Седьмая Луна. Декамерон 2

Глава 27. Человечность

День пятый, перед закатом

Питомец почувствовал знакомый запах, вызывавший у него рези в носу. Зарычал утробно, не зная, куда и деваться от этого смрада. Не вони, но смрада тщеславия. Настроение Диворы передалось и хозяйке.

— Что такое, мой мальчик?

Тритон залип на крыше одного из домов района Медресе. Вспоминал чародея, которому принадлежал запах. Чернокнижница увидела глазами фантома одного из своих многочисленных подопечных: Самум. Он где-то близко.

Дав ему поручение, Иоланта не вмешивалась в дела литоманта, ведь своих по горло. Спросила бы с него попозже. Но раз уж она проезжала рядом, решила, что стоит нанести визит и расспросить обо всём.

В конце концов, отряд магистра Гасты не выходил с ней на связь, причем очень давно. Непростительно давно.

Недолго думая, Ио повела поводья в сторону каналов.

— Глянем, где наш дражайший друг.

Фантом впился когтями в черепицу и заревел надрывно, разворачиваясь в сторону островов. Тварь потревожила мирный сон упырей, а горожане, прячущиеся по подвалам, изрядно перепугались, перепутав её рык с драконьим.

Северные Саргузы никуда не денутся. А вот землеройка Стокко — ещё как.

Иоланта вцепилась рукой в поручень, пока Дивора доставлял её на место. С высоты городских крыш ей открывалась картина куда более подробная, чем выжившим, что ползают по улицам в попытке прожить ещё один день.

Вотчина Тиранов с началом эпохи Семи Лун изменилась до неузнаваемости. Город стал походить на настоящее поле битвы. Чернокнижницу мало интересовала Чёрная Смерть и орды заражённых. Понятное дело, священной войне её братик всячески мешал.

Упыри пожирали и тех, и других. Оттого расстановка сил постоянно менялась независимо от частоты стычек. С обеих сторон с каждым днём оставалось всё меньше тех, кто пережил мятеж в Янтарной Башне.

Проезжая над сарацинскими улицами, ведьма в красном замечала следы боестолкновений между Церковью и Культом. Сам Город от этого ровнялся с землёй.

Кто-то засаду устраивал, кто-то в неё попадал. Кому-то удавалось отбиться, кто-то погибал, не успев перегруппироваться.

То тут, то там виднелись остовы инквизиторов, их раскуроченные латы, порванные оранжевые хламиды чародеев. Чем дальше в лес, тем меньше оставалось людей, способных продолжать конфликт.

И дело не в том, сколько погибло: день за днём инквизиторы откалываются от отрядов и теряются на улицах Города, чародеи же — предают коллективную свободу ради свободы личностной.

Неудачи Культа и нерасторопность неофитов сестра Иоланта принимала на свой счёт. При таком наборе козырей чародеи давно должны были победить, но борьба застыла в мёртвой точке. Быть может, если бы её брат не устроил тут апокалипсис в миниатюре, ей не пришлось бы краснеть перед базилевсом.

Хотя время всё исправить пока есть.

Восстание в Саргузах затянулось, и настоятельница Храма Бурь подозревала: борьба примет затяжной характер, пока одну из сторон не постигнет полное истощение. Сегодняшние события оборвали последние надежды на быстрый триумф. Значит, стоило пересмотреть приоритеты, чтобы в дальнейшем выбить преимущество Культу Скорпиона.

Ближе к закату Иоланта добралась до фешенебельного района Каналы. Дивора бойко спрыгнул с крыши книжной лавки на мостовую, одним рывком пересёк провал, где ещё этим утром стоял мост. Всюду, куда ни плюнь, чувствовался остаточный эфир от магии Земли. Должно было пройти некоторое время, прежде чем тот разойдётся в атмосфере, подхваченный корневыми потоками.

Земноводное принюхалось, ощериваясь. Уже тут фантом ощутил ещё один запах, который беспокоил чернокнижницу даже больше, чем какой-то Самум. Киаф-инквизитор. Он тоже побывал в Каналах. Его дух почти рассеялся. Причина проста: ренегат уже далеко ушёл, а союзник Иоланты остался здесь.

— Ищи, ищи, мой мальчик. Он где-то близко. — Дельмейка без конца гладила фантома по щетинистой холке.

Тот издавал гортанные гулкие звуки, с двойным усердием обнюхивая место состоявшейся дуэли. Дивора подобрался к руинам уроненного дома, стал карабкаться по обломкам, воротя нос от миазмов, что источали спёкшиеся гули. Наконец-то фантом нашёл Чезаре Стокко. Вернее, то, что от него осталось.

Его тело лежало на тротуаре у парапета, что отделял променад от канала. С того самого момента, как коснулось Каналы, солнце не покидало острова банкиров. Так что упыри, даже если сильно хотели, не тронули Самума. Он лежал, где его оставил Киаф.

Настоятельница легонько пнула тритона пяткой в бок. Лениво перебирая перепончатыми лапами, Дивора подобрался к поверженному террористу. Иоланта мягко, с любовью погладила по спинке тритона и велела ему:

— Подожди немного.

Она сползла с фантома и направилась к останкам террориста. Тритон заурчал и припал к земле, наблюдая за тем, что будет. Вполглаза. Он давно уже не лакомился, а беготня по саргузским крышам отнимала столько сил! Сами собой слипались веки.

Чернокнижница встала над литомантом, внимательно его изучая. Она слегка склонила голову набок, размышляя над участью Самума. Пухлые красные губы её изогнулись в снисходительной, слегка опечаленной улыбке.

Ренегат неподдельно восхищал её. Мало кто из простых смертных за Экватором способен расправиться с чародеем так же, как Альдред. Ни у кого и рука бы не поднялась. А если бы нашёлся такой безумец, его жизнь оборвалась бы в миг.

Впрочем, дезертира нельзя было назвать всего лишь человеком: в нём всё больше проявлялось хладнокровие Бога, от которого он происходил. Его безжалостность. Его жестокость. Его кровожадность. И если Семь Лун сойдутся в согласии, со временем беглеца будет не отличить от небожителя, что ему покровительствует. Потому-то Альдред Флэй должен дождаться Вознесения. Занять место, уготованное ему Пантеоном.

Хотя в Саргузах предатель Инквизиции был не единственным Киафом, именно он больше всех прочих здесь был достоин влиться в сонм дельмейских Богов.

Те или не знают о своей потенциальной причастности к построению нового мира на Западе, или настолько слабы и никчёмны в глазах покровителей, что Культ Скорпиона едва ли обращал на них внимание. Пока что.

Как ни крути, пути небожителей неисповедимы, волю их предугадать сложно, а до мнения даже таких, как Ио, дела им нет. Всё будет ровно так, как возжелает Пантеон.

Слышал бы её измышления Стокко… Чезаре бы тут же разочаровался в стезе, им избранной. Шутка ли, в игре Богов он, гроза Инквизиции на Полуострове, стал разменной монетой. Все его регалии разбились вдребезги при столкновении с «достойным» Киафом.

Террориста, мстившего Равновесному Миру за остракизм, дезертир забил голыми руками. Буквально до смерти. Какой позор…

Одежда скрывала многочисленные ушибы. Некогда прекрасное молодое лицо превратилось в один сплошной кровоподтёк. Зубы лежали в луже крови. Рукава укрывали раны, из которых уже перестала течь кровь. Но уж эфир — иссяк точно. Волосы испачкало в красном. Уши поломаны. На теле Чезаре Альдред не оставил ни одного живого места.

Зрелище собой Самум представлял не для слабонервных. Иоланта смотрела на это спокойно. Она представляла, как Флэй бил Стокко, уродовал его с хищническим остервенением. И её это даже заводило. Да. При любых иных обстоятельствах она бы влюбилась: содеянное руками ренегата доставило ей редкие эмоции. А это дорогого стоит.

Но Иоланта была не глупа, иначе бы не дослужилась до таких высот в Храме Бурь. Первостепенной для неё являлась священная миссия, за успех которой она отвечала непосредственно перед базилевсом. Быть может, в другой жизни, когда Равновесный Мир падёт, она вспомнит о своём восторге. В далёком будущем, где они оба вошли в Пантеон.

Иоланта хмыкнула и покачала головой, пускаясь в многозначительный монолог:

— Мужчины… — презрительно начала она, цедя сквозь зубы. Не могла не укорить злосчастного литоманта. — Вечно они бьют себя пяткой в грудь, бахвалятся, берут на себя больше, чем смогут перенести. Пытаются доказать, будто чего-то стоят, стоят больше, чем есть на самом деле.

Зазнаются. Считают, будто имеют право обладать тем, что им и в жизни не светит. И куда это их приводит? К позорной смерти в борьбе с другими мужчинами. Точно такими же тупыми баранами, что без конца бьются головой в ворота.

А однажды и те проиграют уже третьим. И так по кругу. Кошка скребет на свой хребет. На том и мир стоит.

Женская философия настолько сквозила высокомерием и пренебрежением, что даже очевидный труп восстал из мёртвых. Чезаре Стокко остался в живых. А ведь казалось, это просто палящее солнце Города поддерживало температуру его тела. Гнил не он сам, но раны, что оставил грязный кинжал дезертира.

Самум захрипел и открыл глаза. Настолько широко, насколько возможно. Так, он мог разглядеть разве что четвертинку всей ведьминой фигуры. Не жив и не мёртв. Уже на издыхании — вот-вот отойдет в мир иной. Зря он очнулся.

Настоятельница улыбнулась, не стесняясь жемчужно-белых, ровных зубов под стать всем дельмейским аристократам. Иоланта промурлыкала, скрывая за сладким тоном свой небывалый гнев, своё безразличие к дальнейшей судьбе террориста:

— Это был первый и последний раз, когда ты подвёл меня. Уже это непростительно.

Исходу, постигшему Чезаре, настоятельница не удивлялась. Можно сказать, она даже догадывалась: так и будет. Стокко слишком поверил в себя, и это погубило его. Он жаждал силы, жаждал власти.

Потому им так легко было управлять первое время. Маг стал осликом, гнавшимся за подвешенной морковкой. Так мило и так жалко. Было. Увы, гордыня переломила ход их игры, пересилила наказ настоятельницы. Итог неутешителен.

Чернокнижница могла дать Чезаре пусть и не всё, но многое. При условии, что он был бы послушен, податлив и исполнителен. Литомант отлично подходил магистру Гасте в пару. Вместе они легко бы повязали Киафа — по-хорошему или по-плохому.

Жаль, что Стокко оказался звездой-одиночкой. Такая не потерпела бы тесниться в мириаде. И вот она гасла. Один на один с болью.

Фантом приподнялся на лапах. Пасть его задрожала. С подбородка капала едкая слюна. Иоланта посмотрела на тритона из-за плеча и спросила его ласково:

— Хочешь есть, малыш?

Питомец утвердительно зарычал, разжимая пилообразные зубы.

— Наслаждайся, — только и сказала чернокнижница, отходя в сторону.

Дивора слизнул языком переломанное тело Стокко. Тот хотел бы кричать, но не мог чисто физически. Вот так умирают легенды: тихо, в муках, бесславно. И со временем о них забывают. Аштум же и дальше продолжает суетиться в космосе.

Фантом стал хрустеть Чезаре, живо качая головой. Постепенно Самум проталкивался в глотку тритона. Чудище поглотило литоманта целиком.

Когда тот через некоторое время протолкнулся в желудок, в брюхе у него зародился электрический импульс. Мало-помалу пришелец из Аида укреплялся в плоти, дабы остаться в Материальном Мире.

Настоятельница хотела было уже оседлать питомца, но тут солнце, продолжая хождение на Запад, скрылось за домами в Северных Саргузах. В Каналах наступили лиловые сумереки, открывая упырям дорогу на улицы.

Гули стали рваться наружу из всех окон и дверей. Шутка ли, в банкирские бастионы они набились, как селёдки в бочку. В мгновение ока вокруг Диворы с Иолантой собралась целая орда заражённых. Тритон зарычал и ощерился, вставая на защиту хозяйки. Та мягко похлопала верного фантома по боку и сказала еле слышно:

— Не нужно.

Зверь застыл на месте. Принюхивался к миазматическому воздуху, от которого тошнило даже его. Шарил янтарными глазами из стороны в сторону. Иоланта выбилась вперёд, оглядывая собравшуюся свору оживших мертвецов.

Архонт весьма некстати очутился в Саргузах. Наверняка он сделал это, чтобы насолить Иоланте, подобраться к ней поближе и в назначенный час прикончить. Отнюдь. Если бы всё было так просто!

Его личная эпопея могла зародиться где угодно, окромя Города Тиранов. Но самый край гармонистской географии — не просто соблазнительное место, начало всех начал. Ларданы, как выяснилось — настоящая кладезь наиболее даровитых из Киафов. Боги за ними стояли далеко не последние. Лучшие потенциальные союзники Прародителя.

Чернокнижница не питала иллюзий. Для Деспотата Бог Смерти — заклятый враг. Но семейные узы — то, что мешало лично Иоланте увидеть в Актее угрозу. Впрочем, и тот оставил её будто бы на сладкое. Отношения между ними всё-таки сложились непростые.

Между тем людоеды немало попортили кровь Культу Скорпиона. Усугубили и без того нескладный мятеж, прошедший с треском.

Чародеи были готовы учинить расправу над корпусом Инквизиции, но как держаться против орды оживших мертвецов, знал мало кто.

Базилевс бы не принял оправдания настоятельницы, прикрывайся она Чёрной Смертью. Ему был нужен результат от всех, кто отправился ломать Равновесный Мир. И так уж вышло, что все погрешности сыграли против Иоланты.

Упыри клекотали, рычали и брыкались, но не атаковали. Только делали вид, будто вот-вот налетят на Иоланту Ламбезис и её питомца. Пугали, гнали прочь — не более того.

Они напоминали бешеных псов, которых от кровавой расправы удерживала только тугая цепь хозяина, державшегося поодаль. Чернокнижница не боялась нежить: она достаточно могущественна, чтобы стереть их в порошок разом. К тому же, за Ио тоже присматривал один из Богов Пантеона. Это точно. Понять бы ещё, какой…

Создания Прародителя выглядели омерзительно. Полусгнившие, несущие в себе проклятый черный нектар. Животные, не знающие ничего, кроме неутолимого голода. И всё же, подозревала настоятельница, они были тесно связаны с её братиком.

И ведь всё могло быть иначе. Если бы только идеи архонта и Прародителя не были так созвучны. Полчища мертвецов легко бы очистили Западный Аштум от Равновесного Мира. И дельмеи бы без особого труда вернули себе жизненное пространство там. Ни один язычник из-за Экватора не пал бы здесь. А так — счёт постоянно обновлялся.

Иоланта — чисто забавы ради — решила воззвать к сводному братцу:

— Актей. Актей! Ты слышишь меня?

Казалось бы, её попытка безнадёжна. Однако произошло невообразимое. Полчище людоедов замерло разом, как по команде. Сотни глаз уставились на чернокнижницу.

Ещё как слышал. И даже внимательно слушал.

— У тебя никогда не хватало смелости поднять руку на родную кровь, — продолжала Иоланта. — Твой отец лежал при смерти. Но ты и не думал его добить. Подослал меня. Меня не жалко, всё равно титул архонта завещан тебе. И когда возникла вероятность, что Прародитель может выбрать твою дражайшую сестричку, натравил на неё инквизиторов.

Происходившее всё больше напоминало сюр. Сначала загоготал один людоед. Затем ещё несколько. Вскоре же вся орда начала потешаться над настоятельницей. Но та была неумолима, с каждым словом всё больше повышая голос:

— Что насчёт меня, Актей? Ведь я тебе не родная. Я ведь знаю, ты тоже хочешь убить меня. Так почему не придёшь сам? А? Почему? Почему ты подсылаешь вместо этого ораву смердящих тварей? Ну же! Я здесь! Приди, убей меня!

Голос её под конец задрожал: не от страха, нет. Ей просто было обидно, что так всё обернулось. И виной тому — архонт. А ведь они могли быть семьёй. Они вдвоём.

Ответа, увы, не последовало. Гули смолкли, но и нападать всё также не собирались.

— Ясно, — тихо подытожила Иоланта. — Ты приберёг для меня другую смерть. Ну конечно. Закончить всё быстро — это не про тебя. Кишка тонка всё делать самому, вдруг руки испачкаешь…

С этими словами чернокнижница оседлала тритона. Дивора взревел надрывно. Гули стали пятиться назад. Фантом припал к земле и резко прыгнул на ближайшее здание, стал карабкаться наверх.

Какой-то упырь отвёл глаза и сипло пробубнил себе неосознанно под нос:

— Дура…

Больше здесь оставаться смысла не имело. Магистры Культа дожидались Иоланту на собрании. После того, что приключилось сегодня, они должны были выработать стратегию, которая бы привела их к победе вопреки мору…