Роза, что Изменила Графа: История Попаданки

Глава 16.Горечь правды

Сон отказывался забрать меня в свои объятия, и я просто сидела у окна, зажигая и туша свечу, стоящую на подоконнике. В первый раз я не напрягалась, просто наблюдая за пламенем, но теперь сосредоточилась, увеличивая и уменьшая его, направляя пальцем вверх и вниз. Это было интересно, но я чувствовала, как силы начинают меня подводить, а в горле пересохло, как в пустыне. Графин на тумбе оказался предательски пуст, и будить Софию не хотелось — она и так постоянно порхала рядом, вечно спрашивая, нужно ли мне что-то еще.

Накинув халат, я направилась на кухню, но, дойдя до гостиной, услышала шум разбитой вазы и тихие ругательства у главного входа. Я сразу поняла, кому принадлежат эти проклятья, направленные к богам. И в подтверждение моим догадкам в гостиной появился Теодор. Его вид вызывал вопросы: рубашка была на половину расстегнута, волосы взъерошены, а весь облик кричал о какой-то болезненности. Но когда наши взгляды встретились, его лицо озарилось улыбкой.

— Я сплю? — спросил он, и я поняла по голосу быстрее, чем запах ударил в нос. Таренор был пьян.

— Нет, — тихо ответила я на его странный вопрос.

— Значит, ты спишь? — продолжал он, и мне показалось, что пора звать слуг и вызывать магическую дурку. Но все же я решила узнать, куда заведет этот странный разговор.

— Нет, — ответила я, стараясь сохранить спокойствие.

— Тогда в чем мы сне, если ты стоишь передо мной в одном коротком халате? — произнес он, изучая меня взглядом. Я свела руки на груди и опустила взгляд вниз. Тонкий светлый халат едва прикрывал бедра, и, наверное, не стоило выходить в нем, но я надеялась, что все спят.

— Вообще-то, на мне не только халат, но и ночное платье. И тебя это вообще не касается, не смотри, — резко ответила я.

— А если мне хочется? — с вызовом произнес Теодор.

— Теодор, — предупреждающе произнесла я.

— Прости, — он отвел взгляд и прошел к креслу, усевшись и вытянув открытую руку в воздухе. Через мгновение он схватил из воздуха появившуюся бутылку с красной жидкостью, а рядом со мной на диван в следующее мгновение приземлилось аккуратно сложенное одеяло.

— Как ты это делаешь? — спросила я, усаживаясь с ногами на диван и укутываясь в одеяло.

— Я призыватель. Могу призвать все материальное, если точно знаю, где это находится, — ответил он с легкой гордостью.

— А людей? — поинтересовалась я.

— И их, но на это уходит больше сил, — сказал он, потянувшись к бутылке.

— Почему не пришел на ужин? — спросила я, пытаясь понять его поведение.

— Не смог, — ответил он, глядя на меня с легкой грустью.

— Почему? — настаивала я.

— Мне потребовалось больше времени, чтобы все обдумать, а мои запасы в этом доме, — он потряс бутылкой, — почти кончились.

— Ты оставил много вопросов. Объяснишься? — спросила я, стараясь сохранить спокойствие.

— Тебе это не понравится, — ответил он, избегая моего взгляда.

— Пускай. Я устала ничего не понимать. Сначала Каспиан говорит одно, а потом делает совершенно противоположное. Потом все снова меняется, и мне надоело мучиться в догадках.

— Можно, перед тем как я тебе все расскажу, кое-что спрошу? — произнес он, наклонившись ближе.

— Хорошо, — согласилась я, хотя внутри меня нарастало беспокойство.

— Я тебе нравлюсь? — спросил он, его голос звучал серьезно.

— Я не понимаю тебя, — ответила я, чувствуя, как сердце забилось быстрее.

— Я нравлюсь тебе, Алисия? Все просто, — настаивал он, его глаза искали ответ.

— Теодор, я скоро выйду замуж за твоего брата. Это неуместно, — произнесла я, стараясь быть твердой.

— Ответь, — настаивал он, не отводя взгляда.

Все было на поверхности и казалось очевидным, но при этом так неправильно. Теодор был как ясный день — теплый и веселый. В такие дни хочется быть игривым, делать глупости, прыгать, отрываясь от земли в попытке коснуться солнечных лучей, купаться в озере нагишом и смеяться. В такие дни даже грусть воспринимается по-другому: теплый вечер обнимает и успокаивает, как мягкий плед, позволяя всплакнуть и отпустить все тревоги.

Но Каспиан был его полной противоположностью. Словно ночь, он был таинственным и порой пугающим. Ночью особенно хочется быть откровенным, не прячась, делиться тайнами и болтать до утра. Ночью хочется поддаться желаниям и освободить внутренних демонов.

И разве это неправильно, что я любить день и ночь одинаково сильно, но каждого по-своему?

Но как я могла ему ответить, если уже была обещана ночи? Да, Каспиан сказал, что я не обязана быть с ним и что я свободна. Эти слова ранили меня, ведь так хотелось услышать, что он не хочет делить меня ни с кем. Подобные жесты оставили пустоту в сердце, в которой уютно разместился его младший брат. Который сейчас смотрел прямо мне в глаза своей манящей зеленью на расстоянии полуметра которое частичка меня мечтала сократить.

— Если ты продолжишь молчать, я отвечу за тебя, — тихо проговорил он, и дрожь пробежала по телу.

— И что же ты ответишь? — спросила я, стараясь сохранить спокойствие.

— Что ты боишься.

— Чего? — насторожилась я.

— Признаться, что влюбилась в нас двоих.

Тишина повисла в воздухе, словно время остановилось, и я почувствовала, как сердце забилось быстрее.

Я не знала, что ответить. Слова Теодора звучали как гром среди ясного неба, и я почувствовала, как в груди закололо. Влюбилась в нас двоих? Это было невозможно. Я не могла позволить себе признаться в таких чувствах, но в глубине души понимала, что он прав.

— Ты не можешь так говорить, — наконец произнесла я, стараясь скрыть смятение. — Это неправильно.

— Неправильно? — переспросил он, его голос был полон легкой иронии. — Или это просто страшно?

Я отвела взгляд, не в силах встретиться с его проницательным взглядом. В голове крутились мысли, как вихрь, и я не могла найти в них ясности.

— Я не знаю, что делать, — призналась я, чувствуя, как слезы подступают к глазам. — Я не хочу никого ранить.

— Но ты уже ранишь, — тихо сказал он. — Ранишь себя, пряча свои чувства и меня отрицая их.

Тишина снова окутала нас, и я ощутила, как напряжение в воздухе нарастает. Внутри меня боролись страх и желание, и я понимала, что не смогу больше прятаться от самой себя.

— Может быть, я действительно влюбилась, — наконец произнесла я, и эти слова, словно камень, упали в бездну. — Ну кому от этого лучше? Каспиан и я через неделю поженимся и все решено.

— Опять Каспиан! — воскликнул Теодор, поднимаясь на ноги. — Этот напыщенный болван дал обещание и не сдержал его. На этом все.

— О каком обещании ты говоришь? — спросила я, пытаясь понять, что происходит.

— Он делал вид, что ты очередная девица, присланная советом, который не оставлял попыток связать его с кем-то из членов совета родственными связями, чтобы наконец его контролировать. Они не знают о том, что его сила запечатана, и поэтому боятся. Если бы знали, что он не может того, чего они так страшатся, то давно оставили бы его в покое.

— О чем ты говоришь? — не понимала я.

— Да о том, что люди с его силой стоят целой армии королевства. Он все эти годы держался особняком, увеличивая земли и богатства. Все они боятся объявить ему войну и лишь дают все, что он желает.

— Они это делают, чтобы он вступил в совет? — спросила я, пытаясь уловить суть.

— Да, на кой он им там сдался! Они рады, чтобы он был подальше, но при этом контролировался на случай, если в его голову что-то взбредет.

— Как и его отец? — предположила я.

— А он и про это тебе сказал! Да, как и его родной папочка, который делал все, чтобы Каспиан не появился на свет. Поэтому, когда нашей матери удалось его родить, он родился больным. Она чуть не скончалась, рожая его, отравленная магией его отца. Да и после этого долго не прожила, четыре года мучаясь в болезнях, и родив меня, совсем сдалась здоровьем и слегла, когда мне было три. Из-за слабого здоровья Каспиан, он не выдерживал своей силы, и мать запечатала ее часть, и он пошел на поправку.

— Ты думаешь, его отец виновен в смерти вашей матери? — спросила я, чувствуя, как в груди нарастает тревога.

— Смерти? — переспросил он и усмехнулся. — Ты знаешь, почему таких магов, как Каспиан, больше не встречаются?

Я замерла, не зная, что ответить. Вопросы, которые он поднимал, были слишком тяжелыми, и я чувствовала, как мир вокруг меня начинает рушиться.

Я отрицательно покрутила головой, боясь того, что услышу дальше.

— Потому что она передается по наследству, — продолжал Теодор, его голос стал более напряженным. — Его отец, узнав, что наша мать беременна, всячески уговаривал ее избавиться от ребенка, прежде чем он появится на свет. Он проклял нашу мать. Она справлялась и лечилась, прилагая весь свой опыт, но проклятие нагнало ее не так быстро, как на это рассчитывал тот урод. Она успела родить, и когда Каспиану исполнилось три, он перенял всю его силу. Но связи этого человека, созданные с помощью страха перед его силой, были слишком крепки, и он до сих пор возглавляет совет без капли магии.

— Он жив? — спросила я, не веря своим ушам.

— Да, он стоит во главе совета. Именно за ним и охотится Каспиан. Будь у него все могущество его силы, он бы ни за что не стал играть в политику и строить какие-то дела с Синклером. Он хочет возглавить совет, чтобы забрать то, что охраняется советом и королем, сильнее прочего.

— Что именно? — спросила я, чувствуя, как сердце забилось быстрее.

— Артефакт очень мощный. Он поможет ему распечатать его силу, и тогда я не знаю, чего от него ожидать. Он уже пытался сделать это с помощью других людей, но они были пойманы и казнены. Тогда он поклялся мне, что откажется от этой идеи. Я хочу прикончить его отца не меньше, чем он — сбросить его с поста, сделать так, чтобы он умер, страдая, как и мой отец. Но я боюсь того, что сделает Каспиан, обретя мощь в полной мере. И, к тому же, я боюсь, думая о том кто пострадает от этого. Такие люди, как ты.

— Как я? — переспросила я, не понимая, что он имеет в виду.

— Да, Алисия. Ведь семья твоего отца, как я знаю, охраняет сокровищницу. Одна из тех, где хранится то, что ему нужно. Я надеялся, что это совпадение и он пообещал мне не втягивать тебя.

Я почувствовала, как холодок пробежал по спине. Мысли о том, что я могла стать мишенью в этой опасной игре, наполнили меня тревогой.

— Ты же явно знал о его делах с Синклером, значит, ты поддерживал его? — спросила я, пытаясь понять его позицию.

— Только в том, чтобы помочь сбросить с поста его отца. Мы копали под него, собирая информацию, чтобы предать его честному суду. Но сам он никогда не марает руки и действует, как Каспиан, через других. Я хочу, чтобы он ответил за то, что сделал с нашей матерью.

— Так что с ней в итоге? Каспиан сказал, что она мертва, а ты усмехнулся на эти слова.

— Она не мертва и не жива, — произнес он, его голос стал тихим и полным горечи. — Лежит в восточном крыле, и никто не знает, как снять это проклятие. Отец пытался, как и Каспиан, а потом здоровье отца от всего происходящего подкосило, и он оставил нас. А Каспиан закрыл восточное крыло, и даже я не знаю, где он ее там прячет. Хотя был во всех комнатах. Он говорил, что если сможет вернуть силу, то сможет спасти ее. Но я не верю в это. Я боюсь, что сила опьянит его. Ты не знаешь, на что он способен в гневе, и когда он получит могущество, о котором грезит, он будет пытаться спасти ее. Но если у него это не выйдет...

Он замялся, и я увидела, как его лицо исказилось от боли.

— Ты просто не видела, на что он способен в гневе, — добавил он, и в его голосе звучала тревога.

Я почувствовала, как в груди нарастает страх. Мысли о том, что Каспиан может стать тем, кого я не узнаю, наполнили меня ужасом. Я знала, что его сила — это не просто дар, а бремя, которое может поглотить его целиком.

— Так он хочет, чтобы я после свадьбы дала ему доступ в сокровищницу? — спросила я, пытаясь осмыслить все, что узнала. Внутри меня нарастало беспокойство, и я чувствовала, как сердце колотится в груди.

— Думаю, да, — ответил Теодор, его голос звучал серьезно, как будто он только что произнес приговор.

— И он причастен к исчезновению моего отца? — спросила я, ощущая, как холодок пробегает по спине.

— Не уверен, но возможно. Или он просто решил воспользоваться ситуацией, — произнес он, и в его глазах я увидела тревогу, которая отражала мои собственные страхи.

— Ты сказал, что думал, что я появилась в доме случайно, а теперь? — продолжала я, не в силах оторваться от этой мысли, словно она была заколдованной.

— Теперь я думаю, что Каспиан сам это устроил, заставив нас всех поверить, что это случайная история, в которой он влюбился в тебя по стечению обстоятельств. Прости, я тоже в этом виноват. Сам не понимал, как подыгрывал ему, — признался Теодор, его голос стал полон раскаяния, и я заметила, как он сжал кулаки.

Я почувствовала, как в груди нарастает гнев и предательство. Все это время я была пешкой в игре, о которой даже не подозревала. Каспиан манипулировал всеми нами, и я не знала, как с этим справиться.

— Ты не должен был молчать! — произнесла я, стараясь сдержать эмоции, которые бурлили внутри. — Если бы ты рассказал мне раньше, я могла бы подготовиться!

— Я не знал, что все так запутано! — ответил он, его голос звучал искренне, но в нем слышалась и растерянность. — Я думал, что ты просто случайность, а не часть этой игры.

Слезы, такие внезапные, катились по моему лицу, обжигая. Я верила в то, что он влюблен, верила, что его чувства так же взаимны, как и мои. Но теперь во что мне верить? Теодор был искренним, и почему-то его история казалась гораздо правдивее той, которую поведал мне Каспиан о двух влюбленных, разлученных кучкой надменных стариков.

Каждая капля слезы, скатывающаяся по щеке, приносила с собой горечь и разочарование. Я чувствовала, как мир вокруг меня начинает распадаться на куски, и в этом хаосе мне было трудно найти опору. Воспоминания о том, как Каспиан смотрел на меня, как его голос звучал, когда он говорил о любви, теперь казались далекими и неясными, как тени в полумраке.

— Почему? — вырвалось у меня, и я не могла сдержать дрожь в голосе. — Почему он не сказал мне правду?

Теодор шагнул ближе, его глаза полны понимания и сочувствия. Я видела, как он борется с собственными эмоциями, и это только усиливало мою боль.

— Возможно, он сам не знает, каково это — быть честным, — произнес он тихо. — Возможно, он боится, что правда разрушит все, что у вас есть.

— Но это не любовь! — воскликнула я, чувствуя, как гнев и обида переполняют меня. — Это манипуляция! Я не хочу быть частью игры, в которой я не знаю правил.

Теодор кивнул, и в его взгляде я увидела поддержку. Он понимал, что я чувствую, и это придавало мне сил.

— Ты заслуживаешь правды, Алисия, — сказал он, его голос был полон решимости. — И я помогу тебе ее найти. Мы вместе разберемся в этом.

Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоить бурю эмоций внутри. В этот момент я поняла, что, несмотря на все сомнения и страхи, у меня есть кто-то, кто готов поддержать меня. И, возможно, это было началом чего-то нового — не только в моих отношениях с Каспианом, но и в моей жизни в целом.

Теодор сел на пол, облокотившись спиной о диван, на котором я сидела. Его светлая макушка оказалась прямо напротив меня, и я невольно запустила руку в его волосы, играя с ними, пока слезы продолжали течь.

— Не люблю, когда ты плачешь, — тихо произнес он, и в его голосе звучала искренность.

— Это потому что женщины рядом с тобой всегда остаются довольными? — попыталась пошутить я, как он обычно делал, стараясь разрядить атмосферу.

— Нет, просто твои слезы ранят меня. А до других мне нет дела, — ответил он, и в его словах я услышала искреннюю заботу.

— Зачем ты спросил о моих чувствах к тебе? — спросила я, чувствуя, как внутри меня нарастает напряжение.

— Просто хотел понять, — произнес он, его голос стал серьезным.

— Ты разозлишься, если я скажу, что даже после всего этого я в него влюблена? — спросила я, не в силах скрыть свои чувства.

— Нет, я этому даже рад, — ответил он, и в его словах прозвучала неожиданная легкость.

— Рад? — переспросила я, не веря своим ушам.

— Да, это значит, что ты не оставишь его, и мы вместе поможем ему не слететь с катушек и не дадим ему стать злобным поработителем мира. Знаешь, мне кажется, из него мог бы получиться классический злодей, как в книгах, — произнес Теодор с легкой усмешкой, и я не смогла сдержать улыбку.

В этот момент, несмотря на всю боль и смятение, я почувствовала, как между нами возникла связь, которая была крепче, чем просто дружба. Мы оба понимали, что находимся на грани чего-то большего, и это придавало мне сил.