Создатель сказок

Глава 12

Если бы Сахаровы съехали, мне пришлось бы шерстить память соседей, а то и правоохранителей, чтобы узнать их новый адрес. Но обошлось — когда я приехал по адресу квартиры, в которой совсем недавно разыгралась настоящая драма, Мила была там. Дедушка ее тоже был там, но когда я позвонил, к двери подошла именно девчонка. Старик звонка вообще не услышал.

Посмотрев в глазок, девчонка открыла дверь на ширину ладони.

— Привет. Помнишь меня?

Если бы Мила отличалась от той версии, которую я понял, она бы дверь вообще не открыла. Но все было в порядке — девчонка осторожно кивнула и вышла на площадку. Закрыла за собой дверь, но ладонь с ручки не убрала.

— Мы в прошлый раз так и не познакомились. Зови меня Андреем.

— Мила.

— Я тебя знаю. Рунами увлекаешься. Я, кстати, тоже.

— Да, я поняла.

— Давай поднимемся на этаж выше, и поговорим там? У меня там квартира. Обещаю, мы просто побеседуем. Разговаривать, сидя на стульях и потягивая кофе, гораздо удобнее, чем стоя на лестничной клетке.

Девчонка отказаться не могла — не тогда, когда просьба сопровождается ощущениями уюта и доверия. Кофе уже заваривал кенку, которому я передал ментальную команду.

— Я предупрежу дедушку, если ты не против.

— Конечно.

Мила поговорила со стариканом, затем мы спустились на второй этаж, но для девушки была создана иллюзия перехода на четвертый. Даже пришлось перехватить управление ее телом, чтобы не навернулась на ступеньках. Не знаю, проверяли ли ее менталисты, или только будут, но лучше перестраховаться.

Я завел девушку в квартиру, отозвал кенку и налил нам кофе. Держал дистанцию, вел себя доброжелательно и старался не провоцировать — судя по эмоциям и виду ее вондера, она и так сейчас переживает не лучшие свои дни.

— Как дедушка?

Мила жмет плечами.

— Не помнит ничего. Даже о том, как эти мрази приходили, не помнит… А в основном с ним все нормально — как только его выпустили после обследования, сразу на турники пошел — говорит, мышцы без нагрузок ноют. Тут другая проблема появилась — ему пенсию выдавать не хотят. Получал по старинке, наличными в банке, а теперь не выдали. Это ужасно бесит его — говорит, что уже отработал свое, но сделать ничего не может. Сотрудники не верят, что есть омолаживающие курсы, которые убирают сорок лет возраста. Хоть грим накладывай.

Пока рассказывает, захожу в ее внутренний мир.

Вондер Милы выглядит, как поляна посреди дремучего леса. Со всех сторон поляну окружают густые кусты, за которыми растут гигантские елки с затянутыми паутиной ветвями. Ветер завывает в кронах елей, громко скрипят сухие ветви. Небо темно-синее, свинцовое. Смотришь на такое, и будто дышать тяжело.

Посреди поляны стоит небольшой домик с темными пыльными окнами. Его стены сложены из потемневшего бруса, под окнами растут кусты диких роз.

Когда я заглядывал в ее вондер в будущем, розы были ухоженными, стены дома были покрашены. От обстановки веяло спокойствием, уютом. Вондер выглядел, как место, где можно забыть о городской суете, шуме и пыли. Сейчас же для антуража не хватало только оборванных веревок на ветвях елей, и скелетов, наполовину погребенных под опавшей хвоей. Если вондер девушки так изменился после истории с грабителями, которая окончилась относительно хорошо, то страшно представить, что творилось в ее душе после смерти деда.

Я открыл взвизгнувшую петлями дверь.

В доме не было ни кровати, ни матраса, ни какого-либо уюта. Посреди помещения располагалась школьная кафедра, на которой лежал закрытый фолиант — с толстой обложкой, расчерченной узорами. Так, что тут у нас…

Обложка фолианта была тяжелой, с серебряными уголками — думаю, ребенок лет восьми эту книгу вовсе открыть не сможет.

На первой странице — имя и фамилия Сахаровой, дальше идут аккуратные записи о рунах. Что значит каждая, где применяется. После — черной ручкой зарисовки ритуалов, карандашиком на полях — неуверенные предположения о том, как такие ритуалы можно улучшить. В самом конце — кроваво-красными чернилами (а может, и не чернилами) нарисован ритуал, с помощью которого Сахарова уничтожила тех грабителей. Чернила еще свежие — руны отпечатались и на соседней странице.

Сразу понятно, что книга — монументальная вещь. Труд всей жизни. Вряд ли Сахарову что-то сможет заставить изменить свое увлечение.

От осмотра меня отвлекло бормотание из подпола. Осмотрев помещение, нашел крышку подполья с плоским медным кольцом, потянув за которое, будто открыл провал в темную бездну. Несмотря на свет, проникающий сквозь пыльное стекло, я не видел ничего ниже уровня пола.

Создаю магический светлячок, бросаю его вниз и сам прыгаю следом.

Подполье не пустует. На стенах — плесень, а в трех метров от меня жмется к стене серый оборотень, будто сотканный из пыли и паутины. А вот и кошмар — обитатель вондера, который вместо защиты будет вредить. Нет, защищать разум носителя он тоже станет, но только потому, что не даст нанести вред кормушке. Возникает после сильнейших эмоциональных потрясений, или после того, как менталист или хозяин вондера хорошенько потрудится над его созданием. Но чаще всего возникает после потрясений — редко находится человек, который решит создать в своем или чужом разуме неподконтрольное чудовище.

Я создал в руке слепящий клинок, в который вложил кроху жара из солнца своего вондера, и пронзил лезвием кошмар. После — развеял клинок и принялся убираться в вондере Сахаровой, щедро расходуя чужую ману. Испарил плесень, растущую на углах, обновил бревна дома, щелчком пальцев заменил дверь вместе с петлями на новую. Убрал пыль, заменил пару рассыпающихся досок. Тут бы оставить иллюзию ремонтника, но из чужого вондера ее рано или поздно выдавит.

Паутину на елках не убираю — слишком уж атмосферно выглядит. Научится заходить в вондер, сама уберет.

Самое главное — я размазал свой образ в памяти девчонки. Когда в следующий раз встретимся, она меня узнает, а сейчас даже запомнить толком не сможет. То ли Андрей, то ли Алекс. То ли высокий, то ли низкий. Какой-то непонятный размытый образ.

Девушка сидела за столом, как крохотный воробей — на самом краешке стула, сгорбившись. Кружку держала двумя руками, будто я ее отобрать попытаюсь.

— Я так понимаю, нашел ты меня не потому, чтобы спросить, как дедушка?

— Давай сперва задам главный вопрос — что спрашивала полиция, и что ты им рассказала?

Я не питал надежд, что Мила будет хранить мою тайну. Она и не хранила — как только приехали люди из органов, они перехватили девчонку, которая пыталась их остановить, и вместе со старушкой переместили в скорую помощь. Потом уже бравые ребята попытались вынести дверь, у них не получилось, они попытались снова и снова не вышло. Все это время Мила провела в вызванной скорой помощи, рядом со старушкой. Потом ее долго раскручивали на тему произошедшего, под браслетом правды и без него. Профессионально вытащили из Милы мое описание и все пытались выспросить, знакомы ли мы. Менталистов пока не подключали, но обязательно вызовут кого-нибудь из столичных мастеров и попробуют достать мой образ — случай не рядовой.

— Надеюсь, ты не сердишься?

— Нет. Честно говоря, мне без разницы, что ты им сказала. Я тебя нашел, чтобы спросить: может, поработаем над рунами вместе? Я знаю хорошего преподавателя, который не прочь будет взять еще одного ученика.

А потом я подсажу тебя на знания, которых ты жаждешь больше всего на свете, и будем работать над моими проектами вместе.

— Без обид, но на рунолога я никак не тяну, — неожиданно отказалась девушка. — Не мое это.

— И что с тобой не так?

— Да все нормально, просто руны — реально не мое. Я увлекаюсь ими, но сама вообще-то в университете учусь, на дизайнера.

— Но ведь рунами увлекаешься, и на ритуалах тоже можно зарабатывать.

— Андрей… — выставила перед собой ладонь девушка. — Ты действительно не понимаешь, что я хочу сказать? Нет у меня сейчас желания возиться с рунами. Я не отказываюсь от помощи тебе, и за жизнь деда я тебе очень сильно задолжала, но сейчас я еще в себя не пришла. Я благодарна тебе, правда, но сейчас я просто не смогу и не хочу сосредотачиваться на учебе. Я за ночь минимум трижды просыпаюсь с криками. У меня дед чуть не умер, его каким-то невероятным образом превратили в тридцатилетнего, настойчиво приглашают на ежедневные обследования и если бы не его прошлое гвардейца и связи, вовсе заперли бы в какой-нибудь палате или препарировали. У бабушки жуткий стресс, она часами молчит или смотрит в точку. Сейчас думаем насчет переезда в другую квартиру, потому что в этой мы жить не можем и не хотим, и дело не только в разгромленной кухне, потекшем бетоне на стенах и жуткой головной боли, которая возникает, если провести на этой кухне хотя бы пятнадцать минут. Дай нам наладить свои жизни?

Надежда вот прямо сегодня начать работать с Сахаровой рухнула. Да, я не рассчитывал, что вряд ли у нас получится сегодня отправиться к преподавательнице «защиты» и потратить несколько часов на плодотворную работу, но шанс на такой исход был. Признаюсь, мелькнула мысль подправить девчонке взгляд на жизнь и ускорить процесс ее восстановления, чтобы мы вот прям сейчас отправились к преподавательнице.

— Ладно, — киваю. — Я подожду.

Главное, что порядок в голове девушки навел. Теперь кошмар не будет тянуть с нее энергию, и до психозов не дойдет.

Во время разговора Мила пристально всматривалась в мое лицо, пока наконец не сказала:

— Я почему-то тебя запомнить не могу. Только отвожу взгляд, и лицо забывается.

— Я не хочу, чтобы люди знали, на что я способен, потому ты меня не запомнишь. Тебя и твоего старика не проверял менталист, но обязательно проверит вас в будущем. Никто не поверит, будто я оказался у вас случайно и случайно вылечил незнакомого мне человека — такие подарки, какой я сделал для твоего дедушки, не дают просто потому, что могут. Прятать образы от мастеров — долго и муторно, потому лучше их вообще не оставлять. Кстати, не продиктуешь мне номер телефона?

— Да, конечно, — пожала плечами девушка. В мыслях ее ни на мгновение не мелькнуло желание продиктовать мне бессмысленный набор цифр — действительно благодарна за жизнь своего старика.

Мы побеседовали еще немного, а потом я отвел девушку обратно.

Вечер преподнес сюрприз. В пять часов мне позвонили с незнакомого номера, и заместитель губернатора бодро затараторил:

— Айдар, привет! Узнал? Отлично! Слушай, я видел запись твоего первого занятия. Ну молодец! Справляешься, и неплохо! Хотел спросить — как смотришь на то, чтобы познакомиться с тройкой иллюзионистов? Можно прямо сейчас, если есть время. Можно потом, на занятиях. Говоришь, есть время? Ну отлично! Запомнишь адрес?..

И вот я захожу в пекарню «Baker street», где меня встречают два лба лет двадцати — здоровенные, будто на комбикорме выращенные, и паренек лет шестнадцати.

— Айдар, — протягиваю руку.

— Артур, — гудит первый.

— Феликс, — гулко отвечает второй.

— Давид, — тянет щуплую ручонку третий.

Садимся, заказываем выпечку. Ведут себя без вызова в мою сторону, и вопросы «чему ты собрался нас учить?» не задают.

В их вондеры пока не лезу, но постепенно раскручиваю их на разговоры о себе. Первым начинает Артур.

— Я занимался иллюзиями с детства, лет так с восьми — тогда смог создать первый мираж, несуразный светящийся шарик. И никому про него не рассказал, из-за чего все были уверены, что я бесталанен.

Вообще-то наш род специализируется на артефактах, но во мне неожиданно проснулись бабкины гены. В библиотеке рода уже тогда были самоучители по иллюзиям, как и по большинству других направлений, но я оказался слишком глупым, чтобы начать их искать, и потому занимался с магией только поздними вечерами, запираясь в комнате. Получалось плохо, потому я не раскалывался даже перед родителями. В период с семи лет до двенадцати я создал: копию золотой печатки отца, настоящее привидение, которое летало по коридорам ночами и пугало прислугу, и настоящую ящерку из бусинок — копию браслета младшей сестры, только эта ящерка могла ползать, когда на нее никто не смотрел. Иллюзия ящерки продержалась целую неделю, что для меня до сих пор рекордный результат. Были и сотни других иллюзий, но эти три меня устроили настолько, что я показал их другим, не раскрывая секрета, что это миражи.

Лет в четырнадцать-пятнадцать я занимался проектом вертолета — хотел создать детскую игрушку, которая была бы идентична натуральному механизму, но детали исчезали, когда в них заканчивалась мана, хотя ящерка как-то смогла обходиться и без нее. Потом я разочаровался в иллюзиях, рассказал, что могу их строить, но почти не занимался ими до восемнадцати, пока не взял у Алтаря класс иллюзиониста, потому что с артефактами совсем не сложилось. Сейчас мне почти двадцать, и вот я тут.

Вторым выступает Давид.

— Я рос в приюте, про своих родителей ничего не знаю, и государство никакой информации по ним нарыть не смогло. Или не захотело сказать о ней мне.

Мне нравилось сидеть по вечерам у телевизора и смотреть мультсериалы. «Том и Джерри», «Покемоны» и другие. Проблема была в том, что расписание в приюте было жесточайшим, и мультфильмы можно было смотреть всего час в день.

Я часто сбегал с уроков, с комнаты, с прогулок и экскурсий. Забирался на чердак, либо прятался в сквере и представлял продолжения любимых мультиков. Воображал, что у меня есть шарик с собственным покемоном, представлял, что в моем кармане живет маленький мультяшный мышонок. А потом эти воображаемые вещи стали появляться в реальности. Я всегда был больше наблюдателем, чем творцом — мне больше нравилось копировать иллюзии и управлять ими, чем создавать новое. А потом меня усыновили, я открыл для себя интернет и пиратские сайты, с которых можно было скачать тонны мультфильмов, так что покемоны и Джерри оказались надолго забыты. Пока меня не начали водить по всяким специалистам, которые и определили, что у меня есть склонность к иллюзиям. А потом, собственно, Алтарь и звонок приемным родителям от какого-то там чиновника, который наобещал им кучу всего, если я переведусь в академию и стану посещать этот твой кружок.

Феликс рассказал похожую историю:

— Первую иллюзию живущего под кроватью гнома создал лет в шесть-семь. Моего гнома поймал брательник, засунул в кошачью переноску и показал мамке. Та показала бабке, бабка родне, ну и вся эта движуха вокруг испуганного верещащего миража отбила у меня охоту творить очень надолго. Лет в пятнадцать на уроках втихаря создавал похабные картинки, обязательно со своими одноклассниками в главных ролях, после чего пускал их по классу. Два раза был бит девчонками, но, что характерно, никто учителям меня не сдал. Теперь мне семнадцать, и на днях моим родителям и мне предложили командировку в Новосибирск, причем хорошо оплачиваемую. Нашли им работу по специальности, но главная цель командировки — чтобы я учился в этой академии и ходил в твой кружок. Насколько это будет результативно, не знаю, да и не слишком интересно. Главное — платят неплохо и родакам, и мне. Глядишь, на собственный Харлей годам к восемнадцати накоплю.

Я многозначительно кивал, улыбался, хотя все трое шпарили, как по заученному, и втроем врали. С государством они были повязаны куда сильнее, чем хотели показать. Запах лжи едва ли не витал в воздухе. Да и вряд ли их попробовали бы обучать иллюзиям типа моих, не будь на них хорошего такого ошейника.

— Хорошо, — киваю, решив сразу расставить точки над «Я». — Как только мы с вами обговорим и заверим магический контракт, сможете посещать кружок.

— Какой это контракт?

— Абсолютно прозрачный. Вы не сможете сообщить никому ничего из того, что будет происходить в аудитории. Ни лично, ни через любые технические устройства. Более того — выйдя за двери, вы забудете процесс обучения. Знания останутся при вас, вы сможете обучать им других людей, но рассказать никому ничего не сможете.

— А менталисты не прочтут? — Лениво спросил Давид.

— Не знаю, — пожал я плечами. — Может, и прочтут.

Только для этого нужно быть менталистом как минимум легендарного ранга, потому что я откопал легендарного специалиста по контрактам и договорился заплатить ему круглую сумму с продажи доставшихся от нежити вещей. Контракт будет оберегать воспоминания, пусть и не слишком качественно, а сверху уже я иллюзиями пройдусь, подшлифую то, что будет за этот контракт высовываться. Государство обязательно заинтересуется, что же я такое прячу, и обязательно раскопает — я все-таки не менталист, чтобы подчистить все хвосты, зато другие рода и кланы в большинстве своем вряд ли что-то нароют. Лучше, если о границах моего таланта лазать по головам будет знать как можно меньше людей.

— А что мне делать, если я не хочу, чтобы меня на контракт подсаживали? — Вдруг завелся приютовец. — Мне вообще никто таких условий не ставил.

Остальные двое поддержали его одобрительным гулом.

— А ничего не делать, — пожимаю плечами. — Сможешь сидеть в аудитории, сможешь по коридору ходить. Не подпишешь контракт, ничего не узнаешь, только и всего.

— Не боишься, что мы твою иллюзию обойдем?

— Нисколько. Все-таки это вы у меня учитесь, и в ту самую минуту, когда вы обойдете мою иллюзию, мне нечему будет вас учить. Жалуйтесь своему куратору, пишите в спортлото, плачьте. Здесь не я к вам пришел, а вы ко мне. Кто-то даже из другого города с семьей телепортировался.

Парни удерживают себя от того, чтобы переглянуться, выдавая свое знакомство, но щуплый Давид отвечает за всех:

— Нам нужно будет посоветоваться с родителями. Контракт — дело серьезное.

— Разумеется.