Радужные листики

Глава 61. В которой Маша навещает Василия и открывает новый «двигатель торговли».

На следующее утро… Нет, пожалуй, было уже не утро. Прошедший день вышел очень насыщенный на впечатления, и Маша так утомилась от всего, что проспала почти до полудня. И бабушка её не разбудила, и Крот не будил, и даже петуха она не слышала. Зато встала бодрая, полная сил и жизни.

Так вот. В этот день Маша собиралась проведать Василия. Бабушка, как обычно в это время, копошилась на огороде, вернее уже закончила копошиться, потому что солнце было в самом разгаре, и в такие часы лучше находиться в тени и прохладе. Бабушка возвращалась домой с тазиком собранной клубники, за ней важно выхаживал Тихон, а Маша как раз выходила из дома. Так они на крыльце и встретились.

— Ну что, выспалась? — спросила бабушка.

— На неделю вперёд, — бодро ответила Маша. — Я решила съездить Василия проведать, я ему обещала.

— Ну раз обещала, то съезди, — согласилась бабушка, — поела хоть?

— Молока стакан выпила, спасибо, — поблагодарила Маша.

— А яички что не съела? — озаботилась бабушка.

— Так наелась, больше не хочу.

— Ну ладно, — сказала бабушка, — как проголодаешься — сразу домой.

Бабушка открыла дверь: «Тихон, заходи».

— Мур, мурр, — промуркал кот Маше, и пошёл в дом.

Похоже, что это могло означать: передай привет Василию, или не опаздывай к обеду, ну или ещё что–нибудь в этом роде.

Маша вывела велосипед из сарая на улицу, и поехала. Припекало, и по дороге ей никто не встретился. В тени прятались и люди, и животные. И даже собаки за заборами, которые обычно облаивали всех, кто проходил или проезжал мимо, и те прятались в будках и пережидали жару, высунув языки. На небе не было ни облачка, зато одно тянулось за Машей по дороге, правда это было облачко пыли, да ещё назойливо кружили рядом слепни. Девочка прибавила скорости и оставила их позади. Вот так, с ветерком, она очень скоро подрулила к дому Василия.

Во дворе никого не было, и Маша, прислонив велосипед к забору, постучалась в дом.

— Кто пришёл? — послышался из открытого окна голос Нины Ивановны.

— Это я, Маша, — крикнула в ответ девочка, — я Василия проведать, можно войти?

Так он в сарае, — появилась в окне бабушка Василия, — там его ищи.

Маша отправилась к сараю, обогнула дом и вышла на задний двор. Посередине двора стояла телега, возле которой копошились в траве куры, что–то постоянно выклёвывая, и на которой с гордым видом стоял петух. С левой стороны был сарай, из открытой двери которого доносился звук рубанка, а с правой стороны — конюшня, из открытого окна которой торчала голова Машиного знакомого — коня Евпатия. К сараю ещё был пристроен дровяник, перед которым была навалена горка напиленных чурбанов. (Дети, живущие в городах, должны запомнить, что чурбан — это не всегда ваш глупый одноклассник, это в первую очередь отпиленный кусок дерева, который потом колют на поленья для топки.)

«Налево пойдёшь — коня потеряешь, направо пойдёшь головы не сносить» — припомнилось Маше из русских сказок. «Ну уж нет, — решила девочка, — коня я точно терять не собираюсь», и направилась прямёхонько к Евпатию. Конь довольно фыркнул, узнав её, а когда из руки девочки чудным образом появилась карамелька (затерявшаяся в заднем кармашке юбки), улыбнулся от души и лизнул Машу в щёку.

— Ну что, Евпатий, — строго проговорила Маша, поглаживая шею коня, — судя по цвету зубы чистить мы не желаем. Ай–ай–ай.

(Как вы думаете, коню было стыдно? Нисколечко. В конце концов у него нету рук, чтобы держать зубную щётку, его зубная щётка — это сено, которое нужно постоянно пережёвывать, а в июне всё свежее, сочное, зелёненькое, намного вкуснее прошлогоднего сена. Вот и подзапустил немного.)

— Это тебе, Маша, ай–ай–ай, — вдруг послышался голос Василия, — сама критикуешь, и тут же конфетами угощаешь. Где ты видела, чтобы от сладкого у кого–то зубы становились лучше?

Маша обернулась — в проёме сарая стоял Василий с загипсованной рукой на перевязи и лукаво улыбался. Его улыбка была намного белее, чем у Евпатия.

— Ну я же совсем одну, совсем маленькую конфетку дала, — начала оправдываться девочка, — от одной ничего плохого не случится. Точно.

— Ты вот лучше яблоком угости, — решил Василий, скрылся в сарае и тут же появился обратно с зелёным яблоком в руке, — бери, — передал он его Маше.

— Спасибо, — поблагодарила она, и протянула яблоко коню.

Евпатий осторожно взял его, и захрустел с довольным видом.

— Как рука, болит? — спросила Маша.

— Совершенно не болит, только очень чешется под гипсом, — пожаловался мальчик, — пытаюсь чесалку сделать.

— Одной рукой? — удивилась Маша.

— Ну да.

— И как, получается?

— Почти готова, — похвастался Василий, — пойдём, покажу.

Маша прошла в сарай, где, как и в любом деревенском сарае, хранилось всё, что требуется для жизнедеятельности и даже что не требуется, но хранится про запас, на всякий случай, даже если этот случай за сто лет не представился ещё ни разу. Вдоль стены были расставлены лопаты, грабли, косы, тяпки, на стене на полочках были разложены инструменты, стояли банки с гвоздями и красками, лежали мотки проводов, какие–то железяки, с другой стороны стоял самодельный деревянный верстак с тисками, в которых была зажата тонко обструганная палочка, и рядом рубанок, которым её очевидно обстругивали. Верстак мастерил в своё время дедушка Василия, и под столешницей были сделаны полки и выдвижные ящики для хранения инструментов, а рядом большая плетёная корзина для мусора. В углу сарая пряталась большая металлическая зелёная бочка, рядом с ней были сложены доски и обрезки досок, потом два запылённых огромных комода, бензиновая газонокосилка, электрический генератор, три велосипеда разных размеров, вёдра. На стене висели на верёвочках три пары резиновых сапог и какой–то хлам в полиэтиленовых пакетах, а также старые деревянные лыжи. К стене было прислонено зеркало в деревянной раме, очевидно от какого–то старинного комода, потускневшее и покрытое слоем пыли, рядом с ним две деревянных табуретки. Приятно пахло свежей еловой стружкой, разбросанной как на самом верстаке, так и вокруг него, и от этого аромата как–то сразу улучшалось настроение.

Василий ослабил тиски, и взял оструганную палочку, сильно напоминающую учительскую указку, но только не такую длинную.

— Смотри, — сказал он, и просунув палочку под гипс, стал почёсывать руку. — Ух, хорошооо, — довольно выдохнул он.

— Да как же ты одной рукой справился? — спросила Маша. — разве тебе дедушка не мог помочь?

— А дедушка уехал за продуктами в Масловку, — беззаботно ответил Василий, — да и с одной рукой, я всё могу. Нашёл ветку, зажал в тиски, подставил под неё доску, чтобы ветка на ней лежала, и обстругивай себе рубанком потихоньку — совсем не сложно, если навык есть.

Маша повертела в руках палочку.

— А в сердцевину ты перо петуха не вставил? — пошутила она.

— А она и так волшебная, — улыбнулся Василий, — видишь, как хорошо она с проблемой справляется. Палка–гипсочесалка медицинская. ПГЧМ‑1. Как тебе? Я, пока её выстругивал, решил серийный выпуск зимой наладить. Дедушке зимой особо делать нечего, вот и займёмся с ним выстругиванием, а потом в травмпункты поставлять начнём. Дело должно хорошо пойти. Как ты думаешь?

Маша задумалась. С одной стороны — дело нужное, как ещё зуд под гипсом снимать. С другой стороны — много ли в округе травмпунктов, чтобы сбыт наладить? Обдумывая это, девочка машинально согнула палочку, и палочка треснула.

— Ой! — огорчённо произнесла Маша. — Переломилась.

Она сама так сильно расстроилась, что огорчительной эмоции на Василия уже не хватило.

— Да ладно, ещё сделаю, — сказал мальчик. — Хотя подожди, если ель так легко переломилась, то нужно подумать над материалом.

Василий выдвинул ящик из–под верстака, и вынул какою–то книгу, как оказалось, по столярному делу. Мальчик положил её на столешницу, и начал перелистывать страницы, потом остановился на одной, и стал читать.

— Вот, так я и думал, — довольно произнёс он, — ель на изгиб очень слаба оказывается. Тут лучше всего граб подходит, потом ясень идёт, а потом клён. Нужно будет с дедушкой за лето их наготовить. Видишь, Маша, — обратился он к девочке, — очень хорошо, что ты приехала, а то мы бы наделали еловых палочек, и вся работа пошла бы насмарку. А так теперь точно знаем, что ель не подходит. Я тебе обязательно одну палочку подарю, ещё и узор на ней сделаю. Вот только гипс снимут…

— Василий, — послышался голос Нины Ивановны, а потом появилась и она сама, — иди обедать.

— Бабушка, а можно Маша с нами? — попросил Василий.

— Сегодня нет, — отказала ему Нина Ивановна, — я только на троих наготовила. Потом как–нибудь.

— Ты не обижайся, — шепнул Василий девочке, — это она на тебя из–за бабы Марфы дуется, что ты меня к ней отвезла, а потом к ней ещё и дедушка приехал за мной. Это пройдёт, она на самом деле добрая.

— Ничего, я и не хочу совсем, — также тихо сказала Маша, — я недавно кушала. Ты лучше под гипс мазь попробуй запихивать, что тебе Марфа Егоровна дала, заживёт всё намного быстрее.

— Не получится, — вздохнул Василий, — бабушка сказала, что это колдовское зелье и выбросила всё.

— Я тебе тогда ещё привезу, — пообещала Маша, — выздоравливай. Пока.

Маша попрощалась с Ниной Ивановной, выкатила велосипед за ворота и отправилась домой.

Солнце палило нещадно. Вся деревня как вымерла, Маше даже на велосипеде стало жарко.

«Вот ведь как порой выходит, — ехала и размышляла она, — ты испортишь кому–то новую нужную вещь, а он тебе за это спасибо говорит. Спрашивается, где логика? Хотя нет, Василий же обрадовался не тому, что я сломала палочку, а тому, что он чуть было не наделал ломких палочек, а испорченная палочка подсказала ему как нужно сделать, чтобы палочки были крепче.

Получается, что мы часто приобретаем вещи, не зная наверняка качественные они или не совсем. То есть я могу купить что–то, что может либо само испортиться, либо испортить что–нибудь во мне, если это продукты, либо и то, и другое. А зачем мне такое покупать? Я что, дурочка что ли? Но ведь люди такое покупают. Выходит, что в основном от незнания. Выходит, что незнание покупателей — двигатель торговли. Ужас просто, кругом обман!»