Системный Кузнец IV

Глава 6

Ритмичный перестук десятков наковален, утробный рёв мехов и гудение пламени сливались в один бесконечный гул, доносившийся из чёрного провала за моей спиной. Индустриальная симфония была единственным, что заполняло тишину между нами. Старик Гуннар стоял неподвижно и сверлил взглядом, ожидая ответа.

— Так вы не слышали, что случилось? — спросил осторожно, пытаясь нащупать правильные слова. — С Оплотом?

Мужик молчал — лицо, только что сиявшее удивлением, мгновенно потемнело. Брови сошлись на переносице, превратив лицо в грозовую тучу. Гуннар с болезненной усталостью провёл огромной ладонью по мокрому лбу, размазывая грязь.

— Оплот? — переспросил глухо — в голосе не было вопроса, только страх. — Оплот пал?

Наконец мысль, которую кузнец гнал от себя, оформилась в слова — глаза вспыхнули лихорадочным блеском.

— Да, мастер Гуннар, — ответил, стараясь звучать ровно и твёрдо, хотя внутри всё сжалось. — Падальщики прорвались из-под земли — cотни тварей. Даже промёрзшая порода не стала для них преградой.

Старик бросил короткий взгляд на Ульфа, который застыл с полуоткрытым ртом, глядя на кузнеца, затем снова посмотрел на меня долго и тяжело. Потом вдруг ссутулился, словно из него выпустили воздух — сделал несколько шагов вперёд, волоча ноги.

Остановился у кучи наших вещей и отсутствующим взглядом уставился на детали мехов — совместного незаконченного проекта. Настроение мужика переменилось мгновенно — радость встречи была раздавлена тяжестью новости, но он, как старый медведь, не позволял себе рассыпаться.

— И что… много полегло? — спросил, не поднимая глаз — пальцы нервно перебирали край грязного фартука.

— Прилично, мастер Гуннар, — честно ответил я. — Точно сказать не могу — в хаосе не разберёшь.

Мужик медленно поднял взгляд — сложная смесь чувств: боль, гнев, бессилие и странное подозрение. Или, может, это вина выжившего? Грудь старика вздымалась и опускалась с хриплым свистом, напоминая работу старых мехов.

— А ты чего? — спросил он вдруг резко, с раздражением. — Припёрся сюда за лучшей долей? Или тебя подпрягли?

Было трудно ответить — слова застряли в горле. Ведь и сам думал покинуть деревню, сбежать от воспоминаний, ещё до того, как Родерик лишил выбора. Казалось, если скажу, что хотел уехать сам, старик сочтёт это предательством, но врать, глядя в уставшие глаза, не мог.

— Честно? — выдержал взгляд. — Сам думал уехать. Слишком много плохих воспоминаний с Оплотом связано… А потом зашёл капитан «Грифонов» и просто поставил перед фактом. Приказал ехать с колонной беженцев сюда, в Замок.

Мужик шумно выдохнул.

— Хмм… Значит, кузня моя пустует, — пробормотал, глядя в пустоту. — Беженцев много? Кто-то остался?

Голос Гуннара был сухим, словно спрашивал о погоде, а не о гибели дома. Почувствовал себя не в своей тарелке — неужели винит меня? Злится, что я здесь, а не там, среди руин?

— Да, остались люди, — кивнул. — Мастер Свен с семьёй. Всего не знаю, сколько — может, сотня, может, две — в таком хаосе трудно считать. Примерно столько же сюда с караваном прибыли.

Кузнец медленно кивнул.

— Ситуация там тяжёлая, мастер, — продолжил я, чувствуя необходимость объяснить. — Оставаться, как по мне, смысла нет — падальщики в лесах кишат, ещё твари покрупнее вылезают…

Помотал головой, отказываясь до конца принять его обвинения.

— Чувствую, что вы злитесь на меня, что кузню бросил. Но я сделал всё, что мог. Если бы остался — это бы ничего не решило, а здесь могу больше пригодиться.

Старался не оправдываться, а говорить прямо, но вышло скомканно и торопливо. Какой-то нерв внутри подстёгивал говорить быстрее, в надежде, что старик поймёт и не осудит.

— ЗДЕСЬ⁈ — вдруг рыкнул Гуннар, голос эхом отразился от сводов. Старик шагнул ко мне, нависая горой. — Пригодиться⁈ Ты ещё увидишь, что такое «здесь», парень.

Ткнул в мою сторону толстым пальцем.

— Ты здесь будешь никем! Пустым местом! Просто гвоздем, который каждый день вбивают в ржавый металл. Он гнётся, его выпрямляют ударом молота и снова пытаются вбить! Ты думаешь, это мастерская? Ты думаешь, здесь ценят талант? Парень, ты здесь будешь рабом! Рабом Брандта, рабом барона, рабом этой проклятой горы! Понял ты меня⁈

Глаза горели смесью ярости, отчаяния и смертельной усталости человека, который прошёл через этот ад.

Повисла звенящая тишина. Всё ясно — Гуннару здесь пришлось несладко, пришлось терпеть унижения, подчиняться приказам, ломать себя, а для его гордости это всегда как нож в сердце. В Оплоте после ссоры с Йорном мог уйти в запой, спрятаться в доме. Здесь прятаться негде, здесь кузнец — просто винтик.

Что ж, пусть считает так, как считает — у меня на этот счёт есть свой план.

Продолжали молчать. Старик демонстративно отвернулся, глядя в темноту, всем видом показывая, что отгородился стеной обиды и разочарования.

— Мастер Гуннар, послушайте, — начал тихо.

Старик стиснул зубы так, что желваки на скулах заходили ходуном, но не ушёл. Слушал.

— Там невозможно было ничего сделать, поймите — угроза гораздо больше, чем вы можете себе представить. Это не просто набег… А здесь… — вдруг захотелось рассказать всё, как есть, без утайки. — Здесь я смогу развиваться гораздо быстрее, смогу набрать силу и вырваться — тогда смогу помочь Оплоту по-настоящему. В этом цеху…

Кивнул назад, в сторону проёма, из которого вырывались багровые всполохи и жар.

— Огненная Ци… она здесь везде. Она…

Запнулся и сглотнул, мысль внезапно пронзила: а Гуннар-то вообще знает, что я практик? В суматохе совсем упустил из виду — никогда об этом не говорили напрямую.

Но старик опередил меня — медленно повернул голову и посмотрел в глаза.

— Так ты всё-таки практик? — В голосе смешались удивление и горечь. — Дар Арвальда достался?

Гуннар бросил это со смесью пренебрежения и глубокой обиды, словно мой дар был личным оскорблением для него.

Я помолчал несколько секунд, собираясь с мыслями.

— Не знаю, — ответил честно. — Не знаю, откуда он у меня, но чувствую огонь — могу вдыхать его Ци и направлять её. Я уже на третьей ступени Закалки Тела, мастер Гуннар, стал сильнее… И здесь, в этой огромной «Кузне», концентрация Огненной Ци просто колоссальна. Вы даже не представляете — я смогу впитывать её каждый день, каждую смену. Смогу развиваться в разы стремительнее, чем в нашей деревне.

— Хммм… — протянул Гуннар с неопределённой интонацией, глядя сквозь меня. — Весь в своего папашу — тот тоже носился с этой Ци, как с писаной торбой. Дар у него был… Великий дар.

Мужик тяжело задышал, словно ему не хватало воздуха, затем замолчал, и показалось, что хочет добавить что-то ещё — может, что-то важное, личное, про отца Кая, о чём молчал все годы, но сдержался.

Я шагнул к нему — подошёл на доверительное расстояние. Гуннар дёрнулся, судорожно бросил на меня взгляд, и его огромное тело качнулось назад, но мужик заставил себя остаться на месте.

— Мастер Гуннар, — смотрел ему в глаза очень серьёзно, пытаясь передать уверенность. — Мы вырвемся отсюда — обещаю вам. Сделаем то, чего здесь ещё не делал никто — станем не рабами, а Мастерами.

— Нахрена тебе это? — проговорил кузнец. В голосе не было злости, только усталое недоумение. — Если у тебя есть Дар… иди в Академию, к «Грифонам». Будешь солдатом, практиком, будешь жить в Верхнем Городе. Нахрена тебе кузня, щегол?

Старик спросил искренне, как человек, который не может понять, зачем добровольно лезть в грязь и жар, если есть путь к славе и лёгкой жизни.

Помолчал пару секунд, вопрос застал врасплох своей простотой. Я уже отвечал на него и себе, и Свену, и даже Гуннару когда-то. Но здесь, посреди каменного мешка, тот прозвучал с такой прямотой, что вдруг почувствовал отклик — глубоко внутри Огненная Ци шевельнулась, отозвалась на слово «кузня», и запела как натянутая струна.

— Потому что, мастер Гуннар, мне это нравится, — начал, подбирая слова. — Нет… даже не так.

Посмотрел на свои руки — мозолистые, покрытые ожогами и въевшейся угольной пылью.

— Я это люблю — создавать, когда металл поддаётся воле, когда из куска мёртвой руды получается вещь, которая служит людям.

Замолчал, пристально вглядываясь в глаза старика — тот смотрел с выражением смятения, граничащего со страхом, будто бы впервые увидел передо собой кого-то совершенно другого.

— И вы тоже это любите, мастер, — продолжил мягче, но с нажимом. — Я это точно знаю — видел там, в Оплоте, когда вы со Свеном обсуждали мехи. Видел блеск в ваших глазах.

Сделал ещё один крошечный шаг к Гуннару — теперь был совсем близко, заставляя слушать.

— Так что, мастер Гуннар… — голос стал твёрдым, как удар молота. — ПРЕКРАТИТЕ. СОМНЕВАТЬСЯ. В СЕБЕ!

Гуннар сглотнул. Крупная капля пота сорвалась с его лба, прочертила мокрую дорожку по грязному лицу, запуталась в бороде и упала вниз, разбившись о каменный пол. Старик хотел что-то ответить, огрызнуться, или поставить меня на место, но слова застряли у него в горле. Кажется, мужик увидел что-то, против чего не было аргументов — истину.

Мы молчали, сверля друг друга взглядами, словно два шпиона, внезапно сбросившие маски. Пауза затянулась, стала вязкой и оглушительной, перекрывая даже гул цеха. Ульф, стоявший чуть поодаль, напряжённо переводил взгляд с меня на Гуннара, сжав огромные кулаки. Молотобоец напоминал перепуганного рефери, который следит за дуэлью взглядов, боясь пропустить момент, когда один из бойцов нанесёт удар.

Старик открыл рот, собираясь что-то сказать — возможно, впервые признать мою правоту, но не успел.

— А-а-а… — раздался голос. Не хриплый и глухой, как у Гуннара, а режущий уши, как скрежет тупой пилы по кости. — Оплот воссоединился в аду. Ха-ха.

Смех был сухим и безрадостным, как треск ломающихся веток.

Повернул голову, но этого оказалось недостаточно — тревога заставила развернуться всем телом, чтобы встретить угрозу лицом к лицу.

Из чёрного зева прохода, ведущего в главную кузницу, выплыла фигура — ходячий квадрат мышц, волосы, длинные и спутанные, заплетены в десятки просаленных косичек. Борода, такая же жёсткая и неопрятная, спускалась на грудь — волосы рыжие, но не солнечные, как у Свена — его рыжина была цветом старой ржавчины, цветом запёкшейся крови — адским цветом, под стать пламени за его спиной.

Мужчина весь покрыт потом и сажей, словно только что вылез из горна. На нём сложный кожаный фартук с множеством кармашков, полных инструментов, и прожжённая в нескольких местах рубаха. В руке гигант небрежно сжимал огромный молот с квадратным бойком — уж не знаю, зачем мужик притащил его сюда — для работы или для устрашения.

Я бросил быстрый взгляд на Гуннара — старый мастер, только что готовый раскрыть душу, мгновенно ссутулился, опустил взгляд и помрачнел, словно тень накрыла его — плечи поникли в жесте подчинения.

Кто это? Неужели…

Здоровяк шёл грузно, переваливаясь с ноги на ногу, топая тяжёлыми сапогами, как огромный гном. Вышел из тени проёма, и свет факела выхватил его лицо — грубое, морщинистое, с пористым носом-картошкой, но страшнее всего — глаза — маленькие, глубоко посаженные — те горели, как два уголька. В них светились безумная самоуверенность и острый ум.

Это мог быть только мастер-оружейник Брандт.

Решил пока не отвечать, слова — это оружие, и прежде чем его применить, нужно узнать врага — как двигается, как дышит, как смотрит на людей. Я сделал глубокий вдох — воздух даже в казарме насыщен концентрированной Огненной Ци, вытекающей из адского зева кузни. Втянул её в себя и надёжно запер в котле, активируя способность «Холодное Пламя».

Мир мгновенно изменился: цвета стали бледнее, звуки — глуше, а время словно замедлило бег. Эмоции — страх, гнев, волнение — отступили, покрывшись коркой льда — остался только ясный рассудок. Видел, как подрагивает веко Гуннара, слышал, как скрипит кожа фартука на груди рыжего гиганта. Каждая деталь, каждая интонация теперь проходила через фильтр холодного разума. «Это всего лишь человек, — пронеслась в голове спокойная мысль. — Какой бы силой тот ни обладал, мужик сделан из плоти и крови».

Брандт вошёл в казарму по-хозяйски, широко расставляя ноги, словно каждый камень здесь принадлежал ему по праву рождения, встал напротив нашей троицы, уперев одну руку в бок, другая лениво взметнулась вверх, и огромный молот с лёгкостью опустился ему на плечо, словно был сухой веткой. Мастер Брандт едва заметно притопывал левой ногой, отбивая какой-то ритм — лицо исказила глумливая гримаса — смесь презрения и удовлетворения от вида «жалких деревенщин».

— Ну что, щенок? — маленькие глазки впились в меня. — Как там твоё имя?

— Кай, — ответил ровно. Огненная Ци рвалась наружу, бурлила, как магма в жерле вулкана, требуя ответа на вызов, но «Холодное Пламя» держало ту в железных тисках.

— Кай… Ага… — протянул Брандт, словно решая, стоит ли имя того, чтобы его запоминать. — Ну что, Кай… Рассказал тебе твой горе-мастер, как тут у нас дела делаются? Ввёл в курс, так сказать?

— Не успел ещё, — голос звучал сухо, без эмоций.

— А ты не разговорчив, щенок! Ха-ха! — смех пророкотал как гром в ущелье, но глаза оставались холодными. — То, что нужно для этого места. Язык здесь — лишняя деталь. Будешь делать то, что велено, и помалкивать, тогда проблем у тебя не будет. Вот так всё просто в нашем славном королевстве.

Брандт сделал шаг вперёд, оглядывая нас как скот на ярмарке, и пинал носком сапога наши мешки. Затем остановился рядом с Гуннаром, нависая над ним скалой.

— Всё, старик, достаточно наговорились, — рявкнул гигант, резко меняя тон. — Теперь моя очередь. А ты — марш назад в кузню, Гуннар — сегодня и так достаточно попортил заготовок. Если ещё и этого щенка испортишь своими соплями — запру в нижней штольне на денёк-другой. Посидишь в темноте, подумаешь о вечном.

Мужчина небрежно мотнул головой в сторону проёма как хозяин, прогоняющий побитую собаку.

Мастер Гуннар поднял на меня взгляд — в нём плескалась такая бездна унижения и страха, что стало физически больно. Видел, как судорожно сжимаются и разжимаются его огромные кулаки, но лицо… На нём не было лица, только маска покорности и стыда. Мастер словно безмолвно извинялся передо мной за то, кем стал.

Затем старик сгорбился ещё сильнее и шаркающей походкой побрёл прочь, в чрево кузни, оставляя нас с Брандтом

Брандт медленно повернул массивную голову и вперил взгляд в Ульфа, который уже сжался в комок, как огромный испуганный ёж, пытаясь стать невидимым.

— А это ещё что за существо? — скривился мастер, указывая на молотобойца подбородком. — С таким взглядом он тут и смены не протянет — здесь мужики нужны, а не перепуганные дети в телах великанов.

Я был поражён, всего один взгляд — и мужик безошибочно разглядел истинную природу Ульфа, увидев за горой мышц ранимого ребёнка.

— Это Ульф, — твёрдо сказал ему, делая шаг вперёд, чтобы закрыть друга собой. — Мой молотобоец.

— Ха-ха-ха! — хохотнул Брандт, и эхо смеха ударило по ушам. — Чей он молотобоец, щенок, здесь буду решать я, и только я.

Гигант навис надо мной, заслоняя свет маслянных ламп.

— Это последний раз, когда пытаюсь тебе это растолковать по-хорошему.

Бывают в жизни моменты, когда стоишь на перепутье — когда одна секунда решает всё. Сейчас именно такой момент. «Холодное Пламя» треснуло — Огненная Ци, сжатая до предела, прорвала ментальные оковы яростным порывом, словно вулканический бог, пробудившийся от сна, и затопила тело, требуя выхода — одного хорошего, огненного удара прямо в эту ухмыляющуюся рожу.

Я с шумом выдохнул воздух через нос, выпуская часть давления — звук получился шипящим, как у парового клапана. Почувствовал, как кожа на лице и руках на мгновение вспыхнула внутренним жаром, став нестерпимо горячей, а изо рта вместе с дыханием вырвалась струйка дыма — ощущал себя чёртовым драконом, готовым спалить всё вокруг.

Брандт не отшатнулся — мужик был воином своего ремесла и видел всякое, но взгляд изменился. Ухмылка на долю секунды сползла с лица, сменившись вспышкой растерянности и чего-то ещё — кажется, гигант почувствовал жар.

— ХА-ХА-ХА-ХА!

Громоподобный раскат смеха прокатился под сводами казармы, заставив задрожать пламя в лампах — мужик ржал как безумный, запрокинув голову к потолку, и хлопал себя по бедру.

— Дерзкий! Дерзкий! — басил тот, вытирая выступившие слёзы. — Нравится! Леший меня забери, нравится мне это! Вижу, ты строптивая лошадка, парень. И огонь в тебе есть настоящий! Хорошо! Очень хорошо!

Брандт резко оборвал смех и посмотрел на меня уже без презрения, а с хищным азартом.

— А ну-ка давай! — гигант швырнул молот в сторону — тот с грохотом ударился о камни. — Пошли!

Перемена была столь стремительна и неожиданна, что на миг потерял ощущение реальности — только что Брандт готов был раздавить меня, а теперь… Что задумал?

А мастер-оружейник уже широкими шагами шёл к деревянному столу в центре зала — с грохотом опустился на лавку так, что та скрипнула, и начал деловито закатывать рукав рубахи, обнажая руку толщиной с меня, перевитую узлами мышц и шрамов.

— А ну сюда, щенок! — рявкнул гигант. — Будем мериться силами прямо сейчас, чтобы у тебя раз и навсегда отпало желание со мной спорить!

Брандт с грохотом опустил локоть на стол, и толстая столешница жалобно хрустнула — по дереву побежала змеевидная трещина.

Такого точно не ожидал. Чёрт возьми, что вообще происходит?

Медленно пошёл к нему, на ходу пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Армрестлинг? Серьёзно? Мужик хочет помериться силой? Или просто сломать мне руку, чтобы показать место?

Если проиграю — стану посмешищем и рабом. Если выиграю… Что тогда? Гигант зауважает меня? Вряд ли. Такие, как он, не прощают унижения — может уничтожить меня сотней других способов. Но раз Брандт сам, зная, что я практик, так уверенно бросил мне вызов, значит, мужик не просто груда мышц — он уверен в себе. Абсолютно уверен.

Ноги сами донесли до стола. Сел напротив гиганта, всё ещё пребывая в смятении, и поставил локоть на треснувшую древесину. Взгляд скользнул по его руке — гора из камней и узлов, перевитая жилами толщиной с палец. Когда моя ладонь легла в его, почувствовал себя ребёнком — рука утонула в хвате, словно тонкая ветка, которую поглотил ствол векового дуба. Его кожа была твёрдой, как подошва сапога, и шершавой от окалины — рука человека, который сделал сотни тысяч ударов молотом.

— Ну что, пацан? — лицо приблизилось, почувствовал запах табака и чеснока. Глаза искрились безумным азартом. — Готов ты, нет? Готов⁈ Померяемся силушкой! Твоя против моей. Твой огонь против моего железа, Кай, щенок ты деревенский! А-ха-ха-ха!

Молчал — просто дышал, игнорируя его слова, смех и давление. Я уже здесь, напротив — отступать некуда. Оставалось только одно — вложить всё, что есть, в единственный рывок. Неважно, какой будет результат — важно лишь то, насколько смогу сконцентрироваться в моменте.

Огненная Ци бурлила внутри, но её было мало, ведь я не практиковал как следует уже несколько дней. «Вот бы подышать жаром из кузни хотя бы полчаса…» — мелькнула шальная мысль, но времени нет.

Закрыл глаза на секунду, собирая остатки энергии в нижнем котле — чувствовал, как та сжимается в тугой комок, готовая взрывным импульсом устремиться в спину, в плечо, в бицепс.

Когда открыл глаза, Брандт улыбался, как злобный гном из кошмаров. Казалось, даже многочисленные косички шевелились сами по себе от переполнявшего его возбуждения.

— Ну что… — прорычал мужик. — На счёт три… и понеслась!

Его пальцы сомкнулись на моей кисти, и показалось, что рука попала под гидравлический пресс — кости хрустнули. Я зашипел сквозь зубы, зажмурившись от вспышки боли.

Вот же чёрт — мужик не просто сильный — он чёртов монстр. Какая у него ступень? Пятая? Шестая? Девятая⁈ Да не всё ли равно! Мысли метались, как искры в дымоходе. Дышать. Концентрация. Вся надежда на Огненную Ци. У меня есть то, чего нет у него — пламенный рывок.

— РАЗ!

Почувствовал, как Ци закручивается в тугую спираль в животе. Нижний котёл горел огнём.

— ДВА!

Брандт ещё сильнее сдавил мою руку, проверяя, не сломаюсь ли я до старта. Холодный пот градом покатился по лбу. Из глаз брызнули слёзы — не от обиды, а тупо физиологически, от запредельного давления.

— ТРИ!!!

В этот момент гигант навалился на мою руку всей массой огромного тела — похоже на падение скалы.

А я спустил курок.

Моя Ци рванула по каналам, подобно взрыву порохового погреба — огненной волной понеслась к плечу, к предплечью, к каждому мускулу, задействованному в движении. Рука вспыхнула — чувствовал, как она буквально загорелась изнутри, засветилась сквозь кожу. Если бы кто-то коснулся её сейчас, то обжёгся бы.

Но Брандт даже не поморщился — наоборот, безумная улыбка стала ещё шире и страшнее, будто боль от ожога доставляла мужику извращённое удовольствие, а может, он не чувствовал боль вовсе.

Всё произошло за долю секунды, растянувшуюся в вечность.

Вся мощь взрывного рывка столкнулась с грубой силой — на мгновение мы замерли в мёртвой точке. Его рука не сдвинулась ни на миллиметр, но и моя устояла. Я держал его — держал монстра!

А затем мышцы Брандта изменились — вдруг вздулись, отвердели и превратились в бугристые валуны под кожей. Казалось, слышу, как трещит скальная порода внутри него — вены на руке гиганта почернели и раздулись, как корни старого дерева.

Это был не человек, а сама земля, которая гасит любой огонь.

Одним мощным движением мужик сломил сопротивление — просто вбил руку в стол. Раздался треск ломающегося дерева, доски столешницы разлетелись в щепки. Я не удержался на лавке и с криком полетел на пол, приложившись головой о влажные камни. Моя правая рука, онемевшая и горящая одновременно, шлёпнулась в лужу, и вода вокруг зашипела, вскипая, как в закалочной бочке.

Схватился за неё левой, скорчившись от боли, которая била в затылок. Мир поплыл, и сквозь звон в ушах слышал только торжествующий рокот:

— А-ХА-ХА-ХА!

Валялся на сыром полу, не в силах разлепить слезящиеся глаза — в ушах ещё стоял хруст дерева. Или собственной руки?

— Ну что, щенок? — голос Брандта гудел, эхом отражаясь от каменных сводов. — Понял теперь, с кем дело имеешь? Огонь или камень, щенок? ОГОНЬ ИЛИ КАМЕНЬ⁈

Почувствовал его тяжёлое дыхание — мужик низко склонился надо мной, наслаждаясь триумфом.

— А теперь моли всех духов, чтобы рука у тебя была цела — прорычал гигант в ухо. — А не то твоя бесполезная костлявая задница мигом окажется в нижних штольнях — там как раз не хватает тягловой силы.

Тяжёлые шаги. Удаляющийся топот подкованных сапог. Смех, затихающий в глубине коридора.

В голове полный бардак, звенящая пустота, прорезанная одной-единственной мыслью: рука. Цела ли? Смогу ли ковать? Или мужик её уничтожил, раздробил в крошево, как ноги Финна Хромого, превратив в калеку?

Вот же сука… Вот же тварь…

С трудом перевалился на спину, продолжая баюкать пульсирующую кисть. Разлепил слипшиеся от слёз веки — взгляд упёрся в закопчённый потолок пещеры, где в тени угадывались массивные балки, оплетённые паутиной.

Я многое сносил в этой недолгой жизни Кая: голод, издевки Гуннара, презрение Йорна, страх перед падальщиками, но сейчас, глядя во тьму, чувствовал, как под слоем боли рождается холодная ненависть.

«Ты, сволочина, у меня за это ответишь», — поклялся себе.

Буду дышать этой проклятой Огненной Ци без остановки — днём, ночью, даже во сне. Превращу лёгкие в кузнечные мехи — поднимусь до девятой ступени Закалки Тела так быстро, как не поднимался никто в этом грёбаном мире — и тогда я найду тебя, не просто буду бить — обрушу на твою рыже-ржавую морду серию огненных апперкотов и хуков, пока ты не захлебнёшься собственной кровью.

Лежал, с хрипом втягивая спёртый воздух.

А если к этому прибавить тот факт, что уделаю тебя и как кузнеца… Создам сталь, о которой ты и мечтать не мог, заставлю тебя смотреть на это с завистью…

Резкая вспышка боли пронзила руку от кончиков пальцев до плеча, оборвав фантазии и заставив застонать сквозь зубы. Вновь закрыл глаза, проваливаясь в темноту.

Пусть болит. Боль — это хорошо. Боль — топливо для огня.