Шурик 1970

Глава 16. Круговое движение и враг народа

Балбес корчил мне рожи в окне соседнего вагона. Видно было, что его тоже хорошенько прижало пролетариатом. Было непонятно, гримасы он корчил от того, что сильно прижало, или так радовался, увидев меня?

Откуда он здесь? Вряд ли работает на заводе. По идее он на зоне должен срок мотать. Этим же «Кавказская пленница» кончилась, судом. Видимо, всех троих и посадили, хоть Трус кричал про советский суд — самый гуманный в мире. А в «Иван Василиче» их уже и не наблюдалось. Хотя нет, троица проявилась в «Семь стариков и одна девушка». Но там ребятки инкассатора брали, а это уже, считай, расстрельная статья. Вспомнить бы, в каком году сие вышло на экраны?

Голос из динамиков объявил следующую станцию, Балбес сморщил на прощание совсем уж уморительную рожу, махнул мне рукой, развернулся и стал протискиваться к выходу. Пойти за ним? А смысл? Что я ему мог предъявить? Прижать его к стене и орать, что он Нину украл и склад ограбил?

Так что никуда я за Балбесом не пошел, мужественно доехал до нужной станции, не без труда выбрался из вагона, осуществил переход, снова был серьезно помят, и, наконец, прибыл к себе на «Новокузнецкую». Подошел к остановке трамвая и понял, что не влезу. Час пик, он и в трамвае час пик. Решил пройтись до дома пешочком.

Когда я открывал дверь квартиры, телефон уже трезвонил. Я, не разуваясь, бросился в комнату, поднял трубку. Звонил Николай.

— Александр! Ну вот, наконец, и вы. Уже час вам звоню. Хочу сказать, что с вашей машиной все хорошо. Стоит на сервисе, вас ждет. Можно забирать.

— Да, вот спасибо, — ответил я. — А не подскажете, как лучше туда доехать?

— Да что вы! Я вас сам отвезу. Я тут рядом. Давайте, минуток через десять выходите к подъезду, я подъеду.

Славный, однако, человек, подумал я. Другой бы адрес сказал и все дела, а тут…

Я вышел к подъезду, серая «Волга» с оленем на капоте уже меня ждала. Когда я в нее садился, бабки у подъезда посмотрели на меня уважительно.

— В общем, ребята постарались. Сделали из вашей ласточки конфетку, — порадовал меня Николай, выезжая на дорогу.

— Из Букашечки, — поправил я. — Зина ее Букашечкой назвала.

— Букашкой? Еще лучше, — хохотнул Николай. — Слушайте, а что у нее за движок? Мастера сказали, у нее вообще двигателя нет.

— Так это — электромобиль. Я его сам собрал.

— Да ладно! Хотя верно, вы, когда в бокс въезжали — не трещало. Я заметил. И как на ходу? Мастер звонил, что они ее завести не смогли, на руках на подъемник закатывали.

— Да там секретка есть.

Николай понимающе кивнул:

— Это правильно. Жену, машину и гитару в чужие руки — никогда! И все-таки, как на ходу? Не подводит?

— Да нет, вчера по Луховиц и обратно слетали, все хорошо было, пока с вами не встретились.

Николай громко рассмеялся:

— Каюсь, виноват. А как крейсерская скорость?

— Я особо не гнал. Девяносто шел. Хотя спокойно мог бы и за сотню. Но дорога сырая, зачем рисковать.

Николай кивнул.

— Да уж, дороги наши… Вот уж точно сказано, тише едешь, дальше будешь. А что за аккумуляторы такие? До Луховиц-то далеко. И что, совсем без подзарядки?

— Почему без зарядки? У тестя в гараже зарядился немного. А заряжалку я всегда вожу с собой. Лучше, конечно, 380, но 220 тоже подойдет. Только дольше получится.

Коля увлекся и продолжил спрашивать про особенности Букашечки. Я охотно отвечал.

— И что же, скоро такие красавицы по улицам побегут? — спросил он, когда мы уже подъезжали к автосервису.

— Не уверен, что побегут, — ответил я грустно. — В серию ее не берут. Из министерств ответили, что модель хорошая, но перспектив не имеет. Разве что для детских аттракционов. Детей в парках катать на малой скорости.

Николай промолчал, подъехал к боксам. Мы вышли к машине, я увидел Букашечку и офигел! Сначала даже подумал, что не она. Машина была на новых широких дисках и широкой же резине. А еще с новыми широкими бамперами, кажется, я такие видел на «Жуке».

— Фигасе, — только и присвистнул я.

— Вот тут разрешение на внесение изменений в конструкцию, — показал мне какой-то листок Николай. — Официальное. Это на случай встречи с ГАИ. Но при одном условии…

Он игриво спрятал листок за спину.

— Каком условии?

— Вы дадите мне прокатиться. Кружок по МКАД, годится?

Я облегченно выдохнул и кивнул. Полез в карман за переключателем.

Мы мчались по МКАДу. Реально мчались, Николай не стеснялся и давил на газ, легко обходя попутные машины. Играл в «дорожные шашечки». Новая резина держала идеально, обдавая соседей брызгами. А Николай посматривал на уровень зарядки, с еще торчащей в зеленой зоне стрелкой, и только качал головой.

— Слушайте, Николай, а кем вы работаете? — спросил я. — Вы что, автогонщик?

— Нет, что вы. Просто я работаю волшебником, волшеб-ни-ком, — спел Николай.

Я сначала не понял, а потом вспомнил, что была такая старая песенка.

— Нет, ну я серьезно. Вы — профессионал?

— Это точно, — кивнул Николай. — Профессионал.

— И в какой же области?

— В Московской, — снова пошутил Николай, обходя фуру с иностранными транзитными номерами. — Скажем так, я работаю по снабжению в автомобильной промышленности. И еще вчера думал, что работаю с самой перспективной моделью автомобиля. Про новую «Ладу» слышали?

— Это что, «Жигули»?

— Точно! А теперь так не думаю.

— Почему?

— Потому что вот она — самая перспективная. Я на ней еду. Откуда такая мощь в батареях, Саша?

— Позвольте умолчать. Секрет фирмы. Будем считать, что я — тоже немного волшебник.

— Согласен, — оценил мой ответ Николай. — Секрет фирмы.

Так за разговорами мы объехали вокруг Москвы. Разок встали в пробке. Кажется, впереди было ДТП. Вокруг пердели выхлопами автомобили, переводя углеводороды в отраву, а мы стояли тихо и спокойно с закрытыми наглухо окнами.

— Приемничка здесь не хватает, — посетовал Николай. — А лучше — магнитолки. Слышали про магнитолы?

Я кивнул.

— Новые такие, чтобы все ловили. Даже УКВ с вражьими голосами. Вражескими голосами по ночам не увлекаетесь?

— А на кой они мне? У меня по ночам — жена.

— Ну да, ну да. А как насчет музыки модной? Битлз, Хендрикс, Роллинг стоунз? Про кассетные магнитофоны слышали?

— Кассетные? Ну, это еще не скоро. Лет десять еще, — проговорился я.

— Все-то ты слышал, все-то ты знаешь, — Николай неожиданно перешел на ты. — Ничем-то тебя не удивишь.

И замолчал, так молча и вернулись на сервис.

— Вот что, Саша, — сказал мне Николай доверительно. — Вы мне понравились, а ваша машина еще больше. Значит, без движка, без коробки, без бака? Даже без заднего моста. И глушитель тоже не нужен. Только батареи и электродвижки! Крутящий момент напрямую на колесо. Хочу себе такую же!

— Прям сейчас? Из нее делать будем? — улыбнулся я и указал на его «Волгу» с оленем на капоте.

— Можно позже, — пошел на уступки Николай. — И кузов лучше полегче. Вот вам еще один мой телефон, это прямой рабочий. Если что с машиной, или еще какие проблемы, звоните в любое время. Буду рад помочь.

Николай протянул мне листок из записной книжки с номером телефона.

— И все-таки, сколько я вам должен? — спросил я на прощание, прикидывая в уме стоимость апгрейда «Букашечки».

— Сочтемся, — пообещал Николай.

Я пересел на водительское сидение и быстро выехал на трассу. На новой широкой резине это была другая машина. Но в шашечки я играть не стал. Успею еще наиграться.

Когда я подъехал к овощному павильону, уже стемнело. Припарковался рядом с инвалидкой под столбом с фонарем, вышел из машины, полюбовался на Букашечку. На новых колесах, с широкими такими бамперами — вообще шикардос! Однако с привлекательностью возрастали и риски. Такие колеса! Такие диски! А бамперы?! Как отреагирует на такое великолепие местная гопота?

Я сунул руку в карман, достал «секретку». На каждом колесе по секретному болту. Открутить можно только вот с этой штучкой. Николай попросил беречь. Если потеряю, дубликат очень дорого обойдется. Ну что, пора заряжаться?

Я подошел к двери, условно постучался. Звякнул запор, дверь открылась. Егорыч пропустил меня в помещение, дверь снова запер на запор. Я прошел в торговый зал. А ничего себе ветеран на ночлег устроился. Чайничек на столе, пачка чая со слониками, рафинад в коробочке. Салко аккуратно порезанное на горбушке. В центре композиции стоит радиоприемник «Спидола» и вещает почему-то по-немецки.

— Вы что, Пал Егорыч, вражеские голоса по ночам слушаете? — спросил я с улыбкой.

— А то как же. Слушаю, — кивнул ветеран.

— И по-немецки?

— А как же. Я ж рассказывал. В войну в разведке был. Язык врага знать надо.

Он подошел к приемнику, покрутил ручку настройки и быстро нашел «Голос Америки». Там вещали что-то про культуру — новинки «Голливуда» и про музыкальные фестивали.

— И интересные вещи, знаешь ли, порой передают.

Я прислушался.

«Самым ярким музыкальным событием этого года без сомнения станет вышедший в свет 8 мая альбом „Лет и Би“ группы „Битлз“, — сообщил радиоприемник по-русски, но с явным пиндосовским акцентом. — Этот двенадцатый по счету альбом знаменитой группы уже поступил в магазины и сразу стал лидером продаж. Такая тенденция, видимо, сохранится, ибо альбом интересен и тем, что вышел в свет через месяц после официального распада группы» …

Неожиданно в приемнике что-то загудело, словно кто-то врубил перед микрофоном бритву. Голос ведущей едва слышен. Кажется, запел Леннон, за гудением его почти не было слышно.

— Все, глушилку врубили, — сказал Егорыч. — Вот скажи, почему музыку глушат, а новости нет?

— Так в новостях брешут все, — сказал я уверенно. — А на музыку молодежь ведется.

— Брешут? Как знать, — сказал Егорыч, и тон мне его почему-то не понравился. — Хочешь, из новостей свежих зачитаю? Лучше бы тебе самому послушать, но чую, глушилка — надолго. Послушаешь?

— Было бы интересно.

— Будет интересно! Будет очень интересно, — заверил дед, надел на нос очки и раскрыл толстую тетрадку, исписанную крупным почерком. Нашел нужную страницу.

— Вот, слушай… «в минувшую пятницу политическим скандалом закончилась конференция по автоматике, проходившая в Москве. Один из самых перспективных и талантливых молодых советских ученых Александр Тимофеев в своем блестящем научном докладе обрушился с резкой критикой на существующий в СССР политический строй. И предрек ему неизбежный крах из-за косности и бюрократизма. Его выступление часто прерывалось бурными аплодисментами».

Я почувствовал, что плиточный пол под моими ногами задрожал. Пришлось даже ухватиться руками за деревянный прилавок.

— Что скажешь, талантливый ученый Александр Тимофеев? Про тебя говорят, или полный тезка? — глянул на меня сквозь очки Егорыч.

— Про меня, — кивнул я обреченно, ища, куда бы присесть. Ибо ноги после такого решительно не держали. Не нашел и уселся прямо на прилавок.

— А про аплодисменты, было такое?

— Было. Были аплодисменты. Бурные.

— Не соврал, хвалю, — качнул головой Егорыч. — Потому что дальше твой голос идет. По голосу тебя и узнал. Читаю дальше. Слушай. Твои слова, между прочим: «…да, изобретения у нас внедряются порой очень долго. Излишний бюрократизм и косность при внедрении имеют место быть. Стоит признать, наша государственная система не очень поворотлива при внедрении нового. Думаю, именно тут может быть эффективнее привлекать частный бизнес и инвестиции. Иногда и конструктор одиночка стоит больше, чем целое конструкторское бюро». Говорил?

Я кивнул:

— Говорил.

Дед снова взялся за тетрадку:

— «… мировая научная общественность серьезно озабочена судьбой молодого советского ученого Александра Тимофеева, взявшего на себя смелось критиковать советский строй. Как стало известно редакции „Голоса Америки“, имя Александра Тимофеева вычеркнуто из списка работников института, местонахождение его неизвестно. Возможно, он уже арестован и содержится в подвалах КГБ на Лубянской площади. Очевидцы также подтвердили, что на лице Тимофеева во время исторического доклада были заметны следы физического насилия. Профессор Гарвардского университета, всемирно известный разработчик теории ядерного синтеза доктор Эдвард Смит в своем интервью высказал опасение, что талантливый русский ученый Александр Тимофеев может разделить печальную судьбу таких борцов с советским режимом, как писатель Солженицын, поэт Бродский, академик Сахаров»…

— Твою ж мать! Вот попал в компанию, — схватился я за голову.

А Егорыч продолжил читать:

— Талантливый русский ученый Александр Тимофеев отдельно сказал, что преодолеть техническое отставание от стран демократического Запада Советский Союз сможет только путем заимствования передовых западных технологий. Дальше опять твоим голосом: «Тут не поспоришь, есть чему у вас, капиталистов, поучиться». Хорош! Ты погоди убиваться зря. Тут тебе бочка варенья и корзина печенья за предательство полагаются. Вот, слушай: «Профессор Эдвард Смит заявил, что если к талантливому ученому Александру Тимофееву будут применяться карательные меры, Соединенные Штаты или королевство Великобритания готовы предоставить ему политическое убежище и выделить для научных исследований персональную лабораторию в Гарвардском или ином университете».

Егорыч закончил читать, закрыл тетрадку, добавил:

— И это — каждый час в новостях. Со вчерашнего дня. Потому так подробно и смог записать. По «Би-би-си» примерно то же самое говорят. Что скажешь?

— Да уж все вроде сказал, — кивнул я на тетрадку. — Можно сказать, даже наговорил.

— Да уж, наговорил. А раз наговорил, чего не покаешься? — прищурился дед.

— Так не в церкви вроде. Да и не за что мне каяться. Что думал, то и сказал.

— А с машинкой что? Прячешь от государства? Я как вчера увидел, что ее нет, так сразу и понял. Собираешься с ней за кордон? В свободный мир? — вдруг выдвинул страшное обвинение Егорыч. — Тебя страна кормила, поила, учила. А ты придумал и туда. За бугор? К сладкой жизни?

Я почему-то вспомнил, что под мышкой у него реальный ствол «, тяжелый и мощный ТТ, обладающий просто убойной силой. Вот сейчас дед возьмет, да и пристрелит меня на месте, как врага народа.

— Да кому я там нужен? — улыбнулся я невесело. — А прятать машинку… А зачем? Да не нужна она государству. Народу нужна, мне нужна, вам, может быть, нужна, а государству — нет. Хотите, заключение научной комиссии покажу? Ответы из министерств? Мой электромобиль признан не очень перспективным направлением. Внедрять его никто не собирается. По крайней мере, в ближайшую пятилетку.

— А вот хочу, — неожиданно сказал Егорыч. — А вот покажи мне это самое заключение. А то что-то веры особой у меня в твои слова нет.

— Да пожалуйста, завтра принесу.

— Утром, — резко сказал Егорыч. — Иначе машину не отдам. Только в присутствии представителей компетентных органов.…

В этот момент дверь склада приоткрылась и оттуда вышла гусыня. Внимательно меня рассмотрела потом прошлепала своими ластами по кафелю. Остановилась около Егорыча. Тот погладил ее по головке, отщипнул от горбушки хлеба, угостил.

— Я вижу, вы подружились, — сказал я.

— А что ж, божья тварь, — сказал Егорыч. — Так что, завтра утром?

— Утром, — кивнул я. — Позвонить можно?

— Звони, — кивнул на аппарат Егорыч, поглаживая гусыню по голове.

Я набрал домашний номер. Длинные гудки. Видно, Зина опять после спектакля задерживается.

Мы вышли на улицу, Егорыч посмотрел на машину и аж крякнул от удивления.

— Это ж откуда такое богатство?

— Так, последствия дэтэпэ. — Не удержался и добавил ехидно. — И потом, стыдно за бугор, да на гнутых дисках.

Я подсоединил провода к заряжалке и посмотрел на Егорыча. Да, такой если сказал, что не отдаст, умрет, а не отдаст. Опять же именной ТТ в кармане.

Я шел домой с припасом, прихваченным из машины и переваривал услышанное от сторожа. Я что теперь, враг народа? Про меня говорит «Голос Америки». И «Би-би-си». Батя рассказывал, что ночами по пятницам «Би-би-си» слушал, Севу Новгородцева. Программы про рок-музыку. И за это можно было огрести вполне реально. А тут уже не музыка. Тут все гораздо серьезней. Надо же: «Один из самых перспективных и талантливых молодых советских ученых Александр Тимофеев». Чего-то я не заметил, что Шурика в институте так называли. Скорее уж — наоборот. При зарплате в сто двадцать рэ. Интересно, Зина уже знает? А если и ей за меня достанется. С программы про этот кабачок снимут. Или вообще с театра погонят? Даже подумать страшно.

Я остановился передохнуть около той самой бочки, где недавно покупал квас. Бочку на дозапавку ночью не повезли. Видимо, из-за дождя продажи упали. Я подумал и решил свернуть к дому напрямки, через аллею.

— Эй, стоять! — вдруг раздалось из темноты.

Я остановился.

Из темноты появились три силуэта. В глаза ударил свет фонарика.