Следующая станция – Луна

Глава 9 Лунная робинзонада

20 мая, пятница, время мск 10:15.

Луна, координаты: 36о в. д., 78о ю. ш., «Резидент».

Дробинин.

— Это один маленький шаг для человека, но гигантский скачок для всего человечества! — высокий пафос торжественной фразы Куваева тут же смывается его дурацким хохотом.

До нас даже не успела дойти ядовитая глумливость его тона. Только постфактум. И вроде слова знакомые, где-то я их слышал…

— Вот придурок, — вздыхает Вадим, но в голосе никакого осуждения. Электронщик Володя тоже ржёт, остальные ограничиваются улыбками. Люди ко всему привыкают, вот и мы привыкли к специфичному юмору Куваева.

На экране меж тем стройная фигурка в тёмном комбинезоне снимает с лесенки и ставит на поверхность вторую ногу. Анжела. Презрев джентльменские нормы этикета, навстречу опасности первой пускаем женщину. Или наоборот, галантно уступаем ей славу первопроходца.

Ей не нужен скафандр, ей не нужна система жизнеобеспечения. Ей нужен мощный аккумулятор, который находится в ранце на её спине. Ранец защищают две металлические дуги. На случай падения. Если упадёт вперёд, то успеет, как утверждает Куваев, выставить руки, которые тоже защищены перчатками.

Голову и глаза защищает круглый шлем. Единственная деталь скафандра, в которой нуждается Анжела. Для глаз, ушей, кожи и речевого аппарата какая-то защита всё-таки нужна. Там воздушная смесь на одну десятую атмосферы, вполне хватит для теплозащиты.

Неуверенность походки Анжелы в земных условиях выглядит вполне естественной на Луне. Боюсь, что мы, в тяжёлых скафандрах, да при слабенькой силе тяжести будем выглядеть ещё хуже.

— Действуй, Анжела, детка, — покровительственным тоном любящего папаши произносит Куваев. — Я в тебя верю.

Шутник. Миссия у неё элементарная: пройтись, собрать образцы реголита в небольшие контейнеры и вернуться. Анжела на слова Куваева приветственно машет рукой. Вслух говорить не хочет, ей не нравится, как звучит её голос в разрежённом воздухе. В очередной раз поражаюсь продуманности её поведенческих реакций. Поневоле задумаешься о том, что поступки и стереотипы поведения реальных людей тоже запрограммированы.

Так начинается наш первый рабочий день на Луне.

С Анжелой на связи остаются Куваев и Вадик Панаев. Капитанские функции Вадима почти исчерпаны, сейчас он химик, это для него Анжела образцы собирает. Куваев не просто так глазеет на неё, он наблюдает за алгоритмами движений и всем поведением. Постоянно вносит коррективы. Нам, прочим смертным, надо заниматься рабочей рутиной. Электронщика Володю на дежурство, остальные на переформатирование корабельного оборудования.

Маневровые движки, да и маршевые тоже, нам теперь не нужны. Мы отсоединяем их от камер сгорания с соплами и подключаем к генератору. Теперь водородно-кислородная смесь станет его питать, получившийся пар будет накапливаться в резервуарах.

Элементарные действия, отсоединить контакты, воткнуть в другие разъёмы. Криогенная система запитывается от аккумуляторов, которые подзаряжаются во время работы движков. Переместить оборудование в условиях лунной тяжести — не проблема. Тем более возможность такая заложена заранее.

— Теперь ставим в режим самоудовлетворения, — заявляет наш энергетик и двигателист, Володя Сафронов. И объясняет тривиальную схему.

Электрогенератор будет работать всё время. Его холостого хода как раз хватит для поддержания температурного режима криогенных ёмкостей и текущих потребностей. Все системы корабля сконструированы так, чтобы потребление энергии не допускало заметных скачков.

— Демпферы энергии тоже есть, — разъясняет энергетик.

Насколько понимаю, любое подключение мощностью выше пары десятков ватт надо заранее планировать через компьютерную управляющую систему. Так-то она и без предупреждения может справиться, но может и запретить, если губу не по делу раскатаешь.

К вечеру мы раскручиваем жилой сектор, ночь проведём при нормальной силе тяжести. По плану мы должны проводить в нашей центрифуге порядка десяти часов в сутки. Нельзя давать организму полностью адаптироваться к лунному тяготению. Пусть он, организм, знает, что сила тяжести изменчивый параметр. Наш врач и по совместительству биолог, Дима Карнач, грозится временами увеличивать скорость центрифуги, чтобы подвергать всех ускорению процентов на двадцать-тридцать выше земного.

— Даст нужный сигнал организму, — поясняет Дима, — и он не станет безвозвратно адаптироваться к пониженной силе тяжести.

У нас получился трёхуровневый модуль. Командный отсек — самый верхний этаж. Жилой сектор в центрифуге — второй. Первый этаж отведён под нужды производства. Есть ещё двигательный отсек, с которым мы позже разберёмся. Там ещё керосину осталось около десятка тонн. Девать их некуда, но мы найдём способ пустить его в дело.

Перед сном беседуем. Больше всего инфы от Панаева. Как химика и командира.

— В целом химический состав окружающего нас реголита соответствует данным, полученным нашими зондами ещё в прошлом веке. Титана чуть больше, железа чуть меньше, но в пределах обычного разброса данных. По-любому выходит, что промышленного смысла в переработке поверхностного реголита нет. Максимальная производительность нашими возможностями — несколько десятков килограмм в неделю.

Спорить не приходится. Нам нужны даже не тонны, а десятки тонн. Пусть не в неделю, но хотя бы в месяц.

— Поэтому в ближайшее время будем искать месторождения. Переработку реголита тоже начну. Во-первых, во время лунного дня энергию девать будет некуда, а во-вторых, вам, Сергей Васильевич, надо на чём-то технологию плавки отрабатывать.

Киваю. Возражений нет.

— Но завтра займёмся обустройством базы. Разведку проведём позже.

— На разведку можно Анжелу послать, — предлагает Куваев. — Вряд ли она будет полезна в сложных работах.

Немного подумав, Панаев кивает. Разумная реакция на разумное предложение.

21 мая, суббота, время мск 09:25.

Луна, координаты: 36о в. д., 78о ю. ш., лунная база «Резидент».

Дробинин.

— Саша, опускай потихоньку! — Вадим командует Куваеву, который остался за дежурного в модуле.

Все остальные снаружи. Включая Анжелу, которая бродит по окрестностям и передаёт видео. Иногда по требованию Куваева фотографирует какие-то места. Специального оборудования ей для этого не надо. Ни видеокамеры, ни фотоаппарата. У неё есть мощная оптическая система, замаскированная под обычные глаза.

Команде капитана предшествовала работа вручную. Разнообразная. Сначала продублировали одну из опор упорами, с противоположной стороны закрепили трос. Одним концом за модуль, вторым за штырь, вбитый в грунт. Только после этого «Резидент» поджал одну лапку, а мы выкопали под ним ямку. Где-то полуметровой глубины.

И вот по команде Панаева, Куваев опускает опору концом в яму.

Теперь повторить процедуру с остальными опорами и «Резидент» опустится на полметра вниз. Чем меньше он торчит над поверхностью, тем меньше опасность схлопотать микрометеорит в борт и тем больше защита от космического излучения. Опасность попасть под солнечные вспышки для нас не велика. Предупреждение дадут «агенты». Парочка из них летает на высоте тысячу километров. Для возможной скорости солнечного потока в пару тысяч километров в секунду так себе расстояние. Но нам даже полсекунды хватит, чтобы прыгнуть к центру, надёжно прикрывшись броневым корпусом «Резидента».

К обеду заканчиваем и уходим внутрь. Шлюзовая камера в экстренном случае примет всех пятерых, но заходим по одному. Каждому надо обдуть и почистить скафандр от пыли. Под струёй воздуха из компрессора. Опасность лунной пыли, уверен, сильно преувеличена, да и не так её много. Мы вчера тщательно обследовали комбинезон Анжелы, который она сняла в той же шлюзовой камере без всякого стеснения. Очень раскованная девица.

Пыль налипает снизу. При тщательном просмотре видео с Анжелой мы заметили, что при ходьбе по поверхности иногда грунт слегка как бы взрывается мелкой пылью. Отнесли за счёт электростатики. При нагреве солнцем реголит может спекаться, деформироваться, трескаться. А тут ещё кто-то давит сверху. Могут возникать самые разные эффекты, в том числе и электростатические.

Куваев, кстати, выдвинул такую версию. А Панаев задумался о том, как использовать это наблюдение практически.

Идея проста. Не все кристаллы обладают пьезоэффектом, далеко не все. И если где-то под ногами взлетает пыль, то это означает, что под ногами довольно ограниченный список возможных веществ. Пришлось разочаровать парня.

— Среди этих веществ есть обычный кварц, которого здесь полно. Ты сам химический анализ делал. Фактически это обычный песок, диоксид кремния.

Немного не так, там особая кристаллическая структура, но нас ведь больше химический состав интересует. Однако Вадим своим подходом меня порадовал.

После обеда опускаем модуль окончательно. Так, что шлюзовая камера, которая является монопольной владелицей самой нижней точки «Резидента», оказалась всего на ступеньку выше поверхности. Хотя бы одну надо оставить, чтобы поменьше пыли заносить на подошвах.

После этого срезаем сопла.

— Как-то мне не по себе, — говорит Дима Карнач. — Вернуться теперь точно не сможем.

— Сжигаем мост через Рубикон, — соглашается Вадим. — Отступать некуда, позади Москва.

Подобное чувство посещает и меня, но быстро отпускает.

— В крайнем случае, всегда можем вернуться на «Вимане», — капитан нас успокаивает. — Адаптированный для нас вариант сделать и прислать сюда несложно.

Сопла мы внутрь не заносим. Во-первых, ничего с ними не случится. Во-вторых, они через шлюз вряд ли пролезут. Наоборот, весь остальной двигательный отсек будет выноситься наружу. Этим займёмся завтра. Основа для большой энергостанции. Энергии нам понадобится много.

Двигательный отсек освободить от топливных цистерн, камер сгорания, нагнетателей, детандеров и прочего оборудования технически элементарно. Мы вырежем всё дно и опустим на грунт всё целиком. Тоже заложена такая возможность изначально, хотя сварочным аппаратом придётся поработать.

22 мая, воскресенье, время мск 09:05.

Луна, координаты: 36о в. д., 78о ю. ш., лунная база «Резидент».

Дробинин.

Работаем без выходных, пока лунная ночь позволяет. Ещё пара дней и всё, начнётся лунная жара, просто так на поверхность не выйдешь.

Готовимся к беспощадному солнцу. Устанавливаем солнечные панели, которые дадут тень. Архитектурно конструкция задумана шатром вокруг «Резидента». Так, чтобы закрывать почти весь корпус от палящих лучей. Кроме командного модуля. Собственно, корпус и командный модуль в дополнительной защите от солнца не нуждаются. Они снабжены светоотражающими кожухами-щитами из полированного дюраля. Поверхность основного корпуса тоже зеркально гладкая. И эту замечательную гладкость Сафронов сейчас немножко, но безжалостно портит. Приваривает к ним небольшие скобы. Затем пропускаем через них тросик и цепляем за пояс. До земли метров семь-восемь, а техника безопасности превыше всего. Ближайший травмпункт за четыреста тысяч километров и скорая помощь, если что, за десять минут не прибудет.

Каждая панель в форме равнобедренной трапеции, они заполняют высокую трапецию из двух опорных швеллеров-мачт. Верхние концы мы привариваем к корпусу. Первые три панельки ставят снизу без особых хлопот. А далее приходится использовать стремянку, её хватает ещё на пару. Затем начинаются производственные извращения.

Сафронов повисая на тросе, я подстраховываю, встаёт на нижнем краю основного корпуса (по форме это мощный диск, в нём располагается центрифуга с жилым сектором). И в такой невероятной для земных условий позиции принимает снизу и устанавливает панель за панелью. Высота усложняет процедуру, зато размеры «подсолнечников» всё меньше и меньше.

Вроде ничего сложного, а тем более установить с десяток уже прямоугольных панелей на пологой «крыше», но провозились весь день.

По завершению рабочего дня неторопливо возвращаемся в модуль. Только Сафронов спешит так, что чуть не падает. Пересмеиваемся, пропускаем его вперёд.

— Больше всех парню приспичило…

Наши скафандры облегчённые, нет памперсов и мочеотводов, только запас воздушной смеси, небольшой аккумулятор и система очистки воздуха от углекислого газа. Хватает на три-четыре часа с интенсивностью движений, как при неспешной ходьбе. Если кого-то реально прижмёт по нужде, то добраться до жилого блока, снабжённого парой санузлов, займёт минуты три. Все молодые, здоровые, все можем перетерпеть некоторое время.

Что ещё приходится терпеть, так отсутствие возможности принимать душ по мере необходимости. Раз в неделю, строго нормировано, но первая неделя, с учётом полёта сюда, завершится только завтра.

— А может сегодня? — обращаемся с этим вопросом к капитану.

Мы сидим в кают-компании, в которую превратили командный модуль. Опять же радующая наши мужские глаза Анжела в шортиках.

— Давайте, — легко соглашается Панаев. — В конце концов, сегодня воскресенье.

Мы уже отужинали, пьём чай и кофе. Перед нами на столе в центре, где обычно ставят большие торты, громоздятся несколько интересных образцов, найденных Анжелой. Самый любопытный — булыжник размером с голову младенца. Обсудили находку. Железо-никелевый обломок метеорита. Лежал отдельно, окрест подобных не было. Скорее всего, осколок взорвавшего когда-то рядом метеорита. Панаев ещё вынесет окончательный вердикт, но и так понятно, что возбуждаться не стоит. Хотя если где-то летают такие метеориты, то откуда-то они берутся. Почему бы на Луне не быть таким породам?

Такие рассуждения слышу от ребят и вздыхаю. Придётся разочаровать. Не до конца, но…

— Плотность Луны всего три и три десятых, шестьдесят процентов от земной.

— И что?

— Что непонятного? Луна состоит из менее плотных веществ, значит, тяжёлых элементов в ней меньше. Нужные нам металлы не самые тяжёлые вещества, вроде свинца, серебра и золота, но всё-таки.

— Хочешь сказать, железных руд на Луне нет? — Сафронов глядит недоверчиво.

— Скорее всего, всё-таки есть. Фактически железная руда у нас под ногами валяется, только очень бедная.

— Ой, всё! — говорит Куваев и встаёт. Слишком резко, адаптируется к лунной тяжести медленнее всех, поэтому неожиданно для себя подскакивает метра на полтора.

Народ с удовольствием хохочет, глядя, как он медленно опускается на пол.

— Я в душ! — невозмутимо объявляет он и обращается к Анжеле. — Ты со мной?

Анжела кокетливо склоняет голову набок и делает ресницами хлоп-хлоп. В знак отрицания, полагаю. Парни гыгыкают, а я снова поражаюсь изощрённости её программного блока, ответственного за поведение.

За Куваевым уходит Карнач.

— Исключительно ради равновесия, — подходит к открытому люку, шагает туда и медленно тонет в шахте по стойке «смирно». Как бы нам честь отдаёт по-военному.

Равновесие в центрифуге — наш вынужденный фетиш. Компенсирующий механизм есть, но лучше его лишний раз не напрягать.

23 мая, понедельник, время мск 10:15.

Луна, координаты: 36о в. д., 78о ю. ш., лунная база «Резидент».

Дробинин.

— Твою селенитскую мать в раззенкованный дупель! — так эмоционально высказывается Сафронов.

Бросаю на него уважительный взгляд. Володя из нас имеет самую пролетарскую специализацию, поэтому считает себя обязанным поддерживать своё классовое реноме.

Мы роем траншеи для баков-цистерн с жидким кислородом и водородом. Пока они почти пустые, кислорода осталось на донышке. Остатки керосина перекачали в одну ёмкость. Способов промыть цистерны от следов керосина нет. Со временем жидкий водород по мере потребления керосин смоет. Но до того времени нам придётся пропускать получившуюся от сгорания воду через фильтры.

Когда углубились на метр, — роем сразу для пары цистерн, — в одном месте наткнулись на крупный валун. Неизвестного размера, только видимая часть в поперечнике метра полтора. И что-то надо с ним делать, нам нужно углубиться метра на два с половиной. Чтобы полностью упрятать ёмкости в грунт. В отсутствие солнечного освещения температура грунта выше минус ста градусов по Цельсию не поднимается. Удобно для криогенных ёмкостей, внутри двигательного блока температура-то намного выше была. А так, энергии на поддержание низкой температуры будет тратиться заметно меньше. Восемьдесят градусов разницы совсем не то, что двести.

— Роем дальше, — решает Панаев.

— Правильно! — поддерживает Куваев. — Ибо нефиг думать, рыть надо.

И гогочет, шутник. Сегодня он с нами, а за дежурного Юрик Сорокин, электронщик и связист. Естественно, Куваев строго-настрого предупредил Юрика, — разумеется, под общий смех, — чтобы тот не смел подбивать клинья к Анжеле. Та после обеда выйдет на очередную прогулку. Больше, чем на четыре часа Куваев её отпускать не рискует. Теоретически, она может и шесть часов ходить, только Саша разумно не вычерпывает до дна все ресурсы.

Роем. С одной стороны валун не достаёт до стенки, с другой — уходит в неё. Снизу тоже не кончается. С одного края уходит почти вертикально, с другого многообещающе показывает часть своего основания. Позволяет немного под него подкопаться.

— Сергей Васильевич, — парни меня по имени-отчеству так и кличут, — камешек нам не интересен?

Панаев глядит с надеждой, которую я не оправдываю.

— Скорее всего, это габбро, судя по цвету, — что, кстати, не сильно хорошо, эта горная порода твёрже гранита. — Железо там может содержаться, но не более пятнадцати-двадцати процентов. Впрочем, ты ж сам анализ сделаешь.

Валун серого цвета с зеленоватыми и светлыми вкраплениями.

Подкапываем до нужной глубины, но валун хоть и уходит косо вниз, нижнее сокровенное место полностью не открывает.

— Большой камешек, — резюмирует Куваев.

Камешек большой, а компрессора с отбойным молотком у нас нет. Пожалуй, первое, что мы не предусмотрели. Уходим на обед.

После обеда разбираемся с валуном. Отбойного молотка нет, а перфоратор есть. Железной строительной арматуры нет, а ломики есть. Есть и наждачный круг. Схема действий несложная. Затачиваем ломик, — кстати, титановый, они легче стальных, — добиваясь формы зубила. Отрезаем, получаем первый клин. Ломик небольшой, хватает только на шесть клиньев. Подбираем свёрла для перфоратора, теперь можно надевать скафандры и выходить на битву с валуном. Мы и выходим. Под напутственные слова Панаева и общее веселье:

— Берём космическую кувалду, космические лопаты и кирки, идём делать космические работы.

Космическая кувалда, применённая после космического перфоратора путём забивания в отверстия космических клиньев, с валуном справляется. Выкатываем его из ямы, предварительно обрубив ещё сбоку. Слава лунной силе тяжести, которая может оказать лишь символическое сопротивление нашим усилиям.

Масса цистерны даже с остатками кислорода вряд ли больше полутоны, так что в лунных условиях мы без особых усилий завели цистерну над впадиной. На швеллерах, которые затем вытащили, перед тем, как опустить ёмкость на капроновых тросах. Подготовленное гнездовище предварительно выстлали теплоизоляционной тканью. Больше для механической защиты от царапин, чем для теплоизоляции. Ставим так же вертикально, ориентации менять нельзя. Высота бака два метра, диаметр примерно такой же.

— Как-то неожиданно рабочий день кончился, — с лёгким разочарованием Панаев скребёт рукавицей шлем сзади. До затылка-то не добраться…

На вечерних посиделках Панаев ознакомил с результатами экспресс-анализа валуна на железо.

— Семнадцать процентов железа, четыре процента титана.

Как говориться, промышленного значения не имеет. Если считать с титаном, то на тонну стали надо выгрести из печи четыре тонны шлака. Умучаешься.

— А в том метеоритном куске сколько? — залезает любопытным носом не в свою область Куваев.

— Если считать вместе железо и никель, то больше семидесяти процентов.

— Вот бы найти такую Золушку, которая бы нам песчинки и камешки с высоким содержанием железа из реголита выколупывала, — мечтает Дима.

Через секунду все взгляды скрещиваются на Анжеле.

— Э, э, э! — в защитном жесте Куваев раскидывает руки, прикрывая свою электромеханическую королеву. Все остальные начинают ржать.

Анжела неожиданно показывает язык, что вызывает новый взрыв веселья.

24 мая, вторник, время мск 08:55.

Луна, координаты: 36о в. д., 78о ю. ш., лунная база «Резидент».

Дробинин.

Сегодня последний день лунной ночи, поэтому отпросился обследовать ближайшие крупные кратеры. Днём не очень-то походишь, солнце будет резать глаза беспощадно, хуже близкой сварки. Знаем это больше теоретически, иллюминаторы «Резидента» из толстого стекла, не пропускающего ультрафиолет. Да и среди экипажа нет дураков, рискующих смотреть на солнце без светофильтров.

Визоры на наших шлемах тоже снабжены светофильтрами, посмотрим, как они себя покажут. Пока что в светлых сумерках, подобных питерским белым ночам, намного комфортнее. Есть ещё одна причина: ночью вероятность попасть под солнечную вспышку намного меньше. Днём на открытое место лучше не высовываться. Только поэтому командир меня отпустил. И не одного. Проигнорировав недовольный вид Куваева, в напарники назначил Анжелу. Одному далеко отходить от базы строго воспрещено.

Едем на просторной тачанке рядышком. Анжела в своём белом комбинезоне выглядит сюрреалистично. Шлем у неё есть, но одежда практически земная, а вид безмятежный.

Транспорт наш тоже абсолютно не похож ни на американский лунный ровер, ни на советский луноход. Ещё будучи на «Оби» перед отлётом обсуждали его, рассматривая схему и картинку. Моментально обозвали сороконожкой, хотя ножек всего восемь, как у паука. Но динамика движений именно как у многоножки.

Собственными глазами вижу эффективность такого способа передвижения и как инженер понимаю все преимущества. Гусеничный транспорт невозможен в подобных условиях, песок обладает ярко выраженными абразивными свойствами, поэтому гусеницы быстро выйдут из строя. Колёса работают на трении скольжения, а оно на Луне крайне низкое. Из-за той же малой силы тяжести сцепление даже с каменистым грунтом слабое. Езда по Луне на колёсах это постоянный дрифт на мокром льду.

В СССР, конечно, делали луноход на колёсах с сетчато-ребристыми колёсами. Но его максимальная скорость — два километра в час. Мы движемся со скоростью энергичного пешехода — пять-шесть километров за тот же час. Уже плюс.

Поворачиваю, огибая очередную яму, мелкие, до полуметра, мы проскакиваем напрямую. Сороконожка на них только чуть покачивается. Плавность поворота регулируется, при этом на стороне, в которую поворачиваемся, шаг ножек уменьшается. Всё у природы подсмотрено.

Вот и первый кратер. Высаживаемся, осматриваемся. В поперечнике километр-полтора, глубиной до ста метров. Поглядим, что здесь есть.

— Стой здесь, — нахожу наблюдательный пост для Анжелы, плоский невысокий валун.

Помогаю ей взобраться. Ей лучше стоять, чем сидеть. Чем меньше контакт с поверхностью, тем меньше утечка тепла. Анжела не так чувствительна к холоду, но насколько знаю из летучих лекций Куваева, температура конечностей не должна падать ниже минус двадцати градусов по Цельсию. Три точки опоры намного лучше, поэтому Анжела с тросточкой.

Переключаюсь на дальнюю связь.

— База, я — Дробинин, приём.

— Дробинин, я — база, слушаю вас, — Куваев серьёзен, что бывает не всегда. Он сегодня дежурный.

— База, я на краю первого кратера, в километре на юго-запад. Собираюсь приступать к исследованию. Приём.

— Дробинин, вас понял, приём.

— База, доклад окончен. Отбой.

— Пока, Дробинин.

Спускаюсь, стараясь не лихачить, к чему тянет постоянно. Знаем ведь, что вполне можем безболезненно спрыгнуть с высоты метров десять без последствий. И ударное воздействие, как при прыжке с полутора метра, и немножко больше времени на амортизацию мышцами.

Однако, спускаюсь осторожно. К грунту присматриваюсь где-то с глубины метра два. Ничего особенного. Первую пробу беру метров за двенадцать от края. Что-то рыжеватое или красноватое. В свете фонаря не определишь, это и бурый железняк может быть и халькопирит.

Поднимаю руку.

— Анжела, ты меня слышишь?

— Да, Сергей Васильевич.

— Фиксируй. Проба номер один.

— Фиксирую пробу номер один, — дисциплинированно повторяет Анжела.

Выбитые киркой камни засовываю в мешочек с цифрой «один». Иду дальше.

Через час.

Это то, что я думаю? Замираю. Как мальчишку на первом свидании переполняет куча эмоций. Восторг, страх перед возможным разочарованием, предвкушение чуда…

Сам не понимаю, что меня заставило копаться в этом месте. Странные каверны целой группой, наверное.

Оглядываюсь. Вижу далёкую фигурку Анжелы, я у северного склона, что как бы намекает.

— Анжела!

— Слушаю вас, Сергей Васильевич.

— Проба номер восемь! — поднимаю руку с фонариком, тут темно.

— Проба номер восемь. Зафиксировано.

Осторожно, даже не с ударом, а нажимом, вгрызаюсь в серую ноздреватую массу, перемешанную с камнями. Похоже на лёд. Не позволяю себе думать, что открыл на Луне первое месторождение. Самое важное. Если не будет воды, не будет ничего. Метан или аммиак тоже подойдут.

Рюкзак с мешочками образцов уже ощутимо давит. Почти незаметно, когда стою на месте, но при движении его масса своей инерцией даёт понять, что за спиной изрядный груз. По пути наверх беру ещё пару образцов. Анжела аккуратно фиксирует.

В голову лезут крамольные мысли: пожалуй, андроиды смогут доставить людям массу проблем на рынке труда. Никаких капризов, зарплата не нужна, только доступ к электросети. Дисциплина абсолютна. Это не современные зумеры прочие бумеры, которые чуть что не так, исчезают с поля зрения ошарашенного работодателя. Пугливость и обидчивость отсутствуют по определению.

Поднимаюсь практически на противоположном конце кратера. Возвращаться пешком? Придётся. Не буду рисковать, управление сороконожкой простое, но Анжелу всё равно учить надо.

Возвращаюсь к месту через двадцать минут. Парадоксальным образом тяжёлый рюкзак придаёт походке устойчивость, а значит, и скорость.

— Всё хорошо, Сергей Васильевич? — спрашивает Анжела, когда я галантно помогаю ей спуститься с валуна.

— Всё замечательно, милая.

Действие элементарное, просто снимаю её руками. В ней даже с аккумуляторами за спиной всего шестьдесят килограмм. На Луне с весом в десять килограмм любой подросток справится без напряжения.

Передо мной дилемма. Время приближается к обеду, одиннадцать часов, но если вернусь, от получаса до часа пропадают. Провожу аудит организма и остальных ресурсов. По нужде ещё долго не захочу, теоретически возможный конфуз смягчит лёгкий памперс. Эйфория от найденного легко отменяет аппетит. Анжела двигалась мало, так что часов пять активности у неё в запасе есть. Аккумуляторы сороконожки на семидесяти процентах от полной зарядки.

Решено. Едем к другому кратеру. Он в стороне, не на юго-запад, а почти строго на запад от «Резидента». Укладываю рюкзак в багажник, фиксирую. После доклада и получение разрешения от командира, указываю Анжеле:

— Садись на место водителя. Будешь учиться.

Начинаю обучение. Управление простое, почти как в трамвае. Скорость регулируется реостатом, есть экстренное торможение, тогда сороконожка тупо замирает. Тормозной путь на скорости пять камэ в час почти строго равен нулю. Ножки-ходули тупо спружинят, могут пробороздить по грунту несколько сантиметров. Поворот тоже легко регулируется поворотным барабаном с насечками. Задний/передний ход берёт на себя обычный тумблер.

— Сначала включи задний ход. Отъедем метров на двадцать назад. На самой малой скорости…

Анжела всё делает медленно, но правильно.

— Сразу заворачивай влево, — корректирую её действия на ходу.

После остановки надо включить поворот вправо, и после этого уходим от кратера к следующему.

Я очень доволен, заслужил от Куваева одобрение. К моменту, когда мы подъехали, Анжела вполне освоилась. Ещё одно полезное дело, у нас появился водитель, который может управлять машиной без нас.

Всё-таки ощутимо устал через полтора часа, когда вылезал из кратера. Уже в том же месте, где спускался. Изменил тактику. Не пересекал впадину по прямой, а обошёл дно по окружности. Вот и вернулся на место.

— Поехали домой, Анжелочка.

— Слушаюсь! — Анжела игриво вскидывает выпрямленную ладонь к шлему.

Только сейчас чувствую голод. Всё-таки обеденный перерыв кончился час назад.

Вечером в «Резиденте».

— Есть новости, — объявляет за ужином Панаев и ставит на стол бутылку красного вина.

По одному этому жесту понимаем, что новости хорошие.

— Самый главный молодец, это я, — светится самодовольством командир. — Потому что отпустил Сергея Васильевича на разведку.

Один я не поддаюсь интриге. Когда выкладывал образцы, не удержался, заглянул в восьмой мешочек. Точно, это лёд. Возможно, метановый, но лёд. Хотя это и углекислота может быть, но вряд ли. Эту пробу Вадим ещё вне «Резидента» поместил в термостат. Остальным образцам комнатная температура нипочём.

— В твоём восьмом образце, Сергей Васильевич, лёд. Из обычной воды.

Всех накрывает взрывным восторгом.

— Ты закопал место взятия пробы? — строго спрашивает командир.

— Оно там само завалилось. Ну и грунтом присыпал сделал, да.

Спрашивает он не просто так. Лёд в вакууме вообще-то испаряется довольно быстро. Подозрения на такой результат у меня были, поэтому закидал это место мелким гравием и песком. Это не надёжно, но что имеем, то имеем.

— Надо срочно туда ехать, — командир осторожно поднимает наполовину полный стакан. Мы уже опытные лунатики, тут запросто расплескать полную посуду. Малейшее неосторожное движение, и вот уже на пол летят трясущиеся шарики.

— Завтра день начинается, — осторожно замечает Дима. — И вспышкой может накрыть.

— По дороге да, — соглашаюсь, но не до конца. — А тот склон в вечной тени.

— Излучение может достать, — задумывается Панаев. — Оно не совсем по прямой от солнца направлено. Саша, рассчитай удар излучением по тому кратеру.

Куваев кивает.

По итогу с огромным сожалением решаем не спешить. Если всерьёз добывать там лёд, то надо ставить герметичный купол и возводить защиту против солнечной радиации. Пещерку какую-нибудь вырыть.

— Это не все новости, — с хитринкой продолжает командир. — Володя, наливай ещё.

Сафронов опорожняет бутылку ноль-семь.

— Есть образцы, указывающие на наличие медных руд. Да, Сергей Васильевич, ты куприт нашёл. Оксид меди в основном.

Не знаю, хорошо это или плохо. Тот же халькопирит — соединение меди и железа. Второе нам сейчас намного нужнее, чем первое. Хочется при развитии лунной базы скакнуть сразу в железный век, минуя бронзовый.

— Но это ещё не всё, — многозначительно продолжает Панаев. — Во втором кратере обнаружено золото. В четырнадцатой пробе.

Все замирают с открытыми ртами. Я тоже.

— Не знаю, сколько его там. В твоём образце, Сергей Васильевич, всего несколько десятых грамма. Надо внимательно то место исследовать. Но позже. Сначала лёд!

Прав был Колчин, когда говорил, провожая нас, что в тех местах, где не ступала нога человека, что-то очень ценное может под ногами валяться. Оно и валяется. Только на хрена нам золото, нам железо нужно.

30 мая, понедельник, время мск 10:35.

Луна, координаты: 36о в. д., 78о ю. ш., лунная база «Резидент».

Дробинин.

В условиях лунного дня мы копошимся только возле базы. Заканчиваю обустройство своего сталеплавильного цеха. Звучит громко, но это всего лишь индукционная печь под круглым шатром. Шатёр очень хитренький. Он тканевый, герметичный, но это не всё. Он словно блёстками снабжён маленькими солнечными панельками. Размером и формой с двухрублёвую монету. То есть, у меня есть автономный источник электричества для моей печечки. С десяток светодиодных ламп висит наверху. Как раз от «монеток» питаются.

Шатёр растянули над естественной впадиной. Мы её углубили, выровняли стенки, насколько это возможно. Так что моё рабочее место ниже уровня окружающей поверхности на пару метров.

Дно и стенки выстлали газонепроницаемой тканью, отдалённо напоминающей брезент. Засыпали десятисантиметровым слоем мелкого песка, на пол ведь могут упасть капли расплавленного металла. Купол соединён с этой тканью по всему периметру. Только что установил с помощью парней шлюзовой вход.

— Ну, поехали! — для себя говорю, не по связи и кручу вентиль на баллоне.

При выходе аргон наверняка бы шипел, но ему негде этого делать. Нет среды для акустики, он сам станет такой средой. Купол надо мной начинает расправляться, он обвисал на центральной мачте. Как туристическая палатка.

До первой плавки пока далеко. Надо подключить печь к адаптеру тока, загрузить её железной губкой, которую Панаев выжал для меня из реголита. Но прежде всего: подхожу к люку поодаль, открываю, закрываю. Вроде всё нормально. Маленькое «бомбоубежище» прежде всего. В случае «воздушной тревоги» при солнечной вспышке удрать в главный модуль никак не успею. Так что в случае чего придётся прятаться прямо здесь.

Заглубленность моего плавильного цеха тоже ради защиты. Купол какую-то долю радиации задержит, как и аргоновое наполнение, пусть всего на одну десятую атмосферы.

Возни мне хватает до самого вечера.

Вечером в кают-компании смотрим видеоотчёт, скомпонованный Куваевым.

Главный элемент космодрома — стартовая, она же принимающая площадка. Ровная и без мусора. Просто так ракету рядом с нами посадить можно. Только при этом камешками и песком засыплет. Броневому корпусу «Резидента» на это начхать, а вот хрупкие «подсолнечники» такого надругательства точно не выдержат. Можно металлом покрыть, но металла пока нет. Поэтому применяем другую технологию, действие которой сейчас и наблюдаем на экране.

Ярко светится крупный булыган, через какое-то время начинает оплывать. Безжалостный сконцентрированный пучок солнечного света неумолимо накачивает камень жаром. Булыжник поддаётся, слой за слоем стекает вниз, наконец, он весь превращается в лужицу размером примерно двадцать на тридцать сантиметров.

— Согласно показаниям пирометра развивается температура до двух тысяч ста градусов по Цельсию, — лекторским тоном комментирует Панаев.

Далее смотрим, как Анжела передвигает прозрачный диск в сторону. Девушка вполне освоилась, даже не скажу, кто из нас увереннее себя чувствует на Луне, она или мы. Хотя пологие дуги всё равно на спине носит. Вряд ли ей грозит что-то серьёзное при падении, но аккумуляторы могут пострадать.

Стройная фигурка в белоснежном комбинезоне идёт дальше, сдвигает другой прозрачный диск, диаметром заметно больше её роста. Это линзы Френеля. Собирающие линзы. По функционалу точно такие же, как обычные лупы. Сам в детстве баловался выжиганием на дереве в солнечную погоду. Вот с такими линзами Анжела и возится.

— А солнечные вспышки ей не страшны? — спрашивает Сафронов. Все ожидающе глядят на Куваева.

— Не знаю, не испытывал, — вздыхает Куваев. — По идее, её стоядерный процессор и пять терабайт памяти хорошо защищены.

— И как они защищены?

— Броневой титановый корпус с толщиной полтора-два сантиметра. Замаскирован под рёбра и грудину.

— У неё что, мозг в груди? — больше всех поражается Дима. — А в голове что?

— В голове сами знаете что. Речевой аппарат, слуховой аппарат, вестибулярная система, оптическая система с модулем распознавания образов, оперативная память. Аналог видеокарты и звуковой карты в офисных компьютерах. Кстати, череп тоже титановый.

— Титаническая девушка, — бормочет Сафронов.

— А я думал, что в груди — пламенный мотор, — высказываю «разочарование».

— Главный мотор у неё в другом месте, не скажу в каком, гы-гы-гы, — гогочет Куваев. — А её грудь это радиатор. Так что она во многих смыслах горячая девушка, гы-гы…

Меж тем упомянутая девушка на экране, передвигает все пять линз и, нацелив их на очередную кучку, прячется за белым тентом. От солнца ей тоже надо защищаться. Чтобы её заморозить, надо постараться, и радиации она не боится, но вот перегреться может.

Мы все надеемся, что за лунный день площадка из сплошного камня у нас будет.

— А я в баночку из-под тушёнки семечко лимона посадил, — мечтательно закатывает глаза Дима Карнач.

— И где землю взял, — удивляются все, но спрашивает Сафронов.

— Нигде. Лунного песка насыпал.

— Поздравляю, — говорю совершенно серьёзно, но парни почему-то посмеиваются. — Первый в истории человечества эксперимент: выращивание земных растений в лунном грунте. Веди записи, на диссертацию не хватит, но на научную статью потянет.

— Кстати, ребята, — что-то вспоминает командир. — Пишите заявки, кому что нужно. Тебе, Дима, так понимаю, гумус нужен?

— И комплект удобрений всех видов.

— Лунный реголит сам по себе комплексное удобрение, — замечаю я. — Там и магний, и железо, и кальций.

Мне тоже кое-что надо заказать, берусь, как и все остальные, за карандаш.

4 июня, суббота, время 08:10.

Байконур, военный полигон Агентства.

— Неплохо вроде идут, — комментирую разворачивающиеся события, не забывая уминать кашу с мясом.

Сегодня завтракаю вместе с капитаном Ерохиным в полевых условиях. Принимает зачёт по тактике у будущих возможных новобранцев.

— Может дать очередь из пулемёта поверх голов, — задумчиво предлагает Тим.

— С ума сошёл⁈ Краёв не видишь, это ж дети! — делаю вид, что принимаю его слова всерьёз.

Тим гмыкает насмешливо.

Это действительно дети. Юноши, если точнее. Из старших классов. Десятиклассники и половина девятиклассников. Вторая половина ещё экзамены сдаёт. Сдавшие присоединились к старшим однокашникам.

Военно-полевые сборы в рамках начальной военной подготовки мы организовали с размахом. Сразу решили не ограничиваться пятью днями, положенными по программе, а устроить полноценный КМБ (курс молодого бойца). За каждым закрепили карабин, как личное оружие. Пострелять дали только в конце недели, это было вчера. А сегодня тактические занятия. Атака на позиции противника. Взвод довольно технично развернулся в цепь и теперь неуклонно и грозно надвигается на нас. Каждый знает, кто он, первый или второй. Пока первые бегут вперёд зигзагами, вторые «прикрывают» их из положения лёжа или сидя. Затем первые залегают, бегут вторые. По флангам неторопливо фланирует пара сержантов. Все в панамах и форме песочного цвета.

— Надо бы дать им патроны и мишени установить, — говорю я, скребя ложкой по дну котелка.

— Чтобы они друг друга перестреляли? — фыркает Тим презрительно.

На этот раз он прав.

— Та-дах! Та-дах! — азартно и смешливо подбежавшие к позициям «бойцы» берут нас на мушку.

— Видел? — Тим кивает в их сторону, согласно вздыхаю. Нарушают железное правило не направлять оружие на людей даже в шутку. Хотя с другой стороны, учения же, а мы — условные противники.

— Строиться! — Тим смотрит на молодых сержантов.

По традиции самыми молодыми занимаются только что навесившие лычки на погоны младшие командиры. Пока только по две полоски.

— Твёрдая четвёрка, — безапелляционно объявляет Тим строю парней. — Кто-то медлил, пару раз видел, что кое-кто не дал себе труда переместиться вбок после занятия позиции. Не буду показывать пальцем, это сержанты сделают. Примерные потери убитыми и ранеными оцениваю в пять-шесть человек.

Потом отдаёт честь строю, будто отмахивается от мухи, и мы с ним уходим. Хоть я и молчал, но на меня глядят даже не с уважением, а благоговейно, как на божество. Всё утро я с ними, с самого подъёма. И на утренних занятиях по рукопашному бою мы с Тимом показываем мастер-класс. Боевое мастерство Тима внушает всем солдатам и сержантам почтение самой высокой пробы. При этом все видят, как непринуждённо я делаю его раз за разом. Иногда пропускаю удары и броски, что тут скрывать. Но вскользь или вдогонку, когда сила удара нивелируется убегающим движением. И каждый думает, что я могу сделать с любым из них, если запросто справляюсь с их командиром, которому они-то на один зуб.

Уезжаем на БМП, милостиво взяв на борт ребят. Но километра за два до казарм высаживаем. Пусть пробегутся. И нам не грех размяться, посмеяться над их красными напряжёнными рожами.

— Как там наша лунная экспедиция? — ровным голосом спрашивает Тим, таща за плечо отстающего. Я придерживаю со своей стороны.

— Всё хорошо, все живы-здоровы. Скоро площадку закончат и будут корабли принимать с посылками.

Десятиклассник вроде входит в ритм, потому что вижу, как стрижёт ушами, ловя каждое слово. А нам что? Никаких секретов не выдаём, гриф «ДСП», конечно, но особых тайн нет. А паренёк, да и все остальные, будут чувствовать себя очевидцами великих событий. Чуть ли не участниками.

Берём на буксир следующих. Сразу двоих, по одному на каждого. Хватаем за поясной ремень и тащим.

— Вроде воду нашли в одном из кратеров, но пока неизвестно, крупное это месторождение или маленькая линза, — продолжаю делиться новостями.

— А разве на Луне вода может быть?

— В виде льда, в вечной тени, под слоем песка и камней, почему нет? — пожимаю плечами.

Вообще-то я на большие водные резервуары или упрятанные в глубине айсберги никогда не верил. Мой главный расчёт на гидриды металлов. Они не испаряются в вакууме, как водяной лёд. А что на Луне испарилось, то, считай, исчезло.

10 часов, Обитель Оккама.

— Заявка от лунатиков, — Андрей придвигает мне список, еле уместившийся на одном листе.

Пробегаю глазами.

— Доски-вагонка? Деревянные бруски? — удивление от одной из строчек, впрочем, быстро исчезает.

Мы окружены естественными материалами, тем же деревом, настолько плотно, что не замечаем этого. Только в самых современных помещениях в стекло-бетонных футуристических зданиях, где всё сплошь из полимеров, возникает лёгкое чувство холодности. И то, везде кадки с растениями стоят.

Другие строчки с требуемым оборудованием и самыми разными материалами вполне ожидаемы. Мы постарались предусмотреть всё, провели массу командно-штабных игр с экипажем, но всегда знал, что всего предусмотреть невозможно. А если предусмотришь, то всё равно не впихнёшь. «Резидент» большой, но не резиновый.

— Ещё надо запустить спутники на большой орбите вокруг Луны, — говорит Андрей. — Станции слежения за солнечными вспышками. На расстоянии тысяч в сто от Луны.

Хмыкаю. Всё-таки видно, что Андрюха не ФКИ заканчивал.

— Это невозможно. Точка Лагранжа находится примерно в семидесяти тысячах километров от Луны. Туда можно станцию повесить. Если дальше, то Земля к себе притянет.

Ещё приходится объяснять, что такое точка Лагранжа (315 тысяч км от центра Земли, где тяготение Луны и Земли точно уравновешивается).

— Тогда вокруг всей системы Земля-Луна, — не сдаётся друг. — Чем больше расстояние, тем лучше. Пусть будет миллион километров от Земли.

— Вот это можно. Будем готовить серию запусков.