Сделай что сможешь. Развивая успех

Глава 4

А после завтрака приехал Нико́ла, и так как застал он только меня с сестрёнкой (все остальные по делам отъехали, даже прислуга на базар ушла), то их с Машкой взаимные любезности понеслись по очередному кругу придворного политеса. Начинают они (когда никого, кроме меня, рядом нет) всегда одинаково пафосно: «Ваше Императорское Высочество, как я рада вас видеть», «А уж как я рад вас видеть, мадмуазель», ну и прочие ля-ля-тополя. Эти расшаркивания у них теперь как ритуал. Минут пять такой лабуды, и они переходят с придворно-дворцового на нормальный язык.

И тут свершается, как я с юмором про себя говорю, обуздание великокняжеского гонора. Куртуазный юмор Нико́лы вступает в «сражение» с подколками и сарказмом Машки. А поскольку при этом болтает парочка сразу на трёх языках — русском, французском и немецком, неожиданно перескакивая с одного на другой, то смотрятся эти их «эпические» битвы весьма забавно.

Можно сказать, у них это такая своеобразная лингвистическая тренировка. Не удивлюсь, если сестрёнка является инициатором этой хитрой «традиции» и подтягивает таким образом свой разговорный язык до принятого среди местного бомонда уровня. Ну и, разумеется, мне также не приходится удивляться, что побеждает в этой словесной дуэли, как правило, малая. Что делать, научилась, вредина, с моей подачи языком молоть. Хотя нет, языком она и раньше молола будьте-нате, я лишь добавил в её речь умных мыслей. Хм… ну, лично мне так кажется.

Каждый раз наблюдая за ними, я смеюсь в душе. Они свои языковы́е баталии почему-то предпочитают проводить стоя, расхаживая в процессе общения друг перед другом с умным видом, и разница в их росте, на мой взгляд, смотрится очень уж прикольно. Нико́ла и меня-то на полторы головы выше, а над Машкой он вообще каланчой возвышается. Но сестрёнка по этому поводу не комплексует, и, что меня больше всего поражает, обоим эти пикировки нравятся. Князь, проигрывая, только смеётся, а Машка усмехается, задрав нос. Но не всегда они одними шутками забавляются, иногда в беседах и серьёзные темы поднимают. Вот как сейчас.

— Да вы, мадемуазель, нигилистка!

— О нет! К этим нечёсаным детям социального прогресса я, Ваше Высочество, не имею никакого отношения. Я — следующее поколение, нигилисты мне и в подмётки не годятся. Они хотят разрушить старое, а я хочу строить новое. Я та, кто по своему усмотрению будет реформировать этот мир, та, кто будет им управлять.

Похоже, сестрёнка князя в очередной раз удивила.

— Мадемуазель, неужели вы хотите править миром?

— Ах, Николя́, не путайте, пожалуйста: не править, а управлять. И хочу я этого или не хочу, не важно, мне просто придётся управлять этим миром — слишком многое в нём дурно устроено.

У-у… Машуля увлеклась. Тему управления мы с ней уже неоднократно обсуждали, и, видимо, теперь она все наши общие мысли решила вывалить на голову бедного Нико́лы разом.

— А что вы намерены делать с теми, кто правит миром сейчас?

— Ничего. Им просто предстоит потесниться.

— Забавно. Вы собираетесь потеснить власть императоров, королей и президентов?

— Вы, кажется, не понимаете, кто управляет миром на самом деле.

— И кто же, позвольте узнать?

— В первую очередь обстоятельства. Да-да, миром управляют обстоятельства и, естественно, те, кто эти обстоятельства создаёт. Незачем свергать императоров и королей, не надо убивать президентов, всё это крайне радикальные меры, зачастую не приводящие к нужному результату. Нет, надо просто менять обстоятельства, и если вам удастся это сделать, то будущее изменится так, как вы пожелаете.

— И как же вы будете… менять обстоятельства?

— О-о… а вот это как раз самое трудное, и учиться мне этому предстоит всю жизнь.

— Да, — усмехнулся князь, — без опыта и знаний у вас уж точно ничего не получится.

— Тут вы, безусловно, правы. Но я ведь не завтра пойду миром управлять. Сначала научусь управлять тем, что имею. Получится — пойду дальше, нет — значит, я слишком много на себя взяла.

Нико́ла с удивлением на лице обратился уже ко мне:

— Алекс, ты тоже считаешь себя новым поколением?

— Да.

Машка улыбнулась и подмигнула князю:

— Мы с ним одного поля ягоды.

— Вот даже как! До этого разговора я считал Алекса самым необычным человеком, с которым мне довелось общаться, а теперь вижу, вас двое.

Наш смех был ему ответом.

Сначала тема управления миром, поднятая сестрёнкой в разговоре, мне очень не понравилась. Слишком скользкая. Не с представителем правящего семейства её обсуждать. Но потом я подумал: а почему нет? Насколько помню из прочитанного когда-то, Нико́ла всю свою жизнь жаждал власти, и в первую очередь, конечно, императорской. Но допускать его к ней никто, разумеется, не собирался. Хотя, сложись обстоятельства по-другому, у парня были бы все шансы стать наследником престола, а затем и императором.

Дело в том, что при рождении Александра II его отец, Николай I, ещё не занял трон и даже наследником престола — цесаревичем — не являлся, а это по существующему и по сей день закону не давало Александру права принять императорскую корону после смерти отца. Наследником престола может считаться только ребёнок, родившийся от императора, ну или хотя бы от цесаревича. И неважно, что Александр — старший сын в семье, важно, что он на момент своего рождения оказался сыном всего лишь великого князя. Поэтому трон в наследство должен был получить второй сын Николая I — великий князь Константин Николаевич, отец Нико́лы, рождённый, когда его отец уже стал императором.

И вот тут случилась главная интрига этого престолонаследия: Николай I, невзирая на закон, готовил на царствие именно Александра и, умирая, чтобы пресечь разногласия в правящем семействе, как-то умудрился уговорить Константина Николаевича принести присягу верности старшему брату и взял с него клятву, что младший брат не станет стремиться занять трон.

Всех подробностей этих уговоров я уже не припомню, а сейчас мне о них никто и не расскажет, но я знаю, что великий князь Константин Николаевич остался очень недоволен сложившимся положением дел, хоть и смирился с ним. А вот Нико́ла не смирился, он всю жизнь считал, что его дяде Александру II престол достался «по недоразумению». И заявлял он об этом совершенно открыто, за что в конце концов его и сделали изгоем. Правителям конкуренты не нужны ни в коем разе, будь они даже племянниками или двоюродными братьями.

— Значит, и ты, Алекс, собираешься миром управлять?

— Ну да, — улыбнулся я. — А ты что, хочешь мне какие-то претензии предъявить?

— Нет, нет, — махнул рукой великий князь.

А я продолжил:

— У тебя, кстати, тоже есть все шансы на это. Если хорошо учишься в Академии Генерального штаба, то, стало быть, умом ты не обижен и перспективы дальнейшего интеллектуального роста имеются. Следовательно, сумеешь и управлению научиться. И возможности у тебя в этом деле, надо признать, даже поболее наших с Марией — стартовые условия всё ж таки другие.

Нико́ла сверкнул глазами:

— Поясни.

— А что тут пояснять? Я вроде и так всё яснее ясного сказал. Тебе по силам научиться управлению миром, а так как рычаги влияния на происходящее у тебя имеются гораздо бо́льшие, чем у нас с Марией, то и управлять ты начнёшь раньше, и более эффективно сможешь это делать. Если, конечно, задашься целью. Но… вот как раз цели-то у тебя, по-моему, и нет, а если и есть, то ты пока не наметил дорогу к ней.

— Почему это?

— Потому что тебя несёт по жизни течение обстоятельств, и несёт непонятно куда, а коль хочешь добиваться своего, необходимо грести туда, куда ТЕБЕ надо. Да, иногда можно ошибиться с направлением, всякое бывает, но главное тут всё же — ты должен грести сам.

После моего первого бала у княгини Разумовой я вновь просмотрел свои дневниковые записи, касающиеся царской фамилии, — плод наших с Софой издевательств над моей памятью. Некоторые вещи я, естественно, и так помнил, но посчитал, что лучше освежить информацию. Особенно меня интересовал Нико́ла — как-никак он первый из императорского семейства, с кем я встретился и плотно пообщался. Да, паренёк он не из простых. Чудил всю жизнь, начиная с детства и вплоть до старости.

В детстве, когда ему было десять лет, его подозревали в поджоге постельной драпировки на похоронах своей бабки. Это как? Скучно стало мальчику и он решил таким образом развлечь народ? Как такая выходка согласуется с отношением к бабушке, которая его любила и баловала? Вот ещё: по воспоминаниям одной фрейлины, как-то раз на ярмарке он украл леденцы с лотка торговца, и сказал ей при этом, что взял их взаймы. Кстати, у великих сейчас давать детям деньги не принято, хочет ребёнок чего-нибудь вкусного попробовать — пусть попросит старших, может, и купят. Это Нико́ла мне сам рассказывал.

Но вернёмся к краже: ни в одном историческом повествовании я больше не встречал упоминаний о воровстве детьми великих чего-либо, а все мои нынешние знакомые такое и представить себе не могут. Выходит, Нико́ла с детства не такой, как другие? Он постоянно конфликтовал со своим учителем-немцем, за что его часто били (для царствующего семейства это не единичный случай), и отец с матерью никогда за сына не заступались, считая его слишком строптивым. Они надеялись, что строгий учитель вышколит ребёнка, он же лучше знает, как воспитывать детей.

Так что по всем этим свидетельствам можно понять: князь был довольно трудным подростком, которого не смог сломать даже жёсткий учитель-педант. И я думаю, это хорошо: у парня есть характер, что является редкостью для большинства великих князей.

Нико́ла не жадный. Его любовница в своих мемуарах заявляла, что он торговался с извозчиками за каждую копейку, но я за всё время общения с ним такого ни разу не видел. Особо наглых извозчиков он, конечно, осаживает, ну так это почти все делают, и ничего необычного здесь нет. Опять же могу от себя добавить: сколько бы мы с князем по городу вместе ни ездили, чаще всего, наверно, он за проезд платил.

Да и вообще, из прочитанного когда-то можно утверждать, что Нико́ла много денег тратил на других: на собственные сбережения посылал своих офицеров учиться за границу, любимому лакею — старику Савелову — домик подарил, реставрировал семейный дворец в Павловске. Впоследствии, став предпринимателем в Азии, сколотившим многомиллионное состояние, князь на свои личные деньги назначал стипендии, разводил сады, прокладывал каналы и строил русские поселения.

Опять же вспоминается, что к увеселениям света Нико́ла относился довольно равнодушно и предпочитал проводить свободное время в своем дворце на Гагаринской улице, среди картин и скульптур, страстным коллекционером которых являлся. Другими излюбленными местами его пребывания были две родительские усадьбы — Мраморный дворец в Петербурге и загородный Стрельнинский дворец.

Какого-то чрезмерного усердия в употреблении спиртных напитков я за ним тоже не заметил, и не понимаю, почему его отец думает иначе. Вот с женщинами да, перебор у него конкретный, ни одно смазливое личико не пропускает. Но ведь в петербургском свете таких ловеласов и без него хватает. Тут у многих принято «волочиться» за дамами. Хм… и не только за дамами.

То есть парень он нормальный, без подлецы, без мути, поэтому недели через две после нашего с ним знакомства я, прикинув варианты развития отношений (ну раз Нико́ла от меня никак не отставал), решил за него побороться. Чем чёрт не шутит, вдруг удастся ему мозги вправить, это ж замечательный помощник отцу выйдет в его служении России. В общем, когда парень на ухудшение зрения пожаловался, уговорил я его на лечение к Софе пойти, и она не только зрение ему стала подправлять, а и психику тоже. Разумеется, потихонечку, ненавязчиво.

Не успели мы развить тему управления миром и обсудить её со всех сторон, как были прерваны звоном дверного колокольчика. И кого же я увидел, открыв дверь? Ха, улыбающегося Гришку Сурикова. Ну наконец-то караван из Красноярска добрался до столицы. Ох и закрутятся у нас теперь дела! Само собой, мы с Гришкой крепко обнялись, а потом и Машуля к нам с радостными криками присоединилась. Нико́ла смотрел на наши обнимашки очень удивлённо, а когда узнал, кого мы так весело тискаем и по плечам хлопаем, и вовсе в осадок выпал. Не принято у аристократии с работниками обниматься.

Мы затащили Гришку в гостиную и стали чаем с пирожками потчевать, расспрашивая при этом о пройденном пути и походной жизни, князь в это время в сторонке тихо сидел и не отсвечивал. Надеюсь, он не обиделся и понял, почему я, воспользовавшись дружеской обстановкой, представил его при знакомстве просто нашим другом — князем Константином Николаевичем. Не, ну правда, назови я его великим князем, и нам с Гришкой не удалось бы спокойно поговорить.

И так-то парень на сидящего рядом «аж целого князя» и офицера косился настороженно, а с великим он и вовсе молчком бы сидел, да ещё и с выпученными глазами. Уж больно благоговейное отношение нынче у простого народа к правящему семейству. Впрочем, это мелочи; не удивлюсь, если, пообвыкнув, эти двое меж собой вскорости по-простому общаться станут, как, например, Нико́ла со стариком Савеловым. Дедуля не раз при мне ворчал на князя, а тот отшучивался и обнимал его.

С облегчением узнали, что караван до Питера дошёл без особых проблем: оборудование доставлено в целости и сохранности, ребята все живы и здоровы, никто и не болел ни разу за всю дорогу. Полагаю, в этом настоечки Софьи Марковны сильно помогли. Ой как меня радует приход каравана! Всё-таки не оставляла опаска, что какая-нибудь гадость приключится с ним в дороге и задержит движение. Ну да ладно, прочь все страхи, скорее едем к Московской заставе, мои работнички, как и было оговорено, прямо там лагерем остановились.

То, что Машуля отправилась вместе со мной, меня не удивило — её сейчас не остановишь, — а вот чего Нико́ла с нами в поездку напросился, мне непонятно. Говорит, хочет на остальных красноярцев посмотреть. Ну-ну, пусть посмотрит, вдруг чего интересного увидит. Хм… только от девчонок-косметологов его нужно подальше держать, слишком уж много у нас там молоденьких красавиц собрано. Я что, для него весь прошедший год красноярский малинник пестовал? Ага… фиг ему!

По свежему снежку пролетели до Московской заставы довольно быстро. Мы втроём — в нанятых санях, а Гришка Суриков — на своём коне, на котором и приехал. Естественно, у заставы опять пошли обнимашки. Василий Егоров, мой старший охранник, браво отрапортовал о пройденном пути. Нелёгком, кстати, как выяснилось. Случались в дороге и поломки транспорта, хотя, казалось бы, сани для каравана я специально самые крепкие закупал; были и попытки ночных краж, и даже конфликты с местными чиновниками возникали. Но со всеми неурядицами мои «бизоны» (как я охранников про себя называю) успешно справились.

Мы с Машкой прошлись средь народа, поприветствовали и ребят, и девчат, причём почти каждого персонально. Порадовало, что у всех вид цветущий, румянец во все щёки полыхает, глаза юношеским задором горят. Нет-нет, девочки, обниматься-целоваться я с вами не буду. Вас много, я один. Та-ак, а это кто такие? Чуть в стороне от галдящей толпы красноярцев стояло пять незнакомых мне парней (по виду казаки) и снисходительно рассматривали наше веселье. Василий, проследив за моим взглядом, смущённо крякнул и пояснил:

— Александр Владимирович, то браты́ мои и приятель их. Решили мир посмотреть да службу в столице поискать. — Видя, как я недовольно поморщился и холодно на него взглянул, Василий заговорил быстрее. — Я помню, что вы приказали не привечать никого из посторонних, раз найма у нас нет, и братьям сразу о том было сказано, но они сами по себе решили счастья спытать. Не токмо ведь у нас службу найти можно, Петербург большой. Дома у нас, сами знаете, часть войска-то распускают. Казаков в крестьян повертать хотят. А браты́ молодые, неженатые, и крестьянская жизнь им не очень люба. Вот они и… С караваном-то спокойнее следовать, да и веселее. Опять же и нам в дороге подмога: ночных воров вместе гоняли.

— Понятно. Ну, раз помогали, то и мы им поможем. Пусть с нами едут, на какое-то время кров я им найду, а дальше посмотрим.

Вот, блин! Не хотел я больше казаков в свою команду набирать — слишком уж они себе на уме. Двоих-то архаровцев в рамки служебной дисциплины задолбался вгонять, поэтому возиться с кем-то ещё нет никакого желания. Даже бо́льшая часть бизонов — шестнадцати-семнадцатилетние дети бывших казаков — с трудом «дрессировке» поддаются, чего уж про этих усатых ухарей говорить. То ли дело городские ребята из мещан: просто милые люди по сравнению с казачками, у них излишнего гонора не наблюдается.

М-да… очередная головная боль, Сашок, прибыла по твою душу. Ну что тут скажешь, судьба, видать, такая. Ладно, разберёмся, не впервой. А пока не помешает уважение казакам выказать, всё же помогали в дороге. Подошёл, поприветствовал, Василий нас друг другу чин по чину представил. Ну, как и ожидалось, почтение ребята вроде и демонстрируют, но, судя по выражению лиц, персоной моей явно не впечатлились. Не знаю уж, что там Василий им про меня наболтал (наверно, расхваливал), но ожидали ребята увидеть кого-то более… хм… внушительного. Полагаю, в их представлении раз годами я не вышел, то хотя бы ростом-то уж точно не должен быть обижен, или как минимум шириною плеч, а тут… Худенький пацан, на полголовы их ниже. Как к такому серьёзно относиться?

Ну да бог с ними, вся эта лирика уйдёт после первого же спарринга — там, надеюсь, я их удивлю. Если, конечно, они ко мне в команду проситься станут. Эх… как кулаки-то зачесались! Почти три месяца я только бой с тенью веду да общей физнагрузкой занимаюсь. Давно, ой давно не мял я бока всяким залётным мо́лодцам!

Тут смотрю, ребята из расслабленного состояния вышли и по стойке смирно вытянулись, да и Василий с ними заодно. Ага… это к нам Нико́ла подошёл, значит, пора разговор завязывать. Представлять его казакам, а казаков ему я, естественно, не собираюсь. У них просто несоизмеримый уровень в положении на социальной лестнице, нынче даже офицерский мундир ставит непреодолимую преграду в свободном общении между ними.

Это Гришка Суриков в дружеской обстановке мог посидеть рядом с князем (они, кстати, там и словом не обмолвились), и то мы с сестрёнкой постоянно теребили его вопросами. То еть ему особо некогда было отвлекаться и стесняться. Ну так он не казак и не служил никогда, в него армейское чинопочитание не вбивали. А для братьев Василия, как, впрочем, и для него самого, офицер — это уже чуть ли не заоблачный житель.

Нико́ла шутливо, стараясь за весельем скрыть своё удивление, пожаловался на больно уж острые язычки красноярских девушек, которые, не особо озадачиваясь присутствием великого князя, в полный голос обсуждали его как кандидата в женихи, а Машка вместо того, чтоб их одёргивать, наоборот, им поддакивала. На что я ему резонно заметил: это нормально и возмущаться тут нет никакого смысла. Вот когда сибирячка тебя под венец потащит, тогда и начинай волноваться и дёргаться, а пока просто не обращай внимания. И вообще, привыкай, князюшка, к сибирским свободным нравам.

Князь на мои поучения хмыкнул и с усмешкой кивнул:

— Понял, понял! Люди у вас суро-овые. Сиби-ирские.

Блин, похоже, конногвардейцы Нико́ле уже рассказали о моей шутке про мебельный закон. М-да, не удивлюсь, если теперь все кому не лень мне о ней напоминать будут.

Сборы в дорогу вышли недолгими, и в скором времени мы двинулись к путиловскому заводу. Князь пожелал с нами проехаться — захотелось ему с Путиловым поговорить. О чём поговорить, я спрашивать не стал. Может, папуля Нико́лы опять попросил сыночка что-то выведать, и лезть в их игры мне совершенно не хотелось.

Уже перед самой отправкой начальник моей охраны, Василий, робко поинтересовался:

— Александр Владимирович, а кто этот офицер, что с вами приехал? Гришка говорит, никак князь.

Так как его братья стояли рядом и прислушивались к нашему разговору, то я постарался ответить нарочито небрежно:

— Да это мой новый приятель, великий князь Николай Константинович.

Пусть казачки знают, с какими персонами хозяин их брата дружбу водит; глядишь, и забудут о гоноре при дальнейшем общении.

С удовольствием полюбовавшись на ошарашенные лица казачков, я приказал Василию:

— Всё, командуй на выезд.

До путиловского завода доехали быстро, и пошла суматоха с разгрузкой оборудования и с заселением народа в свежепостроенные жилые бараки. Впрочем, это не бараки в нынешнем понимании этого слова — с дощатыми стенами, кое-как утеплённые, неухоженные, погрязшие в антисанитарии, не-ет, я своих работников ценю. Это, скорее, полноценные дома казарменного типа, с отоплением печками-буржуйками. В старых фильмах о начале бурного социалистического строительства такие часто показывали, например в фильме «Девчата» или «Карьера Димы Горина».

Распаковкой оборудования заниматься не стали — подождёт до понедельника, просто сгрузили всё в механическом цехе и охрану выставили. Без неё никак. Заселение тоже без проблем прошло, всё заранее приготовлено было, начиная с мебели и постельных принадлежностей и вплоть до столовой со всей её кухонной утварью. Завхоз из красноярцев принял дела под роспись у директора путиловского завода, и теперь мои архаровцы стали полноправными «хозяевами» и в механическом цехе, и в барачном городке. Да, такова у нас с Николаем Ивановичем договорённость: администрация путиловского завода в дела красноярцев, то есть в чисто мои проекты, не суётся.

Через пару дней часть прибывших литейщиков я на завод «Аркадия» отвезу, пусть там обустраиваются, а девушек-косметологов и некоторых «химиков» (так я про себя называю девчонок, занятых в производстве косметики) заберу в город. Ха… большинству из наметившихся в Красноярске любовных парочек в ближайшее время предстоит выдержать серьезное испытание: видеться они смогут лишь по воскресеньям.

Меня здорово повеселило, что Нико́ла всё это хлопотное время ходил за мной как привязанный, вникая почти во все мелочи, и Машка при нём персональным гидом была. Она в заводских делах неплохо разбирается, даже выбирать и закупать кухонные и постельные принадлежности мне помогала. И кстати, не только князю в этой «экскурсии» пояснения давались, но и всей красноярской малолетней «банде».

С нами везде ходили Федька, «вождь пионеров», со своим приятелем Пашкой и Ксения — Машкина подружка, шустрая, улыбчивая девчонка из Енисейска, похожая на персонаж старого шведского фильма Пеппи Длинный чулок. Перед уходом каравана из Красноярска сестрёнка чуть ли не со слезами на глазах умоляла меня взять Ксюху в Питер, и я не смог устоять.

Нико́ла спокойно отнёсся к присутствию детей. Похоже, ему самому очень нравятся и вся эта кутерьма, связанная с нашим обустройством, и шебутные малолетки, постоянно задающие вопросы. Причём князя забавляло, что мы с Машкой общаемся с детьми как с ровней, а это уже само по себе не похоже на то, к чему он привык. Подозреваю, для него всё происходящее является таким новым и необычным, что он просто не может отказать себе в удовольствии понаблюдать за жизнью, кардинально отличающейся от той, к которой он привык.

Закончив все мероприятия, мы собрались в столовке на поздний обед. Девчонки расстарались, наготовили всяких вкусностей, какие и мне-то редко доводилось в Красноярске пробовать, чего уж о Нико́ле говорить. И что примечательно, не только поварихи хозяйничали в этот день на кухне: там крутилась почти половина приехавших девчонок. В ответ на их энтузиазм я разрешил отметить приезд как полагается, и ребята из бизонов принесли два ящика водки и два ящика наливки, заготовленные мною для этого события ещё в Красноярске. После трудной трёхмесячной дороги народу необходимо расслабиться.

Тем более, завтра суббота и для всех прибывших это будет банный день с постирушками. Я о таких надобностях заранее позаботился, и нанятые строительные артели за неполный месяц кроме бараков и столовой неплохую баню с прачечной поставить успели. Разумеется, бревенчатые, но летом мы и кирпичным строительством займёмся. Хочу я для работников всех наших производств построить небольшой городок, по типу общажных городков времён Советского Союза. С их пятиэтажными домами и со всем, что к ним прилагается: с канализацией, теплоцентралью, водоснабжением, может, даже с электрификацией всего, что там будет… хм… в дальнейшем.

Ну да, впрочем, это дело будущего, а пока в воскресенье я свожу красноярцев на путиловский завод (как любит говорить Нико́ла, для расширения их кругозора), пусть полюбуются ребята и девчата на современную тяжёлую промышленность во всей её красе и… впечатлятся. А вот с понедельника мы с ребятами начнём уже и свой станочный парк к работе готовить, а также литейку на «Аркадии» обустраивать: там и оружейную сталь варить будем, и медную продукцию выплавлять. Со своей будущей родственницей Александрой Александровной я уже договорился о поставках меди с её завода, причём по гуманным ценам.

Долго мы с народом не веселились: Нико́ла хотел с Путиловым переговорить, и я повел его в контору — в это время владелец завода обычно уже возвращается из похода по цехам и начинает заниматься бумагами. Так и оказалось. Николай Иванович ещё раз (первый был, когда мы приехали) поздравил меня с приходом каравана. Он, кстати, при вселении моих работников не пожелал присутствовать, так и сказал: зайду через неделю, хочу увидеть работу, а не суматоху с обустройством.

Я собирался сдать великого князя с рук на руки и вернуться к ребятам, но не тут-то было: Нико́ла попросил меня остаться. А дальше произошло то, чего я вроде как и ожидал, но всё же не столь рано: князь высказал нам своё желание вступить в акционерное общество путиловских заводов. Вот блин! Мне даже не пришлось проводить с ним «беседу с намёками» во второй раз. Прошло всего каких-то три дня, и он созрел. Видать, здорово зацепила его мысль о приобщении к делам производственным.

— Господа, недавно я узнал о вашем решении создать акционерное общество, что, безусловно, является прекрасной мыслью. Я не знаток железоделательного производства и признаю это, но между тем оно меня очень заинтересовало, а раз так, то я постараюсь разобраться в нём досконально. И всё потому, что предвижу свою неразрывную связь с этим производством в будущем. Да, господа, помимо службы, я хочу принимать участие и в развитии тяжёлой промышленности России. Поэтому прошу вас включить меня в компаньоны и акционеры вашего общества.

Нико́ла стоял перед нами почти навытяжку, никакой вальяжности и расслабленности и в помине нет (он здесь не князь, а всего лишь проситель), правая рука нервно теребит обшлаг мундира. Неужто так сильно волнуется? Хотя да, может быть. Всё же это событие для него необычно и, очевидно, весьма волнительно. Ну а что? Парень наконец-то решился на кардинальное изменение своей судьбы, мало того, он впервые от своего имени делает значительное финансовое предложение.

— Да, помощь от меня пока будет мала, но, поверьте, я приложу все силы для развития общества. На данный момент могу внести в его кассу сто тысяч рублей серебром и в дальнейшем ежегодно стану вносить такую же сумму. Акционный процент, который вы сможете мне предоставить, я оставляю на ваше усмотрение.

И это всё. Парень стоит и напряжённо смотрит на нас в ожидании ответа.

Я посмотрел на Путилова: что скажет партнёр? Как бы я ни относился к предложению великого князя, решение этого вопроса всё равно остаётся за Николаем Ивановичем. Заводы — это его жизнь, его труд, его головная боль, а я здесь пока лишь так… рядом постоял. И ещё меня волнует, как бы Путилов не воспринял просьбу князя неадекватно. Всего два дня назад я порадовал его, сообщив о желании отца Нико́лы помочь нам с учреждением акционерного общества, и вот сынуля Константина Николаевича уже просится к нам в дело. Поневоле можно задуматься о давлении и принуждении к действу со стороны власть имущих.

Но нет, растерянность Путилова была недолгой: через пару секунд он разразился своим обычным восторженным красноречием, мол, правильно ты, князь, всё задумал, давай теперь к нам в общество вливайся в полной мере, вместе мы сила, и любые горы нам по плечу. Но потом он неожиданно, причём с явным испугом, вспомнил обо мне:

— Прошу прощения, Александр Владимирович, я не испросил вашего слова, как было бы должно.

И только тут я почувствовал, что являюсь полноправным партнёром в обширном деле господина Путилова. Да, блин, моё мнение здесь тоже чего-то стоит.

— О-о, Николай Иванович, по этому поводу вы можете не волноваться, я только за.

Ну, обнимашки наши общие нет смысла обсуждать. Нико́ла получил пять процентов акций и остался этому рад. Правда, Николай Иванович хотел отдать ему десять, но я воспротивился — нечего тут акциями разбрасываться. Его сто тысяч на фоне всех путиловских заводов — это тьфу… мелочь.

Меня в связи с получением кредита под залог имения «наградили» аж тридцатью пятью процентами (на этом настоял Путилов), а Николай Иванович, как главный акционер, станет владеть шестьюдесятью процентами акций нашего будущего акционерного общества.

Вполне себе приятные условия. По моей личной оценке, я получаю как минимум пятнадцать процентов бесплатного бонуса. Буду считать, что они достались мне как наследство от старшего Патрушева.