Шурик 1970

Глава 22. Высоцкий в помощь

Ночная Москва прекрасна! Я летел по практически пустым, умытым дождичком дорогам и радовался этой красоте. И вспоминал, как во время финальных тестов на «Миньке» тоже ночью на Кутузовском меня тормознул мент и начал тыкать мне в нос своим прибором, где на экране фигурировало превышение скорости на 20 кэмэ. Очень хотел от меня наличных денег. А я самоустранился и предложил ему самому пообщаться с борткомпом. Мент как увидел, что руля в машине нет, так и офигел. Не видел еще таких. А когда борткомп показал ему свой скоростной режим, расписанный по секундам, и сообщил, что ему, гайцу, грозит за использование подложных данных и за злоупотребление служебным положением, начал реально быковать. Но тут борткомп связался с дежурным по ГАИ, да еще в службу собственной безопасности настучал. По всем правилам составленную заяву с жалобой отправил. Тут мент реально обосрался. Когда общался с дежурным, вид имел совсем бледный. И когда возвращался к своей машине, начал громко ругаться: «Скоро эти бездушные железяки последнего куска хлеба лишат». Ну вот. Железяки бездушные, а он, получается, очень душевный. Борткомп, кстати, все это дело записал и в «Водить по-русски» отправил.

Я подъехал к овощному павильону, припарковался под фонарем. Постучался. Егорыч открыл, молча пропустил меня внутрь. На прилавке рядом со «Спидолой» стояла большая кастрюля, плотно закрытая крышкой. Из «Спидолы» пело голосом Высоцкого. Чего-то там про горы.

— Поздно ты сегодня, остыло все. Девчонки тебе оставили, — кивнул на кастрюлю Егорыч.

— А чего там?

— Азу из кур. В томатном соусе. Угостили, очень вкусно.

— А что у замминистра?

Егорыч не ответил.

— СССР торгует нефтью, и ее у нас много? — процитировал я Николая.

Егорыч посмотрел на меня удивленно, но кивнул.

— Так-то, Пал Егорыч, всякому сверчку свой шесток. Так что вопрос вакансии ночного сторожа для меня остается актуальным. Кстати, у меня вчера ночью пытались колеса скрутить. Если красные кирпичи нужны, я их в кустиках у столба припрятал.

— Министр хочет ее посмотреть, — тихо сказа Егорыч.

— Что?

— Что слышал. Министр хочет посмотреть твою Букашку. Сам.

— Когда?

— На следующей неделе. Тебе позвонят.

Я поставил Букашку на зарядку, прихватил кастрюлю и двинулся домой. Напрямик через аллею сворачивать не стал. Ну их на хрен, эти «напрямки».

Я поднялся на свой этаж, тихонько открыл дверь. На кухне горел свет, Зина сидела за столом, ждала меня с мокрыми глазами. Плакала? Я посмотрел на часы. Половина третьего. Однако!

— Шурик, милый, я так волновалась, — всхлипывала она, прижимаясь ко мне грудью. — Я знаю, что у мужчин свои проблемы, но не оставляй меня надолго, хорошо?

Я гладил Зину по стройной спинке и думал. Что же такого произошло за неполную неделю? Ну да, всего неделю назад она меня вроде как и не замечала. Я был типа источником благоустроенного жилья с функциями производства ремонта. «Святой человек со всеми удобствами». Скандалище какой из-за духов устроила. Теперь — явно что-то не так.

— Шурик, ты, наверное, очень голодный. Давай я тебя покормлю! — спохватилась она, поставила на стол тарелку, схватила половник, начала выгребать им что-то из кастрюльки. Себе насыпала тоже.

Вообще-то пельмени трудно испортить, но у нее это получилось. Есть это холодное варево невозможно было совершенно. Я молча высыпал содержимое обеих тарелок в мусорное ведро, принес из коридора кастрюлю с азу, поставил на плиту. Через пять минут мы уже дружно чавкали, ароматнейшей, остренькой, нежной курятиной в томатном соусе.

— И откуда такое роскошество? — спросила Зина, с сожалением отодвигая чуть ли не вылизанную тарелку. —Тимофеев, говори, откуда курица? Полночи не был дома, шлялся где-то, потом вернулся с целой мордой и целой кастрюлей вкуснятины. Ты что, поменял гуся на курицу? Ты нажаловался молодой любовнице, что я тебя не кормлю совсем? Вот она тебе с собой и завернула. Тимофеев, отвечай! Я ревную! Я не засну сегодня от мыслей. Откуда азу?!

— Можешь считать, от твоих поклонниц из овощного, — сказал я. — Как-нибудь познакомлю. Тебе привет от Николая и с тебя два фото с автографами за азу.

Я широко зевнул, спать реально хотелось.

— Слушай, — уже без всякой грусти сказала Зина. — В воскресенье празднуем новоселье. Тянуть больше нельзя. А что, ремонт мы закончили… Ты закончил, Самоделкин ты мой. Ты кого пригласить хочешь?

Выяснилось, что я хочу пригласить только Шпака и Лопуха. Со скрипом Зина согласилась на Дуба. Но с условием, что я выпрошу у Шпака не только магнитофон, но и камеру. «Такое должно войти в историю». Все остальные гости — десять человек, со стороны Зины. И все из театра сатиры. У нас что, будет дома кабачок? Но где взять столько стульев?

Проснулся я от громкой музыки из-за стены. Пел Высоцкий:

«Если вы в своей квартире.

Лягте на пол. Три-четыре»…

Куда лучше, чем эта утренняя гимнастика под пианино из телевизора, но чего так громко? Шпак решил начать новую жизнь и заниматься по утрам гимнастикой?

Зина запахнулась в халат, сбегала на разведку, то есть — на балкон. Вернулась и сообщила, что Шпаку привезли новую пленку Высоцкого. Записано с оркестром. Качество — высшее. Не может удержаться, перед работой решил послушать.

Зина пошла на кухню и попыталась сварить для меня кофе. Не очень удачно. Пришлось вставать и мыть залитую плиту, варить кофе заново. Зазвонил телефон. Это был Николай Ловчев.

— Александр? Утро доброе. Кто такой Игнатов?

— Да хрен его знает.

— Игнатов Павел Егорович был вчера на приеме у министра машиностроения. По твоему поводу, между прочим.

— А, Егорыч… Это сторож из овощного магазина. Очень упертый мужик. Что ему министр, он до Косыгина дойдет! Ветеран, в разведке служил. Кениг брал. У него, между прочим, «ТТ» именной. От Конева.

— А чего он конкретно хотел?

— Не знаю, очень он за меня проникся. Очень ему Букашечка понравилась.

Подскочила Зина, отняла у меня трубку, потребовала от Николая подтверждения моего ночного алиби. Опять упустила кофе, пришлось снова идти на кухню, снова мыть плиту и собираться на работу.

В овощном я Егорыча уже не застал, вручил девушкам по подписанной фотографии с Зиной. Поблагодарил за азу. Услышал из подсобки знакомое «га». Спросил

— Не надоела ли гусыня? Может и ее пора на азу?

— Как можно?! Она, кажется, на яйца села, — сообщила Оксана шепотом.

Я прикинул, что забот у меня полюбасу прибавится и поехал на работу.

Сегодня на занятия пришли два новых мальчика. Те самые, что ушли из-за «скукотищи». Сомов и Бабич, которые в спортивную секцию перевелись. Думали, там в футбол играют, а их заставили по стадиону бегать. Да еще через барьеры прыгать. А тут услышали, как здорово у «дяди Саши в кружке», вернулись обратно.

Я показал, как правильно смешивать эпоксидную смолу с отвердителем, как пропитывать и клеить стекловолокно на пластилиновые корпуса. Заходил Трофимыч. Я думал, что опять меня к телефону, оказалось, с профкома пришли еще подарочки. Два пластиковых танка «ИС» на батарейках.

Мальчишки есть мальчишки. Коробки были распакованы, батарейки вставлены и… Правильно, танки начали давить резиновыми гусеницами немецкие легковушки. Я вольницу пресек, технику отобрал. Предложил, пока сохнет смола, нарисовать будущую трассу для испытаний будущих авто.

Когда пришла младшая группа, я нарисовал на доске мухомор, который предстояло детишкам лепить, попросил Раису Михайловне поменяться местами, пересел на задний стол и легонько приснул. Бессонная ночь даром не прошла.

Разбудил меня Трофимыч, сказал, что к телефону. Я обнаружил, что сижу один в кабинете. Столы убраны, мухоморы рядком стоят на полках, клеенки собраны в раковине. Спасибо, Раиса Михайловна! Я посмотрел на часы. А время-то уже к восьми. И чего Трофимыч здесь? Меня ждал? Я поблагодарил и спустился в его кабинет. Сам Трофимыч, недовольно бурча, куда-то вышел.

Звонил Николай. Гробовым голосом сообщил, что «у Березина все вывезли».

— Среди бела дня подъехала машина с «милицией». УАЗ — буханка защитного цвета. Два милиционера показали Марии Семеновне какие-то корки, загрузили все бумаги в машину и уехали в неизвестном направлении. Хотели загрузить и доску — не влезла. Один милиционер здоровый, с круглой мордой, второй — с лицом придурка. Был третий — тощий, все суетился и мешался под ногами. Когда выезжали, рассаду ей помяли и калитку снесли. Пошла жаловаться к участковому. Тот позвонил начальству и выяснилось, что никакой милиции к Березину никто не посылал. Ну и завертелось. Дошло до нас. Начальника вызвали на ковер и…

— И?

— И я теперь руковожу твоей темой. Считай — начальник аналитического отдела.

— Поздравляю с повышением.

— Рано радуешься. У меня три дня, чтобы найти архив и мастера, что сделал батареи. Соображаешь? А знать его можешь только ты. Ссылки на амнезию не прокатят. А объявить, что ты — зритель… Ну, я уже говорил куда зрители у нас попадают. Хочешь на южный берег Северного Ледовитого океана?

— Не надо.

— Сам нэ хочу, да? — почему-то с кавказским акцентом сказал Николай. Ладно, двигай на сервис. Там тебя заждались уже. Я тебе сюрпризик там подготовил.

Я приехал на сервис. Тот самый, где мне поставили новые колеса. Николай сказал, что нужно найти мастера Егорова.

Мастер появился из глубины бокса, в нагрудном кармане у него был такой же штангенциркуль, как у Трофимыча со станции юных техников. Это что, их тайный цеховой знак? Что еще удивило. На неработающей станции технического обслуживания было вполне рабочее кафе. Почти автоматическое. Кофе варил большой кофейный автомат, причем кофе — довольно приличный. Бутерброды с докторской колбасой и литовским сыром нарезал и выдавал автомат бутербродный. Тут даже были стеклянные шкафы с логотипами «Pepsi», пока пустые. Только на нижних полках стояли бутылки с напитками «Ситро» и «Буратино». Ну да, тоже имеет какое-то отношение к Италии. Что, кафе вместе с техцентром приехало прямиком из страны, похожей на сапог? Хотя за кассой скучала вполне себе наша продавщица, вся такая в теле и в белом халате.

Через час мастер Егоров появился, сказал, что все готово, все работает, и почему-то мне подмигнул.

Я сел за руль. Теперь в машине было радио с двумя круглыми рукоятками и с пятью белыми клавишами в рядок. Бонус от Николая Ловчева по случаю повышения по службе?

Я выехал на МКАД, осторожно тронул ручку настройки. Приемник сразу запел голосом Зыкиной и выдал мощной инструменталкой окончание какой-то жалостливой песни. Я нажал крайнюю клавишу, сзади что-то щелкнуло и вдруг, почти без паузы из невидимых колонок раздался хриплый голос Высоцкого:

«Опасаясь контрразведки.

Избегая жизни светской.

Под английским псевдонимом

Мистер Джон Ланкастер Пек.

Вечно в кожных перчатках

Чтоб не делать отпечатков

Жил в гостинице советской

Несоветский человек»…

Песенка про шпионов. Юморная. А что, Высоцкого крутили по советскому радио? Он же был, кажется, в СССР запрещен. Или слухи сильно преувеличены?

Но это было не радио. Мне вмонтировали в Букашку магнитофон! Прямо в заднюю панель. Не кассетный еще, но вполне компактный. Следующая клавиша отвечала как раз за перемотку, и когда я на нее нажал, музыка из колонок смокла, а сзади за спиной что-то зашуршало, перематывая пленку. И Высоцкий снова запел про удачную операцию советской контрразведки.

Я ехал на машине, за которой охотятся шпионы, слушал песенку про шпионов, и где-то внутри машины была куча шпионских жучков. Очень песенка в тему!

Зины дома не было. Я залез на антресоли, достал магнитофон. Право же, стыдно изобретателю радиотехники то и дело выпрашивать импортный магнитофон у соседа. Хотя «Националь»* у Шпака был хорош. Японский. Работал и от сети, и от батареек. И работал хорошо.

Этот же магнитофон был самодельный. Довольно простой лентопротяжный механизм, головки звукоснимателя, валы и пасики. Даже не магнитофон, а скорее — приставка. Ничего такого, отвечающего за воспроизведение звука я не заметил. Выход был только на наушники. Типа аудиоплеер. А вот поломку я нашел почти сразу. Пасик лопнул. Резиновое колечко. Подходящего по размеру не нашел, пришлось спускаться в «Радиотехнику», покупать.

В общем, починил я магнитофон, лентопротяг заработал. Проверить бы в действии. Но где взять катушку с пленкой? Идти у Букашке? Лень чего-то. Я порылся на антресолях и нашел-таки две бобины. С пленкой и пустую. Такое впечатление, что их нарочно в самый угол запихали и хламом разным завалили. Поставил их на лентопротяг. Не сразу понял, что куда вставляется. Но справился. Я нажал кнопку, бобины закрутились, я тут же надел наушники.

«Проба, проба… Проект „Вино из одуванчиков“, повторяю, „Вино из одуванчиков“, — раздалось в ушах, — пробный запуск. Поехали…».

Голос Шурика. Я начал к нему уже привыкать. Но никакой музыки за этим не последовало. Чего поехало, куда поехало? Раздался какой-то совершенно немелодичный треск. Это что? Интернет? Я в каком-то то кино, кажется, про Терминатора, такое видел и слышал. Там сисястая такая телка-робот в интернет с такими же звуками выходила. Интернет? Так нет еще никакого интернета. Не придумали. Так ведь трещит.

Я выключил все это дело, задумался. Было над чем. Почему обязательно интернет? Если я чего-то понимаю, то на пленке была какая-та информация. Цифровой код, предназначенный для какого-то сложного цифрового устройства. Для какого?

Я спрятал все это дело в тумбу стола. Надо бы Лопуха расспросить или Дуба. Где у нас на автоматике такое применяется?

Зазвонил телефон. Это был Николай.

— Извини, что поздно. Я по поводу Юры — Гоши. Ездил опять к Березиной, спрашивал. Говорила, что приезжал пару раз. Молодой, интеллигентного вида. Вежливый. Вы запирались в домике и чего-то обсуждали. Ничего не напоминает?

Я только вздохнул вместо ответа.

— Жаль… Придется искать. А «буханку», что была у Березиной, нашли. В Люберцах. Пустую, конечно, в угоне была. Слушай, я все понимаю, но ты память напряг бы. Нам этот Гоша позарез нужен.

— А если найдем, что ему будет? — спросил я.

— Ах, ты про это? Слову моему веришь? Все у него будет норм! Никаких репрессий. Наоборот, авторские, патент, все прочее. Вояки к этому делу интерес проявили, соображаешь?

Я обещал подумать, положил трубку. Вышел на балкон перекурить. Из Шпаковой квартиры пел Высоцкий:

«… тут на зуб зуб не попадал, не грела телогреечка.

Тут я доподлинно узнал, почем она копеечка».

Я заглянул за стену. Шпак стоял у перил и подпевал Владимиру Семеновичу. Кажется, он утирал слезы:

«Было время и были подвалы.

Было время и цены снижали.

И текли куда надо каналы.

И потом куда надо впадали»…

Я не стал мешать слушать соседу. Он-то точно помнил, как люди жили в бараках, как пыталась привыкать к мирной жизни огромная страна. Но снижались цены, и все верили в лучшее…

Докурил, тихонько прикрыл за собой дверь.

Зина явилась усталая, но деятельная. Объявила с порога:

— Шурик, у нас в воскресенье — новоселье! Тянуть больше нельзя! Коллеги меня не поймут.

Сунула мне в руки букет роз, пошла инспектировать жилое помещение.

— Рухлядь эту со стола убери с глаз долой. И с балкона тоже. Шурик, пойми, к нам придут просто великие люди. Не подведи меня, Шурик!

Пришлось перемещать запчасти в тумбу стола и на антресоли. С балкона собирать остатки от ремонта в мешок и тащить все на помойку.

При этом размышлял. Если моя версия верна, искать слесаря Гошу, он же Гога, он же Юрий, следовало на Воронцовских прудах. И учитывать при этом, что они с друзьями любят забираться куда подальше, чтобы не мешать окружающим. Ибо прибухивают под балтийскую килечку. То есть, поискать придется. Но не будешь же подъезжать к каждой компании с расспросами и пристально рассматривать лица граждан. Вдруг влюбленные парочки от чужих глаз решили на природе уединиться, а тут я, рыскаю по кустам, слесаря ищу. Так ведь и огрести можно.

И еще проблема, выходные — понятие растяжимое. Искать компанию следует в субботу или в воскресенье? Судя по тому, что Гоша повез Катю с дочкой на свой фальшивый ДР в первый раз именно в субботу, то и я этот день выбрал. То есть — завтра. Все верно, после хорошего отдыха в субботу требуется отдых в воскресенье. Тем более, воскресенье у меня все равно было занято. Новоселье, черт его раздери. Зачем Зине еще какое-то новоселье?

Большая надежда была у меня на Букашечку. По всему Гога, он же Гоша с этой машиной знаком, так что можно поездить, побибикать, глядишь, увидит, сам подойдет.

Когда вернулся с помойки, Зина уже спала. Я снял очки и пристроился ей под бочок.