Глава 4

Чем ближе колонна подходила к огромным каменным стенам города, тем сильнее ощущался масштаб. Дорога становилась всё более ухоженной — грязь и колея сменились каменной брусчаткой. По бокам дороги выложены аккуратные бордюры из больших булыжников — построенная на века дорога, а не просто утоптанная тропа.

Сам Чёрный Замок давил мощью. Создавалось ощущение, будто попал в какую-то фэнтези-игру или фильм. Невольно задаёшься вопросом: как люди вообще смогли построить такое?

Крепость не стояла на скале, а будто росла из неё — казалось, что какой-то гигант взял и вытесал её из цельного куска чёрной скалы. Стены замка такого же цвета, что и скала под ним, и трудно разобрать, где заканчивается работа природы и начинается работа человека.

Стены были не гладкими, а угловатыми. Вместо изящных башенок — массивные, квадратные бастионы, которые торчали из скалы как клыки, а на самой вершине, выше всего остального, стояла главная башня, похожа на обрубленный пень, окружённый острыми зубцами.

Всё сооружение выглядело не красивым, но надёжным и очень злым, будто спящий зверь, который в любой момент может проснуться.

А под ним раскинулся город — тоже был окружён стеной пониже, но такой же крепкой. Внутри виднелись дома, крытые красной черепицей, от них тянулись сотни струек дыма.

Всё вместе — чёрный замок на скале и дымящий город у подножия — было пугающим и завораживающим зрелищем. Наш Оплот по сравнению с этим казался жалкой горсткой щепок.

Я шёл рядом с повозкой с приоткрытым ртом — сердце буквально замерло от вида. В голове не было ни одной мысли — ничего. Только это величественное зрелище.

Стук копыт по каменной мостовой, скрип десятков телег, которые, казалось, еле-еле передвигали колёса. Ещё день-два такого пути, и транспорт бы точно не выдержал. Вся колонна, измотанная и растянувшаяся, была похожа на гигантскую змею, что из последних сил волочила тело к норе, высеченной в камне.

— ПРИБЫВАЕМ! — послышался крик солдата впереди.

— Прибываем! — отозвалось эхом сзади.

— Тпр-р-ру! — донёсся приказ.

Впереди всадники остановили коней, и вместе с ними, с грохотом и скрипом, начала медленно тормозить вся колонна.

И теперь, когда шум телег и топот копыт затихли, услышал тихие возгласы удивления и страха других беженцев — люди таращились на пугающее зрелище.

— Так вот он какой… Чёрный Замок… — доносился со всех сторон шёпот.

— А там… там и сидит сам барон, видишь? Вон, на самой вершине, — какой-то мужчина показывал пальцем на самую высокую башню.

Даже с такого расстояния до нас доносились запахи города — густой и сложный букет: запах дыма от сотен очагов, смешанный с едкой вонью угля из кузниц, запах навоза и сырой кожи от скотных дворов и дубилен, а также кисловатый смрад нечистот.

Два всадника «Каменных Грифонов» внезапно сорвались с места — пронеслись с разных сторон колонны на полной скорости, плащи развевались на ветру. Что-то или кого-то высматривали. Люди не понимали, почему произошла остановка, и просто стояли, в тревоге ожидая неизвестно чего. Спустя несколько минут всадники вернулись, на этот раз уже в более спокойном темпе внимательно оглядывая каждую телегу и каждого беженца.

— Ну что, как тебе замок, Кай? — послышался за спиной голос Ларса.

Обернулся — парень стоял за плечом, и на лице было написано воодушевление — последний разговор явно пошёл кожевнику на пользу.

Даже не знал, что ответить — перехватило дыхание от вида, слова застряли в горле. Банальное «красиво» совсем не подходило — зрелище вызывало и восторг, и тревогу одновременно, монументальность давила. «Ничего подобного в жизни не видел,» — подумал, и тут же усмехнулся про себя. Если бы человек из этого мира оказался где-нибудь в Москве напротив сталинской высотки, возможно, тоже потерял бы дар речи — всё в мире относительно.

Я сглотнул.

— Да уж… он ещё… — никак не мог подобрать грёбаное слово. «Круче»? «Шикарнее»? Всё не то. — … ещё страшнее, чем себе представлял.

Вырвалось само, почему-то слово показалось самым точным.

— Страшнее? — с удивлением посмотрел Ларс.

— Ну, как тебе сказать… Страшно красиво. В общем, да, — засмеялся.

Ларс тоже усмехнулся, кажется, поняв, о чём говорю.

— Да, и вправду… что-то в этом есть.

— А чего мы остановились-то? — спросил у кожевника, всматриваясь в начало нашей колонны. Там, вдали, Родерик и ближайшие помощники о чём-то переговаривались.

— Думаю, не всё так просто. Нужно, поди, какой-никакой учёт провести. Сейчас нам что-нибудь скажут.

Вздохнул, прислонился к холодному дереву телеги и стал ждать — ничего другого не оставалось. Ларс тоже встал рядом, просто молча смотрели на чужой пейзаж, так сильно отличавшийся от деревни. Ветерок обдувал лицо, и навязчивый запах из города уже создавал настроение другой жизни, где куча людей, собравшихся в одном месте, начинает производить слишком много продуктов жизнедеятельности.

Ещё через десять минут те же двое всадников снова поехали вдоль рядов, без устали выкрикивая:

— ВНИМАНИЕ ВСЕМ БЕЖЕНЦАМ! НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО СОБРАТЬСЯ У ГОЛОВНОЙ ТЕЛЕГИ ДЛЯ ИНСТРУКТАЖА!

Грифон повторял фразу снова и снова. Люди, очнувшись от оцепенения, потихоньку стали двигаться вперёд, к голове «состава».

Когда толпа, распределившись на каменистой обочине, полукругом собралась, Родерик, восседавший на коне, поднял руку в кожаной перчатке — голоса и перешёптывания тут же стихли.

— Люди Оплота! Слушайте внимательно! —голос разносился далеко, достигая последних рядов. — Мы прибыли в Чёрный Замок. Прежде чем вы войдёте в город, будет проведён учёт.

Мужчина сделал паузу, давая осознать — это не просьба, а приказ.

— Каждая семья подойдёт к своей телеге. Весь скарб выгрузить и сложить рядом аккуратно, чтобы моим людям было ясно, где чьё имущество. Понятно?

По толпе прошёл гул.

— После этого глава каждой семьи подойдёт к писцу и получит Подорожную грамоту. Это — ваш новый документ. Он подтверждает, что вы находитесь под защитой барона. Хранить его как зеницу ока! Потеряете — станете бродягами без имени и прав.

Родерик выдержал паузу, холодный взгляд скользил по испуганным лицам.

— После полной проверки груза вы снова поместите его на телеги и въедете в город через Южные Ворота. Предупреждаю сразу: ночью разместить всех не успеют. Кому-то придётся ночевать прямо на повозках, на Торговой площади. Не расходиться! Завтра представители барона всех разместят в постоялых дворах и свободных лачугах Нижнего Города.

Он обвёл взглядом толпу, ища кого-то.

— Ремесленники! — голос стал ещё жёстче. — После прохождения ворот подойдёте к сержанту Рэглу, — указал на коренастого грифона с густыми седыми усами, что стоял возле своей кобылы и оглядывал собравшихся. — Получите инструкции по размещению и устройству на работу. Ваша праздная жизнь закончилась — теперь вы служите барону.

Получив необходимые инструкции, мы вернулись на места. Лошади недовольно фыркали и топали копытами — изголодались и выбились из сил.

— Но! Но, пошла! — подгоняли погонщики.

— Давай уже, родная, почти приехали, — те, кто больше ценил своих зверей, почти просили их, поглаживая по шее.

Лошади с видимым усилием потянули повозки, и вот мы были всё ближе к огромным каменным вратам.

Темнело стремительно. Высокие стены города перекрыли видневшиеся ранее черепичные крыши. Теперь, если задрать голову очень высоко, можно увидеть чёрную скалу, уходящую в сумрачное небо. На ней торчали вышки и шпили, а над самой высокой башней кружились чёрные птицы — будто вороны размером в половину человеческого роста. Время от времени те издавали скрипучие крики, похожие на рёв птеродактилей — не очень силён в птицах, но звук был громким и, видимо, разносился по всему городу.

Подъезжая к воротам, услышали, как с лязгом отодвигают засовы, а затем, со скрипом и грохотом, створки начали отворяться. Из образовавшейся щели показалось несколько человек. Когда капитан Родерик и гвардия подъехали к этим вооружённым стражникам, грифоны спешились. Вышедший навстречу человек в длинной мантии протянул им какой-то пергамент — Родерик, взглянув на него, молча показал рукой в нашу сторону.

Колонна снова остановилась.

Люди, вздыхая и ругаясь, принялись вытаскивать с телег груз. Кто-то недовольно бурчал, старики кряхтели и тужились, сил почти не осталось. Мы с Ульфом быстренько скидали наш скарб на землю и отставили чуть поодаль, чтобы не смешивался с чужими вещами. Увидел, как Ларс один мучается с тяжёлыми рулонами шкур и ящиками с инструментами — подозвал Ульфа, и мы втроём быстро со всем управились.

Когда ворота полностью отворились, из них в сопровождении двух стражников вышел бледный мужчина в длинном кафтане — на ремне висели чернильница и пенал. Видимо, то и был писец или учётчик — надменное лицо и привычка при удобном случае почёсывать длинный и тонкий нос.

Мужчина с явным неудовольствием осмотрел нашу разношёрстную колонну, поморщился и, не говоря ни слова, подошёл к первой телеге. Развернул свиток, макнул огромное перо в чернильницу и начал допрос, записывая всё, что было у семьи в начале состава.

Когда совсем стемнело, рядом с писцом появился помощник с большой масляной лампой. Дрожащий свет выхватывал из тьмы то сундук, то узел, то испуганное детское лицо, а также освещал пергамент, на котором учётчик, приложив бумагу к деревянной дощечке, что-то быстро царапал — всё было крайне серьёзно.

Дело затянулось надолго. Учёт проводился дотошно, с унизительной въедливостью. Мы с Ульфом сидели на телеге. Здоровяк уже начал клевать носом — его голова то падала на грудь, и он проваливался в сон, то тут же с храпом просыпался, когда тело начинало заваливаться вбок.

— Кай… долго ещё? — с досадой пробормотал молотобоец.

— Ждём, Ульф.

Наконец, примерно через час, очередь дошла и до нас. Мужчина-учётчик подошёл, осветив лампой багаж.

— Ага. Кузнецы, — скрипучим голосом констатировал тот. — Имя и возраст.

— Кай. Четырнадцать лет.

Мужчина записал, почесал длинный нос и уставился на Ульфа, который перепуганно смотрел на писца… Молотобоец, кажется, совсем растерялся.

— ИМЯ! ВОЗРАСТ! — недовольно выкрикнул писец.

— Ульф. Возраст… неизвестен, — сказал я за детину.

Мужичок снова почесал нос, на этот раз яростнее — так, что осталось красное пятно.

— Я обращаюсь не к тебе, — предупреждающе посмотрел на меня. — Подмастерье молчит, когда говорит мастер.

Кивнул, внутренне усмехнувшись. Писец снова уставился на здоровяка.

— Значит, Ульф. Что провозишь в Чёрный Замок?

Глаза паренька забегали — бедняга смотрел то на меня, то на писца, и казалось, вот-вот расплачется от напряжения.

— Кхм… дело в том, — раздался в тишине мой спокойный голос, — что кузнец — это я, а Ульф — мой молотобоец. Он не очень-то разговорчив.

В этот момент где-то за горами снова глухо громыхнуло.

Мужик нахмурился и теперь посмотрел на меня уже иначе — долго и оценивающе.

— Такой щенок и уже мастер? — недовольно помотал головой, наверное, думая, что будь его воля, никогда такого бы не допустил. — Ладно. Что ввозите?

Учетник подошёл к сложенным на земле вещам и поднёс лампу, внимательно осматривая и диктуя помощнику: «Инструмент кузнечный, ручной… Заготовки деревянные, для мехов… Металлолом — железный, низкосортный…»

Когда управились, мужичок ещё раз напомнил, чтобы после прохождения ворот мы подошли к сержанту Рэглу, а затем, не прощаясь, ушёл дальше по ряду.

— Плохой, — буркнул Ульф, когда тот скрылся в темноте.

Когда дело было кончено, а писец со свитой уже возвращался в город, сквозь ряды людей, что снова закидывали поклажу на телеги, донёсся зычный голос Родерика:

— По одной телеге! Проезжай!

— Трогаемся! —отозвался голос нашего погонщика.

Колонна засуетилась — возницы занимали места. Люди, бормоча, благодарили духов за то, что добрались благополучно. В воздухе витал особый трепет перед въездом в огромный, по меркам здешнего мира, мегаполис.

Когда наша телега подъехала к входу совсем близко, смог разглядеть то, что было за стенами — картина оказалась не такой, как себе представлял.

Никаких красивых домов с красной черепицей здесь не было. Вдоль главной улицы, уходящей вверх от ворот, тянулись приземистые домики из чёрного сруба. Первые этажи местами обложены посеревшим камнем.

Из-за грязных занавесок на нас смотрели недобрые глаза жителей. Сплошь чумазые и хмурые мужчины, побитые жизнью женщины с тёмными мешками под глазами и стайки оборванной ребятни, которая, выбегая на дорогу, показывала на нас пальцами и выкрикивала обидные слова:

— Деревенщины! Дикари! — слышались писклявые голоса, сопровождаемые издевательским смехом.

Впереди, по каменистой мостовой, медленно волоклись другие повозки. Беженцы, до этого мечтавшие о спасении, теперь мрачно разглядывали это «гостеприимство». Матери прикрывали лица детей, закрывали тем уши и что-то тихо шептали, прижимая к себе.

— Убирайтесь! — послышался пьяный голос какого-то мужика из толпы встречающих.

— И так уже продохнуть нечем от ваших деревенских рож! — донёсся хриплый женский визг.

Тут же послышались одобрительные возгласы собравшихся.

— А НУ, ПОШЛИ ПРОЧЬ!

Один из грифонов, не выдержав, с лязгом обнажил меч и, спешившись, пошёл на толпу.

— Второй раз повторять не стану! Ещё слово — и самые дерзкие умоются кровью!

Протестующие тут же замолчали — повесив головы, начали медленно отступать, растворяясь в тёмных переулках. Но, как только воин отошёл, продолжали бросать злобные взгляды — мы были здесь чужими, и нам это дали понять с первого шага.

Наша телега заехала внутрь. Обратил внимание — в узких и тёмных проулках виднелись совсем хлипенькие лачуги — почти такие же, как в Оплоте. Стало ясно: здесь тот же закон, что и везде — чем ближе к стенам — тем глубже нищета. Выше по склону, вдали, виднелись те самые дома с красными черепичными крышами, застеклёнными (настоящим стеклом!) окнами и деревянными балконами.

Внизу, у ворот, дорога была ужасной — повсюду грязные лужи, в воздухе отвратительная вонь нечистот, кислого пива, тухлой рыбы и гниющего мяса. Ульф заткнул нос и перепуганными глазами озирался по сторонам.

В какой-то момент небольшой, но острый камень угодил нашему вознице в плечо — мужик поморщился от боли и с ненавистью посмотрел на толпу, что жалась к домам. Кто кинул — не разобрать.

Погонщик, не найдя виновного, со всей силы хлестнул кнутом уставшую кобылу, словно вымещая гнев — та, обречённо дёрнувшись, заковыляла по улице быстрее.

Миновали площадь и поехали вверх, мимо закопчённых домиков. На них висели вырезанные из дерева или нарисованные углём вывески: «Дырявый Котёл» — дешёвая пивная; «Последний Гвоздь» — лавка гробовщика; «Удача Траппера» — скупка шкур; «Кривой Нож» — цирюльня, где, видимо, не только стригли, но и резали неугодных.

Даже когда подъехали к более цивилизованным, каменным домам, толпа зевак не редела. Здесь люди одеты уже гораздо лучше — видел женщин в шерстяных платьях пастельных тонов и чистыми платками на головах. Мужчины одеты в кожаные куртки, добротные штаны и высокие сапоги.

Главная дорога уходила влево. На повороте, отделяя этот район от следующего, стояло заграждение — окованный железом деревянный брус, который можно поднимать и опускать с помощью простого механизма-ворота — что-то вроде пропускного пункта или шлагбаума. Сейчас тот был поднят. Рядом, опершись на алебарды, стояло трое стражников — на кожаных доспехах серебряной нитью вышиты гербы.

Проезжая мимо солдат, наткнулся на их недобрые и оценивающие взгляды — смотрели на нас так, будто мы были не беженцами, а потенциальными ворами, убийцами и просто источником проблем и мусором, который прибило к порогу их мира.

Повозки скрипели и стучали по брусчатке. Лошади натужно ржали на каждом повороте или крутом подъёме. Запах, царивший у ворот, постепенно уходил. На улице, усыпанной строениями с черепичной крышей, в воздухе висел пёстрый букет ароматов: запах хлеба и корицы из пекарни, жареного мяса и тонкий аромат трав. От центральной улицы, как паутина, расходились не узкие проулки, а мощёные улочки.

Несмотря на это, город был невероятно тесным — дом стоял на доме, нависая друг над другом, и огромное количество мусора. По обочинам валялись кучи гнилых овощей, рыбьи головы, какие-то грязные тряпки. Из окон домов помои выливали на улицу, и всё это стекало по проделанным в брусчатке канавкам, превращая в зловонные ручьи.

Впереди показался широкий проём — главная улица как ручей втекала в озеро торговой площади. Там хаотично расставлены торговые палатки и лотки, а за ними, в центре, возвышалась деревянная конструкция, которую знал скорее по книгам истории: плаха. Высокий, сколоченный из почерневших брёвен помост, на котором стояла колода для отсечения головы и несколько столбов для порки. Сейчас она пустовала, но ясно, что в дни казней место превращается в аттракцион, что уже достаточно говорило об укладе здешней жизни.

Мы выехали на площадь, где обустраивались другие телеги — стояли вплотную друг к другу. Тут же на нас обрушился гвалт — местные торговцы и жители, не стесняясь, орали во всю голосину, чтобы мы убирались вниз, в Нижний Город, где нам и место, а не занимали их площадь. Самые ушлые подбегали к беженцам и, как стервятники, пытались выведать, что ценного можно выменять по самым низким ценам.

Люди Оплота с растерянными глазами смотрели на эту братию и, как показалось, уже тысячу раз пожалели, что приехали сюда.

Сам начал думать: смогу ли здесь жить? Место было ещё более враждебным, чем Оплот — там за стенами — дикие леса и своры падальщиков, а здесь падальщиками были люди, а лесами — утыканные вплотную друг к другу домишки.

Не заметил, как Ульф подошёл близко, почти вжимаясь в меня — детина едва заметно дрожал, как испуганный зверь, попавший в незнакомый лес.

— Ульф, старина, не бойся. Я рядом, — прошептал ему. — Это они просто сейчас так. У них, видать, обычай такой — встречать приезжих. Завтра уже такого не будет. Слышишь?

Частично это правда — людям нужно на ком-то выместить страхи и недовольство жизнью, и мы — беженцы, для этого идеальная мишень.

— Ладно, — жалобно прогудел молотобоец.

Наша повозка втиснулась в небольшой проём между другими телегами и остановилась.

Увидел, как снизу едет элита грифонов. Впереди — капитан Родерик, гордо поднявший голову, будто был хозяином города, рядом с ним — Халвор с бычьим видом оглядывающий толпу, а за ними — тот самый сержант Рэггл, с седыми усами и неопределённого возраста лицом — глазки маленькие, хитрые и бегающие.

Увидев беженцев, Рэггл ускорил лошадь, обогнал капитана и остановился неподалёку. Мужчина спешился у временного навеса, под которым был установлен грубый стол и две скамьи — за столом сидел молодой писец, раскладывая пергаменты.

— Ульф, — дёрнул паренька. — Пошли. Нам, кажется, туда.

Здоровяк, как привязанный, засеменил за мной. Я шёл, протискиваясь мимо растерянных жителей Оплота, которые не знали, что делать и куда идти.

Я подошёл к навесу, у меня немного кружилась голова — не от усталости, а от вида огромной площади и от того, что виднелось выше по склону. Совсем уж дорогие дома — та же черепичная крыша, но сами дома выкрашены в идеально белый цвет, резные ставни, маленькие кованые балкончики, а за ними — гиганская, чёрная скала — на неё, извиваясь, вела высеченная в камне тропа. Если совсем задрать голову, то всё это накрывал тенью Чёрный Замок.

И эти птицы — пронзительные крики разносились по окрестностям, эхом отражаясь от скал.

— Здравствуйте, — просто начал, кивнув. — Кай — кузнец из Верескового Оплота. А это — мой молотобоец, Ульф.

Мужичок в кованой броне повернул голову, и хитрые глазки блеснули.

— Кай, говоришь? — усмехнулся. — Ясно, что из Верескового Оплота. Мы ж вас оттуда и притащили. Видать, умом ты не сильно вышел, малец.

Мужик противно хихикнул. «И нахрена так начинать знакомство?» — подумал я. Злость тут же поднялась к горлу, но заставил себя молчать. Лишь глубоко вздохнул, сжимая кулаки за спиной.

— Действительно… что это я, — сказал ровно. — Видимо, устал с дороги. В общем, я — кузнец. Ваш капитан сказал, что мои таланты пригодятся барону, и велел ехать в Замок.

Посмотрел на него вопросительно — уже сказал достаточно, теперь была его очередь.

— Понял, понял, — сержант снова хихикнул, и маленькие глазки превратились в щёлки. — Во-он, видишь? — Рэггл ткнул пальцем в сторону чёрной скалы. Там у самого подножия виднелся тёмный проём.

— Ага, — кивнул.

— Туда тебе и надо. Я провожу. Сейчас ещё один из ваших должен подойти.

— Кожевник, — подсказал ему.

— Ага. Вот его дождёмся, получите нужную бумагу и отправимся.

— А что там? — спросил с интересом, уже забыв о том, как неприятно начался разговор.

— Так ты ж у нас оружейник, так? — Рэггл снова усмехнулся.

— Так.

— Вот там и есть наша оружейная. Ты, деревенщина, такого в жизни своей не видел. Всё громыхает, гудит, огнём пышет. Будешь служить военной мощи провинции. Почитай за честь. Там же и разместишься на нижних ярусах.

Я нахмурил брови — пока не совсем понятно, что мужик имеет в виду, ведь показывал-то он на огромную скалу.

— Оружейная в замке? — с недоверием спросил сержанта.

Мужичок расхохотался, смех был издевательским и недобрым.

— Оружейная, щегол, в скале, — несколько раз стукнул себя костяшками пальцев по лбу, изображая меня. — Кто ж тебя в сам-то замок пустит? Да тебя и к ковке-то поначалу никто не допустит. Будешь инструмент подавать, пока мастер Бранд тебя не одобрит — он там всех в ежовых рукавицах держит.

Приехали, чёрт их всех дери. Опять какой-то мастер, опять шефство. Покачал головой — досада накрыла, а эта оружейная теперь представилась каким-то адским заводом, где буду безымянным винтиком в конвейерной цепи — ни о каких экспериментах, видимо, и мечтать нельзя. Я выдохнул, сдерживая подступающую ярость.

— Здравствуйте, — послышался голос сзади. Ларс, как всегда, подкрался незаметно.

Рэггл, смерив взглядом, оглядел кожевника.

— Ты кто?

— Ларс — кожевник.

Мужик хмыкнул.

— Ну, ты хоть не такой щуплый, как этот, — кивнул на меня. — В общем, слушайте оба — второй раз повторять не буду. Сейчас бумагу получим и отправляемся. Вознице своему скажите, что придётся ещё немного послужить барону — ваши вещи довезти до нужного места.

Сержант ткнул пальцем в сторону нашей телеги. Ларс нахмурился, видимо, не очень понимая, что происходит. Рэггл уже подошёл к молодому писцу.

Кожевник вопросительно посмотрел на меня.

— В общем, нам туда, старина, — сказал, указывая подбородком на чёрную скалу, на которой стоял замок.

— В замок? — всё ещё не понимая, спросил Ларс.

— В гору, Ларс, — поправил его. — В саму гору.

Загрузка...