Сделай что сможешь. Развивая успех

Глава 19

Эх-х, как я прекрасно выспался-то! Удивительно, но в комнате, предоставленной мне для проживания, вредных насекомых в постели не оказалось. Как этого добился карел — владелец дома, я не представляю. А ещё местный воздух меня здорово взбодрил — он существенно отличается от питерского в лучшую сторону. В столице с приходом весны и оттепели с улиц иногда такие «ароматы» идут, что окна не всегда хочется открывать.

Да. Ничего не поделаешь, но современный живой транспортный движитель привык справлять нужду на улице. И вроде заставляют извозчиков лошадкам под хвосты торбы вешать, во избежание падения навоза на дорогу, но… Петербург ведь ещё и военный город — да-да, конных вояк здесь очень много, а они с таким «украшением», как торба под хвостом у родного жеребца, заморачиваться не будут. Вот ещё, делать им, что ли, нечего. Чистота дороги — забота дворников.

Короче, насколько добросовестно дворники работают, настолько и улицы «благоухают». Весной, говорят, всегда так; летом легче станет, правда появится другая напасть столицы — пыль. Мне помнится, в будущем с покрытием дорог асфальтом пыль в Питере всё равно была неуничтожима, что уж про современность говорить. А в Питкяранте и сейчас лепота. Ну… не совсем, конечно, хлев рядом, но свежий ветерок с Ладоги разгоняет ненужные запахи. Чувствую, я здесь отлично и отдохну, и отосплюсь.

Хм, надо только не забыть предупредить помощника управляющего, чтобы он мне баб на ночь больше не «сватал». На фига нам такие развлечения, да ещё после кисы. Блин, как он вчера ласково подъехал: «Позвольте предложить вам скрасить ночь, у нас есть из кого выбрать». Подхалим хренов. Даже мой несовершеннолетний возраст его не остановил. Постеснялся бы хоть, гад.

Не-е, этого жука следует конкретно проверить, а заодно и всё то, с чем его потные ладошки могли соприкасаться. Не удивлюсь, если через него деньги с рудника потоком на сторону утекали.

Осмотр действующих шахт мы начали с оловянной. Предварительно переоделись в конторе в какие-то поношенные робы, которые не жалко ни порвать, ни испачкать, и пошли. Спускаться решили все, кто со мной приехал, а повёл нас вниз Поликарп Евсеевич, можно сказать уже бывший управляющий. Его помощник и хозяин Ефрианд посчитали излишним спускаться вместе с нами.

Вход в шахту — обычная яма в земле, которую накрывает навес на столбах. Перед спуском Поликарп Евсеевич выдал каждому по несколько факелов. Изготовлены они из смоляных планок толщиной с мизинец, соединённых между собой железным обручем. Между прочим, горит такой вроде бы маленький факел более часа, если держать его вертикально, пламенем вверх.

Поначалу спуск в шахту по узкой лестнице был довольно пологим и комфортным. По левую сторону спуска располагаются поручни, а за ними устроен ход для тачек, поднимающих руду из шахты. По правую сторону лежит деревянная труба, по которой откачивают воду. Да, ёшкин кот, высверливают бревно изнутри, вот вам и труба. Ха, да что там труба, здесь и помпы, то есть насосы для откачки воды, сделаны из дерева. Причём воду они качают исправно, я вчера одно из этих чудес древней инженерной мысли даже изучил.

Спустившись в первую галерею, мы останавливаться не стали, а пошли дальше. Вторую также проскочили не осматривая — работы тут прекращены, вся руда выбрана. По словам нашего сопровождающего, общая глубина шахты примерно шестьдесят метров, и пятьдесят пять из них находятся ниже уровня Ладожского озера. Соответственно, сырость начинается с первой же галереи: вода постоянно капает со свода и сочится из трещин в стенах. Представляю, что творится на самой нижней, шестой галерее.

В третьей галерее немного задержались — осмотрели ближайшие штреки, отходящие от галереи. Кстати, я думал, они маленькие и рабочие чуть ли не ползком по ним пробираются, но нет, ширина штрека около четырёх метров, а высота чуть больше двух. В этой галерее добыча руды до сих пор ведётся. Правда, огоньки ламп рудокопов видны вдали едва-едва, как неяркие светлячки, самих же рудокопов и не разглядеть.

Дальнейший спуск становился всё круче, а лестничные ступени стали заметно грязнее, местами сильно испачканы глиной. При этом некоторые соединения деревянных труб, проложенных рядом, разошлись, и вода из них брызгает на лестницу и в проходящих по ней людей. Ё-моё, теперь идти нужно очень аккуратно, чтобы не поскользнуться, иначе можно упасть неизвестно как глубоко. Перед пятой галереей с одним из наших строителей так и случилось: он не сошёл на площадку галереи, а скатился на неё, к счастью отделавшись лишь ушибами.

В пятой галерее, опять же по словам нашего сопровождающего, идут самые интенсивные работы, поэтому спускаться ниже смысла нет: шестая галерея стала разрабатываться совсем недавно. М-да, сырость тут, конечно, сильная, но дышится легко, и температура воздуха не менее десяти-одиннадцати градусов. Как объяснил Поликарп Евсеевич, рабочие в рудниках — одни чухонцы, и работают они день и ночь, сменами по шесть часов53.

По-моему, режим так себе и в данных условиях слишком изматывающий. Пожалуй, надо его менять. Ладно, обсудим это и с начальством, и с рабочими, выберем оптимум. Я сюда пришёл не лишнюю деньгу урвать, а с целью подготовить шахтёров, кто и дальше будет развивать рудную добычу моей промышленной империи. Многие из тех, кого здесь выращу, и в Малороссию поедут, и в Сибирь, и на Дальний Восток.

Прошлись мы по галерее, поглядели на работу шахтёров, и мне местные условия ещё больше не понравились. Во всём руднике не то что песни, но и голоса редко слышны. Стук молотков какой-то глухой. Всё мертвенно, могильно. Зеленоватые стены слегка искрятся, отражая многочисленные огоньки масляных ночников. Свет их тусклый и глазу непривычен. Чаще всего ночник висит на палке, воткнутой в щель стены рядом с работающим шахтёром. Тут же поблизости висят маленькие берестяные котомки со съестными припасами. Питаются шахтёры на рабочем месте, не выходя на поверхность.

Ну, честно говоря, работа здесь очень тяжёлая и плохо организована, у нас в Сибири на рудниках всё гораздо эффективнее устроено. Но ничего, постепенно мы и в Питкяранте дело до современного уровня доведём. Хм, стоп! Что я сейчас подумал? «В Сибири» для меня уже значит «У НАС»? Ха, а ведь и действительно! Похоже, Сибирь с каждым днём мне роднее и роднее становится.

Пока наблюдали, как народ трудится, моё внимание привлёк лёгкий плеск струйки воды, пробившейся прямо из стены рудника. Натуральный ключ, и вода в нём, по мнению рабочих, чистая, они ею с радостью пользуются. А фигли, и вода хороша, и не нужно таскать её с поверхности. Попробовали и мы ту водичку. Чёрт, холодная, аж зубы ломит, но вкусная. Кстати, этот ключ в шахте не единственный, поэтому и помпа для откачки воды работает день и ночь, не останавливаясь.

Посмотрели мы и как шпуры бурят. Если это, конечно, можно назвать бурением. Нынче всё вручную делают, техника до сих мест ещё не дошла. Шахтёр берёт ручное буровое долото, приставляет его к стене и дубасит по нему молотком, проворачивая после каждого удара. Долго дубасит — полчаса-час на один шпур уходит. На мой взгляд, это настолько низкопроизводительная работа, что прям мама не горюй. Не-е, надо бурение шпуров механизировать.

И тут меня здорово удивили рабочие: к моему предложению об использовании в шахтах механических буров они отнеслись отрицательно. При работе ручным буром они, видите ли, чувствуют, как он входит в породу, с какими препятствиями в ней сталкивается и куда идёт, а с механическим буром такого не выйдет54. Ну детский сад — штаны на лямках, ёлы-палы! И самое главное, все, кого я спрашивал, рассуждают об этом с таким умным видом, как будто они механическим буром не один год пользовались. Ой, ребята, в следующий свой приезд я вам обязательно показательное выступление устрою. Ахнете!

Чтобы не задерживать работы (ведь взрывы на время нашего посещения были приостановлены), мы в шахте надолго оставаться не стали. И когда уже поднимались по лестнице, первый взрыв прогремел для нас так внезапно и громко, что у меня мелькнула мысль, а не обваливаются ли подземные галереи, грозя засыпать нашу компанию и тех, кто здесь работает, но нет, просто звук в шахте всегда сильнее звучит.

Поднявшись из шахты, порадовались солнцу — как же всё-таки наверху хорошо! Пока все моргали, привыкая к дневному свету, я отвёл в сторону своего нового управляющего рудниками и заводами для приватного разговора.

— Эдуард Сергеевич, как вы посмотрите на предложение оставить Поликарпа Евсеевича вашим помощником?

— Сам хотел вам это предложить, Александр Владимирович. Уж больно сведущ Поликарп Евсеевич в местных реалиях. Только вот помощник его мне доверия не внушает.

О, не одному мне этот жучара не понравился! Значит, правильного управляющего я нашёл.

— Соглашусь с вами. И полагаю, его деятельность на посту помощника следует тщательно проверить.

— Да-да, вы правы. Поначалу я этим и собирался заняться.

— Я вам помогу.

В конторе я сразу объявил купцу Ефрианду, что договор в силе, чем безмерно его обрадовал. Видать, переживал мужик, что из-за плохого состояния рудников я начну цену сбивать. Ну а потом мы стали принимать дела, и в первую очередь отчётность. Позабавило, что её у такого небольшого предприятия скопилось довольно много, и выглядела она запутанной донельзя. Кто-то старался скрыть следы хищений? Ха, зря, ой зря! Мы с Эдуардом Сергеевичем, несмотря на бумажный беспорядок, за два дня во всём разобрались.

Пришлось мне с Гришкой Суриковым скататься на заводские лесозаготовки и мастера лесорубов хорошенько потрясти (разборки чуть до драки не дошли); после я и к сторонним поставщикам леса наведался и сверил данные, а заодно мы и часть рабочих успели расспросить. В общем, прошлись по всем возможных каналам утечки денег. И да, выяснилось, что у помощника Поликарпа Евсеевича рыльце в пушку: прилипло к его шаловливым ручонкам несколько сотен рубликов. Он и рабочих обворовывал, и с ценами на лес мутил, и в заводских делах отметился. Ну прям Фигаро какой-то — и здесь он, и там.

А Поликарп Евсеевич оказался чист, что нас с Эдуардом Сергеевичем очень порадовало — не хотелось бы расставаться со столь сведущим специалистом. Своё расследование мы проводили втихаря, и результаты его были для бывшего помощника как гром среди ясного неба. Никак не ожидал он такого вот конца. Мы прижали его фактами, пригрозили полицией, и он как миленький всё уворованное с процентами вернул.

Не думаю, что мы отследили все его хищения, но я посчитал, дальнейшая возня того не стоит: и мы с купцом Ефриандом в прибыли остались (уворованное пополам разделили, хотя он и отказывался), и помощник не гол как сокол второпях уехал и теперь будет обходить питкярантские рудники стороной. В завершение передачи дел я окончательно расплатился с купцом, мы подписали все необходимые бумаги, пожали друг другу руки и, довольные, расстались.

Да, блин, я снова владелец долгостроя. Хм, очередного.

На следующий день провели общее совещание. Поликарп Евсеевич, кстати, согласился пойти помощником к Эдуарду Сергеевичу. Ну а что? И зарплата, и служебные обязанности те же, но… наметились перспективы. В будущем и у него свои помощники появятся, предприятию-то расширяться и расширяться, да и зарплата, или, как сейчас говорят, жалование, станет расти.

— Раньше на шахтах для водоотлива конный ворот и ручную тягу применяли, на оловянной даже ветряную мельницу ставили. Ну а теперь-то с паровыми машинами дело лучше идёт.

— Мы, к вашему сведению, ещё две машины привезли, потом определимся, где их использовать, — уточнил я.

— Замечательно.

— А что скажете о других местных рудах?

— Встречается цинковая руда, а также магнитный железняк весьма высокого качества — до шестидесяти процентов железа. Это ещё Питкярантская компания выяснила.

— Прекрасно, ими мы тоже займёмся. А вообще, в ближайшей округе чего полезного можно добыть?

— Железные руды в основном, ну а кроме… — Поликарп Евсеевич на секунду замер, вспоминая. — Недалеко в шхерах есть островок, называемый Валкеа-сари — Белый остров, он весь из кварца, а севернее, на мысе Налганиеми, имеется красный полевой шпат. И кварц, и полевой шпат добывают для петербургских фарфоровых заводов, может, и вам пригодится. С добытчиками договориться несложно.

— Подумаем.

Теперь уже замер я, припоминая, что там нарыл о местных производствах, копаясь в своей памяти. Ха, не зря я с экскурсиями по здешним буеракам шастал. Тогда просто любопытно было, а сейчас видишь как кстати пришлось. Так-с, помимо олово- и медеплавильных заводов, в начале двадцатого века тут работал сульфатный завод. Сульфат натрия, между прочим, добывали из тех же руд, что и олово с медью. Одно время и старые рудные отвалы для его добычи использовали.

Соответственно, сульфатом натрия мы обеспечены. А с помощью него реально и производство целлюлозы замутить, и стекольное производство. И такие заводы, я знаю, здесь ставили. Стекольный так вообще считался чуть ли не самым крупным в царской России конца девятнадцатого века, а целлюлозный и в двадцать первом веке работал.

Сульфат натрия и в химической промышленности применяют, для производства стиральных порошков и чистящих средств. Кроме этого, в процессе сульфатной варки целлюлозы образуется множество отходов и побочных продуктов, из которых извлекают массу всяких «вкусностей»: сульфатный лигнин, сульфатное мыло, фитостерин, талловое масло, канифоль, сернистые соединения, метанол, скипидар. Да, блин, даже кормовые дрожжи получают. А из самой целлюлозы ещё и бумагу можно изготавливать.

Ну… и последнее: из окиси железа (побочного продукта при обжиге руд) в Питкяранте делали красную краску. И именно питкярантской краской, насколько помню, очень многие деревянные дома в Финляндии красились.

Что ж, подытожим. Возможности промышленного развития Питкяранты огромны, на десятилетия работы хватит, а значит, мы сюда пришли надолго, и это нужно обязательно объяснить рабочим. Пусть слух по всей Финляндии и Карелии идёт, с наймом работников тогда проблем никогда не будет.

Дальнейшие дни прошли у меня в составлении планов и раздаче заданий. Второго моего управляющего — геолога — я уже на третий день снарядил в дорогу. Он в первые же дни после приезда опросил местных, нанял из них двоих и, благословлённый мною, отправился на поиски «Синей птицы». Дай бог найдёт что-нибудь достойное внимания к моему следующему приезду. Я, конечно, из своих экскурсионных походов той жизни мало ценной информации вспомнил, но примерный район поисков магнетитовых руд смог ему очертить. Медные и оловянные руды у нас есть, надо бы до кучи и железные найти.

Со строителями мы объём работ обговорили, и теперь они бегают с обмерами и занимаются составлением смет. Надеюсь, до моего отъезда ребята распишут всё по пунктам. С местными стройматериалами они и сами разберутся, но мне нужно знать, что им с очередным пароходом из Питера прислать. С Эдуардом Сергеевичем развитие шахт тоже обсудили и пришли к выводу: необходимо осушать одну из ранее затопленных. Естественно, наиболее перспективную. Ну а дальше посмотрим, как дело пойдёт.

— Александр Владимирович, не взглянете? — Поликарп Евсеевич подвёл ко мне какого-то пожилого чухонца. — Вы как-то упоминали, что интересуетесь драгоценными и полудрагоценными камнями, вот тут здешний крестьянин хочет вам кое-что предложить.

Чухонец поклонился, достал из-за пазухи тряпичный свёрток и принялся его разворачивать, а развернув, молча протянул мне. На белом холсте в ладони засверкала горсть крупных красных кристаллов, переливаясь на солнце. Рубины, что ли? Я взял один. А-а, нет, не рубины.

Поликарп Евсеевич пояснил:

— Камень этот называется Кидельская вениса, или просто киделя. На финском «киделя киви каллио» означает «место, где находится кристалл». В сущности, это один из местных гранатов. Здесь много гранатов чёрных и коричневых, киделя же встречается значительно реже. Хороший камень; насколько знаю, он красуется даже в короне шведских королей.

— Да-да, видел я уже этот камушек. Железный гранат — альмандин. Густо-красный, точно ежевичный сок с легким фиалковым оттенком. А насчёт шведской короны вы правы. Эти камни в Швецию бочками вывозили.

— Рад вашим познаниям. А что крестьянину сказать? Простите, сам он по-русски не понимает. Интересна ли вам их покупка?

— Вопрос цены.

Честно говоря, цена, запрошенная чухонцем, показалась весьма приемлемой, и я купил всю горсть. Не знаю, сколько платят за киделю петербургские ювелиры, мне это неважно, я найду, куда камушки пристроить. Хм, правда, когда перед самым отъездом очередной чухонец принёс четвёртую горсть Кидельской венисы, я в этом засомневался.

Ну, вот я и возвращаюсь. До свидания, Питкяранта, ты мне понравилась. Сейчас я уезжаю, но этим летом обязательно вернусь. Эх-х, вроде и работал с утра и почти до ночи, а отдохнул классно. М-да… смена деятельности благотворно влияет и на психику, и на физическое состояние.

Всю обратную дорогу опять стояла прекрасная погода, и только хмурый Петербург окропил нас мелким дождиком. Пароход никто не встречал, да, по сути, и не должны были, ведь мы вернулись чуть раньше оговорённых сроков. Ну а что, намеченные задачи я в Питкяранте решил быстро, ускорение работе рудников и заводов придал, ценные указания всем раздал, даже на рыбалку несколько раз сходил, а тут уже и обе баржи нам под завязку рудой и металлами загрузили. Спрашивается, чего без толку на севере Ладоги сидеть? В Питере, между прочим, дела ждут… и киса.

Остановились мы там же, откуда и отправлялись, — на Обводном канале, недалеко от завода «Аркадия». Гришка Суриков сразу рванул на завод, чтобы привести охрану на баржи и предупредить управляющего о начале их разгрузки завтрашним утром. Я же поймал извозчика и поехал домой (очень хотелось навестить кису, но заваливаться к ней с дороги мне показалось моветоном). Завтра! Всё завтра. Любовь подождёт, а пока пообщаемся с папой, мамой и сестрёнкой.

Дома узнал, что ничего в столице не изменилось — ни в жизни друзей и родственников, ни в работе. Дела идут без проволочек, по составленным ранее планам. И да, меня безумно рады видеть. Так в тёплой семейной обстановке вечер и пролетел. Сестрёнка пыталась развести на новые песни, но я не повёлся. Да, блин, я в Питкяранте работал, а не песни сочинял. Что? Сказку на ночь? Ох, ё! Ладно, сказку, так и быть, расскажу.

На следующий день встал пораньше и заехал к Путилову. Доложился, так сказать, Николаю Ивановичу об успешной поездке. Он моему появлению искренне обрадовался. Не забыл я уведомить о своём приезде и Николу с баронессой Кошелевой — отправил к ним Гришку Сурикова. Оба передали, что у кисы сегодня вечерние посиделки и моё присутствие там обязательно. Только вот останусь ли я у неё на ночь, было мне непонятно.

На «Аркадии» работы с разгрузкой барж и с распределением руды и металлов по цехам затянулись на весь день, и, стремясь проконтролировать каждую мелочь, я с завода никуда не отлучался. М-да… кажется, на контроле у меня действительно крыша поехала. Надо себя сдерживать и больше доверять своим работникам, а то они расслабляться начнут, чувствуя неусыпное внимание начальства.

Никола вечером за мной заехал, и, когда мы уже садились в пролётку, чумазый мальчишка самого затрапезного вида быстро подскочил к нам с протянутой рукой:

— Подайте копеечку, господин хороший! — И, приблизивщись ко мне, он осторожно, вполголоса произнёс: — Александр Владимирович, время «Ч» настало.

Опа! Зашевелились козлики-недоброжелатели из кискиного салона. Значит, пришло время обламывать им рога.

— Передай: действуем по плану, — ответил я, кладя медяк в протянутую руку (конспирация — наше всё; пусть окружающие думают, что попрошайка денег выпросил).

Никола с усмешкой понаблюдал за нашей переброской фразами и сказал:

— Поражаюсь твоим мелким разбойникам и тому, как ты с ними общаешься. Вроде и держишься запросто, и в то же время каждый из них с радостью готов выполнить любое твоё поручение, даже если ты денег не даёшь.

— Никола, во-первых, я отношусь к ним как к взрослым, во-вторых, не смотрю на них как на быдло, а воспринимаю равными себе, но при этом не забываю держать грань. Добавлю ещё, что вознаграждение за неурочные или особые работы подчинённые должны получать вовремя.

— Равными себе? Ты это серьёзно?

О-о, равенство! Лишь о нём великий князь и услышал.

— Вполне. Всем этим мальчишкам нужно знать, что со мной у них есть шанс выйти на такие высоты, где они будут равными мне. И в этом я их не обманываю, это правда.

— А грань? Какую грань ты имел в виду?

— С подчинёнными можно быть в дружеских отношениях, но если они твои подчинённые, то обязаны это понимать и в делах вести себя соответственно. Ну а вне работы — это вне работы.

Мой друг ненадолго задумался и с лёгкой грустью в голосе сказал:

— Как ты говоришь: век живи, век учись. С прискорбием вынужден признать: мне у тебя ещё многому предстоит научиться.

— Не горюй, я в таком же положении. И мне приходится учиться каждый день, в том числе и у тебя.

— О боже, я учитель самого Алекса! — со смехом воскликнул Никола. — Это несказанно радует.

Я посмотрел на него снисходительно и хмыкнул.

Немного успокоившись, он поинтересовался:

— Кстати, мне показалось или оборванца, что к нам подходил, я видел на выставке? И не с такой грязной рожицей, а чистеньким и в нашем путиловском мундирчике.

— Да бог его знает, кого ты там видел.

Никола опять рассмеялся:

— Понял. Вопросов больше не имею.

Вот и замечательно! Нечего тут про мою пацанскую шпионскую сеть расспрашивать, это лишь моё тяжкое бремя.

Встреча с кисой прошла сдержанно. И правильно, нечего моим недоброжелателям и поклонникам кисы (а здесь таких как минимум ползала) повод для ревности и злобы подавать. Только… с окончанием вечера меня не попросили остаться. Разумеется, я попытался выяснить почему.

— Мне сейчас нельзя, — скромно ответила киса.

— А с чем это связано?

— Женские дела.

Смысл ответа я сначала не понял, но потом до меня дошло. Мне уже пару раз говорили, что не желают беременности, во всяком случае пока, а я об этом и забыл. Хм, значит, пришли нехорошие дни. Чёрт! Да ты, Сашок, в сексуальном пролёте. И неясно, на какой срок, ведь в бордель к Вавилиной ты не поедешь, иначе киса об этом обязательно узнает и обидится.

— А если ограничимся поцелуями?

— Боюсь, я не смогу удержаться от непоправимого, — с придыханием произнесла киса. — Ты слишком убедителен в своих поцелуях. Но завтра днём я жду тебя на чай.

Ну хоть что-то. Блин, опять придётся выкраивать время в рабочем графике.

Утром на путиловский мы с Николой поехали вместе. Пока я в Питкяранте прохлаждался (по мнению моего друга), он сдал все экзамены на отлично и теперь до октября свободен во всех отношениях. Затем он примет под своё командование эскадрон лейб-гвардии Конного полка и будет служить России верой и правдой. По моим воспоминаниям, касающимся той жизни, Никола был хорошим командиром и к своим подчинённым относился значительно лучше большинства офицеров. Да и тем же офицерам своего полка он не раз помогал и деньгами, и протекциями. Уверен, и в этой реальности мой друг станет вести себя так же.

— Никола, сразу предупреждаю: на заводе я с тобой особо болтать не намерен, мне необходимо многое проверить, поэтому буду «летать» по заводским цехам быстрее тапка. Как устанешь за мной бегать, можешь в контору пойти с Николаем Ивановичем поболтать или в столовку на чай загляни, — кажется, некоторые девушки тебя там сильно привлекали.

— О нет! В столовой девушки-сибирячки слишком острые на язычок, и, самое обидное, в постель их ничем не заманишь. Так что лучше я постараюсь не надоедать тебе вопросами, а стану наблюдать и учиться руководству. Поболтать же мы и в дороге можем.

— Хорошо.

— Раз хорошо, то рассказывай, как поездка в Питкяранту прошла и чего интересного ты у чухонцев увидел. Только подробно, а не так, как вчера в салоне.

Рассказал и впечатлениями поделился, особенно о спусках в шахты. Ну и о тамошней жизни немного поведал. Чухонцы живут опрятнее, чем наши крестьяне, к тому же ни в одном из виденных мною карельских поселений грязи на улицах даже во время дождей нет. Дороги там содержатся не в пример лучше наших: ни ям, ни рытвин я не заметил. И говорят, такое положение дел во всей Финляндии. А ещё там при поездках ни от кого подорожной не требуют и за вещи на почтовых станциях не стоит беспокоиться, даже если вещи оставлены на дворе в телеге55.

— Да-а, уже завидую. Тут гранит науки грызёшь-грызёшь, и никаких тебе ярких впечатлений… Алекс, в следующую поездку пообещай взять меня с собой.

— Хм, ну, если твой папа́ возражать не будет, то не вижу в этом проблемы.

— Замечательно, я уговорю папа́. Он, правда, всё в Европу мне предлагает поехать отдохнуть-развлечься, а заодно и с принцессой Фредерикой Ганноверской там познакомиться. Видно, мама́ ему это внушает.

— А ты что, в Европу съездить не хочешь? Вроде Фредерика тебя заинтересовала.

— Да и по Европе я бы прокатился, и с Фредерикой встретился, хотя после твоего рассказа о последствиях межродственных связей у меня к ней двоякое отношение. Но кроме этого, я собирался летом и в наши заводские дела вникнуть, очень они меня привлекают. — Никола внимательно на меня посмотрел. — И с тобой пообщаться мне побольше хотелось бы, а то видимся от случая к случаю. Кстати, как с заводскими делами управишься, не желаешь со мной в Европу съездить?

От его вопроса я, образно говоря, чуть из коляски не выпал, ну… в смысле удивил он меня сильно. Одно дело — в Питере по балам, салонам и борделям вместе шляться, уничтожая дорогостоящий шампусик, и совсем другое — сопровождать высокородное лицо в дальней дороге. Ответственность в разы круче.

— Ой, Никола, боюсь, заводские дела меня ещё лет пять за границу не отпустят.

— Жа-аль. — Он тяжело вздохнул. — Значит, пока в столице развлекаемся, потом в Питкяранту съездим, а далее я, может, и о Европе подумаю.

За разговорами мы не заметили, как приехали — свернули с тракта к заводу и подъезжали к заводской больнице. А вот там наблюдались некие странности: одна из санитарок неслась с вёдрами к недавно установленной колонке за водой. Пожар, что ли? Так дыма вроде нет. Мы с Николой остановили извозчика и побежали к больнице. Уже заскочив в прихожую, увидели незабываемую картину: три девушки, стоя на коленях, усердно драили пол, а за всем этим с каменным лицом надзирала Софья Марковна.

Она нас заметила и поприветствовала:

— Здравствуйте, господа, вы вовремя.

От её ледяного тона у меня мурашки по спине побежали, и мелькнула мысль: а зачем она мне «здрасте» говорит, когда мы не так давно расстались (Софа просто уехала на заводском извозчике чуть раньше, а я Николу ждал)? Но несмотря на пролетевшие в голове мысли, я в унисон с другом почти промямлил:

— Здравствуйте, уважаемая Софья Марковна.

— Если вас не затруднит, принесите, пожалуйста, воды. Вёдра в кладовке.

— Конечно.

Мы с Николой схватили по два ведра и вылетели из больницы как ошпаренные. Ё-моё, кажется, я сегодня впервые лицезрел разъярённую Софу. Ой, мама-мия, лучше с таким больше не сталкиваться.

— Алекс, твоя мама́ — это нечто, — решил высказаться мои друг. — Если она что-то просит, это воспринимается моим естеством как приказ к действию. Ох, какая женщина!

— Никола, расслабься, она уже занята.

— Понимаю и ни на что не претендую. Но всё же какая женщина!

— Вот-вот! Когда я понял, что это за женщина, то сразу согласился на её опеку, да и потом дал добро на усыновление особо не думая.

Навстречу нам опять неслась санитарка, которую мы увидели вначале. Воды уже набрала, рот открыт, глаза по пять копеек, груди из стороны в сторону болтаются, от неровного бега из полных вёдер вода расплёскивается. Естественно, я её остановил и потребовал ответа, — что, чёрт возьми, здесь творится? — и она, тяжело дыша, выпалила:

— Роженицу ранним утром привезли, муж у ней — наш заводской. А в больнице только две девчонки-санитарки семнадцати годов. Дохтур болен, Софья Марковна ещё не изволила приехать, а мы с Нюркой уж под конец пришли. Девчонки побоялись ребёночка принять, так муж повитуху привёз, больно кричала его жёнка. Ждали до последнего, ну а как дело пошло, повитуха взялась ребёночка принимать. Да, видно, плохо она своё ремесло знает: задушила его пуповиной, он уж синий вышел и кричать никак не хотел. Тут на счастье Софья Марковна и явилась, хвать повитуху за шкирку — и на улицу её пинком спровадила. А что она с ребёночком делала, то я и не ведаю, побоялись мы даже в дверь заглянуть. Но немного погодя ребёночек закричал. А после Софья Марковна нас гонять принялась. Говорит, раз не хотите исполнять то, чему вас учили, будете постоянно полы мыть. Вот и моем.

Воду мы потом с Николой набирали уже давясь от хохота, да и днём не раз ржали, как кони, вспоминая все перипетии утренних приключений. Конечно, грешно смеяться, ведь чуть младенец не умер, но мы посиневших новорождённых не видели, мы видели грозную Софью Марковну и откляченные задницы проштрафившихся санитарок, интенсивно драивших пол. А ещё мы видели выпученные от страха глаза другой санитарки, которая во время бега с вёдрами так размахивала грудями, что мы этого теперь во век не забудем.

53Написано по воспоминаниям Александра Петровича Андреева, побывавшего на рудниках в середине 1860-х годов, и Александра Васильевича Елисеева, побывавшего там в 1877 году (прим. автора).

54Реальная жизненная ситуация того времени (прим. автора).

55Написано по свидетельствам многих мемуаров (прим. автора).