Системный Кузнец IV

Глава 12

Ульф застыл у горна, и его испуганные глаза были прикованы к «Ржавому» Брандту, который сквозь клубы дыма приближался к первому горну.

Оружейник шагал грузно, каждый шаг сопровождался глухим ударом кувалды по огромной ладони — отсчёт времени для приговорённого. Кузнец за первым станком вжался в наковальню — плечи съёжились, голова вросла в шею — пытался стать невидимым и исчезнуть.

Я вышел из рабочей зоны и встал в центральном проходе. Работа в цеху остановилась. Даже те, кто не успел закончить первый топор, замерли с поднятыми молотами. Концентрироваться невозможно — все ждали своей участи, глядя на эту сцену, как на публичную казнь.

Брандт подошёл к наковальне. Я не мог разглядеть саму поковку, но было достаточно видеть лицо гиганта-оружейника, и его ржавую ухмылку.

— ТАК-ТАК… — пропел тот, растягивая гласные — прозвучало как начало жуткой арии, которая отразилась от стен, смешиваясь с гулом горнов. — Вы, деревенские ничтожества, снова погрязли в лени и тугоумии…

Мужик поднял глаза на сжавшегося кузнеца — в них блестел нездоровый огонёк азарта палача.

— Образец, — произнёс Брандт вкрадчиво. — Ты видел образец, олух?

Кузнец что-то тихо пробормотал в ответ, кивая так часто, что голова затряслась — голос потонул в шуме цеха, но страх был виден за версту по сжавшейся спине.

— ТАК КАКОГО БОЛОТНОГО ЛЕШЕГО ТЫ СДЕЛАЛ ЭТО ДЕРЬМО⁈

Голос Брандта сорвался на вибрирующий рык, который волной прокатился по кузне. Ржавый схватил топор и сунул в лицо бедолаге.

— Ты видел там шов⁈ Ты видел на образце шов, я тебя спрашиваю⁈ Ты думаешь, что тот, кто сделал этот топор — идиот⁈ Думаешь, он просто так мучился с вытяжкой⁈ Нет! Это хороший образец, созданный для войны, а ты… ты сделал редкостное ГОВНО!

Его ор ударил по ушам каждого в пещере. Повисла мёртвая тишина.

А затем…

— А-ХА-ХА-ХА-ХА!

Мужик расхохотался, запрокинув голову так высоко, что казалось, толстая шея сейчас хрустнет и переломится пополам.

Мужики в кузне зашевелились — кто-то в панике начал прятать свои поделки, торопливо швыряя металл обратно в горн — видимо, решили наспех переделать то, за что сейчас казнили первого бедолагу. Вряд ли успеют, но надежда умирает последней — лучше не показать ничего, чем показать брак. Инструменты зашуршали, металл заклацал, мехи захрипели в неровном ритме страха.

Те, кто поумнее или поудачливее, продолжали стоять, вцепившись в молоты. Эти кузнецы, как и я, вытягивали шип из цельного куска, и теперь молились, чтобы работа выдержала суд.

Брандт, всё ещё держа кувалду в левой руке, правой поднял несчастный топор — осмотрел, как врач осматривает гнилую конечность перед ампутацией.

— Испортил… — прошипел ржавый гигант. — Испортил такую сталь своими неумелыми руками.

Мужик снова выстрелил в кузнеца адским взглядом, в котором даже с моего расстояния угадывались багровые огоньки. А затем…

…отбросил свою кувалду. Грохот падения заглушил остальные звуки. Брандт перехватил топор двумя руками: одной — за обух, другой — за приваренный шип.

Гигант напрягся — тело налилось каменной тяжестью, превратившись в скалу. Вены на лбу и шее вздулись чёрными жгутами, кожа потемнела, а затем этот монстр сделал мощное движение на излом.

Звук разрываемого металла был коротким, сухим и страшным, как выстрел. Шип, который должен был пробивать латы, просто отломился. Брандт держал в одной руке изуродованный топор, а в другой — кусок железа.

Все в цеху вздрогнули. Я буквально почувствовал, как сердца полусотни человек пропустили удар, а потом забились в ритме ужаса.

— Зверь… — прошелестело рядом.

— Бес…

— Сегодня всем прилетит, — в панике зашептал кузнец за соседним горном. Я повернулся — мужичок лет пятидесяти, с маленькими усиками и жилистыми руками, смотрел на меня перепуганными глазами, в которых читалось отчаяние. — Всем хана…

Я сглотнул. Бедные мужики — жили себе в своих деревнях, ковали подковы, растили детей… и тут это дерьмо. Острая игла ярости пронзила тело — Огненная Ци, почувствовав несправедливость, взревела, требуя выхода, желая прямо сейчас вмешаться и снова помериться силами с этим существом, доказать, что огонь сильнее камня.

Сделал медленный выдох, стравливая внутренний жар и унимая бушующую стихию. «Тихо. Не сейчас». Плечи опустились, тело расслабилось. Нет, драка здесь не поможет — нужно действовать иначе.

Просто дождаться, когда этот монстр увидит мою работу.

Посмотрел на Ульфа — глаза великана были на мокром месте, губы дрожали. Весь этот стресс, крики и бесчеловечная жестокость давили на его детскую психику, как молот на стекло.

— ПЯТЬ ПЛЕТЕЙ! — проорал Брандт, швырнув обломки топора на пол. — И ПЕРЕДЕЛАТЬ! До утра не выйдешь отсюда, пока не сдашь норму!

Яростный рык прокатился по цеху, заглушив все звуки. Я вновь бросил взгляд к первому горну — кузнец понуро опустил голову и, шаркая, вышел на площадку перед ступенями на видное место и развернулся. И я узнал его — это «Бульдог», тот самый мужик с уставшими глазами и обвисшей кожей, с которым утром разговаривал в казарме — тот, кто предупреждал о правилах. Теперь правила настигли его самого.

Йорг Бык стоял неподалёку — в руке толстая рукоять, к которой крепился хищный хвост плетёной кожи. Бригадир невозмутимо вытер лоб тыльной стороной ладони и подошёл к кузнецу сзади — лицо непроницаемо, как маска палача.

Бедолага молча задрал пропитанную потом рубаху, обнажая спину — губы шевелились, шепча молитву или проклятие.

Бык приподнял инструмент повыше, примериваясь — что-то тихо сказал кузнецу, а затем с чудовищной резкостью опустил руку.

Прозвучал сперва свист, затем щелчок.

Звук удара был тошнотворным и мокрым — видимо, кожа лопнула. Кузнец зашипел, глаза полезли из орбит, пот ручьём хлынул по лицу, тело дёрнулось.

Ещё удар — бригадир не жалел мужика, вкладывал в замах весь вес корпуса.

«Вот же сука, — подумал я, чувствуя, как во рту появляется привкус гнева. — Хорош бригадир, ничего не скажешь».

Мысленно вписал имя Быка в список должников, сразу после Брандта. «Ты тоже попробуешь огненную плеть на своей шкуре, мерзавец». Внезапно вспомнился Йост — ночной бригадир. Неужели и он… тоже так? Неужели эта система ломает всех?

Свист… Удар!

Третий. Четвёртый.

Бульдог хрипел, хватая ртом воздух, пытаясь справиться с болью, которая будто разрывала того надвое. При каждом ударе по цеху прокатывалась волна тихих вдохов — мужики чувствовали каждый удар на своей шкуре.

— Твари… — долетел до меня чей-то шёпот.

— Поплатитесь ещё за это… кровью умоетесь…

Мастера говорили тихо, боясь поднять голову, но ненависть в воздухе можно было резать ножом.

Пятый удар. Бык, кажется, вложил в него не только силу, но и душу — заметил, как на мгновение губы бригадира дрогнули в подобии улыбки. Чёртов садист.

Кузнец изогнулся дугой и без сил осел на каменный пол. Йорг отступил вглубь, равнодушно сматывая плеть, ожидая следующую жертву, а «Бульдог», просидев несколько секунд, начал подниматься — рука, дрожа, упёрлась в пол. Мужик с трудом выпрямился и, пошатываясь, побрёл к горну в полной тишине, нарушаемой лишь рёвом огня и дыханием мехов.

Тут же зашуршали инструменты — мужики в панике начали переделывать работу, надеясь успеть до того, как очередь дойдёт до них.

Понял, что ждать очереди в этом театре ужасов бессмысленно — только время потеряю и нервы сожгу. Лучше начать делать второй топор, пока руки помнят. Хотя, признаться честно, «творческий дух» в такой атмосфере немного угас.

Подошёл к Ульфу — детина дрожал, как осиновый лист на ветру — огромные плечи вздрагивали.

— Ульф, Ульф, слушай меня… — придвинулся к нему вплотную, говоря быстрым шёпотом. — Тебе ничего не грозит. Слышишь? Если что пойдёт не так — отвечать буду я. Успокойся, ладно?

Но здоровяк не реагировал — дрожал не от страха наказания — его пугало само место, концентрация боли и злобы, исходившая от «плохих людей». Парень чувствовал её, как зверь чует грозу.

— Ульф! — схватил молотобойца за плечи, сжимая пальцы, чтобы привести в чувство. — Погляди на меня!

Тот медленно перевёл на меня взгляд — глаза его были пустыми и чёрными.

— У нас с тобой хорошая работа. Я знаю, что тебе не нравится это место, но мы скоро выберемся отсюда. Слышишь? Мы обязательно выберемся, и тебе не придётся больше видеть всё это. Ты веришь мне⁈

Невольно повысил голос. Инстинктивно оглянулся — кузнец за соседним горном скосил на нас испуганный взгляд, но тут же отвернулся. Снова сосредоточился на Ульфе.

— Выберемся… Кай и Ульф уйдут… Кай и Ульф уйдут… — затараторил паренёк, цепляясь за мои слова как за спасательную шлюпку.

— Да. Уйдут. И ещё, Ульф… — глядел на детину, глаза его лихорадочно бегали. — Ульф, послушай. Эти люди получат по заслугам — это я тебе обещаю. Плохие люди будут наказаны, а хорошие… хорошие будут вознаграждены.

Говорил, убеждая скорее себя, чем его, но верил в это. Яростно хотел верить — всю жизнь, в обоих мирах, жил с этими ориентирами, и не собирался отступать от них только потому, что попал в ад. Справедливость должна быть, а если её нет, я её выкую.

Ульф задышал глубже, судорожно всхлипывая — взгляд начал фокусироваться на моём лице, но в нём было что-то странное.

— Плохие… плохие… — глаза молотобойца наполнились слезами. — Брик…

— Что, Ульф? — я замер. Имя нашего друга прозвучало как гром среди ясного неба. — Что Брик?

— Брик… — слова застряли у здоровяка в горле.

Я смотрел на него безумным взглядом, пытаясь добиться ответа, чувствуя, как по спине ползёт холодок, не имеющий отношения к сквознякам вентиляционной шахты

— Что — Брик, Ульф⁈ — встряхнул его за плечи.

— Брик плачет, Кай… — прошептал Ульф, глядя куда-то в темноту цеха. — Брик плачет.

Ледяные мурашки пробежали по коже. Что за чертовщину несёт этот детина⁈ Брик плачет? Мёртвый мальчик, оставшийся в запустелой деревне, в вырытой нами могиле?

Молча смотрел на своего молотобойца, и вдруг образ Брика всплыл перед глазами так ярко, будто тот стоял рядом. Маленький, смешливый паренёк, который хотел помочь и подзаработать себе на жизнь, мечтал стать охотником, а потом кузнецом… И который стал жертвой ужасного мира, решений барона, алхимии, падальщиков. Ком подступил к горлу, горький и колючий.

Отпустил плечи Ульфа и резко отвернулся, глядя в багровую дымку цеха. Что за странный диалог? Что вообще происходит, чёрт возьми? Я схожу с ума? Или Ульф видит то, чего не вижу я?

Тем временем с противоположного конца цеха, разрывая мои мысли, донёсся очередной вопль Брандта:

— Ты что мне подсовываешь, крыса⁈ Это лезвие⁈ Этим только масло мазать! Закалка пятнами пошла! Ты грел его или целовал⁈ ПЕРЕДЕЛАТЬ! ПЯТЬ ПЛЕТЕЙ!

Звук ударов снова заставил вздрогнуть весь цех.

Заставил себя дышать глубоко и размеренно. Вдох — жар, выдох — покой. Нужно вернуться в реальность прямо сейчас и перестать думать о плачущих призраках. Есть только одна задача: сделать второй топор идеальным — вот что сейчас единственно важно.

Вновь посмотрел на молотобойца — из его носа текли сопли, по щекам катились слёзы. Парень плакал, беззвучно и горько — моё сердце сжалось.

— Ульф, — посмотрел на него мягче, стараясь голосом разогнать страхи. — Знаешь, что мы сейчас будем делать, старина?

Детина быстро и часто дышал, глядя мокрыми глазами.

— Мы будем делать… — начал тот сипло.

Я ждал и думал, что парень снова скажет про «формочки для пирожков» или что-то такое же наивное и детское.

— Мы будем делать топор… — молобоец запнулся, нижняя губа задрожала, но взгляд… Впервые увидел в обычно кротком взгляде что-то похожее на взрослую ярость. — Чтобы… чтобы наказать плохих людей.

Мой взгляд невольно опустился — даже старина Ульф начал сходить с ума от этого беспредела — детская душа черствела, покрывалась бронёй злобы. Мне очень не хотелось, чтобы паренёк озлобился — злоба сжигает изнутри, делает человека слабым и неосторожным.

Вновь подошёл к нему вплотную — нужно дать ход голосу разума, а не эмоций.

— Нет, Ульф, — шмыгнул носом. — Мы будем делать топор не для мести — мы будем делать его… просто чтобы сделать лучший топор. Мы будем делать его, потому что мы это любим — будем делать оружие всё лучше и лучше. Чтобы никто не посмел сказать, что мы делаем плохо — чтобы мы сами решали, что хорошо, а что плохо.

Сделал паузу, вкладывая в следующие слова всю убеждённость.

— Вот только мы с тобой, Ульф, никогда не будем наказывать людей плетью — мы будем учить и защищать. Будем нести добро, старина. Понял⁈

Говорил это, потому что отчаянно хотелось в это верить, но какая-то циничная часть внутри уже шептала, что в таком мире это невозможно. Добро здесь — это слабость.

Но тут перед глазами вспышками пронеслись лица: рыжий, улыбающийся Свен; Брик, который отдал жизнь; Гретта, Киан, Арн — все те, в ком видел свет. Человечность и добро здесь всё-таки есть и пока они будут, буду за них драться.

Вдохнул Огненную Ци так глубоко, как только мог — энергия обожгла сердце, свернулась горячим узлом в животе — резерв полон до краёв.

И тут увидел цифры:

[Закалка Тела: 95%]

Я нёсся к четвёртой ступени со скоростью огненной кометы. Мне нужна сила, чтобы стоять за себя. Добро должно быть с огненными кулаками или с огненной балкой, падающей на голову врага.

Мысль показалась такой нелепой посреди ада, что не выдержал — начал смеяться. Сначала тихо, потом всё громче, захлёбываясь хохотом от напряжения и безумия происходящего.

Ульф смотрел на меня как на сумасшедшего, хотя и сам был не от мира сего. А затем, заразившись моим настроением, вдруг расплылся в улыбке и издал фирменное:

— Хыы-хыыы!

Чувствовал на себе испуганные взгляды кузнецов за соседними горнами. Ржал во всю голосину, потеряв связь с реальностью. Вот же дерьмо — кажется, схожу с ума…

— ВОТ ЭТО Я ПОНИМАЮ!!!

Резкий окрик разрезал пространство, перекрывая мой смех.

— ВОТ КАК НУЖНО РАБОТАТЬ КУЗНЕЦУ! Когда других бьют плетью, настоящий мастер должен смеяться!

Смех застрял у меня в горле — услышал громыхающие шаги за спиной — Брандт. Стоял к нему спиной, но чувствовал приближение гиганта кожей. Я привлёк внимание — теперь не придётся ждать очереди. Топот нарастал. Ближе. Ещё ближе. Слышал мерный звук — рукоять кувалды била по ладони.

Шаги затихли прямо за моей спиной — от мужика пахло потом и железом.

— Ну что, тощий ублюдок? — прошелестел вибрирующий голос, который, казалось, шёл из преисподней. — Теперь настала твоя очередь.

Медленно развернулся всем корпусом. Гигантская фигура Брандта нависала, заслоняя свет факелов и лица других мастеров. В руках тот сжимал кувалду, и я впервые заметил детали: на металлической поверхности были выгравированы крошечные руны — сейчас они зловеще пульсировали багровым светом, будто предвкушая развязку.

Спутанные косички на голове и в бороде, казалось, извивались и шевелились, словно клубок червей. В адском мареве дыма и жара иллюзия была пугающе реальной. Пот тёк градом по его лицу, но не от усталости, а от лихорадочного возбуждения. Глаза гиганта, похожие на раскалённые угли, буравили насквозь, а на лице играла безумная улыбка.

Я заставил себя дышать лубоко и часто. Вдох — сила, выдох — спокойствие.

— Как твоя ручка, сосунок? — спросил мужик издевательским голосом, будто обращался к пятилетнему ребёнку, разбившему локоть. — Не болит?

— Рука лучше, чем была до встречи с вами, — ответил сухо, но в голосе просочился яд, и улыбнулся в ответ такой же оскаленной улыбкой, зеркаля выражение Брандта.

Его зубы скрежетнули — улыбка не сползла с лица, но стала жёстче. Монстр дышал тяжело и возбуждённо, как зверь перед прыжком.

Чувствовал, что весь цех смотрит на нас — десятки перепуганных глаз сверлили наши лица. Мужики замерли, ожидая, что за такую дерзость мне сейчас достанется больше, чем всем остальным вместе взятым.

Брандт шагнул и склонился низко, почти касаясь носом моего лица — смотрел на меня как на насекомое, которое вот-вот расплющит.

— Если бы я только захотел, маленький кузнечик… — прошептал мужик, и его дыхание обожгло щеку, — раздавил бы твою голову прямо сейчас, одним движением. Ты же это понимаешь?

Оружейник всё ещё говорил со мной как с несмышлёнышем.

Язык чесался ответить: «Попробуй», или ударить первым, как учила прошлая жизнь — бей в кадык, вырубай, лучшая защита — нападение, но здесь… здесь другие правила.

Сглотнул вязкую слюну. Страха нет — Огненная Ци сжигала его на корню, оставляя лишь пьянящее чувство силы. Мелькнула шальная мысль: «А здорово было бы закончить эту жизнь прямо здесь, пытаясь навалять этой твари…» Но вспомнил Ульфа и своё обещание. Если сорвусь — проиграю. Поведусь на провокацию и дам ему то, чего тот хочет — повод сломать меня.

Нет, буду играть в свою игру.

— Топор, — сказал я просто.

Брандт застыл, словно наткнулся на невидимую стену — улыбка дрогнула.

— Что? — переспросил мужик, моргнув.

— Топор, — повторил ещё спокойнее, но с настойчивостью, указывая на наковальню. — Вы пришли взглянуть на топор?

Гигант молчал — кажется, на секунду сбился с толку. Шестерёнки в голове провернулись со скрипом.

Мужик медленно выпрямился во весь рост, снова начав постукивать кувалдой по ладони. Одна рыжая бровь поползла вверх, выражая скепсис или недоумение.

Затем, не говоря ни слова, просто отодвинул меня рукой в сторону, как шкаф. Я пошатнулся, но устоял, вцепившись ногами в пол. Брандт шагнул к наковальне, заслонив ту собой.

Видел только широкую и напряжённую спину — монстр склонился над оружием. Ульф, стоявший возле горна, дрожал всем телом, вперившись в гиганта — молотобоец видел лицо, а я нет. Молился, чтобы напарник удержался, чтобы не приложить Брандта кувалдой — тогда ему точно конец.

Пауза затянулась — это длилось вечность. Заметил, как изменилось дыхание оружейника — спина перестала ходить ходуном, мужик замер, затаив дыхание, словно хищник, почуявший кровь.

Затем услышал глубокий выдох. О чём он сейчас думает? Уничтожит? Присвоит? Сломает? Куда всё это приведёт — одним духам известно.

Тишина стала такой плотной, что казалось, даже гул горнов затих, отступая перед ней.

И вдруг…

— А-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!!!

Взрыв. Раскат грома. Извержение.

Брандт закатился таким оглушительным хохотом, что всё, что слышал от него раньше, показалось детским хихиканьем. Смех бил по ушам, вибрировал в черепе — хотелось зажать уши руками. Я невольно поморщился.

Смех начал стихать, переходя в хриплое рычание.

Гигант взял топор — всё ещё тёплый металл в огромной лапе казался игрушкой. Затем он поднял его, повертел перед собой, любуясь бликами огня на лезвии и резко развернулся.

Глаза были безумными от дикого азарта. Багровые огоньки в зрачках, казалось, вырывались наружу, прожигая пространство.

Брандт прошёл мимо меня, бросив лишь один странный взгляд в глаза, и в нём было всё: и признание силы, и вызов, и обещание чего-то страшного.

Оружейник вышел в самый центр главного прохода, под свет самых ярких огней, оглядел замерших кузнецов пылающим взором, продолжая безумно улыбаться, а затем вскинул мой топор вверх, показывая всем.

— Ну что, недомерки вы этакие⁈ — орал мужик во всю мощь лёгких, перекрывая гул цеха. — ВОТ чего стоит всё ваше хвалёное деревенское мастерство! Пыль! Мусор!

Тряс топором над головой, как знаменем.

— Всю жизнь вы горбатились над своими наковальнями и считали себя мастерами! А на деле — ковали говно! День ото дня — одно и то же ломкое говно! Барон призвал вас на службу не для того, чтобы вы переводили уголь! Провинции грозит смерть! И только вы — слышите меня, вы, криворукие ублюдки! Только вы можете её спасти, а вы продолжаете делать дерьмо!

Брандт орал не как кузнец, а как безумный генерал перед строем дезертиров, готовый лично расстрелять каждого десятого, чтобы остальные начали драться.

— А ТЕПЕРЬ!

Гигант резко развернулся ко мне, вытянул левую руку и указал тяжёлым бойком кувалды в мою сторону.

— Пришёл юный талант! Щенок! Без роду и племени! И уделал вас всех в первую же смену! А-ХА-ХА-ХА-ХА!

Ржал, запрокинув голову, словно смотрел в глаза богам и смеялся тем в лицо.

— Хвалёные кузнецы Предела, духи вас раздери!

Внезапно смех оборвался — за криком больше не было веселья, осталась только дьявольская горечь разочарованного творца. Лицо Брандта стало серьёзным, почти трагичным — мужик медленно опустил руки: в одной — мой топор, в другой — кувалда.

Затем посмотрел на меня — взгляд изменился — смотрел на меня, как на молодого и опасного конкурента. Или… кого? Ученика? Наследника? Жертву для особого ритуала? Я не понимал, но точно не друга.

— Сюда, — коротко бросил тот, указав кувалдой на место перед собой, в центре «сцены».

Так… это чудовище меня вызывает? На суд? На награждение?

Я выдохнул, собираясь с духом — меньше всего хотелось иметь дела с этой тварью, становиться любимчиком или мишенью, но понимал: другого выхода нет. Это необходимость и правила игры — нужно их принять, чтобы выжить.

Сделал шаг, другой — вышел в центральный проход, чувствуя десятки взглядов. На ватных ногах направился к Ржавому Бесу, стоящему в центре адской кузни — тот ждал, опустив руки, сведя кустистые брови.

Я подошёл и остановился рядом, окидывая взглядом лица перепуганных, изумлённых и ненавидящих меня кузнецов.

И тогда увидел Гуннара.

Старик стоял в третьем ряду — пот градом стекал с бороды, лицо как у покойника. Мужик смотрел на меня, и в глазах плескалась жуткая смесь унижения, чёрной зависти и отчаянной ревности. Я предал его и превзошёл — стал частью того, что мастер ненавидел.

— ТОЛЬКО РАБОТА! — взревел Брандт, голос ударил по барабанным перепонкам, как молот. — ТОЛЬКО ХОРОШАЯ РАБОТА ОСТАВИТ О ВАС ПАМЯТЬ В ВЕКАХ!

Обвёл толпу фанатичным взглядом.

— Если вы, твари, не понимаете важность того, почему вы здесь… Если вы не готовы вкладывать в металл душу и кровь… вы канете в безвестность! Сгниёте в канаве, забытые всеми, со спинами, изъеденными плетьми! А если будете служить, как этот юный кузнец… Если будете создавать Достойное Оружие — вы вознесётесь! Станете частью Легенды!

Что за бред? Это какая-то секта? Культ Огня и Наковальни? Я ошарашенно смотрел на лица мужиков — казалось, те должны ненавидеть его, но нет — безумные речи действовали иначе: лица измождённых работяг начали озаряться лихорадочным возбуждением, глаза заблестели фанатичным огнём.

— Да… Да… — шелестело по рядам.

— Верно толкует мастер… Истину глаголит…

Вся эта картина напоминала бред сумасшедшего, ставший реальностью.

Мужик резко развернулся ко мне, нависая скалой. Я посмотрел в перекошенную азартом рожу, которая не вызывала ничего, кроме физического отвращения.

— Ну что, Огненный Кузнец? — гигант смотрел, не мигая, пронизывая насквозь. — Кажется, ты достоин того, чтобы создавать лучшее оружие — не для черни, а для Героев. Ты согласен со мной?

Чудовище вопросительно подняло бровь, ожидая немедленного согласия, благодарности, собачьей преданности. А может нет? Может тут был подвох?

Внутри всё протестовало — если да, если мужик оценил меня и признал мастерство — допустим, но то, как он это сделал… Унизил других, чтобы возвысить меня, превратил ремесло в религию страха — всё это вызывало брезгливость, ничего не мог поделать. Я не хотел быть частью его культа.

— Я считаю, — сказал тихо, но мой голос прорезал тишину. Бросил короткий взгляд на Гуннара. — Что каждый здесь может делать лучше, чем делает сейчас. Вопрос только в том…

Сделал паузу. Брандт не мигал, жадно ловя каждое слово, словно хищник, прислушивающийся к шороху.

— … вопрос в отношении к делу. Не только мужиков, — кивнул на замерших кузнецов. — Но и тех, кто над ними стоит — мастерство растёт не от страха, а от уважения.

— Хм-м-м… — прогудел гигант, разглядывая моё лицо, как энтомолог изучает жука под лупой. — Если уважение так важно… то почему у тебя, сопляка, всё получилось, а у этих бездарностей — нет?

Брандт смотрел вопрошающе, бросая вызов — в его словах была жестокая логика, а в глазах — блеск острого ума, смешанный с безумием фанатика.

Честно говоря, вопрос обезоружил меня. Удар под дых. Ведь меня обстоятельства не сломили, а мотивировали, а их — нет…

У меня была Огненная Ци, Система, опыт спасателя и умение адаптироваться — у мужиков этого нет. Выходит, я действительно особенный.

Голос гордыни и шёпот растущего эго начал заполнять разум, и он не казался чем-то плохим — наоборот, успокаивал и сжигал мучительные внутренние конфликты, что терзали меня. Становилось проще, когда думал, что они — бездарности и серая масса, а я — избранный, достоен большего.

Брандт, казалось, прочёл мысль в моих глазах и улыбнулся — не заржал, как обычно, а тихо неслышно засмеялся, кивнув как собрату или посвящённому.

— Вот видишь, — прошелестел гигант.

Почувствовал, как внутри что-то оборвалось — будто совершил огромную ошибку, но уже не мог понять, как всё исправить.

Оружейник резко выпрямился, возвращая командный тон.

— Я положу этот топор на первую наковальню! — рявкнул уже проще, по-деловому. — Вы все ещё раз подойдёте и посмотрите, как НАДО! А Кай… —мужик небрежно ткнул в меня пальцем, словно назначая наместником. — Кай вам всё подробно объяснит.

Ржавый чёрт обвёл замерший зал тяжёлым взглядом.

— Вы сделаете новое оружие. Лучшее оружие! Если и сейчас не сможете проявить себя достойно кузнецов Каменного Предела… наказание будет таким, что вы уже никогда не сможете взять молот в руки.

Здоровяк закончил речь, впиваясь глазами в лица мастеров, по которым градом катился пот страха.

Затем глубоко вдохнул, наслаждаясь моментом, и вновь посмотрел на меня.

— Объяснишь им всё, — выплюнул приказ. — Сегодня ты отвечаешь за то, чтобы смена не сорвала сроки и качество.

И тогда нанёс финальный удар.

— Если посчитаешь, что сделанное оружие — дерьмо… ты говоришь, а Бык уводит бездарность ко мне.

Брандт склонился ко мне.

— Ты решаешь, кто хорош, а кто плох, Кай. Ты ведь этого хотел, парень?

Сердце заколотилось о рёбра, как птица в клетке. Я стоял, не в силах пошевелиться, парализованный ужасом — этот мужик что, читает мысли⁈ Или просто знает человеческую природу лучше, чем кто-либо другой?

Хотел возразить и отказаться, но слова застряли в горле. Я был в ловушке собственного успеха.