Я уже поставил ногу на ступень каменной лестницы, ведущей из пекла, но вдруг замер и развернулся.
А как там Ульф? Как мой громила справляется?
За время безумного марафона видел его лишь пару раз, и то издалека.
Прищурился, пробиваясь взглядом сквозь марево — в дальнем правом углу, у Седьмого Горна, кипела работа и, судя по всему, они с Куртом Кривым сладили. Я не видел, чтобы мастер орал на детину или швырял инструменты — наоборот — хмурый, похожий на хищную птицу мужик, которого видел в начале смены, изменился — перекошенное лицо как-то разгладилось и смягчилось. Он что-то увлечённо объяснял Ульфу, тыча клещами в наковальню, а молотобоец, согнувшись в три погибели, внимательно слушал и кивал.
Вот Ульф поднял кувалду — удар чудовищной силы, но при этом точный. Курт что-то коротко бросил, показал новую точку, и здоровяк без заминки нанёс следующий удар.
Слаженный тандем.
Вдруг кольнула острая игла профессиональной ревности. Чёрт возьми! Это я нашёл этого парня! Это мой молотобоец!
Усмехнулся эгоистичной мысли, покачал головой, но осадочек всё же остался.
Ульф был увлечён — наверное, чувствовал себя на на своём месте. Детина нашёл что-то, что его захватило и, кажется, даже забыл о страхе. Его смена ещё продолжалась, а моя была окончена.
Бросил последний взгляд на фигуру друга и, чувствуя странную смесь облегчения и одиночества, начал подъём.
Внезапно пронзила мысль: сумка! Собирался же найти Ларса и разжиться нормальной сумкой для монет. Вход в кожевенные мастерские, если верить Рэгглу, находился с другой стороны от каменного выступа.
Взбежал по истёртым ступеням, чувствуя, как внутри бурлит энергия. Правая рука уже почти не болела — ноющая боль сменилась приятным покалыванием. Я ускорился, переходя на бег. Удивительно, но несмотря на бессонную ночь, пять часов каторжного труда и травму — полон сил и заряжен нездоровым оптимизмом. Сердце колотилось, требуя действий, новых свершений и побед. Казалось, что Огненная Ци всё ещё кипит в крови как допинг.
Нырнул в тёмный зев прохода — туннель резко сворачивал направо и уходил вверх. Здесь не было того яркого света, как в кузнице, лишь тусклые масляные лампы на стенах отбрасывали желтоватые тени.
Сразу изменился воздух. Жар и сухость кузницы сменились сыростью и специфической вонью мокрой шкуры, прогорклого жира, дубильной кислоты и мочи — аромат, который ни с чем не спутаешь. Огненная Ци здесь почти не ощущалась — энергетика места была плотной и вязкой. Совсем не моя стихия.
Слышал собственное дыхание и эхо капающей где-то воды.
Добежав до конца коридора, выскочил в Кожевенный Цех.
Это не такое грандиозное помещение, как наша «Кузня», но тоже внушительное. Длинный зал с каменным полом, исчерченным канавками для стока воды. В центре стояли большие чаны, в которых мокли шкуры. Вдоль стен — растяжки, на которых сушились выделанные куски кожи. Работников мало — человек пянадцать — двигались медленно и методично, скребя шкуры специальными ножами. В воздухе висел пар.
От главного зала в стороны уходили тёмные проёмы — вероятно, склады или сушильни.
Огляделся и почти сразу заметил Ларса -тот стоял у широкого стола в дальнем углу и, высунув язык от старания, раскраивал кусок толстой кожи. А рядом с ним, контролируя, стоял мастер. Узнал его сразу — Гром — Кожевник из Оплота. Лысый, маленький, щуплый старичок, похожий на Ганди, только без очков.
Увидев знакомые лица, я выдохнул — ещё один островок своих в чужом месте.
«Значит, Ларса тоже загнали в ночную», — подумал про себя. — «Но он хотя бы встретил своего мастера! Всё как хотел».
Старался дышать только ртом — кислотный смрад дубильни проникал даже сквозь стиснутые зубы. Нет, кем-кем, а кожевником я бы ни за что не стал — это ремесло требовало не меньшей стойкости, чем кузнечное, но другой.
Двинулся через зал, кожей чувствуя взгляды местных работников — те смотрели исподлобья, прерывая работу лишь на секунду. Чужаков здесь, видимо, не жаловали. Ускорил шаг, стремясь побыстрее добраться до знакомых.
— Ларс! — окликнул блондина ещё на подходе, махнув рукой.
Парень вздрогнул и поднял голову — глаза расширились от удивления, но радости в них было мало. Молодой кожевник испуганно оглянулся по сторонам, словно боялся, что кто-то увидит нас вместе.
Мастер Гром тоже медленно обернулся — смерил хмурым взглядом из-под седых бровей.
— Здравствуйте, мастер Гром! — сказал уважительно.
— И ты здесь… — с нескрываемым разочарованием произнёс старик — кожевник бледен, под глазами залегли тени. Мужик выглядел более уставшим, чем помнил его в деревне. — Ларс мне уже всё рассказал про то, как вы Оплот бросили.
Старик отвернулся к чану, демонстративно теряя ко мне интерес — спина выражала осуждение.
Меня кольнуло обидой — ведь земляки, в одной лодке! Почему такой холодный приём? Сам ведь уехал, когда приказали, не сопротивлялся — а теперь винит нас за тот же поступок? Или старику просто стыдно, и вымещает на нас?
Я поджал губы и перевёл взгляд на Ларса. Кожевник ссутулился и отвёл глаза — было явно неловко находиться меж двух огней.
— Э-э… я, собственно, вот зачем пришёл… — начал более деловым тоном, решив не лезть в душу к старику. — Ларс, я видел у тебя сумку — поясную, крепкую. Чтобы мелочь всегда при себе носить. Мог бы ты… ну, одолжить её? Или продать? Деньги есть. Как раз для них и нужна…
Парень бросил затравленный взгляд на Грома — тот стоял, помешивая палкой в вонючем растворе, всем видом показывая, что нас не существует.
— А… да, есть… — пробормотал молодой кожевник. — Я сам их делал, но…
Снова покосился на спину учителя.
— Просто так дать не смогу, наверное. Всё-таки материал мастера… кожа, нитки… Понимаешь? — Ларс говорил виновато, словно извинялся за то, что не может помочь другу.
— Понял, — я кивнул, стараясь сохранить бодрый вид. — Ну, хотя бы продать тогда? М? Я заплачу честную цену.
Мой взгляд метался от растерянного Ларса к ледяной спине Грома.
Парень снова посмотрел на старика, ожидая разрешения, знака, хоть чего-нибудь — будто язык проглотил без команды учителя — запнулся, открыл рот, закрыл…
— Тоже у мастера нужно спрашивать, — наконец выдавил блондин. Чувствовал, что хочет помочь, но страх и чувство вины связывали паренька по рукам и ногам.
Я шагнул ближе, нарушая невидимую границу, которую очертил вокруг себя старик. Постоял молча пару секунд, надеясь, что тот хотя бы дёрнется или краем глаза посмотрит в мою сторону — ничего. Только тяжёлый вздох и движение палки в чане.
— Мастер Гром, — начал снова, стараясь говорить спокойно и уважительно. — Могу купить у вас сумку? Или одолжить? Любой вариант годится. Деньги у меня есть, я не прошу подачек. Просто боюсь, что украдут, пока я на смене, и таскаю всё с собой как дурак, неудобно…
Кивнул на пояс, где болтался привязанный мешочек, но мужик продолжал упорно игнорировать моё существование.
Раздражение начало подниматься волной. Да что я ему сделал-то, в конце концов⁈ Я не предатель, а такой же заложник ситуации! Хотелось плюнуть и уйти. Но вдохнул, гася эмоции — ладно, у мужика свои тараканы — не нужно вестись, просто поговорить по-человечески.
— Мастер… — я понизил голос. — Если у вас обида какая на меня… вы так и скажите. Не молчите. Я ж свой всё-таки — из Оплота.
Старичок снова со свистом втянул воздух носом — плечи напряглись. Было видно, что внутри мастера идёт борьба, что слова рвутся наружу, но тот держит их за зубами.
Повисла пауза. Некомфортно было всем, но хуже всего приходилось Ларсу — паренёк переводил взгляд с меня на учителя, и в глазах читалось сожаление.
— Ну ладно… — наконец сказал я. — Нет так нет. Навязываться не буду. Ларс… потом увидимся — всё понимаю. Всякое случается.
Начал медленно разворачиваться, чувствуя досаду — не получил сумку, да ещё и земляка, считай, потерял.
— Бери сумку, — вдруг раздался за спиной голос.
Я замер и нахмурился — нужно было вот так изводить молчанием, чтобы потом просто согласиться? Без нотаций и торгов?
Повернул голову вполоборота — мастер не смотрел на меня, взгляд прикован к мутной воде в чане.
— Вы — молодёжь, — наконец, глухо произнёс Гром то, что лежало на сердце. — Вы могли остаться — драться. У меня уже нет сил, выбора не было. А у вас…
— Мастер… — перебил его, не дав закончить мысль о нашей якобы трусости. — Выбора у меня не было точно так же. — Бросил быстрый взгляд на Ларса, который опустил глаза. — Не знаю, как там у других, но мне ясно было велено…
Старик впервые глянул на меня — в глазах была печаль и острая игла укора. Гром смотрел долго и пристально, словно пытаясь прочесть что-то на моём лице. Стало не по себе — казалось, кожевник хотел что-то сказать, обвинить или оправдаться, но в последний момент проглотил слова и снова убрал взгляд.
Честно? Я его не понял — ведь всё доступно объяснил. Чего старик хотел-то? Чтобы мы с вилами пошли против бронированных всадников барона? Чтобы самовольно положили головы на плаху из гордости? Да, я и сам хотел уйти, не скрою, но в итоге-то привели силой.
Ай, к чёрту — играть в игры и разгадывать чужие ребусы желания нет. Но уходить просто так, с чувством недосказанности, не мог.
Развернулся всем корпусом к старику.
— Мастер Гром, — сказал уверенно, но в голосе просквозило раздражение. — Я считаю, что мы тут, в чужой земле, должны друг за друга держаться, а не играть в судей и обвинителей — кто что мог, кто что должен был сделать. Поздно — мы уже здесь, поэтому давайте помогать друг другу. Делать то, что умеем лучше всего: оружие, доспехи — покажем, что в Оплоте школа не хуже, а то и лучше местной.
Сделал паузу, переводя дух.
— У нас другого выбора сейчас нет. Мы в сердце горы, в брюхе зверя — над нами буквально сидит сам барон, нам пока никуда не деться. А Оплот… — голос дрогнул, но я продолжил. — Мы можем молиться духам, чтобы тот уцелел. Вот только, как показала практика, молитвы от падальщиков не спасают. А можем сделать такое оружие, чтобы перебить эту нечисть. И если не спасти нашу деревню, так спасти другие. Я здесь именно для этого.
Закончил и замолчал, внимательно глядя на старика — гром смотрел серьёзно, не моргая. Оглядел с ног до головы, будто знакомился заново.
— Годится, — наконец сухо бросил мужик.
Я помолчал немного и кивнул. Ларс, стоявший рядом, расплылся в облегчённой улыбке.
В помещении было слышно только шарканье ножей по коже, плеск воды и далёкий гул молотов. Но в пространстве между нами произошло что-то важное — понимание. Оплот не рассыпался в пыль, а как разбитая мозаика, начал собирать себя по крупицам.
— Сейчас! Я мигом! Принесу сумку! — засуетился блондин и, не дожидаясь разрешения, побежал в один из боковых тоннелей.
Мы остались с Громом вдвоём — тишина больше не была враждебной, кажется, теперь старик смотрел на меня как на равного.
— Слышал я… что ты там, в Оплоте, сотворил, —негромко сказал мужик, не глядя на меня. — Оружие соорудил толковое. Молодец, парень — хорошая работа.
— Спасибо, — Я сглотнул. Похвала от мастера стоила дорого. — Вот только… всё равно не помогло.
Старик лишь тяжело вздохнул, но ничего не ответил.
— С мастером-то своим разговаривал? — искоса глядя на меня, как-бы между делом спросил кожевник.
— Говорил, — ответил просто. Добавлять что-либо не хотелось.
Гром кивнул, не сводя с меня внимательного взгляда — всё понял без слов — тоже видел, что Гуннар здесь совсем расклеился.
— Я тебе вот что скажу, мальчик, — старик шагнул ближе, голос зазвучал тише и доверительнее. — Ты здесь проявить себя можешь — шанс есть. Сам, наверное, заметил — ваш главный, оружейник этот, Брандт, поди в кузне-то больше и не появлялся, после того как поприветствовал тебя?
Нахмурился, прокручивая в памяти события ночи. Действительно — после того армрестлинга больше не видел его рыжей гривы в цеху.
— Что правда, то правда, — задумчиво ответил.
— Он когда там появляется, все по струнке ходят, дышать боятся, — продолжил Гром. — Следит, чтоб мужики слишком много на себя не брали, не умничали, делали строго что сказано. Но вот что скажу… Хоть он и… — старик замялся, подбирая слово, — хоть он чокнутый на всю голову, а всё-таки присматривается, ищет. Если кто-то себя проявит, покажет — может забрать к себе, наверх.
— Наверх?
— Выше есть особая пещера — «Горнило», — прошептал старик. — В ней работают настоящие мастера — куют такое оружие, о котором ты в Оплоте и не слыхивал: сталь, которая режет камень, доспехи, которые легче шёлка, артефакты.
Глаза старика расширились, в них заплясал огонёк, словно он говорил о сокровищах дракона или о другом измерении.
— Себе создать соперника он всё равно не даст — прибьёт в тёмном углу, — тут же остудил мой пыл Гром. — Но если будешь на его стороне… если покажешь, что можешь сделать то, чего другие не в состоянии… позовёт тебя туда. В помощники, в ученики — неважно. Главное — попадёшь туда, а там, парень, я тебе скажу…
Кожевник подошёл вплотную, жилистая рука сжала моё плечо.
— С ним будь осторожен –он бес во плоти. Хитрый и жестокий. Но показать себя ему — это единственный путь выбраться из общего стойла. Хочешь создать что-то великое? Хочешь спасти Оплот? Придётся сотрудничать. Играть по его правилам, пока не станешь сильнее. Понял меня?
Мужик говорил сбивчиво, торопливо, словно боялся своих советов, но посыл я уловил чётко — Брандт — сволочь и тиран, но именно у него на поясе висят ключи от верхних уровней. Хочешь взлететь — придётся заключить сделку с дьяволом.
Я серьёзно кивнул.
— Вот, держи, Кай! — раздался голос Ларса.
Молодой кожевник вынырнул из бокового проёма, где горело несколько ярких факелов и откуда тянуло сухим теплом. В руках держал её — сделанная из плотной, тёмно-коричневой кожи, прошитая двойной нитью. Сумка имела дополнительный ремешок вокруг бедра, чтобы не болталась при беге.
Я принял подарок от кожевников — провёл пальцем по гладкой коже и почувствовал, как внутри разливается тепло. Захотелось вытащить мужиков из этой вонючей ямы на свободу, но понимал: чтобы вытащить других, сначала должен вырваться сам — предстояло много работы.
— Спасибо, Ларс. Спасибо, мастер Гром, — кивнул им, в голосе не осталось ни обиды, ни сомнений, только воодушевление и крепкое чувство товарищества. — Буду забегать. Иногда просто необходимо видеть знакомые лица.
— Да ещё, глядишь, и потрудимся вместе, парень, — тихо сказал старик, в прищуренных глазах блеснул тот самый огонёк хитрого мастера, о котором в Оплоте слагали легенды. — Кожа и сталь всегда рядом ходят.
— Хорошо, — я улыбнулся, развернулся и быстрым шагом направился в сторону туннеля.
По пути не удержался — остановился на каменном выступе, нависающем над «Кузней». Внизу всё кипел ад: пыхтела работа, звенел металл, ревели горны — этот ритм стал уже родным. Я быстро приладил сумку на пояс, затянул ремень на бедре и переложил в неё мешочек с монетами. Тяжесть на бедре успокаивала — теперь они всегда при мне. В этом мире никогда не знаешь, когда понадобится откупиться от беды.
Прошёл через туннель и оказался в казарме. Огромный зал погружён в полумрак и наполнен многоголосым храпом. Кузнецы первой смены спали как убитые, многие даже не раздеваясь. Абсолютно все койки заняты — кроме двух дальних, в тёмном углу — нашей с Ульфом.
Взглянул на руки — те были абсолютно чёрными, покрытыми угольной крошкой — так ложиться спать нельзя.
"Теперь нужно найти Крысолова, — вспомнил совет Йоста.
Двинулся в соседний со складами проём, откуда доносился какой-то шорох и запах еды.
Прошёл по коридору и нашёл мужичка в крошечной каморке, служившей, видимо, и кабинетом, и спальней. Ганс сидел за к столом при свете огарка свечи — перед ним стояла миска с какой-то похлёбкой и кувшин, но занят комендант был не едой.
Крысолов с сосредоточенным видом пересчитывал грязные монетки, выстраивая в столбики. Рядом лежала раскрытая книга, в которой он делал пометки огрызком угля. Увидев меня, мужичок вздрогнул и быстрым движением сгрёб монеты в ящик стола, захлопнув ногой.
— Стучаться надо, пацан! Стучаться надо! — визгливо взвыл Ганс, подскочив на стуле. Маленькие глазки стреляли испуганным взглядом — видимо, застал за чем-то, что не предназначалось для чужих глаз.
— Да-да… — я развёл руками, демонстрируя свою черноту. — Просто мне бы помыться… Видишь — я черный как ночь. Йост сказал, что ты знаешь, где тут можно почиститься как следует.
Мужик судорожно сглотнул, беря себя в руки — взгляд перестал бегать, Ганс поправил засаленную жилетку, вспомнив, видимо, что обеспечение гигиены — его прямая обязанность.
— А чего это тебя отпустили раньше, чем смена кончилась? — спросил комендант с ноткой подозрения.
Кажется, мужик лезет не в своё дело — в такие моменты всегда стоишь на перепутье: либо рявкнуть и указать на место, либо…
— Слушай, Ганс, — сказал устало, прислонившись плечом к косяку. — Просто скажи, где тут вода — чертовски устал и хочу спать. Не хочу пачкать казённую постель.
— Ладно-ладно… — проворчал Крысолов, вставая из-за стола. — Не кипятись. Пойдёшь дальше по этому коридору, до самого тупика, а там будет железная дверь. За ней — «помывочная». Вода там ледяная, сразу говорю, с горного ручья, но есть одна бочка с горячей… Мыло — свой кусок береги, тут воруют. И смотри… — понизил голос, — в дальний угол не суйся. Там слив забился, крысы размером с кошку бегают. Я их пока… хе-хе… прикармливаю.
Невольно поморщился от этой подробности — воображение подсунуло картинку: этот толстячок с зубами как у чёрта сидит в темноте и жадно надкусывает жареную тушку крысы… Бр-р-р — хотя, чёрт возьми, в жизни всякое может случиться, в таком месте и крыса — мясо.
Ганс, пошарив в недрах стола, неохотно выудил огрызок мыла и швырнул передо мной. Выглядело оно жалко: каменный обмылок, покрытый белыми разводами и пахнущий прогорклым салом. Из чего его варили — из тех самых крыс или костей неудачливых кузнецов — лучше не думать. Следом на стол шлёпнулся грязный комок чего-то жёсткого и колючего.
— Держи инструмент, — хмыкнул Крысолов. — Мочало из старой пеньки. Дерёт как наждак, зато грязь начисто отрывает.
Сгрёб средства гигиены в руки — ощущение такое, будто держу высохшего морского ежа, но выбирать не приходилось.
Двинулся вглубь коридора — туда, куда указал комендант — туннель вырублен грубее остальных. В конце коридора чернел проём, перекрытый изъеденной ржавчиной железной дверью.
Я взялся за скобу и дёрнул на себя — дверь отозвалась протяжным скрипом, будто пожаловалась на нелёгкую судьбу, но поддалась.
Меня обдало волной промозглого холода и сырости. Огненной Ци здесь не то что не пахло — она бы здесь просто не выжила, погасла бы, как спичка на ветру.
Внутри помывочной царил полумрак. Огонёк в единственной лампе, висевшей на ржавом крюке, доживал последние минуты. Помещение было тесным, с низким потолком, с которого непрерывно капала вода, собираясь в лужи на неровном полу. В центре стояла потемневшая от времени деревянная лохань, а рядом — та самая горячая бочка, от которой поднимался слабый парок. Вдоль стен шли каменные желоба, по которым с журчанием текла вода, уходя в чёрную дыру в полу. Пахло плесенью и мокрым камнем.
Действовать нужно было быстро — скинул грязную одежду, стараясь сложить её на самый сухой участок камня, и подошёл к бочке. Рядом висел деревянный ковш, скользкий от времени и покрытый тонким слоем плесени. Зачерпнул воду и с вылил на себя.
Она оказалась не горячей, но приятно тёплой — в этом склепе ощущалась как благодать. Мрачные стены отступили, место приобрело совсем другую атмосферу — всё-таки чистота тела — первый шаг к ясности ума.
Я намылил жёсткое мочало и принялся тереть кожу. Угольная пыль въелась глубоко, забилась в поры, стала второй кожей. Особенно трудно давались руки — чернота, казалось, стала частью меня и не желала покидать тело — тёр до красноты, сдирая грязь вместе с верхним слоем кожи, пытаясь объяснить копоти, что ей здесь не рады. Пеньковая мочалка драла немилосердно, как наждак, кожа горела огнём. Единственная уцелевшая лампа в углу замерцала, грозя вот-вот погаснуть и оставить в темноте.
Мелькнула мысль: «Брось. Кому ты нужен чистым в этой дыре?» Но тут же одёрнул себя — никогда не знаешь, когда и перед кем придётся предстать. Да и вообще — дисциплина начинается с себя, с уважения к собственному телу, даже если вокруг ад.
Когда смыл мыльную пену тёплой водой, это принесло почти физическое наслаждение. Пар поднимался от разгорячённого тела, вода стекала по желобам в чёрную дыру слива, унося грязь и усталость бесконечного дня.
Закончив, посмотрел на кучу одежды и тихо выругался. Идиот — совсем забыл про сменное бельё, и где здесь стирают тоже не спросил.
«Ладно, Дима, отставить панику. Тебе просто нужно поспать», — скомандовал себе.
Натянул ботинки на мокрые ноги. Пропитанную потом рубаху повязал вокруг бёдер как полотенце, подхватил остальные вещи и быстрым шагом направился в сторону казармы.
Тёмные коридоры проскочил тенью, надеясь не встретить никого. Холодный сквозняк обжигал влажную спину, но внутри грело «Внутреннее Пламя». Добравшись до своего угла, я с кряхтением забрался на верхний ярус.
Грубое суконное одеяло показалось мягче пуха. Соломенный тюфяк принял уставшее тело — уже привык к спартанским условиям, да и в прошлой жизни, на учениях или лесных пожарах, приходилось спать и на земле, и на камнях. Избалован комфортом не был.
Но сейчас, когда насыщенный день наконец закончился, лежал в темноте чистый, согретый, и чувствовал покой. Огненная Ци тягучей лавой разливалась по венам, и я физически ощущал, как она питает не только мышцы и кости, но и дух — залечивала микротравмы, успокаивала нервы.
Внезапно поймал себя на мысли: ничто в этом мире не может меня сломить. Я выжил при падении Оплота, пережил встречу с Брандтом, нашёл своё место в этой горе. Всё складывается удачно — жестоко, трудно, но удачно.
Лежал, глядя в каменный потолок, слушая раскатистый храп собратьев — кузнецов и молотобойцев — и верил, что всё будет отлично.
Под ритм чужого дыхания и собственного сердцебиения веки налились свинцом — не заметил, как провалился в сон без сновидений.