Шурик 1970

Глава 19. Опасные контакты

Я остался стоять у стойки с кружкой пива и ждать… неизвестно кого. За соседним столом компания молодых гривастых парней чего-то праздновала. Судя по разговорам и шумным обсуждениям, их бригаде дали добро на комсомольскую стройку. Ребята поедут куда-то очень далеко строить что-то очень важное для страны. Один из парней в брезентовой куртке с надписью «Альтаир-69» на спине достал из кофра гитару, взял несколько аккордов. И вдруг запел, легонько перебирая струны:

«Я в осеннем лесу пил березовый сок.

С ненаглядной певуньей в стогу ночевал…»*

Да ладно. Какого хрена? Любимая песня папаши. С детства ее помню. Батя как выпьет, как возьмется за гитару, первым делом ее пел. Потом «Там, где клен стоял», а уж потом «Естудей».

В пивнуху вошел мужчина в кожаной куртке, в фуражке, кажется, такие носили таксисты, с портфелем в руке. Он подошел к прилавку, звякнул в тарелку горстью мелочи, взял кружку пенного. Немного постоял с нею, оглядывая павильон и выбирая свободный уголок для потребления. И я его узнал. Гаишник из «Берегись автомобиля». Он же — телефонный мастер и член иностранной делегации. Шпион из «Ошибки резидента». Артист Жженов. Только с усами. Почему я не узнал его, когда он пришел ставить в квартире телефон? Да лицо у него было какое-то пресное, обычное.

А мастер перестал озираться и решительно двинулся в мою строну.

— Здравствуйте, вы хотели меня видеть? — сказал Жженов, вставая к стойке ко мне спиной. Но встал так, что вроде как он в углу, стоит лицом к стене, и в то же время держит все помещение под визуальным контролем. Профессионал!

— Да, хотел. Как мне к вам обращаться? Вас, кажется, зовут Гавриил? — спросил я его спину.

— Это они вам сказали? Ну, пусть будет Гавриил, — с легким смешком сказал Жженов и повернулся ко мне. Внимательно посмотрел мне в лицо. — Вы хотели встречи? У вас есть что-то мне предложить?

Ну вот, сразу видно хватку матерого шпиона. Так поставил разговор, что получается — я сам сейчас сотрудничество предложу. И портфель, что у него в руках… Поставил его на стойку застежкой в мою сторону. Там, наверняка, портативный магнитофон с выносным микрофоном. Опять запишет, и на «Голос Америки»?

— Я? Предложить? Нет уж, увольте. Я просто хотел узнать, чем вызвано такое ваше внимание к моей персоне? — возразил я.

— А откуда вы взяли про внимание?

Я вытащил из кармана и аккуратно положил на стойку его исполненный гуашью портрет. Тот самый, что подарил мне Дуб.

— Дядя Юра, вы шпион? — вспомнил я классическую цитату из старого советского фильма. Нет, в фильме имя было другое, но Жженов, кажется, Георгий? Юрий.

Жженов посмотрел на портрет. Видно было, что удивлен. Не каждый день увидишь свой художественно выполненный портрет неизвестного происхождения. Но отвечать не торопился. Казалось, он заслушался. Парень с гитарой за соседним столиком буквально выворачивал душу наизнанку:

«Что имел не сберег, что хранил, потерял.

Был я смел и удачлив, но счастья не знал»…

Жженов смахнул с щеки предательскую слезинку, сделал вид, что мошка. Спросил:

— Так что вы конкретно от меня хотите?

— Спросить, что хотите вы?

— Что ж, Александр Сергеевич, давайте на прямоту. Люблю прямые вопросы. Но могу лишь озвучить предложение. Для начала — миллион долларов США, гражданство на ваш выбор, своя лаборатория в любом выбранном вами университете. От себя могу пообещать контракт в Голливуде для вашей очаровательной супруги, если сочтете нужным взять ее с собой. У меня там связи.

— И все за мою Букашечку?

— Букашечку? Ах да, русская традиция давать имена автомобилям. Как лошадям. Нет, машину можете оставить себе. Вместе с дисками и резиной «Мишлен». Кстати, откуда здесь такая роскошь, как «Мишлен»? Но нас не интересует импортная резина. У нас резины хватает. В разных видах. В том числе и штопаной. Нас интересуют батареи. Точнее — полный пакет технической документации на батареи и два готовых экземпляра для теста.

Я не торопился отвечать. Потом спросил:

— «Голос Америки» — ваша работа?

— Отчасти. Запись — наша. Но делать вас отщепенцем и предателем родины мы не собирались. Честное слово! Верьте мне. Возможно, в дело вмешалась параллельная структура. Из страны, где много туманов. Но, что сделано, то сделано. В этой стране у вас теперь нет будущего, Александр. Здесь ваш проект попросту похерили. Я правильно выражаюсь? Признайте это. И сделайте правильные выводы. Вряд ли кто-то сделает вам более выгодное предложение.

Он посмотрел на часы и вдруг заторопился:

— О месте и времени следующего контакта вам сообщат.

В пивнушку вошли новые посетители. Так, обычные мужики, по виду — выпивохи. Жженов моментально изменился. Только что собранный и жесткий, он вдруг махом опрокинул в себя кружку пенного, громко поставил ее на стойку, утерся рукавом кожаной куртки. Оттопырил нижнюю губу, затуманился глазами. Вполне натурально покачнулся, так, что я едва не бросился его поддержать.

— Намана все, — буркнул он, отстранился от моей помощи, прихватил со стойки портфель и двинулся на выход. Но сначала положил перед певшим про березовый сок парнем мятую трешку. По пути споткнулся о чью-то ногу, кого-то матюгнул беззлобно, снова спотыкнулся, но до выхода добрался. Напоследок все-таки сделал мне ручкой. Едва заметно. Вышел вон.

Ну вот. Я имел контакт с представителем иностранной разведки. Звиняй, Шурик, видит Бог, я этого не хотел. И этого тоже, подумал я, обнаружив, что сам выпил пиво до дна. А ведь мне еще домой ехать. За рулем.

Домой я добрался в самых разобранных чувствах. Секреты электромобиля я не собирался продавать шпионам не за миллион, ни за сто миллионов. Тем более, не было у меня этого секрета. Что Букашка? Любой дурак такое сделает, был бы надежный источник энергии. Но эти емкие и мощные батареи придумал явно не Шурик. Он даже не занимался этой темой. Не его специфика. Тогда кто? Я перечитал его записную книжку от А до Я. Особо делая упор на А — аккумуляторы и Б — батареи. Но нет. Только какие-то имена и фамилии. Ни одного намека ни на А, ни на Бэ. Что, обзванивать каждого и спрашивать: «Не ты ли сделал батареи, которыми очень интересуются иностранные разведки»?

И тут я вспомнил странный звонок. Сегодня в восемь я должен был куда-то приехать. К человеку, который не назвался, но со странно знакомым голосом. Он так и сказал: «У меня в восемь». Значит, я у него уже был. Знать бы, где? Да все равно, опоздал…

Я подъехал к овощному павильону, сторож стоял около своей инвалидки, словно меня ждал. Но, скорее, просто наслаждался весенним ветерком.

— Вечер добрый, Пал Егорыч, — сказал я весело, выкручивая предохранитель. Прекрасный вечерок, не правда ли?

Ветеран молча достал папку из машины, положил ее на крышу своей «коробчонки». Принюхался к исходящим от меня хмельным ароматам. Укоризненно покачал головой.

— Пиво, Пал Егорыч, всего лишь кружечка пива. За двадцать две копейки. И то, платил не сам. Угостили. Кстати, у вас в конторе вакансий сторожа не предвидится? А то сами слышали, имя мое из списков сотрудников института вычеркнуто, того и гляди, погонят. Самое время — в сторожа.

Рассказывать, что только что разговаривал с живым шпионом, я, конечно, не стал. Да и кто мне поверит?

— Я сегодня был у замминистра с этим, — Егорыч похлопал по папке, проигнорировав мой вопрос.

— Только у зама? До самого министра добраться не получилось? — ехидно спросил я.

Егорыч пропустил мою колкость мимо ушей, продолжил:

— Валентиныч обещал разобраться.

— Валентиныч? Вы с замом на короткой ноге? Ну у вас и связи!

— Он был моим командиром в полковой разведке. После «Восточного» у меня в долгу. Так и сказал, когда мы уходили на задание: «Ребята, кто живым останется, по гроб жизни в долгу буду». Я один остался из всего разведвзвода. Он меня сам в госпиталь провожал.

Я прикусил язык и посмотрел в глаза Егорычу. И вдруг понял, что он — совсем не старый. Только седой совсем и морщин много. Сколько ему? Семьдесят? Шестьдесят?

— Мне пятьдесят шесть, — словно угадал мои мысли Егорыч. — Тогда, в сорок четвертом, как раз тридцатник разменял. Ребята в форте на именины мне патронов собрали на целый магазин. И две гранаты. Мы два часа одним взводом форт «Восточный» удерживали, пока наши не подошли. Немцы нас минами забросали. Шансов выжить не было совсем. Я — выжил. Там и поседел.

Я, потрясенный, молчал.

— Но я это не к тому, что мне кто-то должен. Я вот о чем, — Егорыч снова похлопал по папке. — Я, может, для того на «Восточном» и выжил, чтобы инженер Тимофеев в ночные сторожа не пошел, понимаешь?

Я молчал. Я еще не понимал, но, кажется, начинал понимать. Не только Егорыча, все его поколение.

— Оставишь мне папочку на пару дней? — попросил Егорыч. — Завтра Валентиныч инженеров лучших собирает. Но нужно обоснование. На одну страничку, понимаешь. Для министра. Сделаешь?

Я кивнул. Это правильно. Большим начальникам недосуг во все техническое вникать. Достаточно одной странички А-4 про суть. А в тонкости пусть вникают технари. Им за это зарплату платят.

И тут я понял, что очень хочу выпить. Ну очень хочу! Никогда еще со мной такого не было.

— Пал Егорыч, а может, заглянем к девушкам на склад? Возьмем бутылочку этого, плодово-выгодного? Денюжку я отдам. Хоть сейчас, хоть завтра им занесу.

— Даже не думай пить этой гадости. Я налью тебе хорошего коньячку. Рюмочку. Одну. Больше не надо.

Мы сидели за прилавком овощного павильона. «Стол» украшала коробка подарочного армянского коньяка. Егорыч угостил гусыню хлебным мякишем, честно налил нам по рюмке, бутылку снова спрятал в коробку. Из «Спидолы» весело трепались про красивую забугорную жизнь и про нарушения прав человека в странах соцлагеря. Шла программа «Глядя из Лондона». Про меня сказали мельком, что местоположение талантливого советского ученого Александра Тимофеева, осмелившегося открыто критиковать советский режим, пока неизвестно. Скорее всего, уже гниет в подвалах Лубянки. Егорыч на эту ерунду уже внимания не обращал, ждал литературную программу. Обещали продолжение чтений «Архипелаг Гулаг» Солженицына.

— Слышал что-нибудь про него? — кивнул Егорыч на приемник.

Я понял, что он — про Солженицына и кивнул.

— Ну и как тебе? — спросил Егорыч.

— По-моему, хрень. Язык кондовый. Читать тяжело.

— Так серьезная литература. Про серьезное пишет.

Я пожал плечами.

— Можно и про серьезное легко. Вот, Шаламов. Не читали? Ну, Достоевский тогда. Или Хэм.

— Это кто ж такой?

— Хемингуэй. Хороший писатель.

— Что за фамилия такая? Испанец?

— Американец. Хотя про Испанию у него тоже есть. «Фиеста», про корриду.

— Воевал?

— Да, в береговой охране. Охотился на немецкие подводные лодки.

— И что, хорошо пишет? Дашь что-нибудь почитать.

— Дам, — пообещал я. — Принесу.

Тут гусыня гакнула, словно намекнула, что обещание запомнит и проследит. Ей досталась корочка с горбушки.

Выпили, закусили лимончиком. Хорошо, но мало.

Дома я первым делом пошел на кухню и полез в холодильник. Бутылка вискаря, полученная от Шпака, была уже ополовинена. Напиток большей частью пошел на успокаивание Зинаиды от разных стрессов, коими жизнь актрис, как известно, щедро наполнена. Вот и я хотел налить себе от стресса, когда увидел на стекле рядом с яркой наклейкой тонкую красную полоску. Нанесена, кажется, губной помадой. Что? Зинаида пометила уровень остатков вискаря? Чтобы я тихонько не отпил? Да она с ума сошла?! Это же я добыл вискарь! Захочу и выпью! И никто мне не указ!

Я взял бутылку и… тут же поставил обратно. А потом и вовсе убрал в холодильник. Потому что я слишком его хотел. И в голове была какая-то не привычная мне сладкая осоловелость. И я уже понимал, что если я сейчас выпью, то остановиться уже не смогу. Шурик не сможет. Да, разум в нем мой, но все остальное — его.

Нет! У меня серьезные проблемы, и никакое бухло эти проблемы решить не поможет. Даже — наоборот. Я вот лучше чайку с лимончиком. И сразу менять личинку у замка. Или нет, лучше завтра с утра. А то Зина дверь не откроет.

Из подъезда донесся звук открываемой кабинки, звякнули ключи, открылась дверь. На кухню вошла Зина. Без цветов. Я глянул на часы. Сказал не без сарказма.

— Чего-то ты сегодня «совсем рано». У пана Збышека проблема с авто?

— А, поляк надутый, шляхта недоделанная, — махнула рукой Зина. — Как учуял, что жареным запахло, сразу в пространстве растворился.

«Жареным запахло»? Так Зина в курсе про мои дела? Если так, то удивила! Я ожидал совсем другой реакции. Ну, если не с битьем посуды, то с аудиоэффектами в виде рыданий — точно. А тут — даже улыбается.

— Правдоруб ты мой, — сказала Зина, усаживаясь мне на колени и ласково гладя меня по голове. — Меня сегодня в профком вызвали. Девки-то еще вчера про тебя сказали, так что я готова была к любым сюрпризам. Ну и… Не видать нам Польши, как своих ушей. Сказали, что польская сторона выдвинула неприемлемые условия, так что гастролей «Кабачка» не будет. Но мы-то понимаем, что откуда…

Я почувствовал, как на руку капнуло. Зина плакала. Плакала из-за меня. Так что я не только Шурику жизнь здесь напрочь испортил, я мечту Зины — как коту под хвост.

— Ну и ладно, — Зина резко встала, глаза ее мигом высохли. — Чего я там у пшеков не видела? Магазины? Подумаешь, магазины. Зато мне режиссер новую роль предложил. Ставить новый спектакль будем. С Хазановым. Слышал про такого? Молодой парень, талантливый. Работает конферансье в оркестре Леонида Утёсова. Сегодня первый прокат был с распределением ролей. Так что еще поживем, Шурик…

Пока Зина принимала ванную, я забрался на антресоли и извлек пишущую машинку. Древность-то какая! На ней, видно, еще первые декреты советской власти печатали. Работает ли? Я смахнул с нее паутину, поставил на стол, вставил новую ленту. Пару раз стукнул пальцем. Вроде работает. Только буква И западает.

Я почти закончил печатать обоснование по электромобилю, когда Зина явилась из ванной голая в бигудях. Хлопнула в ладоши, сделав темно, и поволокла меня на супружеское ложе.

Утро, кофе, тосты. Я наскоро перекусил, кофе с тостами поставил на столик у тахты. Зине сегодня на работу к обеду, пусть уж выспится. Правда и кофе остынет, и тосты. Надо что-нибудь придумать.

Провел ревизию в холодильнике. Надо бы чего-нибудь пожрать прикупить, а то в морозилке одни пельмени и курица. Что с мороженой курицей делать — просто не представлял. Я кинул курицу в сумку, прихватил листок с напечатанным обоснованием для Егорыча и двинулся на выход. Черт! А замок? Совсем забыл. В принципе, поменять личинку в замке -- дело десяти минут. Посмотрел на часы. Ладно, успею!

Прицепил новый ключ Зине на связку.

Почти бегом отправился к овощному магазину. Егорыч меня терпеливо ждал в своей инвалидке. Был наряжен в строгий черный пиджак с орденом Славы на лацкане. Видимо, действительно, в министерство собрался. Я вручил ему листок, он проглядел, аккуратно поместил его в папку, завязал тесемки и уехал.

Я же зашел в магазин, раскрыл сумку, положил перед Оксанкой курицу и денежную трешку.

— Девушки, выручайте.

— Опять брат? — хохотнула Оксанка.

— Жена, — признался я. — Она у меня актриса. Чем кормить — не знаю.

— Зато мы знаем уже, — крикнула из склада Настюха, показывая свежеснесенное яйцо и ласково гладя гусыню. — Вот ведь хитрец, скрывал, на ком женат, скромник. Хорошо хоть Егорыч — разведчик, сразу все выяснил, товарищ Тимофеев. Мы для пани Катарины такой ужин забабахаем! Мы ни одного «кабачка» не пропустили. Деньги свои убери. Но с тебя автограф на фото. Для обеих!

Я пообещал и пошел на выход, "заводиться".

Отсоединив провода зарядки, я закрыл капот. Залез в салон, вкрутил переключатель. Убедился, что зарядка — 100%. Начал уже сдавать назад, когда сзади, в районе заднего колеса раздался какой-то звук. Нехороший звук. Я спешно нажал тормоз, остановился. Подошел к заднему бамперу. Все вроде норм. Посмотрел на заднее колесо… Сначала ничего не понял, потом сообразил. Заднее колесо держалось на одном болте. Точнее, на той самой секретке, что выдал мне мастер на автосервисе.

Мне решили устроить автокатастрофу?