Сделай что сможешь. Развивая успех

Глава 9

На приём к великому князю Александру Александровичу я поехал в пятницу. Приглашение загодя доставил курьер в чине аж целого капитана. Хотя, может, это был и не курьер, а какой-нибудь фельдъегерь. Я до сих пор плохо разбираюсь в столичных мундирах, больно уж их здесь много; порой, бывает, даже гражданский мундир какого-нибудь служащего имперской канцелярии от военного трудно отличить. К тому же и у военных, и у гражданских существует несколько видов парадных, праздничных и повседневных мундиров. Надеюсь, летом появится свободное время, и я подробно расспрошу Ростовцева о всех этих аксельбантах, погонах и кантах на мундирах, в жизни пригодится.

Удивления при появлении курьера никто из нашей компании не выказал; после рассказа кисы понятно уже было, что к наследнику скоро вызовут, поэтому все гадали лишь о том, когда это произойдёт. О временных рамках приёма меня в приглашении тоже предупредили: от обеда до ужина, то есть это как бы статусом пониже, чем совместный приём пищи. Ну… видать, не дорос я ещё до высоких отношений.

Впрочем, мне без разницы, я на этот приём не рвался и мог бы с лёгким сердцем вообще без него обойтись. На таких посиделках шансов попасть в немилость ничуть не меньше, чем заработать какие-либо бонусы. Не понравится, например, Александру, как я с его женой разговариваю, и, считай, проблема нарисовалась. В лицо претензии могут и не высказать, зато потом организуют кучу затруднений в делах.

Встретили меня приветливо, наследник престола сразу предложил общаться по-простому, без дворцового этикета и титулования. Ещё порадовало, что компания встречающих состояла всего из четырёх человек: сам Александр Александрович, его жена, великая княгиня Мария Фёдоровна (бывшая датская принцесса Да́гмара), и две её фрейлины — княгиня Юлия Фёдоровна Куракина, дама лет за пятьдесят, и её дочь, княжна Александра Алексеевна. Вот странно, титул княжны говорит о том, что Александра ещё не была замужем, а возраст меж тем у неё, судя по лицу, далеко не юный. Причём она не дурнушка, так чего в девицах засиделась?

Естественно, сначала меня о жизни расспрашивали. А как иначе? У дам во дворце с развлечениями жуткая напряжёнка. Это питерский бомонд может позволить себе ночи напролёт отрываться на балах и в салонах, а придворные дамы, особенно фрейлины, — нет, их жизнь ограничена строгими правилами, которые нарушать нельзя.

Разумеется, свою жизнь в Сибири я расписал самыми яркими красками, дамы непрестанно охали, ахали и удивлялись. Даже наследник слушал мой рассказ с нескрываемым интересом и периодически хмыкал. В конце я посоветовал дамам почитать рассказы Машули, которые начал публиковать журнал «Дело», она там сибирскую жизнь прекрасно описала.

Ну а затем и до песен дело дошло, опять вышел концерт часа на полтора. После я заметил, что дамы пресытились и песнями, и рассказами, и новыми впечатлениями, поэтому постарался свернуть свою «концертную программу», не спев всего «репертуара». Думал, всё, отработал, сейчас отпустят, но не тут-то было: дамы попрощались, а цесаревич захотел переговорить со мной тет-а-тет, правда предупредил, что задержит ненадолго.

Дождавшись ухода дам, он угостил меня крепким портвейном (себе тоже не забыл налить полный бокал) и ошарашил вопросом:

— Александр, а на государственную службу вы поступить не желаете? Или в придворный штат?

Ха, довольно прямо и откровенно. Только кто меня без документов, подтверждающих образование, на госслужбу возьмёт? Кому я там, на фиг, нужен? Да и кем я могу устроиться? Писарем, что ли? Или мальчиком на побегушках, который будет иногда развлекать придворных дам своими песнями? Хм… а может, это проверка «на вшивость»? Не стану ли я просить протекции? Не собираюсь ли воспользоваться случаем, чтобы пробиться в окружение наследника престола?

Ай, ладно, чего гадать. Всё равно мне госслужба ни в каком виде не нужна.

— Считаю, как промышленник я принесу государству больше пользы.

Александр Александрович усмехнулся:

— Что, государева служба совсем не прельщает? Вы, я смотрю, человек деятельный, могли бы достичь высоких должностей, а стало быть, и на развитие России имели бы особое влияние.

Блин, как же отбрехаться-то, не вызывая неприязни?

— Знаете, среди чиновников в Сибири ходит высказывание: высшие должности походят на крутые скалы, и только орлы да пресмыкающиеся взбираются на них. До орла я пока не дорос, и кто знает, дорасту ли, а пресмыкающимся никогда не был и уже не буду.

Мои слова рассмешили Александра. Начал он смеяться потихонечку, но постепенно его смех перерос в откровенный хохот. Ну и славно! Недовольства я не вызвал, значит, встреча завершается на мажорной ноте.

Отсмеявшись, великий князь одним глотком допил портвейн и встал.

— Вы забавный молодой человек, Александр. Я вас запомню.

Вот и вся пирушка. Чего он от меня хотел, я так и не понял. Ой, да бог с ним, мне вообще лучше ещё лет пять от цесаревича подальше держаться. Для общения с персонами столь высокого ранга сначала надо заработать хоть какой-нибудь общественный вес, иначе они просто не будут воспринимать тебя адекватно.

А дома мне пришлось «отчитываться о проделанной работе» сразу и перед «мамулей» с «папулей», и перед «руководством» клана Ростовцевых. Вера Николаевна и Александра Александровна (мама и тётя графа Ростовцева) пожелали узнать новости из первых рук, поэтому и ожидали моего возвращения вместе со всеми. Впрочем, мой рассказ был коротким (а чего там много рассказывать?), и обсуждали будущие родственники его недолго. Все посчитали, что я вёл себя на приёме достойно и приобрёл в лице цесаревича и его супруги очередных покровителей, а следовательно, и покровителей клана Ростовцевых. Эти приятные новости мы и обмыли за ужином шампанским.

Но если честно, это начинает меня напрягать: получается, я, ещё не вступив в клан, уже за всех ответ держать обязан, а они, в свою очередь, держат ответ за мои поступки. Учуди я сегодня какую-нибудь глупость, и в глазах высшего общества неприглядно именно Ростовцевы станут выглядеть.

Как всегда, выходные пролетели быстро, и снова я, с какой-то затаённой радостью, окунулся в работу. Недавно с удивлением осознал, что с приездом сибиряков меня на работе начинает охватывать нешуточный азарт — возникает желание горы свернуть. По-видимому, это сказывается появление помощников инициативных и деятельных, на которых я могу во всём положиться, которым могу с уверенностью доверить любое дело.

А о чём это говорит? О том, что как производственник-управленец я состоялся. Теперь не без гордости сам себе признаюсь, что сумел создать в Красноярске вполне работоспособную команду, готовую на многое. И это, конечно, тешит моё самолюбие, но… почивать на лаврах пока рано, надо двигаться дальше: и самому опыта набираться, учиться и развиваться, и народ к своему уровню подтягивать. Планов-то у нас скопилось — у-у… лет на тридцать как минимум.

Только я закончил планёрку с начальниками цехов, как в дверь кабинета просунулась голова «вождя пионеров».

— Александр Владимирович, к вам можно?

— Заходи, Фёдор. Чего хотел?

— Проблемы с питерскими.

Ха, что-то я в Красноярске о проблемах с новичками не слышал, все они решались втихаря, кулуарным мордобоем. Стоп, кажется, мордобой уже был, вон какой синячище у Федьки под глазом сияет и на подбородке ссадины.

— Присаживайся и рассказывай.

Блин, а послушать есть чего. Если объяснять простыми словами, то Федьку хотят спихнуть с должности начальника — местным шалопаям не понравилась «диктатура», устроенная им в нашем заводском училище. Появился новый лидер и попробовал с помощью кулаков права качать, ну и получил в результате трындюлей по полной. Дальше — больше: собрался пацан повторить наезд вместе с двумя своими дружками, но и это не прокатило — трындюлей раздали всем. Федьку жизнь драться хорошо учила, да и я потом тренировал.

На этом бунт вроде бы и заглохнуть должен был, но местный лидер очень умным оказался и подбил ребят на неповиновение. Причём поступил хитро: в открытую ребята претензий не высказывают, просто выполнение заданий и работ сильно затормозилось, а добыча сведений в городе вообще заглохла. Ну, Федька тоже не лыком шит, всё сразу понял и где уговорами, где объяснениями большую часть команды вразумил, но вот с остальными ничего поделать уже не может. Он для местных чужак, и собственной команды, кроме приятеля Пашки, за спиной у него нет. Это в Сибири было легко, там красноярская шантрапа енисейской быстро всё разъяснила, а тут…

У нас из набранных учеников пятнадцать ребят — дети рабочих путиловского завода, и ещё семеро взяты из питерских беспризорников. Дети рабочих в основном малолетки — от шести до одиннадцати лет, а питерские старше — от десяти до тринадцати. Вот они воду и мутят. Перед Федькой встал вопрос: как быть дальше? К «пионервожатым» обращаться (у меня два куратора от бизонов над пацанами шефствуют), он посчитал, смысла нет: это лишь ещё сильнее уронит его авторитет. Следовательно, решать этот вопрос придётся мне, как последней инстанции.

Ох, как же всё не вовремя, вечно что-нибудь от работы отвлекает. М-да, но такую фигню надо пресекать не мешкая, иначе станет только хуже. Самое простое — турнуть бузотёров, но Федька просит этого не делать, уж больно ребята полезные, да и в дальнейшем, если из них дурь выбить, помощники будут отличные, могут стать и начальниками производств, и командирами охраны. Умные они, и лидерских качеств им не занимать, Федька специально таких в Питере выискивал.

— Хорошо, Фёдор. Ты всё правильно сделал. А где бунтари сейчас?

— Здесь, в городке, на хозяйстве. Я их сегодня специально никуда не посылал.

— Тогда собирай всех, кто есть, в классной комнате, я через полчаса подойду.

Парень пулей улетел, а я задумался. Что бузотёрам сказать-то? Сюси-пуси тут не пройдут. Ребята жизнью битые, они на эту самую жизнь уже как взрослые смотрят, но и тумана в голове у них ещё предостаточно. Расписывать радужные перспективы нашего сотрудничества? Не-е, не прокатит. Просто не поверят. Скорее, даже за слабость примут. Значит, будем действовать жёстко, но пути к отступлению постараемся им оставить.

— Здравствуйте, ребята.

В ответ нестройный хор голосов: каждый поздоровался по-своему.

— Кто я такой, вы уже знаете, а сейчас пришло время и мне с вами познакомиться. Кроме того, мы поговорим и о будущем. О вашем будущем.

Затихли, смотрят настороженно.

— При поступлении в заводское училище все вы были ознакомлены с правилами поведения в нём. Если кому-то что-то осталось непонятно, он может спросить об этом у меня. Нет таких? Хорошо. Тогда хочу внести ясность: наше училище создано с целью дать вам возможность выбиться в люди. Кто данную возможность не ценит, тому здесь не место. Ушедшего быстро заменят другие желающие учиться.

О, пошли переглядывания и даже шепотки.

— Наверно, вы уже заметили, что дисциплина у нас строгая, но при этом наказаний за провинности нет.

— Ага, Федька, чуть что, сразу наряд на уборку выдаёт, — вполголоса попытался возразить рыжий пацанёнок лет двенадцати.

— Думаешь, будет лучше, если охрана вас розгами пороть станет, как на других заводах?

От такого вопроса рыжий скуксился и глаза опустил.

— Поверьте, наряд на уборку по сравнению с поркой — это очень гуманное наказание. Тем более не забывайте, что, соблюдая правила, вы можете избежать нарядов. И ещё: в нашем училище вам даётся право управлять своей жизнью. Самим управлять. Это не относится к учёбе и распорядку дня, они целиком и полностью в моём ведении или в ведении того, кого я назначу. А вот своим свободным временем вы скоро сможете распоряжаться сами. Конечно, вы и сейчас им сами распоряжаетесь, — поспешил я остановить вопросы, — но я имею в виду другое. В училище к лету откроются группы по интересам. Во-первых, разнообразные спортивные. Полагаю, Фёдор уже рассказывал, как в Красноярске ребята спортом занимаются. В Петербурге всё будет схоже и даже новое появится, например группы: велосипедная, самокатная и подводного плавания. Если кто не знает, что это такое, пусть потом спросит у Фёдора. Кроме спортивных мы устроим и группы для любителей музыкальных инструментов, а также для тех, кого заинтересует фотография или воздушные змеи, ну и много ещё чего. Всем этим и предстоит управлять вам. Точнее, тем, кто заслужит наше доверие.

Отрывшиеся перспективы не на шутку взволновали ребят. Они принялись шушукаться меж собой, и только один пацан, до этого всё время молчавший, задал вопрос мне:

— А чего у вас девки командуют?

Ага, наконец-то и лидер недовольных голос подал.

— Как понимаю, девки — это Мария с Ксенией. Тогда поясню: у нас командует тот, кто этого достоин, и разницы в том, девка это или пацан, нет никакой. Ксения, как и Фёдор, право командовать заслужила. А что касается Марии, то она здесь хозяйка такая же, как я или Софья Марковна, и её распоряжения следует выполнять неукоснительно. Но высшей инстанцией всё же остаюсь я, и со всеми жалобами на действия учителей и начальников, мною назначенных, надо обращаться ко мне.

— На охрану тоже можно жаловаться?

— Да, и на охрану тоже. Можете верить, можете не верить, но пройдёт совсем немного времени, и кто-то из вас станет командовать другими, в том числе, возможно, и охраной.

Только я закончил свою речь, как в классную комнату ворвался Никола. Вид возбуждённый и радостный, глаза горят. Похоже, с хорошими новостями прибыл.

Взмахом руки остановил его и закончил разговор с пацанвой:

— Всё, ребята, решайте, нужно ли вам такое будущее. Ну а кто не согласен с нашими правилами, пусть задумается об уходе.

В моём кабинете Никола положил на стол кожаную папку, какие обычно для документов используют, подмигнул мне и встал рядом, приняв горделивую позу. Неужто акционерное общество путиловских заводов утвердили? Я схватил папку и принялся изучать её содержимое. Ё-малай, точно! У-ху-ху-ху, класс! Все наши выкладки приведены без изменений. Сорок тысяч акций номиналом сто рублей каждая, общий капитал — четыре миллиона рублей. Ха, ну вот я уже и официально миллионером стал.

Нам остаётся только мороку с печатью акций пройти, и всё. А, нет, по закону их ещё и подписывать надо. Блин, по пять подписей на каждой акции ставить придётся: трёх членов правления — Путилова, мою и директора путиловского завода, а также бухгалтера и кассира общества. Во радости-то у всех нас будет — сорок тысяч бумажек подписывать.

Стоп, да здесь и по железной дороге бумаги имеются. Николай Иванович ещё год назад их в министерство подал, но в этом году документы пришлось срочно отзывать и переписывать в связи с преобразованием путиловского товарищества в акционерное общество. Ну, чёрт возьми, не ожидал я, что и с железной дорогой всё успеет сладиться. Приятная новость. Великий князь Константин Николаевич просто двигатель прогресса. Правда, нам теперь предстоит деньги и на строительство дороги искать, а это, по самым скромным подсчётам, два миллиона рублей.

М-да… пожалуй, пора опять с моим кредитором, Розенбергом Антоном Ивановичем, встречаться. Надо приобщать его к делам по перегрузке пшеницы через порт, который нам предстоит построить на Гутуевском острове, да и других хлеботорговцев ему в помощь стоит привлечь. Думаю, если им предложить скидки на аренду портовых складов и дешёвую доставку пшеницы в Кронштадт, деньги быстро найдутся. Вполне вероятно, даже товарищество перевозчиков удастся создать.

— Что-то не видно радости на твоём лице, дружище, — отвлёк меня от размышлений Никола.

— Да рад я, рад. Очень рад.

— Понятно. Стало быть, снова строишь планы. А обмывать начало совместной деятельности когда будем?

— Всё бы тебе пить да обмывать. А впрочем, пошли в контору, отметим утверждение общества, а заодно и о предстоящих делах поговорим.

Путилов обрадовался регистрации и озаботился перспективами развития нашего акционерного общества ещё больше, чем я. Тоже не ожидал, что так быстро всё получится. Он сначала суетился, пожимая нам руки и разливая вино, затем ненадолго завис над своим бокалом, собираясь с мыслями, а после выдал зажигательную речугу минут на пятнадцать, так сказать за рост и процветание общества. Что поделать, любит Николай Иванович тосты говорить, это я давно заметил.

Ну а потом у нас по новой пошло планирование работ и обсуждение деталей этих самых работ. Блин, в сотый раз уже, наверно. Не, я, конечно, тоже маньяк, до дела охочий, но не до такой же степени. Естественно, Николе наши дебаты наскучили ещё раньше, чем мне, поэтому не прошло и часа, как мы под благовидным предлогом распрощались с Николаем Ивановичем. Пусть он в конторе один фонтанирует очередными идеями, жизнь всё равно часть из них сведёт на нет.

Кстати, мой предлог для ухода был действительно благовидным: вечером меня в гости ждёт одна интересная дама — Саблина Елена Александровна. Красивая и умная вдова лет сорока пяти, от низкого бархатного голоса которой порой пробирает дрожь. Не знаю уж, опять песни мне придётся петь и стихи читать или будет что-нибудь ещё. М-да… очень хотелось бы и продолжения, но… она дальняя родственница Ростовцевых, и как это скажется на наших отношениях, пока непонятно.

Встречала меня Елена в одиночестве, чему я искренне обрадовался. И в платье не салонном, со множеством застёжек, шнурочков и с корсетом, а в домашнем; его снимать намного удобнее, это я сразу отметил, и сердце застучало быстрее. После взаимных приветствий меня угостили вином и попросили спеть что-нибудь лирическое. Что тоже соответствовало моему настрою, и я от всей души постарался ублажить слух хозяйки. Ох, как я пел, какие рулады закручивал! С моей стороны это, наверно, выглядело откровенным соблазнением, но Елена лишь мило улыбалась, принимая всё как должное.

Через полчаса она подошла к столику, у которого я сидел, поставила свой бокал рядом с моим и плавным движением скользнула ко мне на колени. Правой рукой обняла, а левой провела по щеке. Чёрт, меня аж до искорок во всём теле пробрало. И опять эта Мишкина моментальная эрекция приключилась. Я уже давно подозревал, к чему всё идёт, правда старался гнать от себя эти мысли — она ведь хоть и дальняя, но будущая родственница. Однако сейчас мне стало окончательно понятно, что продолжение будет. О да… ещё как будет.

Меж тем Елена наклонилась ко мне, и мы, как пишется в бульварных романах, слились в пламенном поцелуе. Хм… ну, может, и не пламенном, но меня всё же откровенно потряхивало. Давно таких сильных эмоций не испытывал. Минуты две мы наслаждались моментом, а потом я не выдержал и, подхватив Елену на руки, понёс её в спальню. Целоваться при этом мы не прекращали.

Уже в спальне она вырвалась из моих рук и с легким смехом стала раздеваться, затем грациозно легла на кровать и с улыбкой смотрела, как я завершаю борьбу со штанами. Ну а дальше было нечто. Мне постоянно приходилось себя сдерживать. Нет, я не пытался извлекать в уме какой-нибудь корень и даже о химических процессах не думал, я лишь стремился не причинить боль, потому что накатило на меня конкретно. Что-то инстинктивное, животное. Как там в сказке: колобок-колобок, я тебя съем. Ха, очень похоже.

Только Елена была не колобком, а сладким, сочным персиком. И слава богу, она оставалась в более вменяемом состоянии, чем я: не кусалась, как иногда женщины в экстазе делают, и спину мне не царапала. Она, наоборот, старалась сгладить процесс и утихомирить ласками мои проснувшиеся вдруг звериные инстинкты. И после первого раза остановиться нам не удалось; чуть отдышались, и пошла потеха дальше. Странно, у баронессы Вавилиной я кувыркался с дамой помоложе, но столь бурных эмоций она у меня не вызвала. Неужели шарм Елены так подействовал?

Потом мы просто лежали в некой нирване, и сам собой завязался непринуждённый разговор обо всём на свете и о жизни в частности. Причём говорили мы на"ты" и довольно откровенно.

По ходу разговора Елена затронула одну щекотливую тему:

— Я иногда замечаю, что во взглядах, бросаемых тобою на Софью Марковну, проскальзывает интерес к ней не как к матери, а как к женщине.

— Ну… в этом нет ничего странного. Не забывай: моя родная мать умерла давно, и я на многих женщин теперь смотрю с чисто мужским интересом.

— Может быть, но я пока не встречала восемнадцатилетних юношей, которые откровенно поглядывают на дам значительно старше себя и не замечают при этом своих сверстниц.

Оба-на, а это, Сашок, очередной прокол с твоей стороны. Неужели половые гормоны так мозги засорили, что ты о женской наблюдательности забыл? Вот же, блин! Был бы ты постарше, и ладно, но с твоим возрастом надо быть осторожнее. Хотя Никола вон тоже от маман своей в восторге, в его комнате три её портрета стоят. Хм, нет, там, наверно, всё же детская влюблённость сказывается. Он на неё с восхищением смотрит, а не оценивающе, и для секса выбирает дам помоложе.

Стоп, а не женская ли часть клана Ростовцевых подослала Елену ко мне на разведку? С целью узнать, не пролетал ли между мной и Софой какой-нибудь амур? А что, вполне возможно, напрямую не пожелали спрашивать, а вот так, через людей, которым доверяют, почему бы и нет. Заодно выяснили, каков я в постели.

— Я с большим уважением отношусь к Софье Марковне, поэтому проявлять к ней интимный интерес, уж ты поверь на слово, не собираюсь.

— И правильно делаешь, иначе Михаил не поймёт тебя. Да, нравы современного высшего общества легки и порочны, и адюльтер в его среде частое явление, но твой будущий приёмный отец не таков. Повторюсь: он тебя не поймёт.

— По этому поводу можешь не волноваться, я буду примерным сыном.

Ох, Саша, хорошо, если твои откровенные взгляды лишь дамы заметили.

— А невесту ты себе подыскиваешь? Если что, я могла бы тебе помочь. Например, устрою вам встречу у себя.

О-о… родственнички ещё и о возможной невесте хотят узнать.

— Нет, о невесте я пока не думал, а вот о даме сердца…

Я попробовал проявить инициативу и продолжить постельные утехи, но меня остановили.

— А если я скажу, что в моей постели ты побывал в первый и последний раз, изменится ли твой ответ?

Блин, опять с постоянным партнёром у меня облом, а намечтать-то успел уже сколько всего, у-у-у…

— Видишь ли, дама, которая мне интересна, вряд ли пойдёт за меня замуж, да, впрочем, я и сам ещё не уверен, хочу ли вести её под венец.

Елена, услышав мой ответ, весело рассмеялась:

— О-о, тогда я не хочу о ней знать. Я была бы рада помочь устроить твою судьбу, но не любовные шашни. — И, взъерошив мне волосы, добавила: — Надеюсь, где ванна, ты найдёшь.

Ага, тонкий намёк на конец «аудиенции». Значит, с продолжением дальнейшего приятного времяпрепровождения я сегодня пролетаю. Вот же невезуха. Ну что ж, раз пыл дамы угас окончательно, то пора сваливать. Чёрт! Кажется, эта встреча меня лишь раззадорила. Махнуть, что ли, в салон Вавилиной?

Эх-х… на недельку до второго я в блуд уйду, я — Казанова.

А на следующий день я повёз в гости к купцу Сидорову баронессу Кошелеву и всю поездку никак не мог избавиться от чувства виноватости. Да, понимаю: не связаны мы с кисой никакими обязательствами, и она эту ночь могла провести не одна, а с каким-нибудь светлейшим князем, но ощущение того, что я вчера изменил своей даме, не покидало меня. Вот после девочек баронессы Вавилиной такого чувства не было, а тут нате вам. М-да… с этим надо что-то делать. Я ведь не Никола, которому неведомы моральные терзания, но секса-то и мне хочется. И что, теперь, когда за одной ухаживать буду, а между ухаживаниями тех, кто подвернётся, в постель тащить стану, постоянно переживать и давить чувство вины?

Хм… а вообще, нужна ли мне баронесса, или у меня это уже какой-то спортивный интерес проявляется? Может, бог с ней? Мещанку какую-нибудь найти для постельных утех на регулярной основе, и все дела, а для разнообразия к той же Вавилиной кататься. Глядишь, так и устаканилась бы моя сексуальная жизнь.

От этих размышлений вспомнилась школьная юность прошлой жизни: я в последних классах к двум девчонкам подкатывал и никак не мог решить, на какой же остановить свой выбор. Тоже метался туда-сюда и постоянно виноватым себя ощущал. А девочки, в свою очередь, ещё и осложняли ситуацию: вели себя, как собаки на сене, — то жаром обдадут, то холодом. Приветливой каждая была, только когда я за другой ухаживал, а стоило к ней переметнуться, сразу холодом Снежной королевы обдавала. Да, бывает такое в жизни, и, слава богу, после школы я этих девочек быстро забыл.

Так до приезда к купцу я и не нашёл ответ на извечный вопрос человечества: как дальше жить?

Лишь при выходе из экипажа мои мысли наконец-то свернули в более конструктивное русло, и я стал мысленно готовиться к новому, на мой взгляд, весьма перспективному знакомству. Вообще, эта поездка мне на руку, я в ней совмещаю приятное с полезным. С Сидоровым я уже давно хотел пообщаться, но пока жил в Красноярске, Михаил Константинович там не появлялся, а в Питере (здесь он в последнее время чаще бывает) дела и развлечения меня так в оборот взяли, что о многих планах и встречах пришлось на время забыть. И вот выдался, можно сказать, прекрасный повод познакомиться и закрутить новые дела.

Сидоров — человек очень прогрессивных для этого времени взглядов. Некоторые из знакомых мне купцов называют его русским американцем, что говорит о его исключительных деловых качествах. Сам он родом из Архангельска, оттуда в Сибирь и перебрался. Кое-кто упоминает, что перебрался скандально — попросту сбежал, поссорившись с градоначальником.

В Красноярске деятельность свою начал с низов, постепенно скопил начальный капитал и занялся поиском золота. На этом поприще был удачлив и за пятнадцать лет открыл более двухсот месторождений золота на севере Енисейской губернии. Ну, собственно, в основном отсюда и все его богатства. Именно как золотодобытчик он и прославился: стал миллионером и купцом первой гильдии.

Но на золоте его везение почти всё и закончилось, последующие коммерческие проекты были не столь удачны. На севере Сибири, в Туруханском крае, он нашёл большие залежи графита и начал их разработку. Стал поставлять графит в Россию и Европу, вот только никому он там особо не был нужен. Смешно сказать, но российский Горный департамент посчитал, что поставки графита с Цейлона государству более выгодны, чем транспортировка его с низовьев Енисея. А в Европе сибирский графит из-за сложной доставки и таможенных пошлин оказался слишком дорогим. Теперь графит у Михаила Константиновича закупают в основном уральские и сибирские металлургические заводы, да ещё петербургская карандашная фабрика.

В дальнейшем судьба Сидорова тоже не шибко баловала. Искал нефть на реке Ухте. Нефть найти удалось, но продавать её, опять же из-за транспортных издержек, не получается. Только на выставках эту нефть и видели. Потом Михаил Константинович занялся поставками в Кронштадт и в Европу лиственницы из Печорского края, но и там не преуспел, и на данный момент Обско-Печорская компания уже обанкротилась.

Сидоров очень много денег тратит на исследования севера России, его интересы простираются от Кольского полуострова и до берегов Енисея. Он мечтает наладить работу Северного морского пути и даже награду пообещал тому капитану, чей корабль первым дойдёт из Европы до устья Енисея. Кстати, прежде всего о Северном морском пути я и хотел бы поговорить с Михаилом Константиновичем, ведь через два года нам с купцом Кузнецовым придётся перегонять с Енисея в Питер судно, построенное на красноярской судоверфи. Так неплохо было бы с Сидоровым скооперироваться.