Шурик 1970

Глава 9. Электрозапорный пробег

Я подошел к реликтовому авто. Интересно, откуда оно здесь… Неужели его владелец — тоже член кооператива? И самое любопытное — где этот самый владелец?

Я оглянулся по сторонам, но никого нового не заметил. Только в голове опять раздался мотивчик из «Кавказской пленницы»: «Парам-пара-пара-пара, пара, пара, парам пара, парам пара»…

— Скажите, а чья это машина? — спроси я Ахеджакову.

— Понятия не имею. Но точно — не из нашего кооператива, — уверенно ответила она. — Был бы из нашего, я бы точно такое заметила. Ну что, Александр Сергеевич, договорились? Поговорите со своими учеными? Нам бы этот карбонат очень бы к месту пришелся. Хорошо? Вы уезжать не торопитесь. Мы сейчас вам гостинчик от тепличного хозяйства приготовим.

Ахеджакова с женой Гуськова и Гафтом направились к теплицам, товарищ Аникеева посмотрела им вслед и покачала головой.

— Ах, чувствую, подведут они меня под монастырь с этой теплицей. Пойдемте, Александр Сергеевич, расскажете заодно, как вам такое в голову пришло?

— Вы про что? — спросил я, оглядываясь на красный «Адлер».

— Про то, как вы это придумали — капельный полив?

Надо было что-то выдумывать. Хрен его знает, как Шурик его придумал. Я лично про капельный полив узнал из фильма про Израиль, по «Дискавери» показывали. Там, в Израиле воды мало, вот и тянут дырявые шланги, экономят таким образом.

— Знаете, отдыхал как-то у друзей в Абхазии. Видел, как они там виноградники на склонах поливают. С водой там хреново, вот и экономят таким образом…

Аникеева посмотрела недоверчиво, но, кажется, поверила.

Жена Гуськова принесла мне полную сумку длинных зеленых огурцов, видом совершенно умильных из-за желтых цветочков на макушке. Еще приличный пук зеленого лука — только что с грядки, и десяток розовых помидоров в бумажном пакете. Дала расписаться в тетради как члену кооператива за пять полученных огуречных кило и один помидорный, присовокупила к тепличному дару красивый букет тюльпанов от себя.

— Это для вашей супруги, — сказал жена Гуськова. — Передайте, пожалуйста, Зинаиде, что я кабачок жду как праздника.

Опять этот кабачок! Да что за хрень такая?

Я выгнал «Запор» на улицу, погасил в гараже свет. Заряжалку на всякий случай взял с собой. Закрыл ворота. Сел за руль и аккуратно покатил на выезд из кооператива. Машина шла хорошо, на педаль газа отзывалась охотно.

У ворот я уже хотел было притопить, но вдруг резко нажал на тормоз. Я увидел мойку! Ну да, за будкой сторожа прямо под красным пожарным щитом с ведрами и баграми из стены торчал кран пожарного гидранта, около которого сидели два недоросля лет четырнадцати с ведрами. При них имелась картонка, на которой было написано «МОЙКА! Членам кооператива — 30 коп. Не членам кооператива — 1 руб». Я, кажется, был членом.

— Эй, тимуровцы, а чего не в школе? — спросил я, опустив стекло.

— Вам вашу замарашку помыть, или нашим аттестатом интересуетесь? — спросил рыжий недоросль.

— А че так дерзко?

— А че не в свое дело?

Возразить было нечего, «замарашка» реально нуждалась в мойке. Кажется, Шурик ее не мыл с прошлого года. Я кивнул, парни достали щетки-тряпки, включили воду и стали умело и быстро драить авто.

Минут через десять «Запор» блестел алыми боками. Я показал юным предпринимателям большой палец руки и выдал три честно заработанных гривенника.

— По мороженке на брата, — подытожил рыжий, пряча деньги.

Я ехал на блестящем после мойки горбатом «Запорожце» с электроприводом по Москве 1970-го года. Странные какие-то ощущения. Вместо привычной рекламы на крышах домов — обещания выполнить решения партии. Хотя нет, одну рекламу я все-таки заметил. Мне предлагалось летать самолетами «Аэрофлота». А что, есть варианты? Дороги пустые, пробок нет даже на центральных улицах. «Горбатый» шел отлично и легко обходил по трассе все эти «Волги», «Победы», «Москвичи» и редкие иномарки. Не говоря уже про допотопные грузовики. Как я понял, Шурик установил на каждое заднее колесо по отдельному электромотору. И довольно мощному. Я внимательно посматривал на датчик зарядки, стрелка уверенно держалась в зеленом районе около ста процентов, что откровенно радовало. Правда, к манере здешней езды надо было еще привыкнуть. В частности, к пешеходным переходам. Я аккуратно притормаживал перед каждой «зеброй», пропуская народ. Мне сзади тут же начинали раздраженно бибикать. Кажется, столичные водилы пропускать пешеходов через дорогу даже по зебре не считали таким уж необходимым. И гаишники на это нарушение смотрели как-то равнодушно.

Правда, один раз я чуть не попался. Уже когда свернул на Новокузнецкую, немного погонялся с черной двадцать первой «Волгой». Обошел ее со светофора, водитель, видно, обиделся, что его обогнала какая-то мелкая дорожная шавка, и притопил. Ну и я увлекся. В общем, я сделал «Волгу» на прямой. Когда обходил, показал водиле средний палец. Тот психанул и прибавил газу. А тут сразу за пешеходником гаец стоит около мотоцикла с коляской, палкой машет. Увидел нас и махнул жезлом. «Волге». А мне только пальцем погрозил. Право же, стыдно штрафовать за превышение скорости горбатый «Запор». Смеяться будут.

А так к дому я доехал без происшествий. Припарковался меж двумя грузовиками, благо «Горбатый» мало места занимает, посмотрел зарядку — 90%. А проехал-то я изрядно. Что за батареи такие экономные?

Я прихватил сумки, поднялся в квартиру. Разгрузил провизию в холодильник. Думаю, свежие зеленые огурчики и тепличные помидорки станут для Зины приятным сюрпризом. Не знаю, чем их кормят в театральном буфете, но ничего подобного я в овощном магазине не наблюдал.

Тут зазвонил телефон.

— Шурик, ты где пропадаешь?! — услышал я взволнованный голос Дуба. — Целый день тебе звоню!

— Брось трепаться. Я всего на пару часов в гараж отъехал.

— Отъехал он. Тут такое творится, а он отъехал!

— Да что творится? Ты толком говори.

— Да Лопух твой доклад прочитал. Теперь кипятком писает. Требовал поставить твой доклад первым. Потом передумал и поставил последним. Настоял! Соображаешь?

Я, признался, что не соображаю.

— У Лопуха — нюх на сенсации! В общем, будь готов. Оденься цивильно, чтобы был как огурчик. Понял? Давай, старик, не подведи!

— Погоди, а где и когда все это будет? Я про конференцию.

— С дуба рухнул? Не, Тимофеев, такие провалы в памяти — это уже серьезно. Тебе точно к врачу нужно.

— А без полезных советов из журнала «Здоровье» можно?

— Можно, но с тебя причитается. Завтра, в актовом зале. Начало в десять. Если будешь последним — значит, на трибуну поднимешься примерно в час. Ферштейн?

— Натюрлих, — ответил я и положил трубку.

Я открыл шкаф, быстро нашел костюм. Он был один, так что выбирать не пришлось. Правда, имелся еще клетчатый пиджак, но выглядел он совсем по-пижонски. Для серьезной конференции явно не подходил. А костюм был черный, строгий, видимо, свадебный, даже засохший белый цветочек в петлице имелся. От цветочка я избавился, начал искать рубаху и галстук. Нашел все в единственном экземпляре. Видимо, тоже осталось со свадьбы. Туфли, видно, тоже были свадебные и чуть жали. Судя по идеальному состоянию, надевали их единожды.

Нарядившись, посмотрел на себя в зеркало. Годится, только брюки узковаты, как у стиляги. А тут в моде вроде клеш. Но так в целом — ничего, сойдет. За внешний вид можно быть спокойным.

Остаток дня я провел в изобретательстве и размышлениях. Размышления были следующие: значит, Шурик здесь не одинок. Герои рязановского «Гаража» также имеют место быть и живут здесь своей жизнью. Но «Гараж»-то гораздо более позднего года выпуска. Там даже «Жигули» присутствуют. А их ведь еще нет. Или уже есть? На дорогах сегодня точно не видел. Кажется, именно в 1970-м их и стали выпускать. Как и новый «Москвич». Может, не зря меня именно в семидесятый забросило?

Хлеборезку я сделал из старой разделочной доски, двух листов жести и кухонного ножа, который пришлось хорошенько наточить. А вот с тостером я помучился. И даже привычно спускался разок вниз с лестницей для восстановления пробок. Так что пришлось еще и блок предохранителей вставлять в распределительную коробку в коридоре. Зато бывший утюг теперь не только тосты румянил, но и жарил хитрые бутеры с тонко нарезанными помидорами и яйцом. Ими я и решил Зину вечером побаловать.

Супруга явилась, как и обещала, поздно. Сразу после программы «Спокойной ночи, малыши». Я за неимением выбора сию программу посмотрел, ибо по второму каналу показывали скучнейшую оперу с зазываниями. А больше каналов не было. Всего два. Пришлось смотреть «Спокойной ночи». Кукольные свинья и заяц с живой тетей Валей сначала призывали детей умываться и чистить зубы утром и перед сном, а потом показали мультик про Мойдодыра. Мульт — прям хоррор какой-то для подрастающего поколения. Вот что может подумать ребенок, если увидит оживший умывальник, выходящий из маминой спальни?! Чуковский точно был маньяком!

Шла уже прощальная заставка с «Глазки закрывай, баю-бай», когда в дверь позвонили.

На пороге стояла Зина, с привычным букетом в руках. От нее приятно пахло подаренными мной духами, а букетик был так себе, хиленький.

— Представляешь, я ключи потеряла, — заявила она с порога, чуть не плача. — Лезу в сумочку, а ключей нет. Точно помню, что утром в сумочку клала, а теперь нет…

Мы прошли на кухню, исследовали содержимое сумочки детально. Ничего похожего на ключи не нашли. Зато обнаружили за подкладкой золотое кольцо. Оказалось — обручальное.

Зига взвизгнула, повисла у меня на шее.

— Шурик! Здорово как, да?! Ты помнишь, как я плакала, когда его потеряла. А оно здесь.

— А с чего оно в сумке оказалось? А не на пальце? — спросил я резонно, показав свой палец с кольцом.

— Шурик, ну мы ведь с тобой договаривались, да? Я — человек искусства, театр — мое все! Я ради него пожертвовала всем! Наукой, карьерой, даже именем! Думаешь, легко жить под сценическим псевдонимом? Это дома у мамы я — хорошая девушка Лида. Лидия Тимофеева. А на сцене, на экране я — Зинаида Багрянская.

— И какое отношение это имеет к обручальному кольцу? — не понял я.

— Тимофеев, ну сколько раз можно повторять, — сказала Зина, надевая кольцо на безымянный палец правой руки. — В сценических кругах — свои правила. В театре женщина — не жена. А в первую очередь — актриса! Актриса с обручальным кольцом на пальце, ты где такое видел? Наверное, просто сняла кольцо перед съемкой. Или режиссер какой знаменитый на репетицию к нам зашел. Обычно я в гримерке на блюдечке оставляла, а тут, видно, в сумочку положила. Вот и закатилось. Только я тебя, Тимофеев, не понимаю. Если ты хочешь загнать меня на кухню, борщи варить…

Судя по истерическим интонациям, проскочившим в голосе Зины, мне сегодня грозила опять «одинокая ночь». Сейчас обидится и начнет стелить себе на кресле-кровати. Надо было спасать ситуацию. И я вытащил из холодильника сегодняшнюю добычу: свежайший салат из огурцов-помидоров с жирным майонезом и маслята на блюдечке с подсолнечным маслом, посыпанные кружочками белого лука. И тут же продемонстрировал новинки — хлеборезку и тостер, сделанный из утюга. Показал, что они могут.

Зина смотрела на все это широко раскрытыми глазами. Не так, как вчера на духи, но тоже была очень приятно удивлена. Зато как она лопала яичные бутеры с помидорами! Размолвка по поводу обручального кольца была решительно забыта.

В комнате Зинаиду ждала ваза, набитая разноцветными тюльпанами. Уж насколько она привыкла к букетам, но такому великолепию порадовалась.

Ночь у нас получилась не такая бурная, как вчера, но тоже оставила самые приятные впечатления. Зина умела быть очень ласковой. Но называть себя Лидой решительно запретила.

Утром меня разбудили сразу трое: звонок будильника, звонок телефона и бодрый мужской голос из телевизора. Голос призывал открыть форточки и приступить к утренней гимнастике. Зина что-то промычала и повернулась на другой бок. Я заглушил будильник, надел очки, полюбовался на обнаженную супругу. Из гуманизма дал ей поспать еще — перевел стрелку будильника вперед на двадцать минут и прикрыл простынкой. Встал, выключил телевизор клавишей под переключателем. Только потом, зевая, подошел к продолжавшему трезвонить телефону. Звонил Дуб.

— Привет. Проснулся? Про конференцию не забыл? — раздался в трубке голос Гаврилова.

— Помню. Ты чего. Сдурел в такую рань звонить?

— Тимофеев, страна Советов встает на трудовые подвиги с петухами. А петухи орут в шесть или около этого. К тому же Лопух велел! Приказал прям ровно в восемь тебе звонить и напомнить. Говорит, что ты, Тимофеев, натура увлекающаяся. Тебе напоминать надо. Вот звоню — напоминаю. Чую, будешь гвоздем программы. Важные чины из министерства транспорта ожидаются. Иностранная делегация. Будут звать на работу в министерство и предлагать высокий чин — возьмешь меня замом.

— Ага, в министерстве ты у меня не червонцы, а стольники до зарплаты стрелять будешь. Ладно, на конференции буду, — сказал я и положил трубку. Пошел на кухню варить кофе.

Впрочем, какое там варить. Разбавил кипятком порошок из банки, кинул пару ложек сахара, вот и весь кофе. Хорошо хоть молоко натуральное из стеклянной бутылки с белой пробкой. Интересно, а продают ли здесь кофе в зернах? Или молотый? Надо бы в ГУМ съездить, там точно должен быть.

Я сотворил две больших кружки кофе с молоком, поджарил тосты, помазал маслом, положил тонюсенький ломтик помидора, чуть подсолил, капнул майонеза и придавил сверху сыром.

Зина зашла на кухню голая, сонная, прекрасная. Сначала принюхалась, потом увидела сочиненные мной тосты. Так и шлепнулась голой попкой на табуретку.

— Тимофеев, ты меня удивляешь, — сказала Зина, откусив от бутерброда. — После твоего падения в ванной ты вообще какой-то другой.

— В каком плане?

— Во всех планах.

— Какой другой? В лучшую сторону или худшую? — решил уточнить я.

— К счастью — в лучшую. Может, тебя надо чаще током долбить?

Вот ведь правильно Горбатый сказал в известном фильме: «Бабу не обманешь, она нутром чует». Или чем там еще? Я ничего не ответил, хохотнул, все пялясь на знатные сиськи Зинаиды.

— Вот и взгляд у тебя стал какой-то другой, — добавила она, прикрываясь ладошкой. — Давно ты на меня так не глядел. И чувствую себя сейчас, как голая при чужом мужике.

Зина доела тост, выпила кофе, посмотрела на часы:

— Ладно, опаздываю. Сегодня съемка, буду поздно.

Она встала и сочно потянулась, снова вызвав во мне самые греховные мысли.

— Когда же ты машину сделаешь, Тимофеев? Возил бы меня на работу.

— Да я, собственно, уже, — сказал я

— Что???

— Тебе на работу к девяти?

— Ну да.

Домчу за пятнадцать минут. Так что куча времени в запасе. Может, не будем торопиться, — я подмигнул и кивнул в сторону комнаты, где была еще тепла не застеленная кровать.

— Ну, Тимофеев, — только и сказала Зина. — Хотя ради авто я готова на все! Ладно, веди меня на ложе, пока я еще в радостном возбуждении!

А супруга, оказывается, служила в Московском театре сатиры. Это на Триумфальной. То есть — на Маяковке. Надо же! А я думал, что-то связанное с драмой. А Зина, как увидела «Запорожец», прям обняла его капот. Чуть не расцеловала. И назвала «Букашечка». А что, красная, с черным капотом, почти как божья коровка. Решено, хотел назвать Горбунком, но пусть будет «Букашечка». Зина уселась на сидение, вытянув и скрестив свои ладные ножки. Смотрела на дорогу, но иногда как-то странно на меня посматривала. Возможно, просто я ей нравился в костюме. «Тимофеев, а ты, оказывается, красивый», — сказала она, когда я облачился в парадное, намереваясь сразу после доставки жены на работу ехать на конференцию.

Я высадил Зину у театра, на прощание лобызнул в щечку, а сам подумал, что в этом «оказывается» скрывается тайный смысл. «Мой» Шурик что, лучше оригинала?

Я развернулся и поехал в институт. Доклад не мешало еще раз перечитать, раз «Лопух писает кипятком».

Парковка у института была заполнена, но мне удалось найти крохотный пятачок и втиснуться между видавшей виды «Победой» и солидным таким «Мерином» с иностранными номерами. Что, реально на конференции будут иностранцы?

Над входом в вуз появился кумачовый транспарант: «Привет участниками конференции по автоматизации». В коридорах было суетно, видимо, занятия были отменены по причине конференции. Я поднимался на свою кафедру и вдруг услышал наверху иностранную речь. Целая делегация спускалась по лестнице к актовому залу на втором этаже. По одежке сразу видно — иностранцы. Я посторонился, пропуская что-щебетавшую по-английски переводчицу, и вдруг столкнулся взглядами с… телефонным мастером. Тем самым, что ставил нам телефон в квартире.

Это был он, без сомнения он!