Роза, что Изменила Графа: История Попаданки

Глава 19. Очаг

Холодный воздух ворвался в легкие, когда мы материализовались среди густого леса. Теодор рухнул на колени, его тело дрожало от перенапряжения, а губы побелели. Я едва успела подхватить его, прежде чем он потерял сознание.

— Тео!

Он не ответил. Только слабо застонал, когда я перетащила его к небольшому деревянному домику, скрытому за вековыми соснами. Дверь скрипнула, пропуская нас внутрь.

Внутри было темно и пыльно, но хотя бы не так холодно. Я протянула руку, сосредоточившись на тепле внутри себя, и шепотом приказала:

— Гори.

Лампа на столе вспыхнула, отбрасывая дрожащие тени на стены. В слабом свете я разглядела простую мебель: кровать, стол, старый шкаф. Охотничий домик — один из многих, разбросанных по границам владений Каспиана.

Я уложила Теодора на кровать. Его лицо покрылось испариной, дыхание было неровным. Он использовал слишком много магии за один раз — телепортация двоих на такое расстояние требовала огромных сил.

— Держись... — прошептала я, смачивая платок водой из фляги и прикладывая ему ко лбу.

Он застонал, веки дрогнули.

— Али...сия...

— Я здесь.

— Он... найдет нас?

Голос его был слабым, но в нем не было страха. Только усталость.

Я сжала его руку.

— Не сейчас. Мы далеко.

Теодор слабо улыбнулся.

— Он не подумает... что я смог перенести нас так далеко.

Я кивнула. Каспиан недооценил его. Возможно, это даст нам время.

— Отдыхай. Нам нужно набраться сил.

Теодор закрыл глаза, но его пальцы сжали мои чуть сильнее.

— Ты... тоже.

Я не ответила. Вместо этого посмотрела в окно, где за деревьями уже сгущались сумерки.

Каспиан искал нас.

Но пока — мы были вне его досягаемости.

И я поклялась, что так и останется.

Тишина в охотничьем домике была звенящей, прерываемой только тяжелым дыханием Теодора. Я сидела рядом, сжимая его руку, а в голове крутились мысли, от которых сердце сжималось.

Каспиан.

Его имя обжигало, как раскаленный уголь. Даже теперь, после предательства, после крови, после того, как он показал свое истинное лицо — я чувствовала. Где-то глубоко, под слоями льда и ярости, был тот, кого я полюбила. Тот, кто смотрел на меня так, будто я единственный свет в его вечной тьме.

Но был ли он настоящим?

Или это просто еще одна маска?

Теодор застонал, его пальцы слабо сжали мои. Я встрепенулась, наклонилась ближе.

— Тео?

Он не открыл глаза, но губы дрогнули:

— Беги... если он близко...

Голос его был хриплым, едва слышным.

— Я никуда не уйду.

Он сморщился, будто даже это простое обещание причиняло ему боль.

Почему?

Почему он так рисковал? Пошел против брата, потратил все силы, мог умереть — ради меня?

Я вспомнила его улыбку. Теплую, искреннюю. Вспомнила, как он смеялся, когда я тренировалась в магии и подожгла себе рукав. Как терпеливо объяснял основы зельеварения, никогда не насмехаясь над моими ошибками.

Как он поцеловал меня.

Не как Каспиан — не с жадностью, не с желанием обладать. А с нежностью, будто боялся, что я разобьюсь.

И тогда до меня дошло.

Я всегда выбирала не тех.

В прошлой жизни, в этом мире — меня тянуло к тем, кто приносил боль. К тем, кто играл в игры, кто заставлял меня сомневаться в себе, кто оставлял синяки на душе. А добрые, искренние, те, кто действительно любил — казались скучными. Недостаточно яркими.

Я сжала кулаки.

Нет.

Не в этот раз.

— Алисия... — Теодор снова зашевелился, на лбу выступили капли пота.

Я наклонилась, прижала лоб к его плечу.

— Я здесь. Я не уйду.

Больше не повторю тех ошибок.

Даже если Каспиан найдет нас.

Даже если где-то в глубине души я все еще чувствую.

Я выбираю того, кто выбрал меня.

Холодный рассветный свет пробивался сквозь щели старых досок, когда я открыла глаза. Голова тяжело лежала на краю кровати, а пальцы все еще сжимали руку Теодора. Он метался, лицо покрыто испариной, губы сухие и потрескавшиеся. Я прикоснулась к его лбу — горит .

Нужно что-то сделать.

В прошлой жизни моя мама увлекалась травами. Она могла часами рассказывать о том, как обычные растения, растущие под ногами, могут лечить. Я тогда не слушала — казалось, что это скучно, ненужно. Но теперь, в этом мире, где магия и яды, где каждый шаг может быть ловушкой, ее слова всплывали в памяти с четкостью заученного заклинания.

Но для начала была нужна вода. За ней я и отправилась.

Тишина леса на рассвете была особенной — прозрачной, звенящей, словно сама природа затаила дыхание перед новым днем. Я стояла, прислушиваясь, и вдруг в памяти всплыли давние воспоминания — школьные походы, которые казались тогда такой скукой. Как мы с одноклассниками смеялись над учителем биологии, когда он рассказывал, как находить воду в лесу.

"Мох растет гуще с северной стороны деревьев, но если видите, что он особенно сочный и зеленый — идите в ту сторону. Вода рядом."

Я наклонилась, провела пальцами по бархатистому изумрудному ковру, покрывавшему нижнюю часть старой сосны. Да, здесь он был мягче, влажнее.

"Если замереть и прислушаться, можно уловить журчание. Но не ждите громкого потока — вода любит прятаться."

Я закрыла глаза, отбросив все лишние мысли. Сначала — только ветер в кронах. Потом — щебет проснувшейся птахи. И наконец... едва уловимое, но такое желанное — журчание .

"Птицы на рассвете летают к воде. Следите за ними — они лучшие проводники."

Ветка качнулась над головой. Маленькая пичуга с сизой грудкой вспорхнула с ветки и скользнула между деревьями. Я пошла за ней, стараясь не спугнуть.

Через несколько шагов земля стала мягче, а воздух — влажнее. И вот он — ручей, узкий и стремительный, сверкающий в первых лучах солнца, как расплавленное серебро.

Я замерла, глядя на воду. Сколько знаний мы отвергаем в юности, считая их ненужными... А потом жизнь возвращает их к нам, как подарок, в самый нужный момент.

— Спасибо, мама, — прошептала я, опуская флягу в прохладную воду. — И вам, Николай Петрович.

Школьный учитель, чьи уроки я прогуливала, теперь, спустя годы и миры, спас того, кто стал для меня важнее всего.

Ирония судьбы? Или просто еще один урок, который наконец-то дошел до сердца.

Я опустила медный котелок, что нашла в хижине в ручей, позволяя ледяной воде смыть пыль и старое. Металл заблестел, отражая первые лучи солнца, пробивающиеся сквозь листву. Вода здесь была чистой, прозрачной — видно было каждую песчинку на дне.

— Хороший знак, — пробормотала я, наполняя котелок до краев.

Флягу тоже наполнила про запас. Потом замерла на мгновение, глядя на свое отражение в воде. Усталое лицо, растрепанные волосы, тени под глазами. Но в глазах — решимость.

Теперь — травы.

Я отошла от ручья, осматривая окрестности. Лес здесь был гуще, земля — влажнее. Идеальное место для целебных растений.

Ива

Первой нашла ее — молодую иву, склонившуюся над водой. Ее гибкие ветви тянулись к ручью, будто хотели напиться.

— Прости, красавица, — прошептала я, проводя ножом по коре.

Свежий срез сразу дал горьковатый запах. Я аккуратно соскоблила верхний слой — ровно столько, сколько нужно для отвара.

Мама говорила: "Кора ивы — природный аспирин. Снимет жар лучше любого зелья."

Ромашка

Ее белые головки выглядывали из травы неподалеку, будто маленькие солнца. Я опустилась на колени, осторожно срезая цветки.

— Только самые свежие, — напомнила я себе.

Они пахли медом и летом. Таким простым, таким далеким теперь...

Чабрец

Его я нашла на солнечной полянке. Фиолетовые цветки уже распустились, привлекая первых пчел.

— Сильный запах — сильные свойства, — вспомнила я мамины слова.

Сорвала несколько веточек, размяла пальцами — воздух сразу наполнился пряным ароматом.

Подорожник

Он рос прямо у тропинки, будто ждал меня. Широкие листья, пронизанные жилками.

— Растение путников, — улыбнулась я.

Сорвала два самых крупных листа. Они будут не только для отвара, но и для компресса.

С полным котелком воды и охапкой трав я вернулась в домик. Теодор все еще метался в жару, но теперь хотя бы не стонал.

— Сейчас помогу, — прошептала я, разводя огонь в печи.

Медный котелок зашипел, когда я поставила его на жар. Первой отправила в воду кору ивы — она должна прокипеть дольше всех.

Пока варился отвар, я размяла подорожник в ступке, наложила кашицу на чистую тряпицу и приложила Теодору ко лбу. Он вздохнул глубже, чуть расслабился.

— Работает, — облегченно выдохнула я.

Дымок от котелка потянулся к потолку, смешиваясь с запахом трав и древесины. Горьковатый, но такой родной аромат...

Я помешала отвар деревянной ложкой, добавила чабрец, потом ромашку.

— Еще немного, — сказала я, больше себе, чем Теодору.

За окном пели птицы. Где-то далеко, за лесом, нас, наверное, уже искали.

Но пока — в этом старом домике, среди запахов лечебных трав и тихого потрескивания огня, было почти... спокойно.

Почти — как дома.

Я помешивала отвар деревянной ложкой, наблюдая, как травяные крупинки танцуют в кипящей воде. И вдруг меня осенило — это ведь тоже своего рода зельеварение. Только вместо слез единорогов и крыльев летучих мышей здесь кора ивы да ромашки с лесной полянки. Без магии, без таинственных ингредиентов — просто знания, переданные мне из другой жизни.

"Как же все-таки странно устроены миры..." — подумала я, снимая котелок с огня. Отвар приобрел насыщенный золотистый оттенок и пах одновременно горько и уютно — как детство, проведенное на даче у бабушки.

Я тяжело вздохнула, процеживая жидкость через чистую тряпицу в глиняную кружку. "Когда все это закончится..." — мысль оборвалась сама собой, потому что конца пока не было видно. Но я все равно продолжила, уже вслух:

— Как только выберемся из этой передряги, мы с тобой отправимся к единорогам. Настоящим.

В голове тут же всплыла привычная веселая ухмылка Теодора — та самая, когда один уголок рта поднимается чуть выше другого, а в глазах появляются озорные искорки. Воображение услужливо дорисовало и его ответ:

"Ну конечно, моя храбрая травница! Только давай сначала научимся убегать от одного чародея, прежде чем лезть к мифическим существам, которые могут проткнуть нас рогами просто за то, что мы не так посмотрели."

Я невольно улыбнулась, представляя, как он скрещивает руки на груди и поднимает одну насмешливую бровь. Но тут же мысленно добавила его же голосом, уже более мягким:

"Хотя... ради тебя я, пожалуй, рискну. Только представь — я, Теодор, наследник своего отца, буду собирать слезы единорогов как какой-то аптекарь!"

Отвар в кружке немного остыл. Я осторожно приподняла голову Теодора, поднеся напиток к его губам.

— Пей, — прошептала я, — наберешься сил, чтобы потом шутить покрепче.

Он сделал глоток, сморщился, но глаза его уже смотрели осознаннее. И в них читалось то самое обещание, которое мы пока не могли произнести вслух — что мы выберемся. Что увидим единорогов. Что все это не зря.

День тянулся медленно, как густой лесной сироп. Теодор то впадал в беспокойный сон, то просыпался на мгновение, но взгляд его оставался мутным, не осознающим. Я не могла просто сидеть и ждать — руки сами тянулись к работе.

Печь пожирала поленья с ненасытностью дракона. Я вышла наружу, вооружившись старым топором, оставленным в домике. Лес стоял тихий, лишь ветер шевелил верхушки сосен.

Сухие ветки находила легко — они хрустели под ногами, выбеленные солнцем и временем. Но для настоящего тепла нужны были толстые поленья. Я приметила давно упавшую березу, уже покрытую мхом, но сердцевина ее еще была твердой.

Топор врезался в древесину с глухим стуком. Запах свежей щепы разлетелся вокруг. "Мама говорила, что березовые дрова горят ровно и долго" .

Связку хвороста и несколько поленьев я притащила обратно, сложила аккуратно у печи. Огонь сразу ожил, затрещал веселее, будто благодарил за угощение.

Я, огляделась. Пыль лежала толстым слоем на полу и мебели. Я развела в ведре мыльную воду — кусок хозяйственного мыла нашла в шкафу, пахнущего травами и чем-то резким, аптечным.

Тряпкой вымыла пол, выгоняя серые завитки грязи из щелей между досками. Вода быстро чернела. Пришлось сбегать к ручью еще раз, а потом еще. Ноги ныли, спина гудела от напряжения, но чистый пол, на котором теперь отражался огонь камина, стоил того.

Протерла пыль с мебели, вытряхнула одеяло на крыльце, подставив его редкому солнцу.

"Для больного грязь опасна" , — вспомнились слова бабушки из прошлой жизни.

Подумав, что мама обычно делала когда я болела, поняла: Теодору нужно было что-то питательное. В охотничьем домике нашлась соль, сушеные травы в жестяной коробке, даже немного зерна. Но мяса не было.

Я взяла нож и вышла в лес.

Птица попалась мне быстро — рябчик, клюющий ягоды у подножия ели. Я замерла, нащупывая в себе магию. Огонь собрался на кончиках пальцев, сверкая, как раскаленная проволока.

Выстрел был точным.

Но когда я подняла еще теплую птичку, в горле встал ком. Перья такие мягкие, глазки-бусинки...

— Прости, — прошептала я, — но он должен поправиться.

Слезы капали на перья, пока я ощипывала тушку. Потом потрошила, стараясь не думать о том, что держу в руках еще недавно живое существо.

В котелке зашипел жир, когда я поджарила кусочки мяса. Аромат разнесся по домику, такой домашний, такой нормальный среди всего этого хаоса.

Залила водой, добавила горсть зерна, щепотку сушеных трав. Бульон закипел, запах стал гуще, насыщеннее.

Я помешивала его, глядя, как пузырьки поднимаются со дна.

— Скоро поправишься, — сказала я спящему Теодору, — и тогда мы...

Голос сорвался. Что тогда?

Бежать? Сражаться? Искать единорогов?

Капля упала в котелок. Соленая.

Я вытерла лицо рукавом и снова принялась мешать.

За окном темнело. Но в домике теперь было чисто, тепло, и пахло бульоном.

И это пока было главное.

Вечерние тени уже заползали в углы комнаты, когда Теодор зашевелился. Я сразу подняла голову, отложив в сторону тряпку, которой протирала пыль с оконных рам.

Он моргнул, медленно, будто веки были налиты свинцом. Потом попытался приподняться, но я тут же приложила ладонь к его плечу.

— Не двигайся. Сначала вода.

Поднесла к его губам кружку. Он сделал несколько глотков, потом слабо скривился.

— Ты... собираешься меня отпаивать, как птенца? — голос его был хриплым, но в нем уже чувствовалась знакомая насмешливая нотка.

Я не ответила, только приподняла бровь и поднесла ложку бульона.

— А теперь ешь.

Теодор покосился на котелок, от которого валил аппетитный пар.

— Это что, твои кулинарные эксперименты? — он с трудом приподнялся на локте. — Или ты наконец-то решила меня отравить?

Я сунула ему ложку прямо в руку.

— Раз шутишь, значит, идёшь на поправку. Ешь.

Он вздохнул, но подчинился, осторожно пробуя бульон. Потом замер, брови поползли вверх.

— Оно... съедобно.

— Ты просто голодный, — фыркнула я, но внутри что-то ёкнуло от глупой радости.

Он доел молча, потом откинулся на подушки, закрыв глаза.

— Спасибо тебе.

Два простых слова, а у меня вдруг перехватило дыхание.

— Не за что, — пробормотала я, забирая пустую миску.

Он уже снова засыпал, но перед тем, как погрузиться в сон, успел пробормотать:

— Завтра... сам птицу поймаю.

Я улыбнулась, поправляя одеяло.

— Мечтай.

За окном шумел лес, но в домике было тихо. И впервые за долгое время — почти спокойно.

Темнота уже плотно окутала домик, когда я снова уснула, склонившись у кровати Теодора, подложив под голову свернутый плащ. Сон настиг меня быстро — тяжелый, беспокойный, как будто даже в забытьи я прислушивалась к его дыханию.

Но посреди ночи что-то заставило меня вздрогнуть и резко подняться.

Теплая рука легла на моё плечо.

— Ты храпишь, — раздался над ухом тихий, но уже гораздо более живой голос.

Я метнулась в сторону, едва не ударившись о кровать. В темноте смутно угадывались очертания Теодора — он сидел на краю постели, его силуэт выпрямился, а глаза блестели в слабом свете углей из камина.

— Ты... как ты...

— Пришёл в себя, — он усмехнулся. — И обнаружил, что моя спасительница спит на полу, как дворовая собачонка.

Я хотела огрызнуться, но он уже наклонился, обхватив меня под локти, и поднял на ноги с лёгкостью, которая удивила.

— Теперь моя очередь на полу, — заявил он, отводя меня к кровати.

— Нет, ты болен! — я попыталась вырваться, но он лишь покачал головой.

— Алисия. Я не позволю тебе спать на голых досках. — В его голосе прозвучала твёрдость, которая заставила меня замереть. — Либо ты ложишься в кровать, либо я остаюсь стоять до утра.

Я замерла, чувствуя, как жар от его пальцев проникает сквозь рукав. В темноте было проще — он не видел, как я покраснела.

— Ладно, — наконец сдалась я. — Но только если ты...

Я не успела договорить. Он уже поднял одеяло, давая мне место.

— Всё равно кровать шире, чем кажется, — пробормотал он, отворачиваясь.

Я медленно легла, стараясь не занимать много места. Доски под матрасом скрипнули. Рядом опустился Теодор — осторожно, будто боясь потревожить. Между нами оставалось пространство, но его тепло всё равно ощущалось, как тихое излучение.

— Спи, — прошептал он. — Я прослежу за огнём.

Я хотела возразить, что он ещё слаб, что это моя обязанность... но усталость накрыла с новой силой. Глаза закрылись сами.

Последнее, что я почувствовала перед тем, как провалиться в сон — его рука, поправляющая одеяло у моего плеча.

Я проснулась от резкого скрипа двери и мгновенно вскочила, сердце бешено колотясь в груди. В глазах мелькнули обрывки кошмаров — тени, погоня, Каспиан, протягивающий руку сквозь пламя...

Но в дверях стоял Теодор.

Он замер, увидев мою испуганную реакцию, и брови его дёрнулись вверх. В руках он держал охапку дров, а за спиной виднелся розоватый свет раннего утра.

— Не стреляй, это свои, — произнёс он с той самой ухмылкой, которая всегда появлялась, когда он знал, что вывел меня из равновесия.

Я схватила подушку и швырнула в него.

Он ловко уклонился, и дрова с грохотом рассыпались по полу.

— Вот так благодарность! — Теодор притворно возмутился, но глаза смеялись. — Я, больной, еле живой, встал на рассвете, чтобы принести дров, а меня встречают подушкой в лицо!

Я уже открыла рот, чтобы парировать, но вдруг заметила, как он слегка шатается. И хотя он старался это скрыть, я знала — он ещё не до конца оправился.

— Идиот, — я сползла с кровати и подошла к нему, хватая за рукав. — Ты же еле держишься на ногах!

— Зато дрова есть, — он гордо кивнул на рассыпанные поленья.

Я закатила глаза и потянула его к кровати.

— Садись. Сейчас буду кормить тебя бульоном, как беспомощного младенца.

— О, значит, будет продолжение вчерашнего кулинарного подвига? — он ухмыльнулся, но послушно опустился на матрас.

Я уже собиралась огрызнуться, но вдруг заметила, как его взгляд скользнул по моим растрёпанным волосам, и в его глазах мелькнуло что-то тёплое. Не насмешливое. А почти... нежное.

Я резко отвернулась, делая вид, что занята сбором дров.

— Ты ещё пожалеешь, что встал так рано, — пробормотала я. — Теперь будешь целый день зевать.

— Оно того стоило, — он откинулся на подушки, сложив руки за головой.

— Почему?

— Потому что мог видеть как ты спишь... было так спокойно.

Я замерла с поленом в руках.

А он уже закрыл глаза, делая вид, что просто болтает вздор.

— И вообще, кто-то же должен следить, чтобы у нас не кончились дрова. А то ты, я смотрю, только подушки кидаться мастер.

Я швырнула в него щепкой.

Он рассмеялся.

И в этом смехе, в солнечном свете, падающем на пол, в запахе леса, принесённом с дровами, было что-то...

Новое.

Что-то, ради чего стоило просыпаться по утрам.

Я протянула Теодору миску с дымящимся бульоном, и он принял её с благодарным кивком. Мы сидели у камина, а за окном медленно разгоралось утро.

— Так что будем делать? — спросила я.

Теодор задумался, его взгляд утонул в пламени.

— Пока не знаю, — признался он. — Каспиан скоро нас найдёт. Но этот домик давно заброшен, и он не особо любит леса… Он замолчал, потом добавил тише: — Здесь бывал только я с отцом.

В его голосе прозвучала ностальгия, и я не стала расспрашивать. Вместо этого нахмурилась:

— Надо его остановить.

— Легко сказать, — Теодор усмехнулся. — Ты знаешь хоть одного человека, которому удалось его вразумить?

— А он к тебе никогда не прислушивался?

— Нет. — Теодор отставил миску, скрестив руки. — Единственный, кто имел для него авторитет, — это наша мать.

Я прикусила губу. Вспомнились слова госпожи Розе.

— Я могу снять с неё проклятие.

Теодор резко поднял голову:

— Что? Это невозможно.

— Госпожа Розе думает, что моя стихийная магия огня может сжечь саму материю проклятия.

Он замер, его глаза расширились.

— Ты серьёзно?

Я кивнула.

— Но для этого нам снова нужно оказаться в замке.

Теодор резко вскочил, лицо его потемнело.

— Нет. Это слишком опасно.

— А что, у тебя есть другой план? — я тоже поднялась, встречая его взгляд.

Он сжал кулаки, но ответа не последовало.

— Теодор. Мы не можем просто бежать.

Он резко выдохнул, провёл рукой по волосам.

— Ещё пару дней мы побудем здесь. Я должен восстановить силы.

Я хотела возразить, но он уже отвернулся, подошёл к окну. Его плечи были напряжены.

— Хорошо, — наконец согласилась я. — Но потом мы возвращаемся.

Он не ответил. Только кивнул.

За окном ветер шевелил верхушки деревьев, и я подумала, что даже лес затаил дыхание, ожидая, что будет дальше.

_______________________________________________________________________________

Все спасибо,что остаетесь со мной. Новая прода на этой недели. Но, а если хотите знать когда прода точно выйдет и следить за новостями,обсуждать книги,смеяться над мемами и т.д т.п . То заглените в мой ТГ канал ссылка в профиле в разделе сайты. ТГ канал очень маленький и я безумно буду рада новым подписчикам . Обнимаю всех .