10 августа, среда, время мск — 10:10.
Земная орбита, станция «Обь», модуль «Алекс».
Франц Вальтер.
Почти месяц пребываю в состоянии полнейшей эйфории. Я в космосе, на первой в мире сверхтяжёлой орбитальной станции, работаю на ней. Как-то даже помогал строить. До глубины души потрясает уровень комфорта.
— Уровень элитного общежития, — поделился в первый день, зайдя в каюту, с соседом и товарищем по работе Димой Сташевским. — Для космоса это пять звёзд.
Никаких хитровыделанных вакуумных унитазов. Обыкновенные. Хотя только на вид. На самом деле из нержавейки, покрытые в местах соприкосновения пластиком. Санузел с душем, умывальником и писсуаром один на две смежные каюты. По большому надо выходить в общий туалет, но это мелочь. И нормы потребления воды соблюдать, об этом сразу предупредили. Перерасходуешь — краник покажет виртуальную фигу. Ибо нечего тут, не дома.
Каждая пара кают построена, как защищённая капсула, с возможностью автономного существования в течение нескольких суток. То есть даже удар метеоритом массой в несколько килограмм не сможет убить весь персонал станции.
Первую неделю занимались отладкой связи между большим компьютером нашего жилого цилиндра с осевой магистралью. В открытых местах работает вай-фай, но кругом всё металлическое, сигнал свободно проходит только в рабочей зоне вне цилиндров.
Связь оптоэлектрическая, обеспечивает скорость до одного гигабита в секунду. Должно хватить. Такой же порт поставим у второго строящегося цилиндра.
В модуле «У Алекса» — моя модернизация названия была принята со смехом — отправляю на Землю свои соображения по поводу протокола связи в группировке спутников раннего предупреждения.
— А что не так? — спрашивает главный Алекс.
Объясняю.
— М-да… — тянет задумчиво, — и на старуху бывает проруха.
Общение спутников между собой и лунной базой продумано до мелочей. Но один важный момент разработчики упустили. Вернусь на Байконур — поизгаляюсь над ними всласть. Дело в том, что слабые вспышки С-класса радиосвязь не нарушат. Но М-класса, а тем более Х-класса, снесут её наглухо. И как они сообщат на базу об опасности, если солнечный ветер заблокирует связь?
— И как же теперь? — невнятно формулирует вопрос самый великий из всех Алексов.
— Очень просто. Переходить на режим поддержания постоянной связи. Каким-нибудь отчётливым дежурным кодом. Как только он исчезает или его спутник сам отключает, на базе трактуют как сигнал опасности.
— Остроумно, — одобряет Алекс. — А что, Вальтер, нравится тебе у нас?
— Во-о-о! — не удерживаю вопль восторга. А зачем?
Сам не пробовал, но наслышан, в каких спартанских условиях жили космонавты на том же МКС! Пусть океан ему будет пухом.
— Прямо во всём «во»?
— Ну, первое время в каюте немного голова кружилась. При резких движениях. Но это мелочи, быстро привык. Главная сложность в другом, — начинаю грустить.
Алекс с сочувственной улыбкой ждёт, и я каюсь:
— Понимаешь, я скрыл, что курю. Нечасто, сигарет пять-шесть в день. Знаешь ведь, что курящим в космос нельзя?
— Тут ничем помочь не могу, — разводит руками. — У меня нет сигарет.
— У меня есть, — вздыхаю тяжко. — Но держусь. Да и нельзя нигде.
— Нельзя, — Алекс соглашается, но продолжение меня потрясает: — Но кое-где, кое-кому и кое-когда можно.
И хохочет, глядя на меня потрясённого.
— Так что доставай свои сигаретки…
Срываюсь с места, благо в невесомости это легко, достаточно зазеваться. Баллоны с воздухом оставляю — в рабочую зону выходить не надо — закрываю забрало шлема и улетучиваюсь в осевую трубу. До своей каюты и обратно.
— Ого! — через две минуты восхищается Алекс моей оперативностью. — Давай сюда.
Подводит к какому-то аппарату с решёткой, как у кондиционера. Накрывает меня тканью.
— Чтобы дым не расползался. Выдыхай туда.
Пока трясущимися руками открываю пачку, подносит мне паяльник, зажигалок на станции нет. Сам что-то включает, крутит какие-то ручки. Не забывает дать пустую коробочку из-под какого-то сока для пепла и окурка.
— Регенератор воздуха надо иногда в экстремальном режиме гонять. Для проверки.
Воздух ощутимо начинает втягивать в решётки. А когда с чувством невыразимого блаженства выдыхаю голубоватый дым, он бесследно втягивается внутрь. Через три минуты впадаю в состояние сродни лёгкому приятному опьянению. Курильщики меня поймут.
Блаженство не успело пройти полностью, когда Алекс объявил, что пришёл ответ с Земли. Текстовый.
— Бля! — вдруг экспрессивно заявляет он.
— Что случилось?
— Ничего не случилось. Текст начинаю читать. Это что-то вроде восклицательного знака впереди. «Протокол связи изменить в соответствии с замечаниями Ф. Вальтера. Ему же поручить обеспечение работы изменённого протокола. А. Песков».
Инициатива имеет инициатора, всё как всегда. Только нашему Агентству этот принцип не в минус. Обязательно будет весомая премия. В дополнение к удвоенной зарплате.
— А что значит буква «Ф» перед твоим именем? — вдруг спрашивает Алекс. — Подожди, дай угадаю… Фигня Вальтер? Или Фигли-мигли Вальтер? О-о-о, только не говори, что ты Фриц Вальтер, я этого не вынесу!
Ржу с наслаждением и с не меньшим удовольствием поддерживаю. Здесь, на «Оби», формируется особая уникальная культура стёба. А за возможность безнаказанно покурить готов простить командиру базы и не такое.
— Хорошо, хоть не фаллосом обозвал, ха-ха-ха! А почему не Феномен или Фантастический?
— О, дас ист фантастиш!
— Успокойся, Лексоид, это всего лишь имя. Меня Франц зовут.
Алекс упирается в меня взглядом с искренним удивлением:
— Как? Разве Вальтер — не имя? Почему мы тебя всё время Вальтером кличем?
— Да как-то повелось. Тут, понимаешь, есть некоторая путаница в немецком языке. Тонкость. Есть имя Walter, — пишу карандашом в блокноте, — а есть фамилия Walther. У меня второе. В произношении разницы нет. Знаешь такой пистолет, вальтер? Неужто думаешь, его по имени назвали? Так не бывает.
Процедура обеда, как и прочие завтраки, поначалу тоже потрясала. Никого не удивят сугробы, снежные горки или ледяные дорожки посреди зимы. Но если в сердцевине жаркой Сахары попадётся снеговик из настоящего снега, причём не тающий под палящим солнцем, вам останется только обратиться к психиатру.
Так и здесь. Ничего странного — высокотехнологичная столовая, скорее кафе быстрого питания со стандартным набором блюд. Но это только если забыть, что мы находимся в космосе, от которого нас отделяет не более пары метров.
Столовых две — и по расписанию работают одновременно. Так-то можно прийти кому-то одному кофе глотнуть. Равновесие — идол, которому поклоняются все. Все знают, что компенсатор — кстати, по остроумнейшей задумке, — легко возместит дисбаланс до трёх тонн. Но никто проверять не хочет.
(Компенсатор — доля цилиндра полутораметровой ширины с запасом воды глубиной до двух метров. При разбалансировке, сходе центра тяжести системы с оси вращения вода немедленно формирует «горб» на противоположной стороне, возвращая центр тяжести на место и предотвращая биения. Напоминание от автора)
Борщ со сметаной, налитый дежурным Гришей из большой кастрюли в обычную (ну, почти) тарелку, для космических условий — роскошь несусветная. Чувствую себя круче олигархов. Никто из них не ел борща на высоте триста двадцать километров, на космической орбите. И не из тюбика.
О космосе напоминает пониженное содержание кислорода, то и дело меняющаяся сила тяжести от невесомости в рабочей зоне до нормальной в жилой. Если пройти энергичным шагом поперёк оси вращения — кружится голова, даже можно потерять равновесие. Привычная процедура перехода на дыхание в скафандре с половинной атмосферой тоже из этого набора напоминалок.
После обеда распорядок дня позволяет потянуть ноги, поваляться на своей кровати-кушетке минут тридцать — сорок. Уверен, это полезно для организма. Рабочий день от этого не уменьшается, мы обитаем в замкнутом мире и живём работой. Так что рабочего времени меньше десяти часов в сутки у нас не бывает. Только в воскресенье не активничаем. Приводим дела в порядок, инструмент на профилактику. Подчищаем хвосты неспешно.
После обеда.
— Дима, давай следующую «каракатицу», — первая проверена, все системы работают штатно, можно браться за вторую.
«Каракатицами» обзываем спутники предупреждения, они действительно напоминают крабов — только с ушами. Это параболические антенны. Приёмо-передающие. Ещё одна — мощнее в два раза — на том месте, где у нормальных аппаратов сопло. Наши «каракатицы» оснащены только небольшими маневровыми движками на керосине. Всегда используем керосин, когда требуется сэкономить на объёме и массе, а мощная тяга не нужна. Жидкий водород намного требовательнее к криогенной аппаратуре, чем кислород.
— Вальтер, подожди! Давай посмотрим? — Дима глядит в сторону Гришек, проплывающих мимо нас к шлюзу.
Объявление о прибытии очередной «Виманы» с грузом прошло полуминутой ранее по общей связи. Мне вдруг тоже стало интересно. Уцепившись за ближайший тросик, бросаю тело вслед за шлюзовой командой. Дима также по-паучьи устремляется за мной.
— Парни, если это не то самое, то я не знаю, что такое восьмидесятый уровень! — высказывается Дима.
Он прав! Один из Григориев филигранно точно выстреливает петлеобразным захватом, второй точно в нужный момент тянет трос, который заставляет сомкнуться две полуокружности механизма. Третий неторопливо крутит ручку устройства типа лебёдки. «Вимана» неохотно втягивается в шлюзовую камеру, но деваться ей некуда. Медленно-медленно. Мы с Димой несколько с опаской наблюдаем за этой картиной из самого дальнего уголка шлюзовой камеры.
После закрытия внешних ворот некоторое время ждём выравнивания давления и тут уже сами помогаем вытащить прибывшую махину в рабочую зону. Размеры корабля сразу теряют подавляющий психику эффект. «Виман» тут много болтается. С пару десятков. Для них давно организована парковочная площадка, каждый аппарат цепляется за мачты, вырастающие из внешнего каркаса.
Мы бы не хотели ждать дальше, парковка — процесс долгий и тягомотный, но парни откидывают носовой обтекатель, и пара Гринь ныряет внутрь. Раз парковка откладывается, то можно присоединиться к процессу по просьбе ребят. Невесомость невесомостью, но всё-таки переместить много десятков тонн требует времени и сил.
— Ох ты ж, ничего себе! — ударом гейзера вырывается восклицание из недр Диминого организма.
— О, я! Дас ист ан-глаублищ (это потрясающе!), — мне в свою очередь не удаётся удержать в узде свои немецко-фашисткие корни.
Хотя немецкий язык знаю только чуть лучше, чем средний выпускник средней школы средней полосы.
Из люка «Виманы» выплывает ОНА. И вроде знакомы уже, но образ воздействует на мозг, не замечая верхние слои и с лёгкостью проникая в его глубины до самого позвоночного столба. До самого низа. Мог бы покачнуться или даже упасть, но нет силы, способной меня уронить, я в невесомости.
Воздействие усилено особым эффектом явления сказки в реальность. Пролетающая рядом голая ведьма на метле или кикимора вживую тоже произведёт завораживающее впечатление. Завораживающее и замораживающее. Мы практически в безвоздушном пространстве, одна десятая аргоновой атмосферы не в счёт. Технический газ — часть технологического процесса. Но в нашу сторону плывёт брюнетка невероятной красоты без намёка на скафандр. И даже без шлема. В красиво облегающем фигуру комбинезоне, что является просто одеждой. Ладно, спецодеждой, которая может защитить разве что от солнца, так как очень светлая.
Что, Франц, мало? За первой выплывает ещё одна, за ней третья… как с конвейера!
— Подбери челюсть, Вальтер, — тихо советует Дима, который исхитрился сделать рекомендуемую процедуру раньше.
Четверо! Их прибыло четверо. Провожаем взглядами, реально их к шлюзу сопровождает Гриша. Один из. А нас ставят на скучную разгрузку.
— Ты узнал наших?
Гляжу на Диму с абсолютным непониманием в глазах. Оставшиеся с нами Гриши ухмыляются, но подозреваю, они сами ничего не понимают, только чувствуют нечто весёлое.
— Ну, тех, которые уже были здесь, — нетерпеливо поясняет друг и напарник.
Понимания в моих глазах больше не становится. Дима гордо подбоченивается:
— И-э-х, ты! Немчура неотёсанная! У них номера: один и два! Не заметил?
Что-то такое было, но неконтрастное — еле различимое, как бирюзовое на голубом. Почувствовал себя в положении попавшегося на горячем парне, который не заметил номера на слишком выдающейся груди записной красотки. Смотрю на Диму с уважением: он смог!
Добавляю замечание, от которого всех смех разбирает:
— Теперь мы в два раза больше «Виман» вниз зараз отправим…
— Парни, хватит слюни пускать! — отрезвляют нас Гриши. — За работу!
Разгрузка в невесомости — не то, что на Земле. Главное, через люк вытащить без повреждений оного. Далее элементарно. Один Гриня внутри, второй принимает и переправляет нам. Мне. Хватаюсь и придаю корректирующий импульс в сторону Димы. Тот висит у места складирования.
Собственно, до своей прямой работы мы сегодня не добираемся. Но другая пара, Сергей и Толик, работают за всех четверых. Кропотливо исполняют мои мудрые ЦУ.
11 августа, четверг, время мск — 09:00.
Земная орбита, станция «Обь», рабочая зона.
Франц Вальтер.
Сегодня выходим на финальную стадию своей работы. Той, ради которой нас сюда и забросили. Спутники собрали, вернее, дособирали. Основное оборудование установлено на Земле. Но многое удобно навесить именно здесь, невесомость и разрежённый аргон нам в помощь.
Разводим два спутника метров на тридцать. Мы в части рабочей зоны, противоположной от шлюза и парковки. Нацеливаем их боковые параболы друг на друга. В реальности между ними будет порядка миллиона километров, поэтому сигнал будет сильно ослаблен. На такой слабый уровень передатчик попросту не способен, он конструктивно заточен на выдачу мощного сигнала. Уменьшить в несколько раз можно, но это как разговаривать нормально вместо крика. «Шептать» аппаратура не может. Но разве это помеха для настоящего инженера, да ещё электронщика?
— Начинайте! — командую парням.
Я уже воткнул кабель для подключения к электронному мозгу спутника и отдрейфовал подальше. Попадать под ультракороткие волны вредно для здоровья. Это если осторожно сказать, так-то можно и поджариться, как в СВЧ-печке. Станции не повредит, сзади спутника металлическая решётка, усиленная металлической же сеткой, за ней вращающийся цилиндр — куча металла, короче говоря, которая поглотит все волны и попросит ещё.
Парни заранее повернули параболу на сорок пять градусов к линии между спутниками. Пучок волн точно не должен попасть в спутник приёмник сигнала. Он и не попадает, судя по данным на моём мобильном пульте.
— Поверните на пять градусов ближе!
Так и продолжаем — методом пошагового приближения. Первый слабенький всплеск сигнала ощущается при разнице осей парабол градусов в пятнадцать. По-настоящему уверенный уровень начинается с девяти градусов. Вот мы и нащупали угол, при котором можно делать тестирование связи. Так что к месту процитировать Великого Юру: «поехали!»
12 августа, пятница, время мск 10:05. До конца лунного дня двое суток.
Луна, координаты: 36о в. д., 78о ю. ш., база «Резидент».
Дробинин.
Плита от последнего удара по расклинивающему устройству вздрагивает и бессильно опадает. Опускаться ей всего сантиметр, так что с маха не ударится и не расколется.
— Получилось, — был на сто процентов уверен в успехе, но всё-таки выдыхаю.
— Ага, — соглашается Сафронов и пытается вытащить плиту.
Мы уже углубились на шесть метров, плюс два метра стальной пояс над поверхностью. На сплошную скальную породу наткнулись через два метра. Вырезать её начали ещё через метр. Строительство базы — наш приоритет в ближайшем будущем. По многим причинам. Первая из них: надо гостей принимать. Шесть человек — это очень мало для задуманных масштабов. Вторая — резервное место обитания. Хотя на самом деле «Резидент» станет резервом. Ещё, с точки зрения исследования Луны, очень здорово углубиться как можно больше. По сути, мы очередной рекорд делаем. Сделали. Достигли глубины больше двух метров.
Двадцатиметрового диаметра шахту по плану надо расширить до пятидесяти. Далее вернёмся к двадцати — начинается сплошное габбро, замечательно прочный камень. На срезе после шлифовки восхищает своей фактурой. Жалко портить кувалдами и кайлом такой отличный поделочный материал. По камню ходить всё-таки приятнее, чем по металлу. С неандертальских времён человек в каменных пещерах жил. С тех пор прошли миллионы лет, и принципиально ничего не изменилось: мы живём в каменных жилищах.
Способ выпиливания плит обладает рядом преимуществ. Во-первых, упорядочивает процесс, делает его более технологичным. Во-вторых, позволяет вырезать проёмы в горной породе любой запланированной формы. Не даёт неприятных побочных эффектов в виде непредсказуемой протяжённости и ветвистости трещин. И вдобавок делаем запасы отделочного камня. Пригодится.
Режем породу под углом к горизонту минус девять целых две десятых градуса. Именно тангенс такого угла даёт отношение одна шестая. Именно так соотносятся лунная и земная сила тяжести. Здесь будет центрифуга, в которой разместится жилой сектор. Подобно тому, что на «Резиденте», только больше.
— Примерно так, парни, — обращаюсь к Володе и Диме. — Действуйте, а я пошёл.
От своего плавильного цеха отвлёкся на процедуру расклинивания. Если с внешней стороны попробовать воздействовать на плиту — расколется непредсказуемо. Но если ударить по основанию, то всё получится, как надо. Она выпилена снизу, сверху и по бокам, нам только место врастания недоступно. Потому всовываем в щель плашку (в разрезе буквой «П») до упора, и только тогда расклиниваем её. Примитивным приспособлением, похожим по форме на шпатель, только его основание чуть меньше двух метров.
Дима как раз раскачивает «шпатель» забитый в плашку. Вытаскивает, когда я поднимаюсь по висячей лестнице наверх. Верх мы не полностью закрыли, оставили двухметровую щель поперёк всей шахты. Вылезаю сбоку примитивной лебёдки для выемки грунта. Углубимся — навесим мотор для неё, пока вручную работаем.
К своему цеху несусь гигантскими прыжками. Наловчился. Время на открытом пространстве надо сокращать до минимума. Системы раннего предупреждения пока нет, две секунды форы — это ни о чём.
Время 18:55 (мск).
База «Резидент», жилой сектор.
Сидим, пьём кофе, наслаждаемся вкусом и запахом. Нас снабдили лучшими, самыми дорогими сортами.
— Забыл сказать, — командир начинает говорить, не торопясь поднимать прикрытые от удовольствия веки, — нам с прошлого месяца подняли оклады. Всем по сто, нам с Сергеем Васильевичем по сто двадцать.
— Сравнялись по деньгам с дальнобойщиками, — Куваев почему-то зациклился на дальнобойщиках.
Народ начинает посмеиваться. Обожаю наши вечерние посиделки.
— Чего вы смеётесь? Знаете, сколько они гребут за рейс на Камчатку или Колыму? Миллион, как с куста.
Парни наседают, топя его в скепсисе «не может быть, чтобы так просто». Саня неохотно поясняет:
— Полмиллиона потом тратит на ремонт машины, там половину пути дорога — это просто усыпанная щебнем и камнем полоса. И времени на туда-обратно уходит тот же месяц. Но полмиллиона тоже здорово!
— Четверть миллиона, — добавляю от себя. — Потому что месяц потом машину ремонтирует.
Обсуждаем, кому на Руси и Луне жить лучше.
— У нас уже больше или примерно столько, — начинает рассуждать Панаев. — Но я бы не сказал, что работа дальнобойщика, особенно на дорогах, как здесь, лёгкая и сахарная. Ещё момент: мы ни копейки не тратим на своё содержание. Вот это всё… — поднимает бокал с кофе и слегка поводит рукой вокруг, — всё бесплатно. Не платим за еду, нет коммунальных платежей, ничего нет. И пока мы здесь, зарплата спокойно копится на наших счетах нетронутая. Это не считая уже полученных бонусов, сами знаете каких.
Дружной ватагой во главе с командиром мы морально затаптываем Куваева с его любимыми дальнобойщиками.
— Кстати, Саш, а ты не забыл своего главного предназначения? Тоннель где будем строить?
— Да где хочешь, там и строй, — Саня отмахивается пренебрежительно. — Всё равно до этого далеко.
Нам всем становится интересно почему. Куваев размышляет недолго. Видно, просто выстраивает уже обдуманные аргументы.
— Вот вы, Сергей Васильевич, сколько стали выплавляете за сутки?
— Если только плавкой заниматься, могу до пяти тонн, — быстро прикидываю возможности своей замечательной, но небольшой печки.
— Пять тонн… тоннель в пять метров диаметром, толщиной стенок в тридцать миллиметров и длиной в десять километров потянет на десять тысяч тонн, — Куваев расстреливает нас числительными. — Две тысячи суток. Шесть лет.
— Можно в две смены работать, — втягиваюсь в спор.
— Три года, — хладнокровно фиксирует Саня.
— А возможно запускать не сразу, а ступенчато? — встревает Сафронов. — К примеру, построили километр и стали запускать.
— Можно, — соглашается Саня, — но километр нам мало что даст. Прибавка нескольких процентов ПН (полезная нагрузка), пусть даже пяти, слишком мало. Овчинка выделки не стоит. Смысл появится с пяти километров.
— Полтора года, — Панаев берёт роль арбитра.
— Полтора года, — соглашается Саша. — Всё? Есть ещё аргументы?
— Толщину стенок можно уменьшить? — по-дилетантски интересуется врач Дима.
Саня задумывается.
— Нет. Давление будет поддерживаться во всей длине трубы. Только в самом конце при вылете лучше скинуть, чтобы утечку пара уменьшить. Но это мало что даст. Ну, хорошо. Пусть год. Ещё?
Больше аргументов не находится.
— Теперь давайте считать в обратную сторону. Сейчас вся сталь уходит на базу. Это будет продолжаться… — вопросительно смотрит на меня.
— Примерно месяц, может, два.
— Пусть месяц. Прибавляем к году. Выплавлять можем только днём, когда энергии завались.
— И два-три дня ночью, — поправляю, но сам понимаю, что слабоватый довод.
— Прибавляем ещё год. Ладно, месяц скидываем на ваши два-три дня, — Куваев щедр и снисходителен. — Получаем два года. Пойдём дальше.
Все настороженно ждут. Лично я больше аргументов в его пользу не нахожу. Но я и о ночах не подумал.
— Есть ещё сложности. Тоннель на Земле построен из титана. Мы здесь его пока не выплавляем в чистом виде. А чтобы выплавлять немагнитную сталь — именно такая нужна — требуется марганец, хром и никель в больших количествах. И ещё!
Саня поднимает палец вверх и продолжает вещать:
— Опыт строительства любых объектов учит, что всегда надо закладывать тридцать процентов сверх сметы на непредвиденные расходы. Наш основной ресурс — время. — Ему бы лектором быть, думаю про себя с невольным уважением. — К тому же впервые строим на Луне, поэтому смело можно прибавить год. Это по минимуму, не принимая во внимание непредвиденные факторы.
— Это какие «непредвиденные»? — Сорокин выдаёт глупейший вопрос, но Куваев терпелив:
— На то они и непредвиденные, что невозможно предсказать. Наш сейсмограф лунотрясений пока не фиксировал, но удар метеоритом всегда возможен. Но есть ещё один фактор. Скорость проходки в горных породах не будет превышать пяти метров в сутки. И мы приходим к тому же самому: две тысячи суток на десять километров тоннеля. А теперь удвойте, потому что горнопроходческий комплекс тоже жрёт энергию мегаджоулями и работать будет только днём.
— Зачем связываться с проходкой в горах? — пожимает плечами Сафронов. — Нельзя, что ли, на поверхности тоннель проложить?
— Можно, — Куваев снова применяет принцип дзюдо или айкидо, поддаётся, чтобы победить. — Только поверхность мало того, что неровная, в ней полно трещин, неоднородностей. Поэтому придётся ставить поддерживающий желоб, на который уйдёт дополнительно фиг его знает сколько металла. И закапываться всё равно придётся, потому что выстреливать должны не ниже линии горизонта и поверхность круглая, а тоннель прямой.
Все впадают в молчание, придавленные гранитными аргументами Куваева.
— Единственный способ ускориться вижу в том, чтобы найти достаточно мягкие горные породы. Типа песчаника или известняка. Габбро, гранит и даже базальт… — Саня морщится. — Но это надо геологов ждать с их оборудованием.
Один из итогов разговора в том, что Панаев отстаёт от Сани. Все поняли, что про свою главную функцию Саша не забыл.
— Кстати, а где они будут жить? Геологи-то? — озабочивается Сорокин (связист и человек).
— Да здесь и будут, — отмахивается Панаев. — Станем работать посменно. Пока спим, они работают — и наоборот.
— Чур, мою кровать не занимать! — вскидывается Сафронов.
— Хорошо. Мою тоже, я — командир. И Сергея Васильевича, он самый старший, — Панаев выводит весь расклад.
— А мою? — просыпается Куваев.
— Хорошо, — Панаев тоже умеет в словесное айкидо. — Своим ложем поделишься, только если их будет трое. Если двое, твоё место не тронут.
— Это несправедливо! — хором «просыпаются» Дима и Юра. — Командир, почему ты им льготы даёшь, а нам нет?
— Потому что они первые попросили, значит, для них важнее.
Немного вяло «опоздавшие» пытаются спорить, но они в явном меньшинстве. Куваев гнусно гыгыкает. Все остальные — и я тоже — быстро согласились с решением командира. Собственно, мы уже работаем в две смены. Я, Дима и Юра сейчас спать пойдём, остальные в ночную. Только в лунную ночь можем позволить себе обычный режим. У нас сейчас на самом деле не просто посиделки, а пересменка.
— Банный день сдвинем на пару дней, чтобы солнечное время не пропадало, — вот и пошли от Панаева ЦУ.
Но главное задание он даёт мне. На все оставшиеся солнечные сутки.
16 августа, вторник, время мск 09:15. Вторые сутки лунной ночи.
Луна, координаты: 36о в. д., 78о ю. ш., база «Резидент».
Дробинин.
— Кряк! Хрусь! — размахивая руками, Куваев гыгыкал по своему обыкновению.
Врёт, как сивый мерин. Звуки на Луне не распространяются, Луна нема и безмолвна. Озадаченно тру лоб. Вроде пальцы спереди к «Росинанту» приварили толстые, должны были удержать навешенный на них бульдозерный нож. Именно такое задание давал мне Панаев на прошлой неделе.
Оторвался правый палец, когда «Росинант» стал грести лунный гравий. Испытания первый вариант крепления ножа не выдержал. Принимаемся с Сафроновым обдумывать другой.
— Слишком сложно, — отвергает предложенную мной конструкцию.
— Мы уже попробовали максимально простую, — хмыкаю в ответ.
— Давай подумаем ещё. Палец сорвало, потому что рычаг нагрузки слишком велик, — рассуждает Сафронов и рассуждает правильно. — Вы правильно предлагаете создать упор с противоположной стороны. Но зачем с такими сложностями? Просто приварим косынку — и всё! Палец сделаем чуть длиннее, и всё будет норм.
— Тогда спереди тоже косынку приварим.
— Не помешает, — Володя соглашается на предложенный консенсус.
Принимаемся за работу. Экспедиционный отряд рассасывается по разным делам. Кто-то перегружает привезённую руду в мой цех, кто-то возится с гидридами. Час, который мы затратили на реконструкционные работы, никто зря не провёл.
На этот раз экспедиция уезжает до самого обеда. Я, Дима, Карина. Ребята, подсобив нам, уходят отдыхать, они ночью шуршали. На связи с нами Юра с Анжелой.
В кабине я и Карина. Куваев утверждает, что сильная сторона андроидов в том, что их визуальная память почти заменяет моторную, самую мощную для любого человека. Научившись ходить, плавать, ездить на велосипеде, уже никогда не разучишься. Карина внимательно наблюдает за моими действиями и, видимо, строит в своих многочисленных процессорных ядрах схему управления нашим бронетанком.
Юра тоже внимательно глядит через лобовое стекло. Нож не просто так подвешен к корпусу, он зацеплен тросом от центра кабины, который через полметра разветвляется к обеим сторонам ножа. В кабине натяжение троса регулируется компактной лебёдкой. Покрути ручку и получишь результат.
Устанавливаю нож так, чтобы он приглаживал грунт на пути к цели. А цель найдена чуть ли не в первый день нашей лунной эпопеи. Впереди нас ждёт безымянный кратер. Не такой уж и большой, как показался сначала. По крайней мере, поперечника не более полутора километров не хватило, чтобы заработать на собственное имя. Тогда, может, мы его поименуем?
— Дима, а кто у нас первый в этот кратер спустился?
— Так ведь вы же, Сергей Васильевич!
Как будто я не знаю! Мне нужна подача со стороны, поэтому и спрашиваю.
— Тогда дадим ему гордое имя «Дробинин». А следующий назовём твоим именем. Только сначала скинем тебя туда.
Дима что-то бурчит, пропускаю мимо ушей, я занят. Относительно мелкие ямы постановил засыпать, чтобы не петляла дорога как горный серпантин. Опускаю нож чуть ниже, сдвигаю рычаг реостата, мы пока на аккумуляторах едем. «Росинант» потряхивает от натуги, но вроде справляется. Разворачиваю его, подсыпаю гравия с другой стороны. Хватит, пожалуй, у нас тут не велотрек.
На полпути к моему кратеру аккумуляторы истощаются. Переходим на ДВС. Привод «Росинанта» двойной, на электротяге и от двигателя на керосине. Жаба при этом несильно душит, хотя выхлоп выбрасывается наружу, что совсем не свойственно космической технике. Однако организовывать утилизацию на борту слишком хлопотно. Получится ползающий космический корабль. Так что выделяющаяся углекислота и — о, ужас! — вода пополняют несуществующую лунную атмосферу. Ничего, керосин пришлют, если запросим. Тонн десять нам надолго хватит.
— Мы сейчас перешли на керосиновый двигатель, заметила?
Карина чуть наклоняет голову, разок опускает ресницы, но неуверенно.
— Управление уже другое… ладно, ещё увидишь. Второй раз подробно покажу.
Ещё одно замечательное свойство у андроидов. Они легко могут передавать полученные навыки и знания друг другу. Словно предметы. Правда, Карина модель следующего поколения, а обычная история у компьютерных систем — односторонняя совместимость снизу вверх. Так что какие-то сложные навыки Анжела от Карины может и не переварить. У неё ядер меньше.
Половина топлива израсходовалась, когда мы прибыли к моему кратеру. Если бы просто ехали, куда меньше ушло бы, но мы дорогу разравнивали.
— Разок попробуем, — всё-таки решаюсь. — Смотри, Карина, внимательно.
Додумался, наконец-то, дундук, комментировать и объяснять каждое действие. И даже поручаю опустить нож.
— Хватит.
На краю кратера красуется полоса из валунов. Выбираю место, где они не поражают своей внушительностью. На самом медленном и тяговитом ходу «Росинант» напирает на кучу камней размером с набитый рюкзак и больше. Заодно сгребая гравий.
Удаётся! Камни безмолвно сыпятся вниз. Хватит на сегодня, топлива мало.
— Возвращаемся! — объявляю всему экипажу. — Карина, поднимай нож!
Дима тоже смотрит. Далее обстоятельно показываю Карине, как развернуть машину в обратном направлении, затем меняюсь с ней местами. Пусть руками попробует.
Сюрреалистическая всё-таки картина. Девушка в облегающем комбинезоне в безвоздушной атмосфере. Мы-то в скафандрах, а она только в шлеме. Он ей нужен только для того, чтобы общаться голосом. Единственное неудобство для неё нахождения в условиях вакуума. Надо бы подбросить идею Куваеву научить её языку жестов. Да и самим не помешает.
18 августа, четверг, время 14:10.
Байконур, Обитель Оккама, кабинет Колчина.
Утром после азартного избиения сразу трёх сержантов Ерохина — под его слегка издевательскую ухмылку — занимался одной застарелой проблемой. Гелий-3. Мне выкрутили в своё время руки, заставив взять на себя обязательство добыть хотя бы несколько десятков грамм. И хоть согласие моё носит условный характер, мне самому интересно. Гелий-3 — незаменимый катализатор термоядерной реакции синтеза, стоимость на мировом рынке постоянно бьёт рекорды. Если уж какие-то задрипанные азиатские миллиардеры чувствуют головокружительные перспективы, то мне образование не позволит игнорировать их заманчивость.
И я нашёл решение! «Виртуальный эксперимент» с его богатейшей базой данных мне в помощь. Теперь подобно Пушкину могу похвалить себя. Ай да Колчин! Ай да сукин сын! Хотя что это я так о маме… прости, мамочка, я нечаянно…
Чем привлекателен мой способ, так тем, что он решает проблему не только добычи гелия-3. Ещё ставит защиту от радиации для наших лунатиков. Кроме того, брезжит возможность работоспособности летательных аппаратов на Луне не на реактивном принципе. Он всё-таки слишком затратен. Это на Земле отработанные газы уходят в атмосферу и тут же включаются во всеобщий кругооборот веществ. На Луне углекислый газ и вода — ценнейший ресурс.
Но экономичные летательные лунные аппараты — задача не из первого ряда. Подождёт. И если не получится, всё равно ничего страшного.
Единственный недостаток моего плана — огромные затраты. Речь не о деньгах. По деньгам это относительные копейки. На Луне затраты считаются количеством рабочих дней (человеко-часов) и общим временем реализации. Измеряться оно будет годами.
Сейчас сидим втроём, вместе изучаем отчёты с «Резидента». В основном видеофайлы и доклады в устном виде. Схемы, таблицы и прочие графики для вдумчивого изучения профильных специалистов.
— Что скажете? — вопрошаю обоих.
Кроме Пескова у меня Овчинников.
Игорь наконец-то закончил свои дела на космодроме подскока в Омской области. Нашёл и воспитал себе замену, выпускника местного политеха. Кажется, Олег Епифанов его зовут. Только сейчас, когда подразделение вышло на устойчивую орбиту, смог его выдернуть в центр.
Сейчас успешно пытается подавить ошарашенность от масштабов свершённого. Слишком долго работал в стороне, выпал из струи. Впечатления Игоря можно сравнить с реакцией обычного человека, попавшего в некую могущественную структуру, обыденно занимающуюся размещением галактик, рождением и гашением отдельных звёзд и звёздных скоплений.
И вот идёт он по коридору, а мимо него проносится взмыленный клерк с бумажкой, испещрённой подписями и печатями, врывается в офисное помещение и кричит:
— Всем, срочно! Стабилизировать второй виток галактики NGC 4414! Иначе не видать вам премии в квартал!
Вот такие сейчас у Игоря глаза, хотя покерфейс кое-как удерживает.
Кратко обрисовываю планы на ближайшее лунное будущее:
— Медные, всякие там цинковые и даже серебряные рудники никого особо не взволнуют, — разъясняю заместителям. — А вот с драгметаллами надо осторожнее.
— Что ты имеешь в виду? — подаёт голос Песков.
— То, что когда мы начнём ими заниматься, многие вокруг возбудятся. Излишний ажиотаж нам ни к чему.
— Золотых рудников по всему миру пруд пруди, — замечает Игорь.
— И когда их открывали, как правило, стихийно возникала золотая лихорадка, — отвечаю контрзамечанием.
— Аффинаж, выплавка, штамповка слитков и монет, как только мы проявим интерес к этим технологиям, тут же привлечём к себе внимание.
Делаю паузу, останавливая взгляд на Овчинникове:
— И займёшься этим ты. Нет, не технологиями обработки драгметаллов. Это я оставлю за собой, — вспомнил, что как раз Юна Ким вложилась в золотодобычу, а она о нашем интересе в ту сторону будет молчать намертво. — Тебя я ставлю на лунное направление в целом. Не исключено… хотя какое там! Имей в виду, что в скором времени ты отправишься туда.
— Куда⁈ — всё-таки рушится его невозмутимость.
— На Луну, куда ещё! На месте будешь руками водить. Но это не скоро. Сначала геологи, затем биологи, а с ними и ты.
Чуток ухмыльнулся.
— Как раз ребята тебе главный лунный офис возведут.
Андрей хохотнул в мою поддержку.
— Будешь над всеми нами.
Некоторое время посвящаем лёгкому стёбу. Но на потеху час не даю, хватит пары минут.
— Друзья мои, у нас назревает экзистенциальная проблема.
Овчинников озадаченно морщит лоб, а Песков напрягается. Хе-х! Всё-таки Андрей в отличие от пролетарского Игоря из, можно сказать, профессорской семьи, поэтому смысл улавливает мгновенно. Если человеческими словами, над нами нависла смертельная угроза. Не лично над нами…
— Не лично для нас, конечно. Для Агентства.
— В чём дело? — способ скрыть свою слабую эрудированность Игорь находит элементарный, переходит к конкретике.
— Правительство хочет и ищет возможности подгрести нас под себя. Национализировать, проще говоря, сделать госструктурой. Как Роскосмос.
— Они не смогут, — неуверенно заявляет Андрей. — Нет таких правовых возможностей.
«Возражаю» ему долгим взглядом. Пожимаю плечами.
— Сам знаешь, если нельзя, но очень хочется… а им очень хочется. Слишком гигантские ресурсы попадают нам в руки.
— Пока не попали, — опять Андрей.
До Игоря весь подтекст не доходит. Развеиваю туман неполной информированности кратким пересказом истории с Кондрашовым.
— Может показаться, что дело в его личных амбициях, но я в это не очень верю. Публика негодовала, но официальные лица отмалчивались или высказывались двусмысленно. Короче так, — беру быка за рога. — Даже если тревога ложная, то лучше перебдеть. Оцениваю контрольный срок, когда за нас возьмутся плотно, в два года. Он может растянуться и на пять, но если взять во внимание иногда проскакивающую неадекватность действий правительства и президента, то может и сократиться.
Даю паузу на обдумывание моих тезисов. И снова:
— Мы, в силу профессии, привыкли всегда всё резервировать, поэтому будем исходить из того, что на нас насядут через год.
Андрей скептически хмыкает.
— Думаешь, повод не изобретут, Андрюш? Да я тебе на месте сочиню! Например, объединят нас с Роскосмосом, и мы в нём неизбежно утонем. Нас могут даже частниками оставить. На первое время.
— Зачем им это? — «просыпается» Игорь.
Тяжко вздыхаю:
— Всякий чиновник норовит контролировать как можно больше ресурсов. Не исключая высших политиков. А тут такое эльдорадо. Президент уже взялся нами торговать. Недавно обязал меня принять на лунной базе двух китайцев. Кстати, именно два года я у него выторговал на это дело. Ах да! Я ж вам не рассказывал…
Рассказываю. До парней начинает что-то доходить. Песков ощутимо мрачнеет, Овчинников озабоченно трёт лоб.
— И что делать?
— Сам над этим всё время голову ломаю. Всерьёз обдумываю уход под юрисдикцию Северной Кореи. Их лидер ни под кого не гнётся. За политическую крышу будем им что-то отстёгивать, разумеется. Они — народ неизбалованный и малому будут рады. За один космический военный зонтик молиться на нас станут. Мы его пока не создали, но проблем в этом направлении не вижу.
Парни уходят в ещё более глубокие раздумья.
— М-да, а я думал, что научные проблемы самые сложные… — тоскливо говорит Андрей.
— Ты прав, именно они самые сложные. Политическая игра несложная, но иногда очень противная, только и всего.
Напоследок резюмирую:
— Без вас какого-то стратегического решения принимать не буду. Обдумайте всё. Ищите свои варианты. Но в фоновом режиме. А так, занимайтесь своими делами. Ты, Игорь, как уже сказал, подбирай под себя координацию всех лунных дел. Ориентировочно месяцев через восемь отбудешь туда. Тоже какому-нибудь кратеру своё имя дашь, — усмехаюсь, но на самом деле говорю о серьёзном: о новом виде поощрения, которым ни один руководитель похвастаться не может. А у меня этот козырь появился.
Мы дадим всей лунной географии наши звонкие имена. Надо подобрать и себе самую высокую гору и переименовать её в пик Колчина. Хе-х!
Примечание для себя.
Уходить под крыло Ким Чен Ына я, конечно, не планирую. Вариант всего лишь удовлетворительный, а я желаю отличный. Но мне нужны единомышленники, ребята должны осознать остроту проблемы, самостоятельно поискать способы выхода. Нельзя их огорошивать на ходу пусть отличным вариантом, но слишком неожиданным. Они должны быть к нему готовы. Когда придумаю тот самый отличный вариант.