Роза, что Изменила Графа: История Попаданки

Глава 21. Жертва пламени

Тишина в моих покоях была оглушительной. Я стояла у окна, глядя на темнеющий сад, и не могла отогнать от себя воспоминания. Воспоминания — о теплых руках Теодора, о его смехе, который звучал так легко и искренне. О том, как мы лежали на лугу, и он, смеясь, сдувал с моего носа что-то похожие на одуванчик. О нашей ночи в хижине, где единственным светом были угли в камине, а единственным звуком — наше дыхание.

Он был таким живым. Таким настоящим. А Каспиан... Каспиан был вечной зимой. Вечным холодом и игрой в тени.

И все же, когда в дверь без стука вошел он, мое сердце предательски екнуло. Он был одет в простой, но безупречно сидящий черный камзол, и в его волосах играл отблеск заходящего солнца.

— Надеюсь, ты не планировала провести вечер в одиночестве, — произнес он, и его голос, низкий и бархатный, заставил мурашки пробежать по коже. Проклятие. Почему даже это должно было казаться мне привлекательным?

Ужин проходил в Малом бальном зале. Стол ломился от яств, но я почти ничего не могла проглотить. Каспиан был невероятно обаятелен. Он рассказывал о своем детстве, о том, как учился фехтовать в этом зале. И я смотрела на его улыбку и думала: У Теодора улыбка шире. И глаза смеются вместе с губами.

— Знаешь, Алисия, — Каспиан протянул руку через стол, касаясь моих пальцев. Его прикосновение было прохладным. Пальцы Теодора всегда были такими теплыми... — Когда я впервые увидел тебя в той библиотеке... ты была подобна вспышке света в моем вечном мраке.

И в этот миг, глядя в его темные, почти черные глаза, я почувствовала это. Тот самый трепет. Ту самую опасную, отравленную надежду. Он ужасен , — яростно твердила я себе. Он лжец, манипулятор, он заточил моего отца! Но мое сердце, глупое, непослушное сердце, сжималось от чего-то другого — от воспоминания о том, каким он мог бы быть. Каким он иногда, на одно мгновение, казался.

Он встал и подошел ко мне, опустившись на одно колено. Его лицо было так близко.

— Алисия, останься со мной. Добровольно. Забудем о прошлом... Будь просто моей женой.

Его дыхание смешалось с моим. И я увидела себя — не здесь, а в другом будущем. Будущем, где он смотрит на меня не с холодной расчетливостью, а с той самой искрой, что мелькала иногда в его взгляде. И я почти... почти...

Но затем я вспомнила. Вспомнила Теодора. Его честный взгляд. Его поцелуй в хижине, такой жадный и в то же время такой бережный. Вспомнила, как Каспиан играл с моими чувствами, заставляя меня целовать пустоту.

Я подняла руку и со всей силы ударила его по лицу.

Звук хлопка оглушительно прозвучал в тишине зала.

— Никогда, — прошептала я, и голос мой дрожал от ярости и от чего-то еще — от боли. — Я никогда не буду твоей добровольно. Ты разрушаешь все, к чему прикасаешься.

Каспиан медленно поднялся. На его щеке алели следы моих пальцев, но на его лице не было ни гнева. Лишь ледяное, абсолютное равнодушие.

— Как жаль, — произнес он тихо. — Тогда мы будем придерживаться первоначального плана.

Он развернулся и вышел из зала. Каждый его шаг отдавался четким, холодным стуком по каменному полу, пока звук не затих вдали. Я осталась одна в огромном зале, где сотни свечей продолжали весело потрескивать, будто ничего и не произошло. Их теплый свет внезапно казался мне насмешкой.

Что-то нужно делать. Сейчас.

Отец в подземелье. Каспиан, не скрывающий больше своих намерений. Теодор где-то там, совсем один, наверняка теперь всем сердцем меня ненавидящий. Со всем этим нужно было покончить.

Я не знала точного плана, но понимала — одна я не справлюсь. Мне нужны были союзники. И я знала, где их найти.

Скинув изящные туфли, я босиком, крадучись в одном платье, выскользнула из зала и направилась в сторону кухни.

Кухня, как я и надеялась, еще не спала. В воздухе витал сладкий запах свежеиспеченного хлеба. За столом, заваленным мисками с тестом, копошилась знакомая мохнатая команда. Твинки, заметив меня первым, от радости чуть не уронил скалку.

— Госпожа Алисия! — он прошептал, подбегая ко мне. Его большие глаза широко распахнулись от удивления. — Вы без... без обуви!

Шеф Радзели, месивший тесто, поднял взгляд и нахмурил свои пушистые брови.

— Госпожа, все ли в порядке? Мы... кое-что слышали. Вы выглядите... — он запнулся, подбирая слово.

— Побежденной? — горько закончила я за него. — Нет, шеф. Не побежденной. Но мне срочно нужна помощь. Ваша помощь.

Я опустилась на скамью рядом с Твинки, чувствуя, как холод каменного пола проникает в босые ноги.

— Каспиан не отступит. Он заточил моего отца и намерен использовать меня, чтобы получить доступ к сокровищнице. Поверьте мне, если вы мне не поможете, может случиться настоящая катастрофа. Каспиан окончательно сошел с ума. Мне нужно попасть в его крыло. В ту самую комнату, где спит его мать. Только там я смогу разорвать эту магическую связь.

На кухне воцарилась гробовая тишина. Даже бульканье супа в котле казалось оглушительным.

— Это... самоубийство, госпожа, — наконец выдохнул шеф. — Его крыло охраняется заклятьями. Сами стены там чужих не любят.

— Но я знаю путь! — не выдержав, запищал Твинки. Все взгляды устремились на него. Малыш выпрямился под этим вниманием. — Я... я иногда бегал туда, когда граф уезжал. Через старую дровяную печь в подсобке! За ней есть лаз. Он ведет в потайные коридоры. Я видел, как оттуда выходила горничная!

Шеф Радзели сурово посмотрел на Твинки, потом на меня. В его глазах шла борьба — долг и страх против чего-то большего. Наконец, он тяжело вздохнул.

— Ладно. Но только проводником, госпожа. Дальше — ваш путь. И... — он понизил голос до шепота, — если стены начнут шептать — не слушайте. Ни за что не слушайте.

Сердце заколотилось в груди, теперь уже от предвкушения, а не от страха. Я кивнула.

— Спасибо. Твинки, поведешь меня?

Малыш энергично закивал, его мохнатые ушки подпрыгивали в такт.

— Сейчас! Только хлеб допеку!

Все посмотрели на малыша с умилением. Какая бы катастрофа ни назревала, а Твинки доделывал свою выпечку, и нельзя было отбирать у крохи этот важный для него момент. Я с пониманием кивнула, встретившись тревожным взглядом с шефом, и села ждать.

Пока Твинки возился у печи, я сидела на кухонной скамье, сжимая в руках теплую кружку чая, которую мне молча подала Буля, мама Твинки. Она смотрела на меня с бездной тревоги в больших глазах, но в них же читалась и решимость. Эти маленькие существа, казалось, понимали нечто такое, о чем я могла лишь догадываться. Возможно, они тоже были заложниками этой мрачной крепости и ее безумного хозяина.

Наконец Твинки, аккуратно вынув из печи румяную буханку, с торжествующим видом поставил ее на решетку остывать.

— Готово! Теперь я свободен!

Твинки деловито вытер лапки о фартучек и сделал мне знак следовать за ним. Мы проскользнули в подсобку, где пахло дровами и старой пылью. Маленький зверёк с удивительной ловкостью отодвинул заслонку в старой дровяной печи, за которой зияла тёмная дыра.

— Осторожно, госпожа, — прошептал он, — тут нужно проползти немного на четвереньках.

Я, подоткнув подол платья, последовала за ним в тесный лаз. Камень был холодным и шершавым под босыми ногами. Мы проползли несколько метров, прежде чем коридор расширился, позволив мне выпрямиться во весь рост.

Воздух здесь был особым — спёртым, пахнущим старой магией и тайнами. Стены, сложенные из тёмного камня, местами покрывали странные мерцающие мхи, отбрасывавшие призрачное сияние. Твинки шёл впереди, его маленькая фигурка почти терялась в полумраке.

— Мы в стенах замка, госпожа, — тихо пояснил он. — Эти ходы знают только мы, слуги.

Внезапно я услышала шепот. Сначала тихий, едва различимый, будто ветер играет в щелях. Но чем дальше мы продвигались, тем отчетливее становились голоса.

«Вернись...»

«Она не должна пройти...»

«Чужая... Чужая кровь...»

Я вспомнила предупреждение шефа и стиснула зубы, стараясь не вслушиваться. Но шепот проникал прямо в сознание, нашептывая сомнения и страхи.

«Я тебя ненавижу... ты предала меня...» — это был голос, похожий на Теодора.

«Ты же все равно желаешь быть со мной, так почему ты лжешь себе?» — настойчивый шёпот, похожий на голос Каспиана.

«Ты обречена... еще одного шанса не будет...» — шипел другой, ледяной голос.

Твинки, заметив моё напряжение, обернулся.

— Не слушайте, госпожа. Это просто стены. Они всегда так с новыми.

Мы шли ещё несколько минут, пока наконец не достигли небольшой решётки, сквозь которую пробивался тусклый свет. Твинки приложил лапку к губам.

— Мы здесь. Прямо за этой решёткой — гардеробная. Дальше я не могу.

Я кивнула, чувствуя, как сердце готово выпрыгнуть из груди. Осторожно отодвинув решётку, я проскользнула в просторную комнату, заставленную шкафами. Воздух здесь пах лавандой и дорогими духами.

Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта. Сквозь щель я видела пустую комнату, но я точно чувствовала — это очередная ложь Каспиана. Я приложила ладонь к косяку.

— Гори.

Огонь вспыхнул не в дереве, а в том, что покрывало его и стены комнаты — в самой магии иллюзии. Пламя моего дара пожирало чары, и они горели, как и говорила госпожа Розе. Покров рассеялся, и правда открылась: под чёрным балдахином лежала женщина, бледная и неподвижная, окружённая сложным магическим кругом, светившимся зловещим багровым светом.

Сделав глубокий вдох, я шагнула вперёд. Пришло время положить конец этой игре.

Пальцы дрогнули, едва коснувшись незримой стены, что отделяла меня от спящей. Холодная энергия ударила в подушечки, заставив сжаться сердце. Второго шанса не будет. Помогите , — беззвучно взмолилась я силам, что вбросили меня в это тело, в эту точку разлома. Пусть получится.

Может, вернув ей жизнь, я смогу растопить лёд в Каспиане? Найти того, кого так ясно помнил Теодор — юношу с весёлым блеском в глазах, ещё не отравленного ядом подозрений. Того, чьё настоящее лицо я ловила в редкие миги, когда все его маски вдруг трескались, обнажая что-то ранимое и почти… человечное.

Ладонь прижалась к барьеру. Зачем я здесь? Почему это тело, эта судьба? Мысли метались: дурацкие шутки Теодора, согревавшие душу, и пронзительные вспышки чего-то настоящего в глазах Каспиана. Всё, что могло бы быть, но рухнуло в пропасть лжи. Горечь подступила к горлу. Нет. Не такой финал. Не бессмысленное завершение. Я буду бороться.

Жар родился глубоко внутри и хлынул наружу. Не только надежда — сама плоть моя горела, становилась топливом. Багровое пламя, цвета алой крови, поглотило комнату. Лучше сгинуть в очищающем огне, чем покориться.

Сквозь рёв стихии пробился отчаянный крик:

— Алисия! Алисия! АЛИСИЯ!

Голос Теодора. Сквозь огненную стену мерещился его силуэт. Бред. Галлюцинация. Он не придёт. Не после моего письма. Всё кончено . Отчаяние подлило масла в огонь. Пламя взметнулось с ослепительной, всепоглощающей силой, выжигая чары, боль, саму память.

Я рухнула вперёд, и холод камня обжёг лоб. Завеса из огня исчезла.

Но развеялось ли и проклятие, сковавшее мать Каспиана и Теодора? Я не знала. Лишь надеялась. Верила до последнего вздоха. Силы уходили, сознание тонуло в густой, безвозвратной тьме.