Свет на вершине

Глава 26

— В таком случае, мне хотелось бы поговорить с вами лично, — сказал императору я.

— Сию минуту?

— Если вы не заняты.

— Ни в коем случае. Приму вас с большим удовольствием.

— Спасибо. Кристина Дмитриевна, Эрнест Михайлович, — я повернулся к Кристине и Витману. — Для вас, полагаю, также будет нелишним присутствовать при нашем разговоре.

— А я? — встрепенулся Борис.

— А вам, ваше высочество, определенно есть с кем поговорить и без нас.

Я посмотрел на Львову. Девушка вспыхнула.

— Константин Александрович прав, — улыбнулся император. — Уверен, что вам с госпожой Львовой найдётся, о чём побеседовать. — Он пошёл к двери. — Прошу за мной, дама и господа.

— Что ты задумал? — прошептала по дороге Кристина.

— Не скажу.

— Почему?

— Сюрприза не получится.

— А ты уверен, что мне понравится этот сюрприз?

— Уверен, что пора для него настала.

— Ох, Костя… — Кристина покачала головой.

Я взял её за руку. Прошептал:

— Всё будет хорошо.

Так, держась за руки, мимо застывшей с каменным лицом Марии Петровны Алмазовой, мы и прошествовали в уже знакомый мне кабинет государя.

— Располагайтесь, прошу, — император повёл рукой.

На столе для переговоров уже дожидались фрукты и закуски. Я усилием воли подавил возбужденный вопль желудка. Сначала — дело. Закончить уже с этим, а там хоть трава не расти.

— Итак, господин Барятинский? — император посмотрел на меня.

— Награда, о которой я прошу — ваш ответ на один вопрос.

— Слушаю. — Он, казалось, совершенно не удивился.

— Вы знаете, кто я такой?

Лицо Кристины помертвело. Витман попытался что-то сказать, но предпочёл закашляться. Смотрел на императора не отрываясь.

— То, что вы пригласили к присутствию при нашем разговоре госпожу Алмазову и господина Витмана, означает, полагаю, что у вас нет секретов от них?

— От Кристины — давно нет. А Витман… Честно говоря, мне просто надоело притворяться.

Император коротко улыбнулся.

— Что ж, стоит признать — вы долго продержались. Вашему хладнокровию остаётся только позавидовать.

— То есть… — начал я.

— Ну, разумеется. Мне известно всё. Как я могу к вам обращаться?

— Капитан Чейн.

Снова короткая понимающая улыбка.

— Видите ли, Капитан Чейн. Иной раз — очень редко — случается такое, что у подростков внезапно подскакивает магический уровень. Это зависит от многих факторов, в большинстве случаев связанных с наследственностью. Но. Это, как правило, единичный всплеск. Уровень, находившийся в пределах первого-второго, внезапно поднимается, к примеру, до шестого. И всё! Больше не происходит ничего. От скачка магического уровня вчерашний мальчишка не обретает способность рассуждать и действовать, как многоопытный мужчина. Он не овладевает вмиг навыками вооруженного и рукопашного боя, ведения слежки и обнаружения засады. Не демонстрирует выдержку, хладнокровие и разум, коим позавидуют многие взрослые. И уж конечно, будучи изначально белым магом, не борется ежедневно, день ото дня с чернотой, пытающейся заполнить его душу.

— То есть, вы знали с самого начала?

— С того дня, как увидел вас здесь, на поединке за место в Ближнем кругу. Поначалу полной уверенности у меня не было. Но я наблюдал за вами. И чем дальше, тем всё более убеждался в том, что я прав.

Император вдруг поднялся. Склонил голову. И проговорил:

— Приветствую тебя в нашем мире, Бродяга. Ты был нам нужен. Мир взывал к тебе. И ты пришёл.

Что на это ответить, я понятия не имел. Но на всякий случай тоже встал и поклонился.

— Бродяга… — обалдело пробормотал Витман.

Император повернулся к нему.

— Вам доводилось слышать эти легенды, Эрнест Михайлович?

— Краем уха. В моём восприятии они находились где-то на уровне былин и прочих сказок. Даже вообразить не мог…

— Это хорошо, — удовлетворенно кивнул император. — Вера в сказки, безусловно, делает жизнь приятнее. Но вместе с тем мешает прогрессу. Мешает думать, бороться, принимать решения. Если бы глава моей Тайной канцелярии вместо того, чтобы руководить подчинённым ему ведомством, все эти годы жил, ожидая появления спасителя мира, боюсь, что к моменту этого появления уже нечего было бы спасать.

— Резонно, — согласился я. — Знаете, вы лучше сядьте. А то я себя как-то по-дурацки чувствую.

— Благодарю. — Император улыбнулся. Снова опустился в кресло. И продолжил: — Что же касается меня, то правящая династия — это несколько иное. Нам многое дано, но и знать мы обязаны больше, чем другие. Обязаны понимать, как устроен мир. Легенды о Бродяге передавались в нашем роду из поколения в поколение.

— Однако, если я правильно помню, Бродяга — не спаситель как таковой? — осторожно вмешался Витман. — Не тот, кто своим появлением в одночасье всех победит?

— О, нет. Ни в коем случае. Бродяга — тот, кому по силам привести мир в равновесие. Вернуть гармонию и стабильность. Если, разумеется, миру это нужно. Если мир примет Бродягу… Могу узнать, Капитан Чейн, чем вы занимались в прошлой жизни?

— Да на здоровье, — хмыкнул я. Плюхнулся обратно в кресло и закинул ногу на колено. — Я боролся против существующего режима. Был главой повстанцев.

Витман закашлялся.

А император улыбнулся:

— Победили?

— Не успел. Расстреляли. Но восстание поднял. До сих пор интересно, чем там у них дело закончилось.

— Дело, как вы изволили выразиться, вероятнее всего закончилось тем, что вы вывели мир из стазиса, в коем он пребывал. Вы явились в момент кризиса, тогда, когда были нужны более всего. И качнули маятник в нужную сторону. Сдвинули мир с пути, ведущего его в Бездну.

— Хотелось бы верить…

— Вам ничто не мешает убедиться в этом лично.

— То есть? — изумился я. — О чём вы?

— Я, увы, не так уж силён в толковании древних легенд. Но если правильно понимаю, то в определённый момент своего многовекового существования Бродяга обретает некую материальную привязку. Нечто, помогающее ему перемещаться между мирами. И с этого момента он уже не утрачивает своего опыта с каждым новым перерождением. Помнит всё, что с ним было прежде. То есть, грубо говоря, для того, чтобы возродиться в новом мире, Бродяге не нужно умирать.

— Материальную привязку? — пробормотал я.

— Именно. И, насколько понимаю, она у вас есть. — Император посмотрел на мою руку, обмотанную цепью.

К материальной цепи я успел привыкнуть, как привыкают к наручным часам. Настолько, что уже и позабыл о ней. Цепь была скрыта под рукавом, но император смотрел так, будто видел сквозь рукав.

— Ваше личное оружие обрело материальную плоть. Прежде я этого не замечал.

— Прежде этого и не было, — пробормотал я.

Потянул рукав вверх. Из-под него показалась цепь. Витман уставился на неё с неподдельным интересом.

— Могу узнать, как вы раздобыли цепь?

— Да никак, — буркнул я. — Случайно нашёл в… одном подвале. Среди старых вещей.

— Да, — кивнул император. — Примерно так это и должно было произойти. Когда-нибудь этот артефакт пришёл бы к вам сам… Вы спасли наш мир, Капитан Чейн. А мир дал взамен то, в чём вы более всего нуждаетесь. Свободу.

Я обалдело молчал.

Голос подал Витман.

— Означает ли это, что господин Барятинский… то есть, Капитан Чейн, в любой миг может переместиться в любой из миров Вселенной?

— Полагаю, да. Но точнее всех на этот вопрос сможет ответить сам Капитан. После того, как испытает своё новое приобретение.

— Костя… — пробормотала Кристина.

Она сидела в кресле рядом со мной. И выглядела чрезвычайно растерянной. Я взял Кристину за руку. Пообещал:

— Без тебя — никуда. Хочешь, сначала в твой мир наведаемся? Никогда не жил в Средневековье. А если и жил, один чёрт не помню.

— В твой мир? — севшим голосом переспросил Витман.

Кристина опустила голову.

— Папа. Я давно хотела тебе сказать…

— Не мучайтесь, моя милая. Скажу я. — Император повернулся к Витману. — Дорогой Эрнест Михайлович. Вот уже несколько лет вы воспитываете пришелицу из иного мира. Ваша собственная дочь, увы, погибла — пытаясь освоить магическую технику, к которой не была готова. О подробностях может рассказать Её величество. Не возражаете, Капитан Чейн, если я приглашу её сюда?

Я пожал плечами:

— Насколько понимаю, секретов от супруги у вас нет.

— Секреты есть у каждого. Но не в таких вопросах… Ваше Величество!

Воздух рядом с императором пошёл зыбью. В следующее мгновение на этом месте появилась императрица.

Мы с Витманом, встав, поклонились, Кристина присела в реверансе. Императрица улыбнулась.

— Приветствую всех. Я могу быть чем-то полезна?

— Мы решили, что пришло время Эрнесту Михайловичу узнать правду, — сказал император.

Витману надо отдать должное — держать себя в руках он умел. Застыл с каменным лицом и выжидающе смотрел на императрицу.

— Вашу дочь, Эрнест Михайлович, всегда отличали капризность и необузданность нрава, — мягко сказала её величество. — Увы. Запретов для этой девочки не существовало. Словам взрослых о том, что когда-нибудь её поступки могут привести к необратимым последствиям, она попросту не верила. И однажды это случилось. Не справившись с одним из сложных заклинаний, девочка погибла. Тело её жило, но разум умер.

— Как и мой, — пробормотал я. — С Костей Барятинским произошло то же самое…

— Именно, — императрица кивнула. Очевидно, так же, как император, она знала, кто я. — Это было, когда малышка находилась в пансионе. Его управляющая срочно вызвала Марию Петровну, та в слезах бросилась ко мне. И я, разумеется, не смогла отказать. Я провела необходимый ритуал.

— Попытавшись скрыть этот факт от меня, — пожурил император.

— Речь шла о жизни ребёнка! — вскинулась императрица. — О моей крестнице! Дочери Марии Петровны, которая всю себя посвящала нашему с вами сыну. Отчего и вынуждена была поместить в пансион родную дочь!

— Я не осуждаю ваш поступок, ваше величество. Я и тогда вас не осуждал.

— Да, я помню. Благодарю. — Императрица повернулась к Витману. — О том, что я провела ритуал, и в теле малышки Кристины живёт взрослая девушка из другого мира, знали только я и Мария Петровна. Чуть позже узнали его величество.

— А мне Мария Петровна ничего не сказала, — горько проговорил Витман.

— В момент, когда всё решалось, она просто не успела это сделать. Вы, как всегда, были страшно заняты, находились где-то вне пределов досягаемости. Если мне не изменяет память, в Южной Америке. Вы ничем не смогли бы помочь погибшей дочери. Мария Петровна взвалила эту ношу на себя.

— Зря, — глухо сказал Витман. — Если бы она разделила её со мной…

— Папа! — Кристина со слезами бросилась к нему. И замерла на полдороги. — То есть, если вы позволите мне так вас называть…

— Позволит, — сказал я. — Он тебя любит. Очень.

— Это правда? — Кристина во все глаза смотрела на Витмана.

Тот поднялся. Подошёл к ней, обнял. И повернулся ко мне. Сухо сказал:

— Вы мне, кстати, до сих пор ничего не сообщили о своих намерениях в отношении моей дочери, капитан.

— Да между мной и вашей дочерью всё давно понятно, — хмыкнул я. — В отличие от вас с Марией Петровной. Заканчивали бы вы уже эти шпионские игры? Объявите о том, что повенчаны. Признайте Кристину своей дочерью. Правильно Мурашиха говорит — не мальчик, поди. Пора уже за ум браться…

— Совершенно согласна с господином Барятинским! — горячо поддержала меня императрица. — Кстати, господин Барятинский. Если вы закончили беседу с его величеством…

— Закончил, — решил я.

Всё, что хотел, я услышал. Теперь осталась сущая ерунда — переварить это всё.

— В таком случае рада сообщить, что вас дожидаются в зелёной гостиной.

— Кто?

Императрица улыбнулась.

— Всё, что могу сказать — вы обрадуетесь этому человеку.

Из кабинета императора я не вышел, а выбежал. До зелёной гостиной, кажется, вовсе долетел. Оттолкнул слугу, попытавшегося открыть передо мной двери, и распахнул их сам.

Он был одет в латаные-перелатаные штаны и рубаху. Садиться, как всегда, не стал, не любил рассиживаться. Стоял посреди помещения, перелистывал какую-то книгу.

— Платон!

Я бросился к нему.

Книга из рук Платона исчезла мгновенно. Он успел выставить блок и отразить мой удар. Проговорил с усмешкой:

— Рад видеть, что вы в прекрасной форме, ваше сиятельство.

— Зачем ты это сделал⁈ — рявкнул я. — Зачем остался там⁈

— Ответ очевиден, ваше сиятельство. Я поступил так, как было должно. Хотя и догадывался, что вы мой поступок не одобрите.

Платон опустил руки. Понял, что больше я бить не стану.

— И где ты был всё это время?

— Не могу сказать. Это не поддаётся описанию… Там не было ничего. Ни времени, ни пространства. Ни меня самого. Но когда вы победили Тьму, всё изменилось. Я вдруг почувствовал, что свободен. Что больше меня ничто не удерживает. Я оттолкнулся от Тьмы. И оказался в хижине Мурашихи.

Я невольно улыбнулся. Пробормотал:

— Представляю, как она обрадовалась…

— О, не то слово. Она гадала на картах двум каким-то девицам, когда на полу хибары внезапно, неизвестно откуда, появился обнажённый мужчина.

— Визг, небось, на весь квартал стоял?

— Я полагаю, что даже в Кронштадте слышали. Этот, с позволения сказать, костюм, Мурашиха одолжила у соседа. А я расспросил, где вы, и поспешил сюда. Хотел убедиться, что с вами всё в порядке.

Я шагнул к Платону и протянул руку. Мы обнялись.

— Идём, — позвал я. — Хочу, чтобы Кристина и Витман тоже увидели, что ты жив. Кстати. Император всё это время знал, кто я.

— Я догадывался, — просто сказал Платон.

— И Витман теперь тоже знает.

— Что ж, и это хорошо. Отцу вашей невесты наверняка небезынтересно узнать о будущем зяте побольше.

Мы вышли из гостиной. К нам навстречу тут же кинулись Кристина и Витман.

— Платон Степанович! — Кристина обняла его. — Я знала! Знала, что вы не погибли!

Платон улыбнулся. А Витман церемонно поклонился.

— Рад видеть вас в добром здравии, господин Хитров. — Он оглядел Платона с головы до ног. — Могу поинтересоваться, что за разгильдяй позволил вам проникнуть в императорский дворец в таком виде? Вы выглядите, как оборванец из Чёрного города!

Тут я не удержался и начал ржать. Кристина, поначалу робко хихикнув, тоже расхохоталась в полный голос.

— Костя!

Я обернулся. К нам бежал Борис.

— Костя! Там! Скорее!

Призрачная цепь на моей руке появилась раньше, чем я ней подумал.

— Что?

— Агата… Она… — Борис остановился перед нами, тяжело дыша.

— Да что случилось, чёрт возьми⁈