Следующая станция – Луна

Глава 1 Народная дипломатия

25 декабря, суббота, время 13:15.

Байконур, комплекс Агентства, каб. Колчина.

Вообще-то в субботу высшая администрация, в моём лице в первую очередь работает до обеда. Затем нах хаус к красавице супруге.

В мой распорядок вмешался бесцеремонный внешний мир. В той его части, которую некоторые прекраснодушные мечтатели именуют «нерушимой дружбой народов». Неизменно дружественный России Азербайджан (даже не знаю, окавычивать слово «дружественный» или нет) вдруг разразился гневной нотой протеста.

Есть один сильный секрет ведения всех дел. Речь о неприятных. Для увлекательной любимой работы дополнительная мотивация не нужна. Она сама стимул. Как в анекдоте про инженера, которому зарплату сначала не прибавляли, затем урезали, наконец, тупо перестали платить, а он всё равно на завод приходит. И тогда поражённый начальник думает: а не брать ли с него деньги за то, что его на работу пускают?

Бюрократическая бумажная работа — самая противная. Записки, отписки, докладные, закладные — всё это особый мир, в котором прекрасно себя чувствуют лишь стряпчие и склочники. И ещё я. Потому что знаю секрет. Он элементарен: не надо ждать результат, надо наслаждаться процессом. А если что-то нужно, надо это брать, никто тебе по доброй воле ничего не даст. Даже если должен.

МИД РФ поручил мне самостоятельно утрясти неурядицы с Баку. Вот я утрясаю и наслаждаюсь. Кому, как не мне? Прекрасно знаю, откуда ноги растут. Эти невероятно длинные, — нисколько не в сексуальном смысле, — ноги тянутся в Баку из Вашингтонска. Не мытьём, так катаньем, не террористической атакой, так дипломатическим наездом амеры всеми силами пытаются ставить нам палки в колёса. Главное, удобно очень. Тупо сообщили Азербайджану, что наши «Симарглы» возвращаются домой через их суверенное воздушное пространство. Ожидаемо Баку возликовал и потребовал преференций, компенсаций, контрибуций, репараций и возмещения ущерба. Морального.

Сочинил, закруглил текст с помощью юристов и отослал в Баку. На сайт ихнего МИДа, мы там переписку ведём.

«Для глубокого и всестороннего анализа претензий к Агентству со стороны вашего правительства прошу вас представить подробную справку обо всех случаях несанкционированного пересечения космическими кораблями Агентства суверенного воздушного пространства дружественного Азербайджана», — таков был наш положительный ответ.

Костя Храмцов выражал сомнение в уместности слова «дружественный», но я настоял. Когда до него дошло, вместе поржали.

Баку отреагировал молниеносно. Через двое суток передо мной лежал полный список наших прегрешений. С их точки зрения полный. На самом деле, только около 60% от всех случаев пересечения «Симарглами» территории Азербайджана. И это навевает забавные и подленькие мыслишки. Но зачем нам работать, вдруг они сами расколются. И в Баку понеслась новая депеша.

'С целью оценить обоснованность ваших претензий Агентство просит вас открыть источник полученной информации. Дело в том, что наши данные расходятся с любезно предоставленными вами. Прошу понять нас правильно — мы осведомлены о том, что дружественная нам республика Азербайджан не имеет собственных средств космического слежения.

С уважением, генеральный директор космического агентства «Селена-Вик»

Колчин В. А.'

Над текстом этого письма ржали уже мы втроём. Третьим стал Песков.

— Кстати, мы можем изменить траекторию, чтобы пройти выше ста километров над Азербайджаном, — Андрюха высказал своё авторитетное мнение. — Только обойдётся в итоге потерей одной-двух тонн грузоподъёмности.

На что я его послал далеко. В Баку пешком и спиной вперёд. Не пошёл почему-то.

Самое смешное случилось сегодня. Поэтому пора заканчивать этот цирк, работать надо. Азербайджанцы честно рассказали, что инфа от американцев. Это мы и так знали, но Баку на этом не остановился и перечислил все американские спутники, отследившие «Симарглы». На глазах изумлённой Марины ржал до слёз минут пятнадцать. Как раз эту бумагу Марина и положила мне на стол сегодня до обеда.

Мы и без того могли вычислить, с каких спутников нас могли засечь, но такого подробного раскрытия карт не ожидал. И так-то не питал особого пиетета к дипломатии бывших республик Союза, но купиться на такой тупой развод? Надо учесть, что амеры могут слукавить и сделать неправильный мёд, но мы проверим.

— Держи текст, Мариночка, — ставлю печать и подписываю официальное письмишко.

Уважаемый господин министр Мурат Бердыш-оглы!

С прискорбием сообщаю вам, что предоставленные вами сведения не могут считаться достоверными. Как и любые другие сведения о Российской Федерации, а также организациях российской юрисдикции, исходящие от США. Дело в том, что США — главный геополитический противник РФ. Сфера космонавтики тоже является площадкой жёсткой конкуренции с США. Два месяца назад американские спецслужбы организовали обстрел из ПЗРК космической ракеты «Симаргл», готовящейся к старту. Только по счастливой случайности запуск «Симаргла» всё-таки прошёл успешно, хотя и опоздал на полтора часа. Это был не первый случай со стороны США, который нельзя трактовать иначе, как проявление преступных и бесчестных методов конкурентной борьбы.

Вследствие упомянутых обстоятельств нам ничего не остаётся, как считать ваши претензии к нам спровоцированными американской дезинформацией. Повторяю ещё раз для слабоумных: траектории наших ракет не наносят никакого ущерба воздушному и неприкосновенному суверенитету дружественного Азербайджана.

С уважением, ген.директор агентства «Селена-Вик» Колчин В. А.

ДатаПодпись.

Марина вчитывается и вдруг начинает хихикать. Недоумённо её оглядываю, она что, начинает догадываться о подтексте? Оглядывать её приятно. Телосложение у неё не астеническое, умеренно спортивное, близкое к фигуристкам или акробаткам. Брюнетка, но не жгучего цыганского или азиатского типа. Лицо не блещет яркой красотой, но очень живое. Всё время пытается кокетничать, но так, без задней мысли. Хотя не могу отделаться от ощущения, что запросто могу затащить в комнату отдыха на весёлое рандеву. Посопротивляется, конечно, исключительно для вида и чтобы сильнее распалить охальника.

— Зачёркнутое печатать? — Марина в улыбке обнажает ровные зубки.

Глубоко задумываюсь, тяжело вздыхаю.

— Очень хочется оставить, Мариночка. Но как-то не дипломатично получается. Так что не стоит.

Секретарша хихикает, снова блеснув фирменным сучьим взглядом. Уходит, красиво покачивая бёдрами. Не отказываю себе в удовольствии обозреть фигурные ножки, соблазнительно залитые шелковистыми серыми колготками.

Удивила она меня. Не всякий сообразит, что в переводе с дипломатического на простонародный мой ответ звучит незатейливо: «Уважаемое азербайджанское правительство! Идите в жопу!».

Для справки .

От 10 октября до настоящей даты (24 декабря — вечерний рейс) прошло 75 дней. В соответствии с графиком должно быть произведено 50 стартов. Реально прошло 47. Отставание от идеального графика за счёт выходных, а также для проведения регламентных работ. В два раза больше требуемых 23-х для окончания строительства первой очереди «Оби».

До 10 октября — 20 запусков, считая с самого первого. Итого на данный момент — 67 запусков.

Тот же день, вечером дома. 19:15.

Тренировочные танцульки со Светой позади, ужин только что завершён, на данный момент блаженствую в любимой диспозиции. Света сидит на диване перед телевизором, я лежу головой у неё на коленях. Хочу так жить!

— Как у тебя дела в школе, Ланочка?

— Наконец-то догадался уделить пару минут моим проблемам? — легонько дёргает меня за волосы.

— Почему-то для женщин все мужские подвиги сущая мелочь, даже если они мир завоёвывают, — в моём тяжком вздохе слышится многовековой мужской стоицизм, противостоящий легкомысленному женскому пренебрежению. — Случись ЧП, ты бы сразу загрузила. Да ты просто обязана так делать.

— Вроде всё в порядке… — жена задумывается.

— Это хорошо, что всё в порядке, — на самом деле знаю, что любая организация может не чуять своей гибели буквально завтра. — А теперь давай рассказывай, что прячешь под словом «вроде».

Под покровом этого слова таился новичок-десятиклассник. Прибывший пару недель как. Егор Рощин. Кроме статуса новичка не зарекомендовавший себя ничем, кроме слабых знаний. Слабых настолько, что уместнее говорить об их полном отсутствии.

— Понимаешь, вроде ничего такого, — отмечаю про себя повтор слова «вроде» в речах суженой, — какие-то мелочи. Захожу в класс, все встают, он тоже. Но так медленно, не торопясь…

— Одолжение делает? — пробный выстрел попадает точно. Света кивает.

— И взгляды на меня бросает иногда такие… как бы это сказать? Какие-то мужские, раздевающие.

— Чего-чего⁈ — подскакиваю, одним движением переходя в вертикальное положение.

— Ой, только не надо заводиться! — Света морщит носик, явно жалеет, что как бы подставила «бедного» подростка под страшного меня. — Сам говоришь, что я красивая. Что такого в том, что мужчины разных возрастов на меня посматривают. На меня вообще все мальчики в школе смотрят. Начиная с первого класса. Девочки, кстати, тоже.

Света хихикает. Веселье её не поддерживаю.

— Что⁈

— Есть разница, Свет, между восхищёнными взглядами и похотливыми. К какому типу ты отнесёшь очи этого недоделанного Егорки?

— Не стоит так, Вить. Он всё-таки ребёнок…

— Каким ребёнком был я в его возрасте, напомнить?

Света теряется и розовеет. Она помнит. Я ещё моложе был, когда на выпускном утащил её в укромный уголок.

Смущение жены бьёт по мне с неожиданной стороны.

— Я надеюсь, ты в школе так не краснеешь? — гляжу прищуренными очами Отелло. — Учти! Розоветь лицом и смущаться ты имеешь право только мне. Иначе восприму это как измену.

Так удивляется, что лицо возвращает себе паспортную расцветку. Жаль. Не успел поцеловать. Без ума от жаркого ощущения, исходящего от её лица в такие моменты. Видимо, первые юношеские эротические ощущения буквально выжигаются в памяти. Никогда не спрашивал, помнит ли она. Как-нибудь вытрясу позже. С пристрастием. А пока инструктаж!

— Тебе, Света, очень повезло с мужем. Ты можешь спокойненько и равнодушно выслушать любые похабные и даже нецензурные речи в твой адрес и по твоему поводу. От кого угодно. Затем вежливо попросить повторить всё при мне. И сморщив носик, наблюдать, как имярек гадит или мочится в штаны. А то и одновременно. Ещё лучше меня не называть, а предупредить, что именно так и будет. Посоветуй предварительно надеть памперс. И наслаждайся видом неуверенности, опаски, переходящей в страх, посмевшего тебя оскорбить. Да какое там оскорбить⁈ За один только наглый взгляд глаз вырву! Или натяну куда-нибудь. Пусть потом второй глаз бережёт, как зеницу единственного ока.

— Да ты садист! — смеётся жена.

— Точно! Так и можешь сказать любому наглецу.

— Комплименты тоже запретишь?

— Зачем? Искренне восхищение, в подобающей форме, только приветствуется.

На первый взгляд ничего особо страшного не произошло.

— Понимаешь, сложная тема идёт. Достоевский, «Преступление и наказание». Понимаю, что для многих даже прочесть, уже подвиг. Но куда деваться. А он…

Накануне в школе, урок литературы.

— Рощин, кратко перескажи сюжет романа.

— Да не читал я! — отмахивается крепкий и плечистый юноша. — Муть какая-то!

— Вообще-то вставать надо, когда с учителем разговариваешь, — строгость замечания сильно смягчается тоном.

Парень пренебрежительно пожимает плечами. Дескать, разговор уже закончен, чего уж теперь. И остаётся сидеть. Света удручённо вздыхает.

— Рощин, ты и в прошлый раз отказался отвечать. Придётся тебе двойку ставить. И это в конце четверти. Дневник сюда, пожалуйста, — аккуратным пальчиком Света показывает на край стола.

— Дома забыл, — парниша ухмыляется уже с лёгкой наглецой.

— Хорошо. В журнал я ставлю, а ты, пожалуйста, сегодня дома сам двойку в дневнике нарисуй. Я потом распишусь.

— Э-э-э, а чо сразу двойку⁈ Не имеете права! — вот теперь парень вскакивает и подходит к учительскому столу.

— Сядь на место, Рощин, — в этом месте рассказа Света признаётся, что слегка напугалась агрессивного напора ученика.

— Понимаешь, Вить, почувствовала какое-то отсутствие внутренних тормозов. Показалось, что он, не задумываясь, может применить силу.

— О, как, — совершенно нейтрально комментирую. Разумеется, уже продумывая целый комплекс мероприятий.

На уроке Рощин вырывает из рук учительницы журнал и захлопывает его.

— Двойку вы ставить не будете, Светлана Сергеевна!

— Ого! — отреагировал кто-то из одноклассников. — Да ты крут, Егорий!

— Рощин, а ты не слишком много на себя берёшь? — также недоброжелательно поинтересовался другой, тоже достаточно крепкий, чтобы не сильно бояться дюжего Егора.

— Хорошо, Рощин, не буду, — соглашается моя покладистая Света. — Но ты понимаешь, что нарвался на серьёзный разговор в кабинете директора? В присутствии родителей?

— Ой, вы меня так напугали! — с гадкой насмешкой отвечает чересчур раскованный школьник. — Я прям аж дрожу весь.

И направляется на место.

— Видеокамера включена была? — задаю ключевой вопрос.

— Только в этот момент догадалась. Поэтому, когда в конце урока…

— Только попробуйте втихушку двойку мне поставить, — предупреждает Рощин учительницу литературы, уже отпустившую класс и направляющуюся на выход со злополучным журналом в руке.

На сверхнаглое предупреждение учительница не реагирует.

— На это меня ещё хватило, — вздыхает Света. — Хотя урок провела кое-как. Всё-таки выбил он меня из колеи.

— Угу, — берусь за телефон, мне многих надо обзвонить.

— Ты что затеял? — любопытствует супруга, когда я очень корректно попросил прибыть завтра в школу родителей Рощина. Его отец работает у меня заместителем начальника автобазы.

— Как что? Индивидуальный геноцид к этому невменько, — набираю телефон других учителей, надо узнать, как он себя ведёт на других уроках.

26 декабря, воскресенье, время 10:20.

Байконур, комплекс Агентства, школа, каб. директора.

— Мне представляется, вопросов быть не должно, — переглядываюсь с директором. Кроме моей Светы и Зины, присутствуют Дергачёв, — мой электронщик, английский в школе ведёт, — и завуч, Таисия Петровна Лисина, одновременно географ. Роль модератора и ведущего частично уважаемого собрания я у него заранее выговорил.

Рощины, само собой, тоже присутствуют. Это же их вызвали на ковёр. В качестве объектов для бесцеремонного и грубого выноса мозга. Старший, Денис Валерьевич и его потомок, ушлёпок Егорка.

Мы только что посмотрели видео, развернув монитор директорского компьютера для общего обзора.

— Итак. Какие результаты всего по одному уроку, который мы разбираем. Первое, — загибаю палец, — к уроку не готов. Роман «Преступление и наказание» не прочитан…

— Ага, попробуй, прочитай за день такой талмуд, — бурчит Рощин-старший.

— Во-первых, вопрос был о содержании романа. Для ответа достаточно учебник прочесть, — парирую влёт. — Во-вторых, задание прочесть было дано за неделю, я правильно вас понимаю, Светлана Сергеевна?

Не удивлённая официозом, — мы в присутственном месте, — супруга подтверждает.

— Заметьте, Денис Валерьевич, никто не упрекает вашего сына в том, что он не всё прочитал. Но ведь он книгу даже не открывал. Впрочем, возможно, Светлана Сергеевна нагло вводит всех в заблуждение и ты, Егор, хотя бы начал читать роман? С чего он начинается?

Очевидным ответом на вопрос служит отведение взгляда в сторону.

— Нет, даже не открывал, — резюмирую и продолжаю. — Итак, к уроку не готов, хотя времени было завались, и никто не требовал читательского подвига.

— Идём дальше, — продолжаю, не получив возражений. — Дневник учителю дать отказался.

— Я его дома забыл… — Егор бурчит, не поднимая глаз.

— Тоже нарушение, — ага, попробуй сбить меня с линии, когда искин работает на максимальных оборотах, — нет дневника, учебника или тетради, значит к учебному дню не готов.

— Его обычный режим, — негромко замечает Дергачёв, электронщик, человек и «англичанин».

На мой вопросительный взгляд, поясняет:

— Ни разу у него дневника не видел. Мне тоже не подавал. Две двойки за ним числится.

— Не понял, — демонстративно трясу головой. — И он что, позволил тебе поставить в журнал двойки и даже не угрожал?

— Вякал чего-то, но я что, слушать его буду? Если бы он хотя бы по-английски попросил, я бы прислушался.

— Так-так-так… — задумчиво гляжу на старшего Рощина. — Дело ещё хуже, чем я ожидал. Выходит, твой утырок может только женщинам угрожать?

— Мой сын — не утырок! — Рощин вспыхивает.

Директор настораживается, а моя Зина проявляет насмешливый интерес. Она для меня точнейший индикатор. Не знаю, как она это делает, но опасных противников вычисляет мгновенно. Например, Тим Ерохин привлекал её внимание. Хотя отношение к нему определить не смог. Мне почудилась лёгкая снисходительность, но откуда ей взяться, если Тим — мастер спорта по дзюдо, а она всего лишь КМС, к тому же в женском варианте. Промелькнувшее пренебрежение на её лице сейчас означает, что, несмотря на свои серьёзные габариты, Рощин-отец боец так себе.

— Продолжим дальше, — угрожающий вид Рощина-старшего игнорирую. — Невыполнение домашнего задания и отсутствие дневника это обычные нарушения дисциплины. А вот применение силы к учителю и угрозы это уже криминал. За это придётся отвечать всерьёз.

— Ни в чём серьёзном мой сын не виноват! — неожиданно Рощин переходит в наступление. — Ваша Светлана Сергеевна сама виновата! Она педагог и обязана искать подход к каждому ученику!

— Вот мы и ищем подход к вашему сыну, — немедленно парирую. — Силами педколлектива и с вашим участием. Лично я, к вашему сведению, председатель Попечительского Совета школы, тоже не посторонний человек.

— Учителя обязаны предоставлять образовательные услуги надлежащего качества, — Рощин продолжает быковать. — Они с наших налогов зарплату получают.

— Чаво-чаво? — приставляю ладонь к уху, будто плохо услышал. Мужчина багровеет ещё больше. — Где вы эту хрень услышали?

Учителя возмущённо переглядываются, директор отчётливо хмыкает.

— Школу, если вы не в курсе, построило Агентство на свои деньги. Да, государство платит учителям зарплату. Только приписывать эти деньги лично себе, у вас нет никаких оснований. Максим Алексеевич, гляньте по-быстрому в интернете, какой процент госбюджета формируется за счёт НДФЛ?

— Шестнадцать целых, две десятых, — докладывает директор после быстрых манипуляций.

— Всего одна шестая, — «удручённо» качаю головой. — Это даже не блокирующий пакет. Но давайте разовьём ваш тезис. Значит, вы считаете, что все школьные педагоги обязаны выплясывать вокруг вашего оболтуса?

— Мой сын — не оболтус!

— Но ведь государство не только учителей содержит, — не обращаю внимания на неуместные поправки. — Врачей тоже. Вы в поликлинику так же приходите? Сразу выстраиваете перед собой весь медицинский персонал и требуете высококачественного (произношу особо вкусно) медицинского обслуживания? О! — искин подбрасывает идею за идеей. — В кабинет мэра города тоже с ноги дверь открываете? Его секретарша тут же должна подать кофе, да? А пока она вам делает массажик, мэр читает доклад по любому вашему запросу. Стоя по стойке «смирно».

Чтобы не засмеяться, больше всех усилий прикладывает Дергачёв. Остальные просто улыбаются. Кроме Рощиных, разумеется.

— А что? Ведь им вы тоже «зарплату платите». В полицейский участок тоже так заходите? Там ведь тоже ваши холопы служат. Нашему капитану Ерохину тоже скажите, что он служит вашему величеству. Вряд ли вы от него потом сможете на своих двоих уйти.

— Не сможет, — негромко, но отчётливо произносит Зина.

Знаю, что она имеет в виду. И бросаю на неё уважительный взгляд. Не за то, что она сказала, а за то, что не стала продолжать. С ржавым якорем в заднице ходить затруднительно.

Рощин-отец угрюмо молчит, Рощин-сын прячет лицо. Однако, это всего лишь увертюра.

— Обязан вас предупредить. Повод собраться у нас серьёзный и за своё поведение ваш сын будет наказан. Тут даже говорить не о чём. Но у меня появляются глубокие подозрения…

Рощиных выставляем в коридор под присмотр Зины. Учителя быстренько накидывают простенький тест за 9 класс. Хотя особо не смотрели на программу. Дергачёв, ухмыляясь, выставил для перевода всего несколько слов. Географичка дала задание перечислить континенты по полушариям, западному и восточному и континенты, которые пересекает экватор. Моя Света вписывает свои вопросы. По моей просьбе, очень простенькие. Назвать хотя бы только по фамилии главных героев «Мёртвых душ», «Героя нашего времени», «Горе от ума», а также авторов произведений.

Директор дал тривиальное квадратное уравнение, и нарисовать соответствующую параболу.

— График он точно не нарисует, — уверенно заявляет он. — Но если уравнение не решит…

— Тогда проверим знание таблицы умножения.

Заводим Егора, усаживаем. Отца оставляем в коридоре.

— Задания очень простые, Егор, — объясняет директор. — Здесь напиши свою фамилию и класс, тут поставишь подпись. Если знаешь ответ — пиши. Если нет, так и пиши: не знаю. Давай! У тебя полчаса.

Видеозапись мы тоже включаем.

Результата долго ждать не пришлось, и он оказался печальным. Уравнение Егор не решил, из континентов вспомнил Азию, Америку (без разделения на Южную и Северную) и Африку. С расположением по полушариям напутал. Из литературных героев вспомнил только Чичикова, но чем он занимался, рассказать не смог. Из английских слов «перевёл» только «The capital», как «капитал». Молодец, чо!

— Даже не знаю, что с ним делать, — директор впадает в задумчивость.

— Для начала объявим результат, — продолжаю держать бразды в своих руках. И делаю рокировку: младшего Рощина в коридор, а старшего в кабинет.

— И что? — хмуро вскидывается Денис Валерьевич на грустную оценку его «не оболтуса».

— А то, что в десятом классе он учиться не может, — поясняю с максимальной любезностью. — За нарушения дисциплины мы его накажем, тут вопрос ясный. Снизим оценку за поведение, на один балл пока. Но вот что делать дальше? Его даже на второй год оставлять бессмысленно.

— Вот и не оставляйте… — мужчина пытается давить. Отмахиваюсь.

— Максим Алексеевич, предлагаю перевести его в восьмой класс. Девятый он не осилит. С середины года точно. Там вектора, тригонометрия, прочесть кучу книг надо, английский и все остальные предметы подтянуть…

— Не осилит, вы правы, Виктор Александрович. Но как такому здоровому лбу учиться среди мелких подростков?

— За дисциплиной присмотрим особо. Под ваш личный контроль, вы уж извините, что приходится вас загружать. Но думаю, Егор быстро поймёт, как надо себя вести.

— Прекратите! Это незаконно! — Рощин бурно выражает своё несогласие.

— Законно. Сами виноваты. Запустили воспитание сына до такой степени, что он даже таблицы умножения не помнит. Или у вас есть какие-то свои предложения?

Мне не особо интересно слушать его дикие фантазии на тему индивидуальных занятий с его утырком. Кому он нафиг сдался? Мне надо дать время Зине, она должна была уловить смысл моего провожающего взгляда.

В то же самое время в коридоре.

Егор стоит, прижатый к стенке, на лбу от ледяного взгляда школьной физкультурницы выступает холодный пот.

— Меня не волнует, знал ты или нет, что Светлана Сергеевна — жена моего давнего друга. С детства. Ржавую извилистую арматурину тебе в глотку, ушлёпок, — для Зины невозможно контролировать себя в такие моменты полностью. — В спортивной секции я тебя больше не вижу.

Зина делает полшага назад. Ушлёпок, скорчившись, валится на пол. Кричать он не может, незаметного и быстрого удара в печень не видит, но чувствует изрядно. После этого Зина начинает аккуратно избивать юношу. Аккуратно это значит очень болезненно, но раскрыть рот для вопля жертва не в состоянии. Егор только стонет и безуспешно пытается закрыться руками.

Никто этого не видит. Предупреждённый директор отключил камеру в этом коридоре. Тем временем я продолжаю распинаться.

— Видите ли, Денис Валерьевич, кроме индивидуальных подходов к обучаемым есть универсальные и суперэффективные. Когда-то давно Ливией правил один очень харизматичный и сильный лидер. Муаммар Каддафи. Ливийская молодёжь училась, в том числе, в СССР. В медицинских вузах. Поначалу плохо учились: пили, гуляли, от экзаменов взятками откупались. Каддафи узнал об этом, выявил всех двоечников и отозвал на родину. Выстроил перед собой и объяснил, что врач, не владеющий своей профессией, является убийцей, и народные деньги на их обучение он на ветер выбрасывать не собирается. Затем расстрелял каждого пятого…

Директор встрепенулся и стал слушать ещё внимательнее.

— Остальных отослал обратно. После этого не было среди студентов более старательных и усердных, чем ливийцы. И здравоохранение Ливии стало образцовым.

— Давно мечтаю хотя бы розги в школе ввести, — вздыхает директор с огромным сожалением.

— Надо будет, введём. И, кажется, я знаю, кто первый кандидат.

На мои слова учителя хихикают. Рощин, распространяя вокруг себя ауру мрачного недовольства, уходит. Расходимся и мы. Больше всех довольный директор железно обещает оформить всё документально и строго по закону.

Тупые защитники прав детей могут поднять визг по поводу исключения из школы. Формально действительно нельзя. Но если документы заберут родители, то это абсолютно законно. Не может в таком случае администрация школы им отказать. А как старший Рощин не заберёт документы, если я его уволю? И прикажу в трёхдневный срок освободить квартиру? Уезжать ведь придётся и оставить сына одного он не сможет. Несовершеннолетний.

Не можем оставить на второй год? Во-первых, можем, только придётся кучу бумажек оформлять. Во-вторых, у нас не тот случай. Ученик только что прибыл, в процессе учёбы выясняется, что его знания не соответствуют документальным данным. А далее, опять дело бумажной техники. Тестирование — педагогическая комиссия — решение педколлектива — приказ директора.

Директор школы — Максим Алексеевич Большаков, двадцать восемь лет, учитель математики и физики, закончил МПГУ (педагогический университет). Плечистый, крепкий брюнет с серыми глазами.

Рощин Денис Валерьевич — зам. директора автобазы, 40-летний крупный и сильный мужчина.

Дергачёв Вадим Сергеевич — преподаёт в школе английский на полставки.

Таисия Петровна Лисина — географ и завуч. Полноватая женщина средних лет, типичная кондовая училка.