Глава 5

В середине февраля Нико́ла опять вытащил меня на бал. Уж как я ни отбрыкивался, но этот балбес всё же умудрился уговорить. Да и то лишь потому, что я и сам понял: пора развлечься, а то две недели пахоты на заводах слишком уж утомили. Тем более, производственный процесс я наладил, красноярцы в работу втянулись, и моё постоянное присутствие там уже не требуется. Путилов, заглянув к нам через неделю после прихода каравана, долго осматривал наши станки, наблюдал за работой, хмыкал, крутил головой в удивлении и остался всем чрезвычайно доволен.

А фигли — всё чистенько, аккуратненько (то есть не так, как у него в цехах), каждый рабочий при деле. Всё стрекочет в своём ритме, приятном слуху человека, знающего толк в больших производствах. Мне кажется, я Николая Ивановича даже в какой-то мере огорчил — своим умением чётко спланировать и организовать большое дело. Он, когда уходил, с грустью признался, что как ни работай, а молодёжь всё равно впереди будет.


Механический цех путиловского завода я разбил на две равные части, причём разбил вдоль и даже заборчик разграничительный поставил, чтобы народ не отвлекался на происходящее в соседней половине. Одна часть будет станочная, а во второй мы организуем сборку паровиков, локомобилей и паровозов. Работает, правда, пока только станочная часть, с паровиками и паровозами мы разбираться станем чуть позже. Но что сделано, то сделано безукоризненно. Станки расставлены ровными рядами, и стоят они для снижения ненужных вибраций на мощных гранитных основаниях, которые были завезены и вкопаны заранее. При этом половина станков уже вовсю пашет, и два паровика бодро вращают всю эту машинерию через передаточные валы. В общем, работа началась.

А в литейке на «Аркадии» продолжается расширение. Нанятые строители успели снести одну стенку и построить три новые, увеличив площадь литейки почти в четыре раза, но к укладке крыши они ещё не приступали. Впрочем, прибывшие красноярцы не обращают на это внимания и уже занялись плавками в старой части литейки. М-да… оборудовать там ещё многое предстоит, но всё же основная забота у нас нынче не строительство, а найм новых работников, их подготовка и обучение.

Николай Иванович по моей просьбе ещё в середине января разместил в газетах объявления об открывающихся вакансиях на путиловском заводе и заводе «Аркадия», но найм, к моему удивлению, идёт вяло. Опытных работников к нам за месяц всего двадцать пять человек пришло, и это в основном литейщики, токарей и фрезеровщиков всего девять. Много разнорабочих, но они-то как раз нам не особо нужны. Принимаем, конечно, и их, с целью дальнейшего обучения, но стараемся выбирать людей поумнее.

Иногда такие дуболомы приходят, просто жуть, двух слов связать не могут. И ладно бы они перед начальством робели, не-ет, первоначальный отбор и приём более-менее умных у меня ребята из бизонов проводят. Парни они языкастые, любого разговорить способны, но, бывает, и им не удаётся ничего понять. Вообще, отсталость и безграмотность народа меня сильно огорчают, не такого я от столицы ожидал.

Да, понимаю, здесь много пришлых крестьян, и если работяги, проживающие в городе, хоть как-то о цивилизацию «потёрлись», то крестьяне с ней и рядом не ночевали. Причём даже крестьяне, несколько лет проработавшие на других питерских заводах, так называемые слободские (живут в заводских слобо́дках), часто ни умом, ни навыками не блещут. Правильно городские о них говорят: из деревни вышли, до города не дошли. Короче, с наймом дела у нас идут медленно и печально.

Да, блин, такова жизнь, и с создавшимся положением приходится мириться. А раз уж я назначил себя прорабом стройки имени светлого будущего, то мириться мне с этим придётся ещё долго.


— Алекс, ты опять в облаках витаешь? Признавайся: новую песню сочиняешь или заводские дела планируешь?

Мы с Нико́лой стояли у стенки бального зала, отдыхая от танцев, и я, похоже, опять отвлёкся от происходящего вокруг. Князь бросил взгляд на зал, и его улыбка завяла.

— Чёрт! Кажется, нас сейчас начнут донимать две столичные курицы.

Курицами оказались две сестры лет двадцати и до сих пор незамужние; насколько я успел понять, дочки какого-то высокого чина из министерства государственных имуществ. Девицы не слишком умные, но княжеского рода и при этом назойливые. Пришли они не одни: вслед за ними шествовала тётка с недовольным видом. Девушки на балах сами по себе гулять не могут, только под присмотром старших родственников. Не знаю уж, кем эта хмурая тётя им приходится, но она к нам не подошла, остановилась чуть в стороне и изредка посматривала в нашу сторону, не препятствуя беседе.

Проигнорировать девиц мы с князем не могли. Вот если бы в ближайшие минуты начинался танец, тогда да, извинились бы и под этим благовидным предлогом ушли, но сейчас будет перерыв минут на двадцать, так что деться нам некуда, придётся их развлекать. Этикет, едрить его! Кстати, в такой ситуации даже императору трудно избавиться от пустопорожних болтушек. Да-да, и самодержец всероссийский, бывает, слушает на балах дамскую ахинею и терпит её из последних сил. Вот и мы стояли и терпели минут десять, изредка поддакивая и давая пояснения.

— А у нас папенькин управляющий недавно был в Сибири, и он говорит, что там на медведях землю пашут. Александр, что вы об этом можете сказать?

Нико́ла удивлённо на меня посмотрел, и в глазах его читался вопрос: что, правда? Ха, а ведь действительно правда, мне о таком методе вспашки дед Ходок рассказывал.

— Как ни странно это звучит, но да… пашут. Конечно, редко такое бывает, и то у самых дремучих старожилов. Да, впрочем, и пропахать-то на медведе нужно лишь первую борозду, так сказать для хороших урожаев и плодородия земли в целом.

— И что, они ловят медведей каждый раз, когда наступает пахота? А как крестьяне умудряются этих огромных зверей запрягать? — затараторили девицы, перебивая друг друга.


О-о… мать моя женщина! Разговариваем всего ничего, но сестрёнки достали уже по самое не могу.

— Да никто огромных зверей не запрягает. Вы видели, какие у цыган медведи пляшут? Во-от, молодые у них мишки. И тут так же. Сибиряки берут недавно родившегося медвежонка, обычно после смерти медведицы, потом год или два его выкармливают, а по весне используют для вспашки первой борозды и, представьте себе, отпускают. А если не уходит, то и на следующий год его к пахоте привлекают. Ну и так далее, пока зверь не взбрыкнёт.

— Как интересно! А о какой самой необычной охоте в Сибири вы наслышаны? Нам бы хотелось порадовать папеньку новым рассказом.

Я посмотрел на Нико́лу как на последнюю надежду, но он лишь глаза закатил. Вот чёрт! А ведь до танцев нам ещё страдать и страдать, выслушивая разнообразную дамскую чепуху. Ладно, расскажу я вам, девушки, занятную сказочку, чтоб вы наконец-то отвяли. Только не обижайтесь.

— Знавал я охотника, который на зайцев вообще с одной махоркой ходил.

— Как это?

— Да брал с собой пачку махорки и два мешка. Отыскивал полянку, где ушастые любят резвиться, и там на каком-нибудь пеньке рассыпал махорку. А зайцы ведь жутко любопытные, стоит отойти и за деревом в сторонке минут пятнадцать-двадцать постоять — они уже тут как тут. Подбираются к пеньку и принюхиваются, мол, чего это там такого интересного охотник насыпал. Ну и, разумеется, от табака, попавшего в нос, зайцы начинают безостановочно чихать, в этот момент их можно спокойно брать за уши и засовывать в мешок.

В начале моего рассказа Нико́ла смотрел на меня с недоумением, потом пытался изо всех сил подавить улыбку, а как дамы умчались к папеньке, тут же разразился безудержным смехом.

— Вот чего ты ржёшь? Как ещё мы могли от них избавиться? — попытался я привести его в чувство.

На что он, всхлипывая и отмахиваясь от меня рукой, ответил:

— Алекс, нам надо бежать, и чем быстрее, тем лучше. Девушки сейчас найдут папеньку, и он обязательно захочет посмотреть на шутника, придумавшего столь оригинальную байку. Ты хочешь, чтобы тебе внушение сделали? Нет? Вот и я о том же.

И да, мы сбежали с этого «поля боя».


А на выходе мы столкнулись с баронессой Кошелевой, которая почему-то припозднилась. Хотя это, наверно, для меня поздно, я-то ночью обычно сплю, а для неё всё ещё впереди, до утра вагон времени. Мы чинно поздоровались, а дальше слово за слово, и опять пошла пикировка. Причём меня неприятно поразило, что киса обо мне слишком уж много знает — и о делах производственных она осведомлена, и о моей жизни в целом. Ей даже известно о займах, что я взял под залог дома и усадьбы.

Общается с евреями-кредиторами? Ну, положим, свой питерский дом я давно заложил, но по усадьбе-то мы с Розенбергом Антоном Ивановичем совсем недавно договорились. Мне дано двести десять тысяч, опять, как и под четырёхэтажку, на семь лет под четыре процента годовых. Неужели Антон Иванович «слил» информацию о сделке на сторону? Хм, что-то тут не вяжется. Скорее всего, утечка идёт от нотариусов, оформлявших сделку. И это мне обязательно нужно запомнить; может, когда-нибудь пригодится.


А всё-таки ядовитый язычок у баронессы! Она уже и до моего проживания у графа Ростовцева добралась: по её мнению, в своём доме я не желаю жить потому, что поселил там уйму девиц неопределённого социального положения. И у питерского общества, опять же по её словам, возникает вопрос: уж не для развлечения ли я их всех содержу?

О-о, ещё и намёки на мою скаредность начинаются. Не-ет, чтобы заткнуть этот «фонтан», нужно не оправдываться, а сбивать её с мысли неординарными ответами.


— Напрасно вы так. Деньги меня не волнуют… Совершенно… Они меня успокаивают.

— Вот как! Раз успокаивают, то, полагаю, у вас их очень много, но вы их старательно прячете. Не подскажете, в чём сейчас лучше хранить свои сбережения?

— К моему большому сожалению, не подскажу.

— А в чём храните сбережения вы?

— По большей части в мечтах, — с грустью признался я.

— А не страшно хранить такие богатства одному? Да ещё и в мечтах?


О-о, что это? Киса перешла на откровенный сарказм? И почему она решила, что я один? Ведь знает и о моих будущих родственниках, и о нашей дружбе с Нико́лой. Как-то странно это. И тут мне вспомнился пацан Мишка, весьма вероятно, засевший у меня в подсознании, и я, усмехнувшись в душе, пошутил:

— Я не один. У меня есть я, а нам двоим любые трудности не страшны.

Хм… хотя если считать ещё и Александра Патрушева, то нас, вообще-то, уже трое. Мои слова, кажется, вызвали у баронессы разрыв шаблонов. Пару секунд она не знала, что сказать, и лишь разглядывала меня, но потом собралась с мыслями и обратилась почему-то к Нико́ле:

— Вы правы, князь, он весьма необычен. — А затем, покопавшись в своей маленькой сумочке и найдя там свою визитку, она вновь посмотрела на меня и протянула её мне. — Приглашаю вас посетить мой салон, хотелось бы услышать ваши новые песни.


Развернулась и, не прощаясь, удалилась. Да-а, всё непросто у нас складывается, но визитка — это вроде как уже моя маленькая победа. Какое-то время я пребывал в приподнятом настроении, считая, что своим очарованием смог наконец-то растопить краешек холодного сердца кисы, но Нико́ла быстро опустил меня с небес на землю. Оказывается, по столичным салонам обо мне уже давно расходится слава как о поэте-песеннике. Ох, блин, я и паршивой известности-то не жаждал, а тут уже слава нарисовалась. И в салоне Кошелевой дамы всё чаще спрашивают: где же этот юноша, поющий красивые новые песни? Почему он поёт их где-то там, а не у баронессы? У неё же собираются самые передовые представители столичного искусства.

Да, чёрт возьми, похоже, кису к стенке прижал не я, а местный бомонд, вот она на визитку и расщедрилась. Так что моё очарование в пролёте. М-да… обидно. Ой, да пусть так, но ведь, если бы не мои песни, визитки всё равно не было бы. Поэтому будем считать (для успокоения своего мужского самолюбия), что в этой длительной позиционной войне баронесса потерпела своё первое поражение.


Всё время, пока одевались, искали извозчика и тащились на нём домой, Нико́ла старательно внушал мне мысль, что баронесса Кошелева не тот цветочек, который стоит опылять. Ха, боится парень, что я конкретно западу на кису. В его представлении она слишком коварная женщина: поиграет со мной, как кошка с мышкой, и бросит с разбитым сердцем. И он точно знает, что такие случаи уже бывали. Хм… уж не сам ли князь потоптался по кошелевским граблям?

Потом Нико́ла принялся убеждать меня в пользе разнообразия: мол, зачем ухаживать за одной дамой, когда их полным-полно. Сегодня одна, завтра другая, и незачем на ком-то одном зацикливаться. Он, видите ли, всегда так поступает, и частенько за день не одну и не двух, а гораздо больше дам пользует. Мне под его бурчание даже фраза из одной песенки вспомнилась: «Менял я женщин, вы представьте, как перчатки».

— Ты только пойми, что тебя ждёт! Я вот на ночь после своего двадцатилетия хотел пригласить к себе двадцать дам, таким образом я собирался отпраздновать совершеннолетие11. И если бы не ты и не папа́, который предложил свести близкое знакомство с конногвардейцами, то так бы оно и было.


— Извини, Нико́ла, меня твои детские мечтания не интересуют.

— Почему детские, Алекс? Все интимные отношения с женщинами, чтоб ты знал, относятся ко взрослой жизни.

— Интимные отношения — да, а вот желание прослыть современным Казановой и затащить в постель как можно бо́льшее количество дам — это из детства. Ты увлёкся видимым, но не действенным.


Мы немного поспорили, но переубедить друг друга не смогли. Тогда князь зашёл с другой стороны: зачем неистово влюбляться и портить себе жизнь, проще любовь купить. Это намного безопаснее для душевного состояния. Надо лишь выбрать красивую фигурку или приятный характер. Ну… что сильнее привлекает: внутренний мир или внешний облик.

— Купить можно любую женщину, разница лишь в том, заплатишь ты ей пять рублей или пять тысяч12.

— А-а… ясно. Не все женские характеры тебе ещё встречались.

Такое моё заключение его реально возмутило.

— Алекс, я столько женщин повидал, сколько тебе и не снилось. Ни одна не устояла перед моим предложением.

— Ну, может быть, ты их так достаёшь своими ухаживаниями, что им проще один раз тебе отдаться, чем отказывать постоянно. Ну правда, полежи дама под тобой холодным бревном всего пару минут, и вся твоя страсть растворится, будто её и не было. И вот дама снова свободна и счастлива.

Хм… кажется, мне удалось Нико́лу обидеть. Вон как сел, нахохлившись, в мою сторону больше и не смотрит. М-да, неудачно я пошутил. Он волновался, как бы мне не вляпаться в юношеские любовные страдания, приводил себя в пример, мол, живи так же просто, а я его фейсом об тейбл. Да ещё по ходу дела осмеял его природное обаяние.

— Ладно, Нико́ла, извини за злую шутку. А вообще, странно, в кои-то веки моя шутка тебе не понравилась.

Князь бросил на меня мимолётный взгляд и хмыкнул, а я продолжил заглаживать конфликт:

— Я понимаю, ты стараешься меня предостеречь, но, поверь, попадать под влияние баронессы Кошелевой я и сам не намерен. Один умный человек как-то сказал: «Можно быть у ног женщины. У её колен… Но только не в её руках». Я с этим высказыванием полностью согласен. Так что не волнуйся, прорвёмся.

— Хорошее высказывание, — задумчиво произнёс Нико́ла и, улыбнувшись, добавил: — Не то что твои шутки.


А на следующий день производственные дела навалились на меня с удвоенной силой. С утра мы со старшиной артели каменщиков разграничивали недавно приобретённую территорию под цеха косметической фабрики. Каждую сажень старательно выверяли и вбивали колышки, всё согласно составленному мною плану, а не как некоторые до сих пор в России строят: от белой коровы на кривую березу и от той березы на собачий лай.

Потом посмотрели, как идут работы по закладке фундамента спичечной фабрики — её мы на общем собрании компаньонов решили первой возводить, поэтому территорию под неё разбили ещё полмесяца назад и сразу начали раскопки под фундамент и его закладку. Хорошо, что в столице строители уже научились зимой здания строить.

Потребность в косметике у нас пока маленькая, вполне хватает и того, что девушки в химлаборатории старшего Патрушева готовят. А спички пользуются большим спросом, на них деньги заработать можно быстро. Рынок проглотит любые объёмы произведённой продукции. Сколько ни сделай, всё возьмут.

В Питере три спичечные фабрики, в губернии ещё несколько имеется, и все они постоянно наращивают выпуск спичек. При этом, насколько знаю, все производители просто купаются в прибыли. И это производители наши, российские, у которых продукция небезопасная — ядовитая. А ведь есть ещё и поставщики заграничных, безопасных спичек. У них дела в гору ещё круче идут. Нам можно на первых порах даже цену выставлять лишь чуть-чуть ниже, чем у западников, а потом постепенно её снижать, перебивая западные поставки.

Кстати, в Финляндии, оказывается, в прошлом году открылась фабрика, выпускающая безопасные спички. Можно сказать, она наш прямой конкурент, ведь её продукция, в отличие от заграничной, поставляется в Россию без акцизных сборов. Мало того, фабрика обладает монополией на производство безопасных спичек в Финляндии, то есть нам свои спички там будет не продать, а они у нас свои продавать могут.

Ха, а может, и нам стоит испросить монопольное право на продажу безопасных спичек на всей территории Российской империи? Вот будет хохма, если его дадут. А что, чем чёрт не шутит? Пожалуй, нужно спросить об этом графа Ростовцева. Он у нас отвечает за все юридические вопросы наших предприятий, вот пусть и попробует протолкнуть это предложение. Монополия, даже на пару лет, — это ж золотое дно.


Закончив дела со строителями, я заехал на путиловский завод пообедать, благо у нас теперь всё рядом. А после обеда в конторе Путилова мне довелось познакомиться с весьма интересным человеком — лейтенантом Барановым Николаем Михайловичем. В прошлом году Путилов выполнял заказ военного ведомства на переделку десяти тысяч дульнозарядных пехотных винтовок в винтовки казнозарядные, с затвором системы Баранова. Вот при выполнении этого заказа они и познакомились.

Конечно, барановский затвор, на мой просвещённый взгляд, отсталость ещё та, да и не совсем он барановский, это какая-то переделка затвора Альбини под нужды нашего военного ведомства. Впрочем, это неважно, старое в новое переделывали почти все изобретатели оружия. Рычажок какой-нибудь заковыристый к старой схеме приспособили, пружинку добавили или винтик для удобства — и новая система готова. Серьёзных прорывов в конструкторской мысли за всю историю было не так уж и много.

Николай Михайлович прибыл в Петербург недавно; как я понял, с целью отчитаться перед командованием о своей деятельности в Европе. Что он там делал, осталось для нас с Николаем Ивановичем секретом, и это, по сути, правильно, не надо посторонним людям знать лишнего о заграничной деятельности российских военных агентов. Но о тенденциях, существующих сейчас в европейском производственном мире, он нам рассказал.

Интересовали его и наши успехи в оружейном деле. Неделю назад я наконец-то получил долгожданное разрешение на производство револьверов, а также охотничьих ружей и небольших двухзарядных пистолетов — так называемых дерринджеров. Мужская половина клана Ростовцевых пообещала мне пробить разрешение, и своё обещание выполнила, ничего у меня за это не попросив. За что я им очень признателен. Отдарюсь как-нибудь своими изделиями.

Баранову, правда, кроме моего револьвера, нам показать было нечего, но и то, что мне удалось изготовить в Красноярске, его впечатлило: лейтенант не ожидал увидеть такое качество исполнения у российских производителей, тем более в далёкой Сибири. А станки, доставленные на путиловский завод из Красноярска, его даже восхитили. Он уже второй человек, который говорит, что за границей таких совершенных станков нет. Ха… то ли ещё будет.


Мы рассказали и о нашем желании заняться изготовлением цельнометаллических патронов, на что он уведомил нас о проблемах, имеющихся сейчас в Европе с производством станков для вытяжки гильз. Если станем заказывать их там этим летом, выйдет дорого и ждать станки придётся долго. Ну, в данном вопросе я, слава богу, уже успел убедить партнёра, что это не наш путь развития.

— Нет, Николай Михайлович, станки мы сделаем сами, — с гордостью заявил Путилов.

На что Баранов искренне удивился и попытался нас предостеречь:

— Помилуйте, да как же сами-то? Это ведь не обычный токарный или шарошечный13 станок, это сложная махина, состоящая из множества станков. Гильзы изготавливаются в несколько производственных этапов. Николай Иванович, дорогой, пытаясь создать то, чего и в Европе-то не все видели, вы лишь зря потратите время и деньги, поверьте мне на слово. Импорт — нынче единственный выход, если вы желаете получить наисовременнейшую технику.

Что-то от слов Баранова щелкнуло у меня в мозгу, и мне ясно представилось выражение, прочитанное когда-то ещё в той жизни, и я его не раздумывая выложил:

— Импортируя даже наисовременнейшую технику, нельзя добиться преимущества в развитии промышленности. Технику необходимо производить свою, при этом постоянно улучшая её.

М-да, после настоек Софы память иногда делает такие вот выверты. Причём, что примечательно, запоминать новое я стал в разы лучше. Мне, конечно, и раньше на память было грех жаловаться, но в последнее время, под влиянием экспериментов Софьи Марковны, она уже, кажется, приближается к абсолютной.

— Ах, Александр, всё это, разумеется, верно, но шишек с таким подходом вы набьёте множество и не факт, что окупите свои вложения. В Петербурге год назад открыли патронный завод, оборудование закупили дорогое и после этого более полугода не могли работу наладить, а вы хотите и построить всё сами, и работу сразу начать. Нет, боюсь, ничего у вас не выйдет, уж не взыщите за такой прогноз.

— Ничего, мы всё же попробуем справиться. Единственный шанс как можно больше сделать — это как можно больше на себя взвалить.

Я посчитал правильным закончить дискуссию умной мыслью, услышанной когда-то давно. Ещё до своего попадалова.


В салон баронессы Кошелевой мы с Нико́лой пришли весёлые, довольные жизнью и как есть во всём белом. Ну а что делать, на улице снегопад почти стеной, вот пока от саней до её дома дошли, мы и побелели. Только успели раздеться и в первом же зале сразу были «обласканы» вниманием кисы:

— Что-то вы задержались, господа.

Но ни меня, ни князя таким приёмом уже давно не проймёшь. Повидали в жизни всякого, а на слова баронессы у нас, похоже, вообще иммунитет стал вырабатываться. Поэтому Нико́ла и не думал оправдываться, я тем более, хотя мы и правда порядком задержались — по предложению великого князя снимали сексуальное напряжение в салоне баронессы Вавилиной. И должен признать, мне это здорово помогло, во всяком случае, могу смотреть на кису, не испытывая чрезмерных эмоций.

— Баронесса, вы, как всегда, очаровательны. Поверьте, нам очень жаль, что мы не смогли приехать ранее, но… проклятые дела, вы же понимаете.

— Никакие дела, Александр, не оправдывают вашего опоздания. Назначаю вам фант: песня на французском.

О-о… ну конечно. Нико́ла, пожалуй, прав: меня пригласили лишь для того, чтобы песни пел. Но всё же я не бычок на заклании, безропотно следовать указам не по мне.

— Что, вот так сразу, не выпив шампанского?

— Не заслужили ещё.

— Ах, вы разбиваете мне сердце. Дозвольте хоть один глоток из ваших рук.

Киса держала в руках недопитый бокал шампанского, вот на него-то я и намекал. И кажется, моя просьба ей понравилась. Она величественно махнула рукой и приказала:

— На колено.

Хорошо хоть не на колени. Я преклонил перед ней одно колено, потом чуть запрокинул голову и приоткрыл рот. Ох, поили меня величественно. Полагаю, за такую театральщину почитатели кисы, наблюдающие это действо, могут меня и возненавидеть.

— М-м… амброзия, — попытался я затянуть представление.

Но баронесса, улыбнувшись, указала на соседний зал:

— Инструменты там.

Хм… ну хоть искреннюю улыбку смог у неё вызвать, и то ладно.


Дальнейший вечер мало отличался от моего первого посещения салона. Новые знакомства следовали одно за другим, разнообразные игры и фанты чередовались с декламированием стихов, состоялось соревнование художников: кто быстрее и правдоподобнее нарисует карандашом портрет графини Паниной. Ну и, разумеется, песни: вот тут мне пришлось хорошенько так постараться — пел я больше всех.

Впрочем, прошедшим вечером я остался доволен. Да, киса со мной не кокетничала, как в прошлый раз, но и сарказм из её речи пропал, пару раз мы с ней довольно мирно, я бы даже сказал, мило, поговорили. Думаю, когда меня опять пригласят, а я уверен, меня пригласят, наши взаимоотношения могут перейти на новый уровень — более доверительный.


А на следующий день у нас с Машулей состоялись последние согласования с редакцией журнала «Дело», и Софья Марковна при этом присутствовала. А что поделаешь, не привыкли люди в редакции с малолетними дела вести. Не укладывается у них в мозгах, что восемнадцатилетний парень может придумать интересную сказку и даже роман, а пигалица, которой через полтора месяца тринадцать стукнет, — восхитительные рассказы о животных.

Но теперь всё недоверие в прошлом, в журнале напечатают и рассказы о лесных жителях Сибири, и рассказ «Дед мороз и двенадцать месяцев», и повесть «Алые паруса», и повесть «Волшебник изумрудного города», и даже стихи, как бы старшего Патрушева. Кстати, в «Алых парусах» я для британцев небольшую бомбочку заложил: капитан Грей там ирландским повстанцам-фениям помогает, и выглядят британцы при этом весьма неприглядно.

А вот в «Волшебнике изумрудного города» бомбочка заложена уже для российских властей. Главный персонаж там — девочка Анна, младшая дочка в крестьянской семье. Эта семья, преодолев тяжёлую дорогу, добралась до плодородных земель Алтая и зажила там наконец-то сытно и весело. Ну а дальше всё как обычно: смерч, вызванный злой колдуньей, уносит Анну в волшебную страну, что спрятана от сторонних глаз средь гор Восточного Туркестана.

М-да… больше чем уверен: народ, прочитав про жизнь и приключения девочки Анны, потянется на Алтай толпами. И надеюсь, меня они с матами вспоминать не будут. Я вроде неплохо описал все тяготы переезда и реалии жизни на Алтае. Пусть заранее к ним готовятся, а не наобум прут. Местным властям, конечно, моё сочинение выйдет боком, и, поняв, откуда что пошло, они меня ещё не раз проклянут. Но… такова жизнь. Я к осени ещё и о Дальнем Востоке книжку напишу, что-нибудь в стиле похождений Дерсу Узала. Глядишь, и туда народ поедет.

А вот с научными работами якобы Старшего Патрушева у меня пока дело не клеится, и загвоздка тут по большей части в том, что я плохо знаком с современной научной терминологией. То есть мне банально нужно учиться, хотя бы тот же гимназический курс проштудировать. И когда этим заниматься, я просто не представляю.


11Да, в нашей реальности так и было. Всю ночь в порядке живой очереди Нико́ла принимал у себя в покоях представительниц прекрасной половины человечества. Правда, побывало у него всего шестнадцать дам — четыре из приглашённых не пришли (прим. автора).

12реальная фраза великого князя Николая Константиновича (прим. автора).

13шарошечный — так раньше называли фрезерный станок (прим. автора).

Загрузка...