Сделай сам – 4

Глава 3 Диванные стратеги

— Как ты полагаешь, Александр, в убийстве моего старшего брата действительно возможен британский след? Они ведь наши союзники! К чему им гибель Ники? — неожиданно поинтересовался у меня Михаил Александрович, когда мы неспешным прогулочным шагом направлялись к стоянке бронетехники, принимавшей участие в очередных Красносельских манёврах.

Хотя, почему неожиданно? Я ведь сам только-только вернулся в страну после того, как меня едва не подорвали в Германии «всякие злостные террорюги». Вот, видать, и сложилась у него в голове некая аналогия на сей счёт. К тому же, со мной он мог поговорить о таком, о чём предпочёл бы промолчать в компании кого другого.

Мы с Михаилом так-то поддерживали добрые отношения на протяжении всего времени после окончания Русско-Японской войны. Не сказать, что совсем-совсем близкие — прям друзья, не разлей вода. Вовсе нет!

В силу определённых обстоятельств мне приходилось держать некую дистанцию, дабы не множить количество своих врагов внутри страны. Завистников-то вокруг всегда имелось в избытке. А тут подозрение на очень близкую дружбу с последним братом царя! Рычаг влияния на императора — дай Бог каждому! Как говорится, за меньшее убивали.

Так что напоказ мы, скорее, приятельствовали, нежели дружили. Но в дома друг друга были вхожи. Это да.

А уж после того, как по причине заключения морганатического брака Николай 2 отправил его самого в заграничную ссылку, лишив права возвращаться в Россию, стали ещё ближе. Ведь, стараниями его брата, двумя годами ранее точно такой же добровольно-принудительной ссылке за бугор подвергся и я сам из-за истории с Сименсами, о чём Михаил прекрасно знал. Потому и чувствовал сейчас во мне намного более родственную душу, что ли. Плюс мы всегда сходились на ниве автомобилей и всём, что с ними было связано. Тогда как я являлся их создателем и производителем, Михаил Александрович выступал в роли покровителя Императорского Российского автомобильного общества, поскольку действительно любил машины. У него, наверное, был самый богатый личный автопарк в стране. Да и совместная служба в гвардии стоила ой как немало. Особенно учитывая наше общее боевое прошлое. В общем, для него я был «своим».

— Ох, командир, умеешь ты задавать вопросы, — когда мы общались с ним вот так, с глазу на глаз, мне были позволены определённые вольности, недопустимые в какой-нибудь иной ситуации. Потому я тыкал и называл его командиром, чтобы не расплываться словесами по поводу всяких разных там высочеств и величеств. — Но я тебе отвечу. И отвечу так! У Великобритании априори не может быть союзников, у неё могут быть лишь интересы. Всё остальное для британцев — пыль и тлен. И это, уж поверь, не просто мои слова. Это, считай, компиляция из всех тех бесед, что я имел в Лондоне со многими местными дельцами во время своего более чем годового проживания в Британии. Потому, окажись я на твоём месте, то в поисках ответов задался бы несколько иными вопросами. Для чего они это могли сделать? И почему именно в феврале 1913 года?

— Балканы. И проливы, — тут же выдал регент российского престола.

Ох, сколько копий было сломано при трактовке тех или иных пунктов действующего Акта о престолонаследии! Больно уж подгадил всем неравноправный брак Михаила. И лишь нежелание большинства власть имущих видеть регентом кого-то из числа вдовствующих императриц — что Марию Фёдоровну, что Марию Георгиевну, позволило ему не только занять нынешнее положение, но и вообще вернуться в Россию.

— Верно! — не стал я усмехаться в ответ — мол, это лишь вершина айсберга. А, совсем наоборот, утвердительно кивнул. — Балканская война зашла тогда в тупик! Участвовавшие в ней стороны совершенно выбились из сил как раз к февралю 1913 года. Наставало идеальное время для вступления в эту «балканскую политическую игру» нового игрока! И ведь Николай Александрович никогда ни от кого не скрывал своего стремления и намерения забрать Босфор и Дарданеллы под свою руку. Видать, прознали нечто такое британцы, о чём не в курсе до сих пор ни я, ни ты.

Гнал ли я сейчас пургу? На самом деле — нет. Чувствуя за собой изрядную силу, которой у него вовсе не имелось в известной мне несколько иной истории мира, Николай 2 вполне себе мог решиться кинуть русские войска с флотом на чашу весов ведшегося тогда на Балканском полуострове военного противостояния. Мысли-то подобные витали в его голове ещё с первых лет правления.

Случись такое дело, и Османская империя, с трудом сдерживавшая атаки Сербии, Греции, Болгарии и Черногории, посыпалась бы, словно карточный домик. Чего страны Западной Европы никак не могли допустить! Так что с этой точки зрения повод у британцев для организации убийства российского императора имелся железобетонный. Мысль о чём я и решил укрепить в сознании своего собеседника. А то ведь он, хоть и заметно заматерел по сравнению с собой десятилетней давности, всё ещё был слишком мягким и доверчивым во всех вопросах, что не касались его нравственного долга. Месть же за убийство брата являлась очень весомым якорем, способным удержать его на должных позициях при общении со сладкоречивыми англичанами.

— Да. Ники вполне мог рискнуть в сложившейся тогда ситуации, — подумав с минуту в тишине, нарушаемой лишь хрустом мелких камешков под подошвами наших сапог, всё же согласно кивнул головой Михаил.

— А это в свою очередь тут же привело бы к неминуемой войне, как минимум, с Британией, — продолжил я подливать маслица в огонь. — Кто бы что ни говорил, но англичане ни при каких обстоятельствах не допустят появления у России возможности перекрывать своим флотом их драгоценный Суэцкий канал. Потому, только устранив твоего амбициозного брата, они могли сохранить Россию в числе своих верных союзников, жизненно необходимых для грядущей большой войны с Германией за передел сфер влияния во всём мире. Имея же под рукой одних лишь французов, они точно не справятся. Что сами прекрасно осознают. Вот такой оксюморон в их голове сложился, полагаю. Чтобы сохранить нас в качестве союзников, они решили уничтожить нашего излишне самостоятельного по их мнению императора. Видать, никто не мог предположить, что исполнитель выкинет подобный фортель и во всём признается! Пусть даже не лично, а через письмо.

Да. Та моя диверсия с письмом от лица некоего Джеймса Бонда вышла на славу. Британцы уже свыше полугода предпринимали всевозможные попытки доказать свою полнейшую непричастность к убийству императора России. Даже их король на похороны лично приезжал со всей своей семьёй. Но выходило у них пока не очень. Ведь им мгновенно стали противостоять имевшиеся в высшем обществе империи германофилы. Впрочем, как и сами немцы, увидевшие великолепную возможность для сближения с Россией на фоне общего горя — их-то кайзера тоже застрелили какие-то ухари. А, действуя совместно, русская и немецкая армии могли смести кого угодно на любом из континентов — это понимали чётко абсолютно все.

Потому сейчас в верхах велась бойкая торговля за перксы и бенефиты, как сказали бы в США. То есть за те стратегические уступки, на которые были бы готовы пойти Лондон с Берлином, каждый со своей стороны, ради привлечения Санкт-Петербурга именно в свою орбиту интересов. Ведь пока что «мы» поглядывали с одинаковым недоверием вообще на всех.

— И как бы ты поступил на моём месте, учитывая всё произошедшее? — Тут не приходилось сомневаться, что ему со всех сторон уже напихали вагон и маленькую тележку своих мыслей, как многочисленные родственники, так и «государственные мужи». Моё же мнение вряд ли могло иметь солидный вес на фоне прочих. Просто Михаил собирал воедино измышления ближайших к нему людей, дабы впоследствии принять итоговое решение.

— Скажу так, командир. Всё зависит от того, кто меня сейчас об этом спрашивает: горюющий брат, правитель Российской империи или просто человек, желающий лишь блага своему отечеству, — не стал давать я сиюминутного ответа, а несколько усложнил задачу. — Для каждого из них мой ответ будет сильно отличным.

— Универсального ответа не существует? Да? — горько усмехнулся Михаил Александрович, после того как посверлили меня некоторое время изучающим взглядом.

— Нет. Не существует, — только и оставалось мне, что отрицательно помотать головой, да развести руками. — Ведь то, что умерит боль скорбящего брата, приведёт к трагедии империи. А то, что станет выгодно империи, далеко не всегда выйдет благом для отечества и народа.

— А что бы сделал ты, занимай пост регента? — решился он упростить задачу, выведя за скобки ряд переменных.

— Хм. Регентом, значит, — потерев в задумчивости подбородок, я принялся рассуждать вслух. — Как регент я обязан передать престол своему племяннику, стоит тому только достичь совершеннолетия. То есть шестнадцати лет от роду в случае императора, — начал я с данного факта, поскольку именно таким человеком являлся Михаил. Ему российская корона на голову нафиг не упала. И держаться за временно полученную в руки власть он точно не стал бы до самого конца. — При этом я прекрасно понимаю, что в 16 лет человек никак не сможет управлять Россией. Но зато им самим ринутся управлять, словно марионеткой, все, кому не лень. Имея при этом лишь одну цель — максимально возможное личное обогащение с одновременным возвышением на политической арене. Что, несомненно, приведёт к откровенному разграблению казны и казённого имущества, а также к неизбежным внутренним распрям. Так? — уточнил я у внимательно слушающего меня собеседника.

— Так, — резко кивнул тот головой. Пусть ему не приходились по душе мои слова, но логика-то в них присутствовала. Да ещё какая! Человек, что с самого детства жил в окружении дворцовых интриг, не мог этого не понимать. — Продолжай.

— Также я прекрасно понимаю, что совершеннолетие Алексея Николаевича придётся как раз на время разгара большой европейской войны, к началу которой нас сейчас активно подталкивают вообще со всех сторон. Что сделает его приход к власти вовсе натуральным кошмаром, как для нашей воюющей страны в целом, так и для вашего рода в частности. Ведь мгновенно начнутся внутренние свары, вполне возможно переходящие в начало самой настоящей революции. И не такой, что мы наблюдали в 1905–1907 годах, а куда более жуткой и кровавой. Народ-то к тому времени уже будет изрядно взвинчен совершенно ненужной ему многолетней войной, а также мобилизацией миллионов мужиков на фронт, не говоря уже о гипотетических потерях и опустевших полках продовольственных лавок.

— Допустим, — аж поджал губы великий князь, столь сильно ему не нравились мои слова. — Дальше.

— И поскольку я, как регент, всё это понимаю… — не закончив фразы, я вопросительно уставился на командира в ожидании хотя бы подтверждающего кивка с его стороны. — Во-первых, мне необходимо постараться сделать так, чтобы война закончилась нашей безоговорочной победой до конца 1917 года. А, во-вторых, мне потребно обезопасить будущего императора, отведя от него максимально возможное количество гипотетических ударов.

— Как? Как это сделать? — неожиданно аж взвыл Михаил Александрович, потрясая при этом руками. Случались у него порой такие вот быстро проходящие эмоциональные всплески.

— Если ты имеешь в виду второе — то, как по мне, выход тут лишь один, — пожал я плечами. — Объяви в ближайшее время о преобразовании строя власти в России с абсолютной монархии в конституционную. Тогда и весь народный гнев будет направлен не на Романовых, а на правительство с министрами, и многие серьёзные политико-экономические силы внутри страны не будут всячески мешать вести войну, в надежде, что проигрыш России позволит им в итоге войти во властные структуры. Ведь они и так уже будут находиться в этих самых властных структурах. И не смотри на меня так, командир. Это я тебе сейчас говорю, как друг, — стойко выдержал я его испытующий взгляд, которым он мгновенно принялся прожигать меня насквозь. — Сам вспомни, что творилось после войны с японцами, в которой мы так-то официально победили. Твой брат со всей семьёй уже сидели на чемоданах, готовые пуститься в бега в любой момент. Так вот. То, что нас всех ждёт впереди, будет в сотни раз хуже! Даже не сомневайся. И кому-то за это всё необходимо будет держать ответ! Желаешь, чтобы этим кем-то выступил старший сын твоего почившего брата?

— А что ты предложишь по войне? — посопев с минуту-другую в свои носопырки, да так, что с них едва ли не дым шёл, всё же успокоился и продолжил свой «допрос» мой собеседник.

— О! На самом деле тут всё просто! Пусть не сразу, но со временем мы их всех раздавим, используя доступные нам результаты научно-технического прогресса! — улыбнувшись, я кивнул подбородком в сторону видневшихся впереди броневиков. — Как ты полагаешь, что случится с немецкой, или с австрийской, или с османской пехотной дивизией, если её вдруг неожиданно атакует целый полк бронированных тараканов?

— Прости? Ты сказал — бронированных тараканов? Мне не послышалось?

— Тебе не послышалось, командир.

Недавняя поездка по Германии стоила, конечно, мне немало сил и средств. Зато вышло лично проверить и на деле убедиться, что подавляющее большинство местных автомобильных и пешеходных мостов никак не выдержат веса солидной боевой техники. Что у нас в России таковые грозили развалиться даже под лёгким грузовичком, что в Германии повсеместно наблюдалась столь же печальная для прогрессора картина. Две — максимум три тонны нагрузки являлись их пределами. А некоторые выглядели и того хлипче. Казалось, дунь на них — развалятся.

Тут было мне о чём подумать в плане должного вооружения наших войск новейшей техникой. И ныне я склонялся к такой мысли, что, возможно, тот же расстрелянный уже во времена Союза маршал Тухачевский не был полным неумехой в деле устройства бронетанковых войск. Настаивая на создании десятков тысяч недорогих и лёгких пулемётных танкеток, скорее всего, он просто проецировал свои воззрения стратега на реалии отгремевшей Первой мировой войны, где продвижению полков и дивизий в равной степени мешали, как вражеские силы, так и обустройство территории на которой велись боевые действия. Да и никудышная техническая подготовка личного состава требовала предоставления максимально простой в освоении и последующей эксплуатации техники.

Так погибла ещё даже не родившись в металле задуманная мною изначально концепция тяжёлых БТР-ов и лёгких танков типа советского Т-26. Ведь эти 10-тонные и даже более тяжёлые машины не имели никакой возможности действовать в отрыве от саперных батальонов. Мельчайшая речушка или глубокий овраг, несомненно, становились для них непреодолимым препятствием, что сводило к нулю их потенциальную эффективность на поле боя, до которого они даже доехать не могли бы.

— Полагаешь, что массовое применение броневиков, как мы это осуществили когда-то в войне с японцами, позволит нам одержать верх над вражескими армиями? — уточнил у меня Михаил, когда мы, наконец, добрались до выстроенных в линию бронированных машин.

— Броневиков — точно нет. Особенно таких, — махнул я рукой на свои поделки десятилетней давности, что так и оставались на вооружении все эти годы. — Я сейчас говорю о технике несколько иного типа. Гораздо более проходимой и маневренной. Можно сказать, я говорю о полноценной бронекавалерии!

«Конников» в войсках ещё с лихвой хватало, включая самого Михаила, отчего мне куда легче было пропихивать дельную мысль, смешивая её с чем-то привычным и даже элитарным. Хотя я сильно сомневался, что гордые кавалеристы оценят по достоинству внутреннее убранство мелкой танкетки типа английской Карден-Ллойд или же советской Т-27, в которых даже лилипутам было бы изрядно тесно находиться. Но тут всё решал вес боевой машины! И, конечно же, цена! Отчего приходилось идти на многие жертвы.

Да и все проблемы с вооружением подобных машин уходили на второй план, поскольку что-что, а ручные пулемёты Мосина были мне доступны чуть ли не в товарных количествах, в отличие от тех же артиллерийских орудий, которых у Главного артиллерийского управления было вовсе не допроситься.

Мы у себя на ХПЗ пытались сейчас строить этакий тяжелый железнодорожный танк для захвата мостов и станций, вооруженный несколькими башнями с 76-мм противоштурмовыми пушками. Так уже год как вели переписку с ГАУ по поводу выделения потребных для него трёх орудий! Всего трёх! А воз и ныне там.

К тому же не следовало забывать, что Российская империя — это ни разу не Советский Союз. Возможности промышленности тут совсем другие. Да, блин, у нас сейчас на вооружении армии имелось пулемётов в разы меньше, чем было танков у СССР к началу Великой отечественной войны! Так что даже возьмись мы строить аналоги тех же Т-26 целыми пачками, вооружать их было всё равно нечем. Разве что всё теми же пулемётами в двух отдельных башенках, как это было реализовано на первых советских боевых машинах этого типа. Но это было бы излишне дорого и неконструктивно.

— Новая техника — это, конечно, неплохо. Особенно если цена не будет кусаться, — покосился в мою сторону регент, прекрасно знавший, что у меня с его братом не единожды случался разговор за моторизацию армии. И каждый раз я уходил от него, повесив нос. Ибо денег всегда не было! Но здесь и сейчас мне давали понять, что действо это с мёртвой точки всё же сдвинется. Однако многое будет зависеть от меня и степени моей жадности.

— Не будет она кусаться, — тут же поспешил я успокоить Михаила. — Считай, цена лёгкого грузовика, плюс сверху себестоимость изготовления небольшого клёпанного бронекорпуса на казённом броневом заводе. Ну и пулемёт, конечно. В итоге при размещении солидного заказа всё выйдет тысяч в десять-двенадцать за штуку. Из которых лишь четверть суммы будет лежать на моей совести. Сам ведь прекрасно знаешь, сколь дорога у нас броня с вооружением. — Хотя вряд ли он это знал, но сказать нечто подобное я был попросту обязан. Ведь мои слова являлись чистой правдой! ¾ цены того же линейного колёсного броневика приходились на его бронекорпус, если не принимать в расчёт станковые пулемёты.

— Посмотрим. Сделай пару штук для демонстрации возможностей. Если что, я лично выкуплю их у тебя, — он тоже не сильно-то верил в готовность большинства отечественных генералов адекватно воспринимать технические новинки. — Но это тема для другого разговора. Сейчас же я всё ещё жду от тебя окончания ответа на мой изначально заданный вопрос.

— Изволь, командир, — понятливо кивнул я в ответ и продолжил свои рассуждения о «гранд политик». — Тебе, как регенту, необходимо тянуть время в торге, что с теми, что с другими. Дай мне ещё два года мира, или лучше вовсе три, и я построю новый завод по выпуску своих бронеходов, которые перевернут представление военных всего света о ведении боевых действий. Построил бы и раньше, но Николай Александрович повесил на нашу семью уж больно неподъёмные обязательства по электрификации столицы, лишив при этом живых денег, — виновато развёл я руками, хотя моей вины в том было лишь на грош. Уж больно поздно спохватился, веря, что вовсе выйдет отбояриться России от участия в войне. — Сам, вроде, знаешь, что малая программа перевооружения нашей армии расписана аж до 17-го года. И те же новые линкоры типа «Измаил» должны вступить в строй отнюдь не раньше этого же срока. А в них немало покупных деталей, которые заказаны у англичан и немцев. И все их мы обязаны получить без промедлений, чтобы не остаться без мало-мальски боеспособного Балтийского флота. Плюс я бы ещё стребовал с британцев два их новейших линейных крейсера в аренду на 5 лет для нашего Черноморского флота. А то они уже через год поставят Османской империи два линкора, тогда как у нас в Севастополе одни лишь совершенно устаревшие броненосцы, которым одна дорога — в утиль. Про Персию, Китай и Афганистан нечего даже говорить. Требуй, чтобы они там подвинулись в нашу пользу. Британцы, конечно же, пойдут в отказ. Особенно по Афганистану. Но время затянуть мы сможем. Это главное сейчас. Ну и пусть Черчилля этого своего осудят и повесят, что ли. А мы сделаем вид, что поверили в его исключительно личное участие в убийстве твоего брата.

— А ты полагаешь, что это не так? Что виновных куда больше? — с чего-то задал ну очень тупой вопрос мой собеседник.

— В Британии, командир, такие вопросы не решаются без непосредственного участия их короля, — тяжело вздохнув, пояснил я тому, словно малому дитю. — Так что не верь там никому. Ни единому слову. Им нас всех купить, чтобы потом продать, чтобы снова купить, но уже со скидкой, и снова продать — всё равно, что высморкаться. Мы для них расходный материал. А мы попросту должны провернуть всё так, чтобы они тоже в свою очередь стали для нас тем же самым.

После этой моей речи воцарилось полное молчание. Я лениво рассматривал пошарпанные активной и долгой службой броневики, тогда как Михаил смотрел куда-то вдаль, словно сквозь пространство.

— Саша, а что бы ты с ними сделал, не как регент, а как брат? — наконец, нарушил тишину мой командир.

— Я бы загрузил два своих теплохода 20 тысячами тонн динамита, доставил бы всё это добро до устья Темзы, где перегрузил бы в баржи и, имея эти баржи на буксире заранее подготовленных торпедных катеров, подвёл бы их чётко к Вестминстерскому дворцу, когда там заседали бы все их сэры и пэры. Где и поставил бы на якоря. А после был бы большой БУМ на весь их чёртов Лондон! Да такой, чтобы от всего Вестминстерского дворца остались бы лишь жалкие Вестминстерские руины. И сделал бы я это для того, чтобы более никто не полагал, что в подобную «игру с чужими жизнями» могут играть лишь они одни. Нет! Они должны чётко понять, что в такую игру могут играть и другие!

— Саша… Если я попрошу тебя. Потом. Когда смогу себе это позволить, уже как частное лицо. Ты поможешь? — реально удивил меня этот императорский тихоня.

Ну как тут было отказать!

— У меня так-то целых восемь теплоходов под рукой имеется. В их трюмы все 80 тысяч тонн влезет! И зять из Нобилей тех самых. Так что обращайся, ежели надумаешь чего.

Он не ответил. Просто хлопнул меня по плечу рукой, коротко кивнул и поспешил удалиться к маячившей вдали от нас свите.

Вот ведь страшный человек, какой, оказывается! Взял и решил тут извести всех головных английских джентльменов! Боже, как же страшно жить с таким приятелем под боком! Хе-хе-хе!