведь не просто отец, — проговорила она.
— Помню, — кивнул он. — Я — император. И судьба моего Отечества в моих руках. Я не собираюсь отсиживаться за чужими спинами, когда пришёл час главной битвы. Когда я — один из немногих воинов, способных управляться с единственным оружием… Идёмте, господин Барятинский. Здесь мы более не нужны.