Ночью снились сияющие города, летающие над ними драконы с чешуёй, похожей на самоцветы и огромные птицы. Солнце высоко поднималось в лазурном небе, словно гигантский золотой шар, и освещало всё вокруг. Мраморные стены, широкие, каменные улицы — всё сверкало в лучах. Я стоял на шпиле высокой башни и разглядывал это великолепие с головокружительной высоты.
Затем эти светлые грёзы начали таять, их сменил настойчивый звук — частая дробь, будто дождь барабанит по крыше.
Вместе с этим звуком во сне пришли крысы.
Грызуны бегали в вонючем сарае по гнилым деревянным доскам, вынюхивая, что съесть. В сарае были и другие люди — те спали прямо на соломе, сбившись в кучу в углу. Многие храпели, а крысы подбегали к спящим телам, принюхивались, тихо пищали и бежали дальше. Картина вызывала тревогу и отвращение.
А дробь тем временем становилась всё громче и сильнее.
И тут меня кто-то резко схватил.
Рука зажала рот. Глаза тут же открылись, но я ничего не видел — тьма.
Инстинкт сработал раньше, чем разум. Дёрнулся, и в тот же миг из «внутреннего горна» вырвалась вспышка Огненной Ци, за секунду заполнив тело. Вцепился огненными руками в державшего меня человека и с яростным рыком отшвырнул в сторону, от чего тот громко вскрикнул.
Именно в этот момент понял — это уже не сон. На меня действительно напали.
В темноте казармы различил тёмный силуэт. Лицо во мраке, но видел перепуганные глаза — парень лет восемнадцати — видимо, пытался тихонько пробраться к моей поклаже, где я спал, и теперь был в полном шоке.
Другой — тот, которого отбросил, лежал в нескольких метрах на досках — руки и плечо воришки едва заметно тлели, освещая искажённое болью лицо. Парень катался по полу, пытаясь потушить себя, и скулил как побитый щенок.
Я бросил взгляд на того, кто был рядом. Во тьме разглядел пепельно-белые волосы, сломанный нос и маленький шрам над бровью. Парень медленно убрал руки от моего мешка с деньгами и выставил перед собой в примирительном жесте.
— Не надо! Не надо, прошу!
Не слушая его лепет, резко схватил паренька за шкирку одной рукой. Ладонь ещё светилась оранжевым светом и была раскалена. Грубая рубаха под пальцами тут же задымилась, и по сараю поплыл едкий запах палёной ткани.
Уже послышались шорохи — люди просыпались. Дождь барабанил по крыше и стенам казармы, но этот шум не мог заглушить происходящего. Тот второй, что тлел на полу, вдруг резко подскочил и, не разбирая дороги, с воплем ужаса дал дёру в сторону выхода, скрывшись в темноте.
Парень, которого держал, в испуге схватился за мою руку, пытаясь её отбросить, но тут же с шипением отдёрнул пальцы.
— А-А-Й! — воришка принялся трясти обожжённой ладонью.
— Ты кто⁈ Какого хрена было надо⁈ — прошипел я, стараясь не привлекать слишком много внимания. Уже поздно — кто-то чиркнул огнивом, и в дальнем конце казармы зажглась масляная лампа, осветив испуганные и сонные лица.
— Вы что там устроили⁈ — послышался хриплый голос. — Сказано же было — никаких драк, пьянь подзаборная!
Одним резким движением отшвырнул паренька от себя — тот отлетел, врезался спиной в деревянную койку и, кажется, ещё головой приложился. Застонав, схватился за макушку обожжёнными ладонями, а затем, увидев, что на шум встают другие, тоже резко бросился к выходу.
— Стоять, урод! — тот мужик, что зажёг лампу, дёрнулся за воришкой. Послышались быстрые шаги по скрипучим доскам, затем глухой удар и звук падения.
Тут же со всех сторон послышались встревоженные голоса.
— Что такое⁈ Что случилось⁈
— АЙ! — раздался полный боли и страха голос воришки. — Отпустите! Я тут ни при чём! Это… это всё он! ОН! У него руки огнём горели!
Вот же чёрт — толком в себя не пришёл, а тут уже такие движения. Присел на лежанке, тяжело дыша и щурясь в полумраке. Бросил взгляд на свои руки — всё ещё светились тусклым светом.
Тут же сориентировался и задышал часто, мысленно приказывая Огненной Ци вернуться в " горн".
Энергия откликнулась на зов — почувствовал, как россыпь раскалённых микрочастиц потекла по невидимым каналам от кистей в грудь. По телу разлилось пьянящее тепло, словно Ци радовалась, что возвращается домой. Вот уже текла вниз, через диафрагму, и осела в животе, заполняя довольно объёмный «нижний котёл». Резерв был ещё достаточно большим, и несмотря на то, что долго не практиковал «Путь Тлеющего Угля», никаких припадков как раньше не ощущал — контроль над энергией стал гораздо стабильнее.
Где-то в конце казармы послышался глухой стук и короткий вскрик — видимо, паренька хорошенько приложили, а затем услышал ещё шаги — тяжёлые сапоги стучали по доскам, заставляя пол скрипеть.
В темноте чиркнуло огниво — зажглась ещё одна лампа, а затем, передавая огонь — другая, третья. Дрожащие огоньки начали выхватывать из тьмы отдельные картины: встревоженные и сонные лица людей, сидящих на койках; испуганную женщину, прижимающую ребёнка; нескольких мальчишек, которые уже вскочили и, вцепившись в стойки двухъярусных коек, с жадным любопытством смотрели на разворачивающуюся драму.
Я поднялся, на ходу поправляя штаны. Ульф, разбуженный шумом, только-только открыл глаза, сонно потирая. Детина бросил непонимающий взгляд, а затем увидел на соломе рядом вяленое яблоко. Глаза расширились от удивления, а потом засияли чистой радостью.
— Кай! Брик! Брик принёс яблоко! Как ты и говорил! — зашептал молотобоец, схватил сморщенный фрукт и тряс им, как сумасшедший. В этот момент, кажется, не было на свете человека счастливее.
Я устало улыбнулся, но мысли сейчас были не здесь. «Вот же зараза,» — думал, — «Огненная Ци обожгла паренька, и его, похоже, схватили». Это всё очень не к добру — невольно прикусил губу от досады.
Прошёл вдоль койки, и теперь передо мной открывался весь вид на казарму. В дальнем конце, освещённый несколькими лампами, мужик в кожаной тунике и сапогах прижал к полу паренька — видел только его дёргающиеся ноги.
Наконец, солдат, кряхтя, поднялся на колени, рывком дёрнув за собой воришку — тот пошатнулся, руки заведены за спину. Паренёк с пепельными волосами испуганно озирался на проснувшихся людей, а затем его взгляд поймал мой.
— Сказано было — никаких драк! — прорычал грифон. Мужик с жесткой щетиной и злыми глазами. — С кем дрался, говори! Показывай!
— Не дрался он, а пытался обокрасть, — громко произнёс я.
Голос заставил всех обернуться.
— Увидел, поди, что я с деньгами еду, — продолжил, медленно идя вперёд. — Вот ночью с товарищем и напали, пока спал, да ничего у них не вышло.
— У НЕГО РУКИ ОГНЁМ ПОЛЫХАЛИ! ВОТ! — завопил паренёк, пытаясь вырваться. — Отпустите, я покажу! У меня ожоги на руках!
Воришка дёрнулся несколько раз, но грифон держал крепко.
— Отпустите же, ну!
Ещё одна тщетная попытка. По толпе проснувшихся людей прошёл недоверчивый шёпот: «Огнём? Что несёт?»
— То, что руки у него горели — это мы ещё разберёмся. А вот то, что обокрасть пытался — этого ты не отрицал, а значит, — грифон усмехнулся. — За такое, приятель, наказание строгое. А ну, пойдём.
Солдат схватил парня с пепельными волосами ещё крепче и поволок, а затем бросил через плечо взгляд на меня. В нём был приказ: «Сиди и не рыпайся».
— С тобой, малец, чуть позже потолкуют.
Увидел, как ещё несколько грифонов, спавших неподалёку, уже поднялись с коек. Потягиваясь и зевая, лениво заправляли рубахи, затягивали ремни и смотрели на меня — взгляд очень не понравился.
А тот солдат уже выволок воришку из казармы в дождливую ночь.
— Чего глазеете⁈ — резко выкрикнул на остальных беженцев бородатый солдат в одних портах. — А ну, спать! Завтра день тяжёлый, а вы опять ныть надумаете!
Окинул перепуганных людей бычьим взглядом, а затем парой ловких движений натянул штаны и сапоги.
— А ты… — бросил взгляд на меня, — … пойдём. Потолкуем немного.
Кивнул в сторону выхода.
Я тяжело вздохнул и посмотрел на Ульфа. У парня были испуганные, широко раскрытые глаза. Молотобоец сидел на койке, а вяленое яблоко лежало у его ног в грязной соломе — кажется, Ульф от страха уронил.
Подошёл к нему, нагнулся, поднял яблоко, вытер о штанину и сунул парню в руку.
— Брику бы это не понравилось, — с тихим укором сказал здоровяку. — Спи, Ульф. Нечего бояться.
Подмигнул и, развернувшись, пошёл следом за двумя солдатами, вышедшими на улицу.
Во тьме постоялого двора все масляные лампы были погашены. Дождь барабанил по утоптанной земле, превратив ту в чавкающее грязное болото. Снега уже почти не видно — просто смешался с водой и грязью. Поскольку двор располагался под лёгким наклоном, в нескольких местах вода проделала себе путь, и теперь по нему текли ручьи, похожие на маленькие реки.
Когда вышел под ливень, от тела, всё ещё горячего, с шипением повалил пар. Оба мужика резко обернулись.
— Что за хрень⁈ — один из них аж отшатнулся.
— Да практик он, не понял ещё? — грубо оборвал его второй.
Мужики окинули меня взглядом и, не говоря ни слова, продолжили идти.
«Да уж, ну и ночка,» — подумал про себя, и тут прострелила ледяная мысль: «Деньги! Оставил мешок с деньгами там, на койке! Идиот!». Теперь любой мог их украсть, тем более, все уже, чёрт возьми, знают. Надежда была только на Ульфа. «Надеюсь, паренёк сообразит…»
Шёл, ступая по щиколотку в холодной воде. Дождь заливал глаза, и я щурился, всматриваясь во тьму, пытаясь понять, куда меня ведут — приближались к дверям таверны.
Мужик, что шёл впереди, толкнул дверь, и меня обдало волной тепла и запахов: кислого пива, жареного лука, мокрой шерсти и немытых мужиков.
— Заходи, — сухо произнёс второй, с узкой бородкой-эспаньолкой и раскосыми глазами.
Шагнул в огромное помещение местной столовой — там, за длинным дубовым столом, в свете нескольких свечей сидела верхушка — капитан Родерик, рядом — викинг Халвор, его правая рука. Чуть поодаль — ещё двое: сгорбившийся над пустой тарелкой блондин с короткой стрижкой и лысый мужичок с огромными ручищами.
Перед ними на коленях стояли те двое пареньков, что напали на меня — их крепко держали ещё двое солдат. Воришки выглядели до смерти перепуганными и дрожали то ли от холода мокрой одежды, то ли от животного ужаса.
Шёл спокойно, хотя внутри всё сжалось в комок — совершенно не знал, как развернётся дело. Ночное вторжение было совсем некстати, даже солдаты поняли, что я практик — когда об этом узнает капитан… что будет? Вот же дерьмо.
Бородатый Халвор, увидев нас, коротко кивнул солдатам, что вели меня. Один из них, схватив меня под руку довольно грубо, подвёл к столу и почти швырнул на лавку рядом с пленными.
Треск поленьев в большом очаге смешивался с барабанной дробью дождя за стенами, и над всем этим висела напряжённая тишина.
Сидел, положив руки на стол — столешница была липкой от пролитого пива и пахла чем-то терпким и хмельным. Шум стихии давил на мозги не хуже, чем тяжёлые взгляды грифонов и всхлипывания одного из воришек.
Только сейчас разглядел тех как следует — двое парней были похожи друг на друга как две капли воды — близнецы. Показалось, что где-то их раньше видел, но не мог вспомнить, где именно. Может, Кай в прошлом встречал пареньков в деревне? Или в колонне где то попадались на глаза…
Халвор отрывал зубами куски от жареного окорока, клал в рот грубые волокна и смачно чавкал. Капитан же, оперев подбородок на кулак, сидел так, будто позировал для портрета — спина идеально прямая, взгляд сфокусированный и холодный — смотрел на дрожащих пареньков.
— Рассказывайте, — после долгой проговорил Родерик.
— Мы… мы… — начал было один, но запнулся.
— Я скажу, — перебил его второй — тот, что казался чуть спокойнее. — Мы беженцы из Оплота. У нас ничего не осталось. Увидели… у него мешок. Он позвякивал. Вот и…
Говорил так, будто каждое слово приходилось выталкивать из себя силой — челюсть напряжена, желваки ходили.
— А у него… у него руки огнём заполыхали! Вот! — выпалил первый — выставил вперёд кисти. В свете свечей видны красные пятна ожогов. Кожа местами отошла.
Родерик сидел, не меняя выражения лица, а затем очень медленно перевёл взгляд на меня — лицо изменилось. Узнал.
— Вот оно что, — произнёс капитан заинтересованно. — Здравствуй, молодой кузнец. Сын Арвальда.
Я молча кивнул.
— Почему не доложил? — голос стал тише, но твёрже. — Что ты — практик, что имеешь связь с Силой — это важная информация, особенно сейчас.
Молчал, глаза забегали в поисках ответа, но тут же поймал себя на мысли, что правильного ответа просто не существует.
— Не счёл нужным, — сказал тихо. — Были свои причины.
— Отвечай по делу, щенок! Не юли, когда капитан спрашивает! — прорычал Халвор, пережёвывая особо крупный кусок мяса.
Снова повисла тишина. Я поднял взгляд на капитана — в глазах грифона не было гнева, только холодный интерес.
— Если бы узнали… некоторые люди… — осторожно подбирал слова, — … то заставили бы заниматься делом, которым заниматься не хочу.
Мужчина смотрел на меня, не моргая, словно сканировал, взвешивая каждое слово.
«Вот же дерьмо,» — пронеслось в голове. — «В такой жопе ещё не бывал. Попался с поличным прямо перед отъездом в город — теперь мне точно хана».
Капитан снова перевёл взгляд на воришек.
— На улицу их, — сказал безразличным голосом. — К позорному столбу — высечь. Затем в кандалы.
Родерик кивнул, и солдаты тут же подхватили юнцов и поволокли прочь из таверны.
— Не надо! Пожалуйста! Мы готовы пойти в ополчение! Куда угодно! Пощадите! — закричал один из них, отчаянно упираясь.
— Да заткнись ты лучше, — со злой покорностью пробурчал второй. Я уже запутался, кто из них кто.
Дверь с грохотом захлопнулась. Шаги и приглушённые крики быстро стихли снаружи, поглощённые шумом дождя.
Родерик медленно поднялся. Тут же рука солдата, державшего меня, сжалась и рывком подняла на ноги — силушка у него приличная — точно пятая, а то и шестая ступень «Закалки». Я качнулся, с трудом удержав равновесие.
Капитан, заложив руки за спину, начал отмерять шагами таверну — обходил меня по широкому радиусу, держа дистанцию и осматривая.
— В деревне, — начал мужчина тихо, вкрадчивым голосом, — ты имел отношение к зачистке тварей?
— Да, — вырвалось коротко и резко.
— Почему смолчал?
— Уже отвечал.
— Разве уже не всё равно? — мужик остановился.
— В каком смысле?
Родерик остановился.
— Ты что-то недоговариваешь, —прищурившись, вгляделся в меня. — И я попрошу тебя один раз — выложи всё как есть. Ты — практик, но скрывал это. Почему? Если бы у тебя был наставник, не было бы смысла скрываться, а если его нет… то откуда у тебя техника?
Сердце застучало в груди как боевой барабан. Хотелось высказать мужику в лицо всё, что думаю — сказать, что не его собачье дело. Почувствовал, как заходили желваки на моих скулах.
Молчал. Казалось, если сейчас открою рот, то либо ляпну что-то такое, о чём потом буду жалеть, либо выдам себя с потрохами, либо просто нагрублю по самое «не балуйся», и меня как тех парней выволокут на улицу, к позорному столбу.
— Послушайте, — наконец заговорил абсолютно ровно. — Да, я практик. Огненная Ци… чувствую её лучше всего. Открыл эту способность случайно. Даже Рунный Камень ничего не показал, а недавно… начал чувствовать огонь. Вот и всё.
Сделал паузу, собираясь с мыслями.
— Дальше, когда трудился в шахте… после… в общем, были обстоятельства. Там познакомился с мастером Торгримом — рудознадцем, и он счёл, что я обладаю Даром чувствовать камень. Тот послал за мной следить, когда вернулся в деревню. — Посмотрел капитану в глаза. — Я боялся, что если Торгрим узнает, что у меня есть Дар Огня, то решит, что и Дар Камня у меня тоже есть. И тогда… — снова сделал паузу, — … знаю, что если могущественный человек захочет, чтобы ему служили, он этого добьётся, а я хотел работать в кузне с мастером Гуннаром. Потом его забрали, и я начал работать один — сделал оружие для борьбы с падальщиками. Хоть у меня и есть дар к огню, но настоящий талант у меня к металлу. Я просто хочу быть кузнецом, вот и всё. Больше сказать нечего.
— И какая у тебя ступень, мальчик? — тут же спросил Родерик.
Я сглотнул.
— Третья.
Всё происходило так быстро, что не успевал толком обдумать ответы, слова вылетали инстинктивно.
— Хорошо, — ответил мужчина после тяжёлой паузы, во время которой капитан, наверное, взвешивал сказанное. — Хорошо, что ты не стал юлить.
Родерик развернулся, подошёл к лавке и медленно, с достоинством, опустился на неё. Начал ритмично постукивать кончиками пальцев по тёмному дереву. Тишина в таверне стала невыносимой.
— То, что хочешь стать кузнецом — это похвально.
Снова пауза. Только мерный стук и барабанная дробь дождя за стенами. Затем мужчина резко остановился, палец замер над столом.
— Пока… можешь идти спать.
«И это всё?» — подумал, невольно нахмурившись. Очевидно, в голове у мужика сейчас роилась куча мыслей — конечно же, тот их не озвучит, но больше всего на свете я ненавидел чёртову неопределённость.
— Иди, сказано тебе, — хрипло вмешался Халвор, вытирая жирные губы.
Я огляделся — мужики, что привели сюда, стояли чуть поодаль, у двери. Кивнул, развернулся и побрёл по скрипучим половицам к выходу.
Когда снова оказался под холодным ливнем, тяжело выдохнул — на душе было паршиво. Кажется, как-то обошлось, теперь они знают. Как это аукнется в будущем — совершенно неизвестно.
Сквозь пелену дождя, в тусклом свете, льющемся из окон таверны, увидел, как у позорного столба солдаты привязывают двух пареньков — один стоял, безвольно опустив голову, а другой слабо брыкался и поскуливал.
Отвернулся и побрёл в казарму — внутри царила густая тьма. Шёл почти на ощупь, пробираясь между спящими телами и, сам того не осознавая, ускорялся, стремясь как можно скорее проверить мешочек с деньгами.
Каково же было удивление, когда, добравшись до койки, увидел на ней огромный силуэт — Ульф сидел, скрестив ноги, и крепко сжимал в руках мешок с монетами.
Выдохнул и улыбнулся.
«Ульф, ты красавец».
Паренёк поднял голову и тоже улыбнулся в темноте.
— Я никому их не отдал, — сказал здоровяк уверенно и просто.
— Знал, что на тебя можно положиться, дружище.