Шурик 1970

Глава 25. Игривая ночь

Я понимал, а потому отвечать не торопился. Во-первых, это было явное понижение ставки. Подумаешь — пятьсот тысяч. Телефонный мастер мне посулил цельный миллион! Пусть и в баксах. Все равно, куда больше, чем пол-лимона в фунтах. Да еще свою лабораторию, где пожелаю. Во-вторых, пожалуй, что поляк первым проявил внимание к тому, «что на крыше». Что, у американцев свои солнечные батареи, и наши им не очень интересны? А батарея-то на крыше хорошая. Вон, с моего возвращения из театра три процента к зарядке прибавилось. А солнце сегодня не особо чтобы пекло.

— А вы уверены, что меня вообще выпустят из страны после того, что сказали по «Голосу Америки»? — поинтересовался я.

— Будет трудно, но как говорят у русских, смелось города берет? Гастроли «кабачка» в Польше — вещь почти решенная. Так что скажете, пан Александр?

— Мне нужно подумать, — сказал я.

— Конечно, конечно, — закивал головой Збышек. — Но думайте быстрее, мы не сможем откладывать гастроли надолго.

Поляк выпустил клуб дыма и вдруг начал рассказывать, как недавно съездил в Испанию. И какие там классные пляжи, и какой белый песочек. И как там хорошо с фунтами! А я смотрел на лысину Збышека и… испытывал к нему что-то вроде симпатии. С чего бы это? И вдруг я понял. То, что Збышек — обычный шпион, завербованный английской разведкой, чтобы умыкнуть у русских изобретение, меня устроило гораздо больше, нежели то, что он подбивал клинья к Зине. Меня? Или все-таки Шурика? Вот в чем вопрос!

— Испания, это, конечно, хорошо. А вы не боитесь, что я вот сейчас поднимусь домой, позвоню по телефону куда надо, и за вами подъедут серьезные люди с корочками КГБ? — спросил я ради профилактики.

— И что вы им скажете? — совершенно не смутился Збышек. — Что работник культуры из дружественной Польской Народной Республики хочет купить у вас автомобиль? И что в этом удивительного? Тем более, звонок от вас… Подумайте лучше о моем предложении, пан Шурик. Вам вряд ли предложат больше. И учтите, что выдернуть вас туда, в свободный мир могу только я.

Какой, блин, самоуверенный пан…

Я ткнул пальцем в клавишу и дал поляку послушать песнь про шпиона. Пан шутку понял, расхохотался. Мы дослушали песню, докурили и решили возвращаться к дому. Бабки у подъезда стояли и все смотрели в сторону нашего балкона. Из открытой двери на лоджию гремел модный музон. Среди бабок я с удивлением обнаружил Дуба с боксерскими перчатками на шее.

— Ты че так поздно? — спросил я. — Обещал же к восьми.

— Да там… случилось, в общем… потом расскажу.

— А чего не поднимаешься?

— Да неудобно как-то. Я заглянул — там все незнакомые, пляшут. Кстати, тебе, подарок от всех наших, — и Дуб сунул мне в руки новые боксерские перчатки ярко-красного цвета.

Збышек посмотрел на подарок и показал большой палец руки. Мы поднялись наверх, в квартиру, а там уже вовсю гудело танцевальное веселье. Стол исчез, видимо, отправился обратно в квартиру к Шпаку вместе с лишними стульями, бутылки и напитки с закусками переместились на недавно покрашенный подоконник. Гремел магнитофон, дружно завывали битлы, народ заходился в лихом рок-н-ролле. «Хоп-хей-хоп» — самый писк! * Зина, покрасневшая и разгоряченная, уже сбросила туфли и танцевала босиком. Видимо, у соседей внизу люстра качалась, как во время землетрясения в Японии. Среди танцующих я с удивлением заметил Настю с Оксаной. Впрочем, пусть резвятся, вот уж они — точно заслужили!

Пришлось вести Дуба на кухню и кормить остатками плова. Дуб не стеснялся и навалил себе целую тарелку. Вооружился ложкой, стал все это дело быстро уминать.

— А где Лопух-то? — спросил он.

— Да в карты играет. У Шпака. Пошли смотреть пылесос, да и решили пульку расписать, увлеклись.

— Видел, что он подарил?

— Нет еще, а что?

— Ты посмотри, посмотри! Такая штука, что почище твоей Букашки будет.

— Да ладно, — «не поверил» я. — Неужто радиотелефон?

— Не, — мотнул головой Дуб. — Там еще проблемки. Надо доработать.

В это время быстрая музыка в комнате стихла. Сменилась медленной. «Моя гитара тихо плачет», — грустно сообщил Харрисон. Я заглянул в комнату, Зину танцевал пан Спортсмен, лысый Збышек хотел пригласить пани Зосю, но его опередил пан Зюзя. Поляк обозвал его курвой и потащил танцевать Настю. Шпак вцепился в бока пани Моники и нежно ее к себе прижимал. Судя по затуманенному взгляду, он приближался к блаженству. На тахте в темном уголке пан Вотруба вовсю зажимал пани Оксану. И даже выключил торшер. В общем, народ отдыхал.

Сытый Дуб плясать отказался. Достал из сумки журнал «Советский Экран» с групповым фото артистов кабачка, дождался, когда включат свет, и оперативно собрал у пришедших автографы.

В этот момент в дверь позвонили, я пошел открывать.

На пороге стояли Бунша с супругой Ульяной Андреевной. Бунша был против обыкновения без папки и даже без шляпы, руки держал за спиной.

— Товарищ Тимофеев, — затряс он козлиной бородкой. — Времени уже двадцать два часа! Вы грубо нарушаете покой граждан! Завтра рабочий день! Я понимаю, что новоселье, но…

Я потрогал боксерские перчатки, что еще висели у меня на шее. Очень захотелось применить их на управдома. Но он вдруг протянул мне… большой букет гвоздик, который прятал за спиной.

— Но ради такого события жильцы нашего дома согласны и потерпеть! С новосельем!

Из комнаты прибежала Зина, вырвавшаяся из мощных лап пана Спортсмена. Увидев гостей, она радостно взвизгнула, схватила цветы, чмокнула Буншу в щеку и потащила управдома с женой в комнату угощаться и плясать.

— Это вам, — успела сказать управдомша ехидно и что-то сунула мне в руки.

Я развернул. Кухонный передник в цветочек и пара прихваток для кастрюль. Подарок на новоселье! Вот ведь баба — язва! Очень хотелось догнать и якобы случайно сорвать с нее рыжий парик. Еле удержался.

Музыка стихла, гости разъехались. Пан Вотруба повез девушек из овощного в Выхино на такси. Бунша за короткое время успел прилично накидаться, уходить не хотел, требовал продолжения банкета, и Ульяна Андреевна еле-еле его увела.

Соседи в доме-гармошке обрели вожделенный покой. Только в квартире Шпака все еще ярко горел свет. Там шла игра.

Играли два профессора — настоящий Михаил Абрамович и пан Профессор из кабачка. А также пан Гималайский и присоединившийся к ним Шпак, который, оказывается, тоже любил это дело.

Я в качестве зрителя сидел на диване, Зина тихонько сопела, привалившись к моему плечу. Очень хотела посмотреть, как серьезные мужчины играют в карты на деньги. Мечтала когда-нибудь побывать в казино. Но почти сразу заснула. Устала от праздничных хлопот. Я тоже зевнул и посмотрел на часы. У Шпака они были старинные, настенные, с маятником. Антиквариат! И время-то какое — ровно полночь! Двенадцать или ноль-ноль по Московскому времени.

А я заметил на диване раскрытую книгу. Шпак любит читать? Я посмотрел обложку и очень удивился. «Солярис» Лема? * Шпак любит фантастику?

«В Петропавловске-Камчатском — девять утра», — сообщило с кухни радио.

Минутная стрелка на часах едва заметно дернулась и перескочила на одно деление.

— А ладно, пан или пропал. Еще польска не сгинела! Девять пик! — объявил пан Профессор.

— Азартны вы, уважаемый, — сказал Лопух и объявил вист. Шпак сказал: «Пас», Гималайский кровожадно улыбнулся.

Лопух со Шпаком разложили карты. «Без двух» — сокрушенно признал пан Профессор, посмотрев расклад, и сбросил свои карты на стол.

Игроки быстро записали висты, Шпак наполнил рюмки гостей вискарем из большой бутыли, подошел к балкону, сдвинул шторы, открыл дверь.

— Ясновельможные паны могут курить, — разрешил он и поставил на стол деревянный ящичек с сигарами. — Прошу угощаться.

Потом посмотрел на меня, достал из шкафа еще коробку, вручил мне.

— Простите, Саша, совсем забыл про подарок на новоселье. Это вам!

— О, подарок! Что скажете про наш подарок? — спросил меня Лопух, наблюдая, как пан Профессор тасует карты. — Придумывали всей кафедрой.

— Извините, Михал Абрамыч, не посмотрел еще, — признался я.

— Правильно, что не посмотрели. Ибо — ничего бы не поняли. Просто ящичек со шнуром и штекером. А меж тем, это — печь эсвэче. Одна из первых в мире. Слышали что-либо про это?

Я по простоте душевной кивнул:

— Микроволновка?

Профессор даже не посмотрел в свои карты. Бросил их на стол:

— Друзья мои! Посмотрите на этого юного нахала! Он бьет маститого профессора как туз валета. Я говорю о совсем свежем научном открытии с величайшим потенциалом, а он уже о нем знает и даже придумал название. Микроволновка! Звучит! И в точку! Вот что значит знать языки и оперативно читать научную литературу. Это — опытный экземпляр, Саша. И даже подойдет для вашего замечательного автомобиля при выездах на природу. Достаточно подключить к аккумулятору и никакого костра не надо…

— А что за автомобиль? — спросил пан Гималайский, выпуская клуб дыма. Восторженно покачал головой, оценивая качество табака. — Что-то новое, американское? Или наша «Лада»? Я слышал — очень хорошая будет машина. Я записался в очередь. Однако, пять триста….

— Пять пятьсот, — поправил пан Профессор. — Тоже встал в очередь. Со своим «Москвичом» я, признаться замучался. А «Жигули» хвалят.

— Не сомневаюсь, что машина будет хорошая, — сказал Лопух, все-таки берясь за карты. — «Фиат — 124», ездил на таком в Милане на симпозиуме. Их там в качестве такси используют. Желтенькие такие. Очень удобная машина, резвая, но… Дороги, наши дороги… Не уверен, что их «Фиат» для наших дорог. По асфальту еще терпимо, но много ли у нас того асфальта? А сыграю-ка, я, друзья мои, мизер. Ибо время позднее, а завтра на работу.

Лопух без особых проблем сыграл свой мизер, игроки быстро подсчитали итог, Гималайский с паном Профессором полезли за бумажниками. Но Лопух со смехом сказал, что возьмет с них выигрыш только контрамарками в Театр Сатиры. Те охотно согласились. Шпак расплатился коньяком. Сказал, что от благодарного клиента. Гости засобирались домой.

— А что, Саша, не подкинете ли своего непосредственного начальника до дому? — вдруг попросил Лопух. — Я заметил, что вы сегодня не выпивали.

Я осторожно освободился от объятий Зины, Шпак тут же заботливо накрыл ее пледом. Жестом показал, что позаботится о сонной красавице.

Я понимал, что профессор попросил подвезти его не из присущей его народу экономности. Кажется, он хотел сказать мне что-то важное наедине. Мы тепло распрощались с остальными игроками у подъезда, посадили их на такси, помахали вслед. Прошли к Букашке. Лопух дважды обошел ее вокруг, кивком оценил колеса. Попросил открыть капот. Посмотрел, сказал:

— Горе мне, старому дураку! Если бы тогда, год назад, когда вы впервые подошли с этим вопросом, я отнесся бы к этому серьезно… Глядишь, числился бы уже научным руководителем перспективного проекта союзного значения. И присвоил всю славу себе, а вас бы сослал на периферию… Шучу, шучу… Вот что, Саша, я хотел вам сказать, было тяжело, очень тяжело. Я про дела в институте. Руководство требовало вашей крови. Уже назначили дату парткома. Ваши перспективы были совсем незавидны, ну и для меня готовилась хорошая такая плюха. За потерю бдительности по партийной линии. И вдруг, как отрезало. Не знаю, что за таинственный покровитель за вас похлопотал, но снимаю перед ним шляпу. Сверху дана команда вас не трогать, а наоборот, всячески вам содействовать. Так что можете вернуться на кафедру хоть завтра. Но… Любит царь, да не жалует псарь. Слышали такое? Я бы вам посоветовал не торопиться. Как вам работается с детишками?

— Нравится! — ответил я.

— Вот и славно. Поиграйтесь с детишками в машинки месяцок, а там отпуска, санатории, дачи… При заводе спокойнее. Я, кстати, с директором АЗЛК знаком. Хороший мужик, трудяга! Я ему про вас позвоню. Чтобы не обижал. Ну что, поехали, прокатите старого дурака на машине будущего.

Я кивнул и вдруг вспомнил про формулу Березина. Что, если показать ее профессору? Уж он точно разберется. Я сунул руку в карман куртки. Но записной книжки там не нашел. Бумажник с правами был на месте, а книжки не было. Ни в левом кармане, ни в правом. Нигде! Я снова похлопал себя по карманам. Ну нет ее, чего без толку хлопать?! Попытался вспомнить, когда в последний раз ее видел. Когда показывал формулу хмельному Гоше? Нет, позже, перед новосельем, когда по настоянию Зины звонил Лопуху. Посмотрел номер телефона и тут же спрятал ее в левый карман куртки.

— Саша, вы что-то потеряли? Ключи от машины? — обеспокоился Лопух.

— Ключи здесь, — звякнул я ключами. — Записную книжку никак не найду. Наверное, дома оставил. Ладно, поехали. Домчу вас с ветерком.

Профессор внимательно смотрел, как я вкручиваю переключатель, как выруливаю на дорогу. Когда я притопил по шоссе, только головой покачал. А я еще магнитофон врубил, Высоцкого:

«Ой, где был я вчера. Не найти днем с огнем.

Только помню, что стены с обоями».*

Тоже песенка в тему. И тоже стены у нас в квартире с обоями.

— Так у вас и магнитофон в машине? — удивился профессор. — Ай да Букашка! А мы-то хотели вас удивить, подарить радиотелефон. Слышали про такое? Но Гаврилов при сборке чего-то намудрил, так что пока работает только на вход. Ничего, через месяцок доведем до ума. Будете ездить в авто с телефоном, как Косыгин.

Жил профессор на Садовом в старом доме. Тепло со мной попрощался, попросил не провожать.

Я ехал в сторону дома и все думал, куда делась записная книжка. Книжка лежала в кармане куртки — это точно. Куртка висела на вешалке в коридоре. Если предположить самое мерзкое, то ее спер кто-то из гостей. Кто? Да кто угодно мог. Вопрос — зачем? Установить мои контакты? А смысл? Хотя… Рабочий телефон Гоги был в книжке. На букву Б — Баталов. Кто бы мог подумать?

Я подъехал к месту привычной ночной стоянки, припарковался рядом с инвалидкой. Когда вышел из машины, услышал из-за дверей гогот. Что за дела? Я условно постучался, Егорыч звякнул затвором, дверь открылась.

Гоготала гусыня. Она что, теперь у Егорыча вместо сторожевой собаки? Ну да, гуси же Рим спасли!

Егорыч слушал на своей «Спидоле» какую-то музыкальную волну, на прилавке лежал раскрытый том Хэма из библиотеки Шурика. Я заглянул, ветеран читал «Старик и море».

— Ну и как? — спросил я, кивнув на книгу.

— Мудро пишет. Душевно, — сказал ветеран, — вот тут одно место особо зацепило…

Егорыч поднял книгу, и я с удивлением увидел на прилавке пистолет «ТТ».

— Пал Егорыч, вы чего это? — указал я на пистолет.

Сторож внимательно на меня посмотрел:

— Чужие тут. Следят.

— Да ладно. Кому эта гнилая картошка нужна?

— Картошка, может, и не нужна. Значит, нужно что-то другое. А я точно знаю, что за объектом ведется наблюдение. Старого разведчика не проведешь.

— Может мне того, машинку куда перегнать?

— Если только спать в ней будешь.

Я почесал в затылке. А ведь реально, у дома не поставишь, все занято, а тут хоть под присмотром.

— А если что, стрелять будете? — снова посмотрел я на пистолет.

— Как положено. Первый в воздух, потом на поражение. Ты не забыл, что я Валентинычу слово дал машинку твою показать? А слово, это, брат, дело такое…

— Ну если так… — я подумал и положил ключи от Букашки рядом с пистолетом. — Вы знаете, как что куда вкручивать. И вот что еще…

Я сходил к машине, нашарил под сидением сверток, вернулся. В свертке был новый двухствольный шокер. Вполне уже заряженный. Я кратко объяснил ветерану принцип работы устройства. Но предупредил, что экземпляр опытный — испытания еще не было. И бьет не дальше, чем на четыре метра.

— Не боись. Боевое применим в крайнем случае, — сказал Егорыч, пряча свой «ТТ» в карман.

Я вышел на улицу. Закурил, огляделся. Хорошо-то как, тихо, тепло. И млечный путь в небе, как на картинке. Вокруг — никого, совсем тихо, темно. Кто же наблюдать может? Не привиделось ли ветерану? Хотя, чего это там в кустиках шевелится? Прячется кто? Нет. Это всего лишь ветерок подул. Легкий майский ветерок.

Когда я вернулся домой, Зина уже спала в обнимку с плюшевым медвежонком, подаренным паном Зюзей. Ну вот, я целый день, как белка в колесе крутился, а обнимают плюшевого медведя. Нет справедливости в этом мире!