Сделай что сможешь. Развивая успех

Глава 14

В конце апреля я, как и договаривались с купцом Сидоровым, опять наведался к нему в гости — он заранее сообщил мне, что наконец-то в его гостиной соберутся те из находящихся в Петербурге господ, кто радеет о развитии Севера. Приехало человек десять, причём принадлежали они к разным сословиям: присутствовали и купцы, и дворяне, и разночинцы. Разночинцы — это такая своеобразная категория граждан, которые не относятся ни к одному из официально принятых сословий; люди разных чинов и званий, пробившиеся с низов и получившие образование. Ну а что, личное дворянство им ещё заслужить надо, для купеческого статуса деньги требуются, а в мещане и тем более в крестьяне вступать им не комильфо: они выше этого, они — интеллигенция.

После нашей первой с Сидоровым встречи я постарался получше о нём разузнать. Навёл справки, так сказать. Как ни странно, самую подробную информацию о купце мне поведал наш «биржевой заяц» Либерман Яков Петрович (ё-малай, где Сибирь, и где Либерман). А его рассказ дополнила купчиха Екатерина Александровна Занадворова, заезжал я к ней на днях. Её дочь, графиня Анна Фавстовна Гендрикова, вновь пожелала послушать мои песни (в этот раз с подругами), вот, завершив часовой концерт, я, воспользовавшись случаем, и расспросил Екатерину Александровну о Михаиле Константиновиче.

Любопытную информацию мне поведали — о жёстком противостоянии сибирского чиновничества и господина Сидорова. Накал страстей, насколько я понял, там прям зашкаливал. Особенно Михаила Константиновича невзлюбил генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Николаевич Муравьёв-Амурский36 (сейчас уже ушедший в отставку). А началось всё с желания Сидорова послужить развитию Сибири не только в промышленном плане, но и в интеллектуальном.

36Граф Николай Николаевич Муравьёв-Амурский — русский государственный деятель, с 1847 по 1861 год служил генерал-губернатором Восточной Сибири. Генерал от инфантерии, генерал-адъютант. В истории расширения российских владений в Сибири Муравьёв-Амурский сыграл видную роль: ему принадлежит почин в возвращении России Амура, уступленного Китаю в 1689 году. Он основал Благовещенск, Хабаровск и Владивосток (прим. автора).

Он хотел открыть в Сибири университет и объявил о внесении на эти цели пуда золота, но Муравьёв-Амурский ему отказал. Тогда Михаил Константинович предложил использовать на благое дело десять своих приисков общей стоимостью около двух миллионов рублей, пусть доход с них идёт на строительство и содержание университета. На что Муравьёв-Амурский заявил: жертвовать деньги и прииски на подобные нелепые вещи может лишь человек, у которого нет прав на них, или сумасшедший, а потому необходимо возбудить против него уголовное дело и судить, чтобы другим неповадно было. И да, против Сидорова возбудили уголовное дело, и оно велось тринадцать лет. Не знаю уж, в чём правоохранители пытались его обвинить, но у них ничего не получилось.

Также Муравьёв-Амурский повелел объявить Сидорову, что если тот немедленно не внесёт за свои прииски поземельную плату, то их заберут в казну и сдадут в аренду другому лицу. А когда Сидоров внёс деньги (всего каких-то четырнадцать тысяч рублей; почему он их раньше не внёс, мне непонятно), поступил приказ освидетельствовать Сидорова на принадлежность к скопческой секте, что и было выполнено.

Скопцы в данное время секта достаточно распространённая, а скопцы они потому, что оскопляют себя, то есть мужики себе яйца отрезают. Это, конечно, не смена пола, о ней пока никто не задумывается, просто, в представлении скопцов, они таким образом ближе к богу становятся, похоть не влияет на их мысли и действия.

В общем, пришлось миллионеру Сидорову стоять перед толпой чиновников со спущенными штанами и показывать свои причиндалы, доказывая, что с ними всё в порядке. Да-да, а иначе его из купеческого сословия могли бы турнуть, а заодно и золотоносных приисков лишить, — такое сейчас отношение к сектантам. В некоторых ситуациях их за людей не считают и притесняют как хотят. Ещё пятнадцать лет назад, при Николае I, наказанием за самооскопление была вечная ссылка в Сибирь с лишением всех прав состояния.

Кстати, Муравьёв-Амурский не одного Михаила Константиновича так третировал, многим вольнодумцам досталось, да и оборзевшим от безнаказанности купцам тоже. Например, мужу Екатерины Александровны, отставному губернскому секретарю, купцу и золотопромышленнику Фавсту Петровичу Занадворову, хорошо так перепало. Но там дело запутанное. Одни купцы говорят, что Фавста Петровича арестовали за отказ финансировать вторую Амурскую экспедицию. Предположение вполне вероятное, поскольку Муравьёв-Амурский при подготовке походов на реку Амур всегда пользовался значительной финансовой поддержкой богатейших купцов Сибири и рассчитывал на их дальнейшую благотворительность.

Другие же считают, что Занадворова арестовали за дачу взятки — он хотел закрыть дело о «сгоревших по указанию Занадворова лесов» (да, и такое было, дорогу он палил к своим приискам), — и Либерман с ними согласен. Как говорят, Фавст Петрович — человек в общении довольно неприятный, в России конца двадцатого века его бы назвали спесивым, зарвавшимся новым русским. От него даже жена, Екатерина Александровна, в итоге ушла, а после ещё и судилась с ним за наследство. Впрочем, это уже их личное дело.

Да, произвол некоторых государственных мужей частенько в России дела тормозил, вот и сегодня Сидоров начал встречу с рассказа об очередных запретах российских чиновников. В частности, властей своего родного города Архангельска. Причём обращался он почему-то напрямую ко мне:

— Баженина-Латкина, правнучка знаменитого рода Бажениных, которым Пётр Великий доверил строительство первых государственных судов на Севере, в этом году, «желая почтить» двухсотлетний юбилей знаменитого предка, «просила позволения построить на собственные средства корабль в Соломбальской верфи и затем продолжать постройку кораблей и впредь». Увы, она не получила на то позволения властей предержащих, и благородную затею пришлось оставить37. А ведь без новых судов на Севере и рыболовство постепенно замирает, и китобойное дело. Это ли не злой умысел? Людей на Севере становится всё больше, а провианта — меньше. Так, глядишь, скоро даже рыбу нас заставят возить в Архангельск из центральных губерний.

37Подлинные слова Михаила Константиновича Сидорова (прим. автора).

Ну и фигли он на меня так вопросительно смотрит? Да и все остальные вместе с ним тоже уставились. Ждут именно моего ответа? Их ли я сторонник? Ой, ребята, жизнь, похоже, вас слабо тёрла! Вот больше чем уверен: жандармы за вами уже присматривают, а теперь и ко мне начнут приглядываться. Правда, чего мне бояться или стесняться, всё давно сказано.

— В России горе от ума и гибель от чиновников. Опять пустые закрома, и не найти виновников38.

38Стихи Михаила Александровича Дудина (прим. автора).

— Верно подмечено, Александр. Поэтому я и стараюсь всем поведать о бездействии нашего высшего чиновничества в развитии и должном обустройстве русского Севера и Сибири, а также о наших природных богатствах, что лежат в земле мёртвым грузом и не разрабатываются.

А вот тут я, усмехнувшись, решил высказать своё видение ситуации:

— С последним не вполне согласен. Знаете, была бы моя воля, я вас, Михаил Константинович, закрыл бы где-нибудь и не выпускал.

— Почему? — искренне удивился Сидоров.

— А чтобы вы о наших природных богатствах иностранцам не рассказывали. — Видя недоумение слушателей, я продолжил: — Ископаемые надо добывать самим, также самим их перерабатывать и продавать в другие страны уже готовую продукцию. Заметьте, дорогую, высокотехнологичную продукцию, а не дешёвоё сырьё.

— Кто же у нас будет, как вы говорите, перерабатывать? — подал голос какой-то разночинец.

— Да хотя бы я. Впрочем, сибирскими металлами я тоже торговать намерен.

Господа с недоумением переглянулись, а Сидоров поинтересовался:

— И какими же сибирскими металлами вы в Европе торговать собираетесь?

— Пока в основном свинцом и медью.

— Но в Енисейской губернии ни свинца, ни меди и нет почти! — воскликнул Сидоров.

— Будут.

Тут, похоже, завис уже и Михаил Константинович, поэтому я сразу постарался внести ясность:

— Есть у меня сведения об их наличии, и этим летом на поиски руд выходят организованные мною экспедиции.

О-о… что тут началось! Такие дебаты пошли, просто раскрывай уши и записывай, разумеется если тебе нужна информация о богатствах Сибири или компромат на наше высшее чиновничество. Взятки — дело привычное, но ведь и всё остальное у нас частенько идёт не так, как в европейских странах. Оказывается, даже льготами, предоставленными правительством, наши промышленники в полной мере распоряжаться не могут, а в правительстве тем временем жалуются, что Сибирь готова насыщать весь мир полезными ископаемыми как минимум тысячу лет и никто из промышленников о том не озабочен.

Ох, блин, на романтиков я нарвался. В Сибири с купцами постоянно конкретные вещи обсуждал, а тут какие-то фантазии насчёт бюджетных дотаций высказываются. Ребята, очнитесь, опираться надо в первую очередь на свои деньги и лишь потом о бюджетных думать. Хотя, конечно, наше правительство могло бы промышленникам и побольше субсидий и кредитов выделять.

Через полчаса мы опять свернули на северную тему.

— А я полагаю, что всё пошло от Карла Бэра39: это он назвал Карское море «ледяным погребом России», и это обозначение надолго утвердилось в представлении наших ученых, представителей власти и обывателей, — вещал какой-то архангельский купец, его имя вылетело из моей памяти. — От этого все проблемы и нежелание чиновников Севером заниматься.

— Однако западники так не считают, им в радость наш «ледяной погреб» захапать. Уж они-то найдут, как его богатствами распорядиться.

— Правильно!

39Карл Бэр (1792–1876) — российский естествоиспытатель, академик Императорской академии наук, один из основателей Русского географического общества.

Постепенно у меня сложилось мнение обо всех присутствующих здесь господах. Ну… на мой попаданческий взгляд, их можно охарактеризовать как либералов и патриотов всех мастей вперемешку. Причём либералов большинство; одного, судя по его громким заявлениям, следует вообще либералиссимусом обозвать. Что интересно, Сидоров и его сторонники убеждены в существовании международного заговора, или, как нынче говорят, интриги, направленной на отторжение от России Северного края, а может быть, и всей Сибири.

Ха, ну хоть в этом-то господа не ошибаются. Будь Российская империя послабее, давно бы уже и Сибири, и Северных областей лишилась, а также Белоруссии, Малороссии, Новороссии, Крыма, Кавказа, Прибалтики и Средней Азии. Европейцы всё бы обкорнали. Если бы могли.

М-да, только вот чего от меня-то господа хотят? Ведь беседа явно идёт в одни ворота, то есть в мои. Со мной они больше общаются, чем меж собой. Не, в принципе, мне понятно: появился новый человек, взгляды которого по многим позициям совпадают с их взглядами, и всем хочется с ним поболтать, но меня не оставляет ощущение, что не в целях одной болтовни мы встретились. Предчувствия меня не обманули, но подошли мы к главному лишь в конце встречи, когда уже две трети собравшихся разъехались. И начал разговор, конечно, Сидоров.

— Александр, вы в последнее время близко общаетесь с его императорским высочеством великим князем Константином Николаевичем и его семейством. Нет ли у вас возможности поспособствовать развитию кораблестроения на Севере, а именно в Архангельске? Вы, я вижу, понимаете, что дело там аховое.

— Поверьте, Михаил Константинович, я и сам об этом думал и при встрече постараюсь донести до его императорского высочества всю подноготную этой проблемы и дальнейшие нерадужные перспективы развития Севера, но в том, что меня послушают, я совершенно не уверен.

Сидоров кивнул, принимая мои слова, и с грустью добавил:

— Вы, главное, донесите, а там уж как бог даст.

Эта его фраза при расставании навела меня на мысль, что пора более активно вмешиваться в реалии моей второй жизни. Промышленность — это одно, но стоит и о политике подумать. А что, несколько моих высказываний уже привели к ускорению строительства железных дорог в сторону Востока, опять же, Восточный Туркестан моими чаяниями может российским стать. Так почему не продолжить в том же духе? Сейчас ещё Франко-прусская война начнётся, и к моим «предсказаниям» начнут прислушиваться ещё внимательнее. Этим следует воспользоваться.

Хм… решено: составляем список необходимых информационных вбросов и планы по их реализации — кому, когда и что сказать надо.

И опять на меня навалились дела.

— Александр Владимирович, прибыл наконец-то мазут, который в феврале заказывали. Его проверку будете проводить вы или техотдел?

— Подключай техотдел, я потом к ним зайду, посмотрю, как работа идёт.

Приятное известие, чёрт возьми, давно этот мазут ждём. Правда, это не мазут в понимании начала двадцать первого века, а просто разнообразные отходы нынешней нефтеперегонки. Ещё немного, и у нас возникла бы напряжёнка со смазочными маслами для станков. Зимой я скупил в городе весь мазут, что смог найти, и даже американскую нефть закупил. В Петербурге сейчас имеется только американская нефть, наша сюда не завозится — невыгодно. Да, вот такой казус: американская нефть, доставленная из-за океана, в столице вне конкуренции, а ту, что в Баку добывают, дальше Москвы и не везут. Кстати, и керосин в Питере тоже в основном американский. Ещё один пунктик мне на заметку для импортозамещения.

А начал я покупать нефтепродукты потому, что современная станочная смазка никуда не годится. Жуткая смесь конопляного, льняного и прочих растительных масел для нормальной работы не подходит. В Красноярске с таким положением дел приходилось мириться, а здесь-то зачем? Поэтому решил я свою смазку изготавливать, небольшое количество нефти и мазута я и сам переработать смогу. Хотя это, конечно, чревато последствиями, на перегонку нефти надо разрешение выкупать. Но к чему мне лишние траты, я ведь не керосиновый завод строить собираюсь, а маленький цех, который и работать-то будет непостоянно.

В общем, порасспросил я знающих людей, и оказалось всё не так уж и страшно; главное — не продавать то, что производишь. Начнёшь продавать — засветишься перед госорганами, а будешь употреблять на своём предприятии, никто о том и не узнает. В барачном городке, подальше от чужих любопытных глаз, я поставил сарай и установил в нём оборудование, причём не обычный перегонный куб, что сейчас в России повсеместно используют, а полноценную ректификационную колонну.

Вообще-то, тут следует уточнить: некие подобия ректификационных колонн в данное время уже имеются, но применяют их только на винокуренных заводах для производства высокоградусного спирта, а в нефтеперегонке оборудование до сих пор довольно-таки убогое, там стараются один керосин гнать (это я о России говорю, о других странах мне пока трудно судить). Ничего не поделаешь, спросом нынче пользуется лишь керосин (который в продаже называют и осветительным маслом, и фотогеном, и фотонафтилем), вот его и гонят. Ещё некоторые из нефти парафин извлекают, но это уже экзотика.

А вот в Америке, по моим данным, минеральные масла в быту уже минимум пять лет применяют. Их масло в Петербурге тоже продаётся, и, как я понял, даже Европа американские масла закупает, хотя и свои производит, но там их по большей части из каменного угля гонят. А нам американские масла, я посчитал, закупать смысла нет: дорогие они, однако, проще изготавливать самим, поэтому и занялся этим делом.

Ну а что, современный российский мазут — это же кладезь всего нужного для производства. Наши нефтеперегонные заводы разделяют нефть на бензин (в понимании человека из будущего, это смесь легроина и бензина), керосин (блин, тоже часто смесь) и мазут (там все остатки: и мазут, и гудрон, и даже асфальты). Керосин идёт на продажу, а бензин и мазут сжигают, причём бензин обычно сразу после перегона нефти — не нашли пока ему применения, — а мазут используют как топливо для котельных.

В зависимости от производителя состав бензина, керосина и мазута сильно колеблется, никаких стандартов нет и в помине. Этим я и пользуюсь: получаю из мазута отличное минеральное масло, ну и ещё кое-что для химического производства. Оставшееся от перегонки отправляю в котельные, на обогрев, и в машинный цех, для паровиков. Это, между прочим, моё ноу-хау. После двухмесячных мучений мне удалось сделать форсунку для сжигания в паровиках нефти и нефтяных остатков, а также насосную систему к ней. Я уже и патентами на форсунку озаботился.

Нефтяные остатки как топливо очень выгодны: в Питере они при той же производительности примерно в два-три раза дешевле каменного угля и дров, а для низовий Волги и Каспийского моря и вовсе раз в пять дешевле. В Баку мазут можно и бесплатно взять, там некоторые керосиновые заводы не знают, как от него избавиться (много его, и мало кому он нужен). В связи с этим я в ближайшем будущем хочу для регионов Волги и Кавказа наладить производство паровых судовых котлов, работающих на мазуте. И путиловскому заводу это на пользу пойдёт, и волжским пароходным компаниям.

Пятого мая мы без помпы, чисто в рабочем порядке запустили первый цех спичечного завода, дальше будем постепенно наращивать производство. Но даже сейчас наш первый цех смотрится больше, чем многие спичечные фабрики в Петербургской губернии. По последним данным, в прошлом году в губернии работало восемь маленьких спичечных фабрик и персонала в них было всего сто четырнадцать рабочих. Продукции они произвели за год в общей сложности меньше чем на двадцать пять тысяч рублей, а один только наш первый цех будет выдавать тысяч на семь.

В своей работе мы собираемся ориентироваться на шведские заводы, то есть на крупные производства. Например, такие, как спичечный завод в Иенкепинге (Ionkoping), который в прошлом году произвёл семьдесят семь миллионов коробок спичек. Вот и мы за два года хотим шесть цехов отстроить, а потом оценим возможности дальнейшего расширения. Не одному Петербургу спички нужны, следующий завод придётся или в Москве или в Нижнем Новгороде ставить.

— Александр, а вам фант на новую песню.

Как-то так получилось, что за весну мы близко сошлись с баронессой Екатериной Павловной Кошелевой. До постели дело пока не дошло, но в общении наступил переломный момент: меня перестали шпынять, как мальчика, и подкалывать по любому поводу. Тешу себя надеждой, что мою персону стали воспринимать как неглупого мужчину, который, если потребуется, всегда может дать словесный отпор.

А ещё я подобрал ключик к злости кисы и, как только на меня начинался наезд, его использовал — пел очередную песню на английском. О-о-о, англичан она просто ненавидит и в такие моменты сверкает глазками будьте-нате. Да что там сверкает, она иногда ими молнии мечет. В общем, мне понравилось её так дразнить. Пару месяцев мы «бодались», и наконец она поняла простую истину: меня позлит — сама же потом злиться будет.

Финальным аккордом стал выезд компании, которую собрала баронесса, за город на пикник. Человек двадцать пять нас было, и там, на природе, какой-то француз вздумал почитать стихи на русском, при этом безбожно коверкая слова. Но читал он, правда, с воодушевлением и ещё сказал, что стихи написал вот так с ходу, вдохновившись весенней русской природой.

Не знаю уж, то ли Екатерина Павловна заметила, как я несколько раз поморщился во время пафосного чтения, то ли мой скептический вид ей не понравился; или её возмутило, что я в конце вяло в ладоши похлопал, но через пару минут меня с ехидством спросили:

— Александр, а вы можете вдохновиться весенней природой и сочинить, как месье Грегуар, хотя бы четыре строчки?

А у меня, ещё когда француз свой опус декламировал, всплыли в памяти стихи знаменитого пародиста советских времён Александра Иванова, и я уточнил:

— Именно так, как месье Грегуар?

— Да.

— Так смогу.

Встал в позу и выдал:

В худой котомк поклав ржаное хлебо,

Я ухожу туда, где птичья звон.

И вижу над собою синий небо,

Косматый облак и высокий крон.

Зеленый травк ложится под ногами,

И сам к бумаге тянется рука.

И я шепчу дрожащие губами:

«Велик могучим русский языка!»

Вспомнил я не всю пародию, но и того, что вспомнилось, хватило — смысл издёвки поняли многие. Кто-то из собравшихся улыбался, кто-то смотрел с недоумением. А вот месье Грегуар ничего не понял и первым захлопал, к нему присоединились остальные. Больше всех хлопал Никола и лыбился, паразит, во все тридцать два зуба, а Кошелева, судя по взгляду, готова была меня убить, но всё же сдержалась, два раза хлопнула в ладошки и бросила всего одно словечко: «Забавно».

После уж она немного успокоилась и подошла ко мне.

— Александр, вы хоть понимаете, что это подло?

— Нет, не понимаю. А в чём подлость?

— В том, что вы выставили месье Грегуара на посмешище.

— Тут вы заблуждаетесь: на посмешище он выставил себя сам. Вы, полагаю, не слышали, как месье Грегуар, когда мы приехали, посмеялся над французским произношением поручика Пинского и посоветовал ему ещё поучиться.

— Нет, этого я не слышала, — смутилась Екатерина Павловна.

— А там, представьте себе, чуть до дуэли дело не дошло, еле замяли конфликт. И после этого месье Грегуар имеет наглость сочинять свои вирши на паршивом русском, да ещё и читает их во всеуслышание.

Баронесса задумчиво посмотрела в сторону проштрафившегося француза и, не поворачиваясь ко мне, тихо произнесла:

— И всё же вы могли бы быть более благородным, сочиняя стихи. Не нужно следовать дурным примерам.

— Ну, признаюсь, я так и хотел поступить, но вы попросили сочинить ИМЕННО ТАК, как месье Грегуар.

Екатерина Павловна с удивлением взглянула на меня, потом до неё дошёл смысл моих слов, и она слегка покраснела, опустив глаза. Ух ты, киса покраснела! Да разве такое бывает в природе? Сколько её знаю, она не краснела ни при каких обстоятельствах, даже когда злилась, и то бледнела. Вот честно, я потрясён.

А далее она вообще убила своей фразой:

— Да, это моя вина, я высказалась неосторожно. Прошу меня простить.

Баронесса до сего момента никогда не признавала свою вину и не извинялась. Никогда и ни перед кем. По крайней мере, ни я, ни тот же Никола о таких случаях не слышали. Даже если все окружающие говорили, что она не права, Кошелеву было не переубедить.

Блин, да что же это на свете деется? Мне уже страшно становится, что дальше-то будет. Какие ещё изменения в поведении у неё могут возникнуть? Неужели киса, невзирая на присутствие окружающих, прямо сейчас упадёт в мои объятия с криком: «Я вся твоя!»?

К сожалению, подростковая фантазия, промелькнувшая тогда в моей голове, не осуществилась, но зато с того пикника у нас наладились взаимоотношения. М-да… осталось только перевести их в горизонтальную плоскость. Но тут пока подвижек нет. Ха, «уж я к ней и так и этак, со словами и без слов», а она моих намёков в упор не замечает. Однако отчаиваться, как какой-нибудь юнец, я не собираюсь, со временем возьмём и эту крепость. Всё-таки опыт в таких «баталиях» у меня имеется.

— Так, господа казаки, собрал я вас сегодня потому, что хочу сообщить приятную новость: заканчивается ваш испытательный срок и завтра вы становитесь полноправными сотрудниками охраны.

Казаки весело переглянулись и дружно гаркнули:

— Рады стараться!

— Это хорошо, что рады. Значит, служить у нас вам нравится.

На это за всех ответил Фёдор Егоров, старший из братьев:

— Так точно, командир.

— Ну что ж, тогда нам надо обсудить, кто на каких должностях служить будет.

За последние месяцы казаки полностью втянулись в жёсткий режим занятий и тренировок; как там в одном анекдоте говорится: скрипели, но терпели. Физподготовка у них и раньше на уровне была, теперь ещё лучше стала. Про навыки рукопашного и сабельного боя я вообще молчу, в этом они на голову выше бизонов. Единственное, в чём их пришлось усиленно подтягивать, — это стрельба. Тут уж постарался я, и хоть дело это не такое быстрое, бизоны казаков в стрельбе здорово опережают, но прогресс налицо.

В общем, оценив все моменты, я решил, что казаки готовы стать полноправными охранниками. Причём меня порадовало, что к службе ребята относятся серьёзно и ответственно, гонора ни перед кем за прошедшее время не выказывали, никого не задевали, даже наоборот: тем же бизонам во многом помогали. Опыта у уральцев побольше, чем у красноярцев, всё-таки они старше.

Самые молодые, Михаил и Никита Егоровы, а также их приятель Иван Гаршин успели курс молодого казака пройти и из приготовительного40 разряда выйти, что уж о других говорить. Павел Егоров — двадцати трёх лет, успел повоевать, но недолго: получил ранение после полугода службы и отправился домой выздоравливать. Дольше всех на службе находился старший из братьев, Фёдор, — он почти четыре года эту лямку тянул, и в боях участвовать ему доводилось. Кстати, мой старший охранник, Василий Егоров, даже больше Фёдора повоевал, хотя и младше его на год.

Так что есть чему бизонам у них поучиться, и не только в сабельном и рукопашном деле, но и в некоторых бытовых вещах. Правда, если бы не обстоятельства, я бы ещё месяцок не менял их статус, но… одна проблемка заставляет ускориться.

40Казаки делились на разряды: приготовительный — возраст от 19 лет до 21 года, строевой — возраст от 21 года до 33 лет, запасной — возраст от 33 до 38 лет и отставной — возраст старше 38 лет.

— Фёдор, как я помню, тебе удалось даже в Грузии послужить.

— Так точно, полгода. Как я уже рассказывал, это случайно вышло. На западе Грузии три месяца с отрядом на границе простоял, ещё три в Поти.

— И чем запомнился город Поти?

— Лягушками.

Казаки, услышав такой ответ, с удивлением на него уставились, я тоже.

— Чем?

— Лягушками, — нисколько не смущаясь, повторил Фёдор. — Там вокруг города заболоченных мест много, вот они и квакают не переставая.

— Ха, ясно. Ну а в местных реалиях разбираешься? Ну в смысле как там народ живёт, чем занимается, какую торговлю ведёт?

— Не скажу, что очень хорошо, но, в общем-то, разбираюсь.

— Я к чему всё это спрашиваю: мне необходимо в ближайшее время послать туда экспедицию с целью геологической разведки. Сторонних людей для охраны экспедиции я привлекать не желаю, поэтому спрошу прямо: не хочешь ли ты старшим на юг поехать?

Теперь с удивлением все стали смотреть на меня.

— Одному отправляться? Или…

— С собой можешь взять кого-нибудь из молодых, кто согласится поехать. — Я бросил взгляд на его младших братьев. — И ещё троих сибиряков возьмёшь, этих сам отбирай, желательно, чтоб стрелки были хорошие. Охранять вам придётся двух человек: моего приказчика, тоже из сибиряков, и горного инженера.

— Когда ехать?

— Через две недели.

— Срок исполнения?

— По обстоятельствам. Есть надежда, что в начале осени вернётесь обратно, ну а если не получится, то следующим летом. Года через два организуем в Грузии постоянную базу, поэтому нужно сразу присматривать место для её размещения.

— Надолго организуем базу?

— На всю оставшуюся жизнь.

— Цель?

— Охрана и надзор за рудниками.

— Кто всем руководить будет?

— Начальник экспедиции — мой приказчик, но в случае какой-либо угрозы всё руководство переходит к старшему охраны. В дороге также основная ответственность на старшем охраны. Его задача — довезти людей и оборудование в целости и сохранности до точки назначения.

— Я согласен.

Фу-у… груз с плеч. Если бы Фёдор отказался, пришлось бы Василия в Грузию посылать, а мне этого очень не хочется делать. Василий нужен здесь. Впрочем, я надеялся на такой исход. Дело в том, что от Василия я узнал одну интересную новость: оказывается, у Фёдора в Грузии любовь приключилась, и не совсем удачная. Девушке он понравился, а её родителям — нет. Богатая грузинская семья не посчитала его ровней.

Между прочим, именно поэтому Фёдор, придя со службы, не смог остепениться и, как только братья пришли к нему с предложением махнуть в Петербург, сразу же согласился. И вот теперь я делаю предложение, от которого ему трудно отказаться. После отъезда из Грузии и года не прошло, любовь в крови ещё кипит, и тут такой шанс предстать перед семьёй своей любимой девушки в новом статусе — большого начальника.

Как у него там со сватовством дело сложится, не знаю, но я со своей стороны постараюсь, чтобы Фёдор в этот раз выглядел солидным человеком с большими перспективами.