Продавщица 2: Галя, у нас перемена!

Глава 5

Я стояла на пороге большого освещенного коридора, уходящего вглубь. По обе стороны коридора были большие высокие двери, штук восемь, не меньше. В прихожей на вешалке висела верхняя одежда: куртки, плащи, шляпы… Удивительно, как под таким количеством одежды вешалка не сломалась. На обувных полочках кое-где аккуратно, а кое-где — не очень, стояла разношерстная обувь: детские чешки, сандалики, растоптанные тапки, мужские ботинки, резиновые сапоги и аккуратные бежевые туфли-лодочки.

Глаз у меня был наметан еще во время прошлого путешествия во времени, и поэтому я безошибочно определила, что туфельки эти были явно не советского производства. Видимо, купили или, как тогда было принято говорить, «достали» за очень большие деньги по знакомству. Рядышком с «лодочками» примостились ботинки, взглянув на которые, я моментально прониклась ностальгией — это были почти точно такие же боты, в которых так лихо отплясывали парни на танцах в «Шестиграннике», в парке Горького.

Надо бы, кстати, снова сходить туда на выходных, посмотреть, что изменилось с того времени. Может, и своего бывшего жениха — стилягу Джона встречу. Хотя вряд ли — с тех пор прошло уже целых семь лет. Ваня-Джон, наверное, погоревал немного после расставания со мной, а потом нашел себе хорошую девчонку на заводе или на тусовке стиляг, женился, получил квартиру или вступил в кооператив, живет себе и в ус не дует. Свободных мужчин и сейчас меньше, чем женщин, а в середине двадцатого века и вовсе невероятно трудно было девушке устроить личную жизнь. В пятидесятых годах к каждому мало-мальски приличному молодому парнишке, работящему и непьющему, выстраивалась очередь из девчонок. По статистике на десять девчонок было даже не девять ребят, а намного меньше. Вряд ли за пять лет ситуация кардинально поменялась. Поэтому готова зуб дать (благо у двадцатипятилетней Дарьи Ивановны они еще были в целости и сохранности, ровные, крепкие и белые), что мой несостоявшийся жених не остался один и сейчас давно и счастливо женат.

Кстати, наверное, Ваня и выглядит сейчас по-другому. Вряд ли он теперь, будучи мужчиной на пороге своего тридцатилетия, носит шикарный высокий кок, уложенный бриолином из маленькой красной баночки или водой, в которой развели сахар. Скорее всего, он скромно ходит с идеологически выдержанным аккуратным полубоксом, стрижется раз в месяц в обычной советской парикмахерской, а после работы не идет отплясывать в «Шестигранник» в парке Горького или на хату к мажору Лео, а, как рядовой советский гражданин, забирает ребенка из садика, чинно идет в магазин с авоськой за бутылкой кефира, вечерами в растянутых трениках смотрит телевизор дома и гладит брюки через мокрую газету, хранит на балконе лук в старых колготках жены, ждет выхода любимых передач, с мая по сентябрь все выходные стоит вместе с супругой буквой «зю» на шести сотках, а потом — хвастается перед соседями банками с консервированными овощами. Может быть, он даже успел съездить с семьей несколько раз в Сочи или в Ялту по профсоюзной путевке или просто отдыхал «дикарем», в палатке, как герои фильма «Три плюс два». Обычная жизнь обычного советского человека. А о веселых временах юности теперь напоминают только фотографии, висящие в рамочке на стене.

Перемены происходили не только в личной жизни советских граждан. В начале шестидесятых годов Советский Союз переживал период бурного роста в разных сферах. Активно развивались наука, промышленность, экономика… Слетал в космос низенький, чуть повыше меня ростом, улыбчивый Юрий Гагарин, через некоторое время туда же отправилась нынешний депутат Госдумы, первая в мире женщина-космонавт Валентина Терешкова. Никиту Сергеевича за неуемное стремление засеять территории как можно большим количеством кукурузы в народе прозвали «Кукурузвельтом». Сеяли эту кукурузу везде — и где можно, и где нельзя. Завершилось строительство Братской гидроэлектростанции — самой мощной в мире. Советские спортсмены стали чемпионами мира по хоккею и фигурному катанию… В общем, событий — пруд пруди. Ване-Джону явно было что обсуждать вечером за распитием чая в семейном кругу после тяжелого трудового дня на заводе.

Однако не все было так радужно. В 1963 году, через два года после того, как Советский Союз первым отправил человека в космос, продемонстрировав всему миру преимущество социалистического строя, страна фактически оказалась на грани голода. Бабушка мне как-то рассказывала, что тогда правительство решило экономить зерно. Хлеб, муку и макаронные изделия с прилавков сметали моментально. Будучи еще молодой, она вставала спозаранку, шла в магазин, занимала очередь в пять часов утра, выстаивала ее, запомнив свой номер, покупала положенные «две булки в одни руки» и бегом бежала на работу, так не выспавшись и периодически получая выговоры от начальства за клевание носом на рабочем месте. Ну а что было делать? Кстати, хлеб, по словам бабушки, тогда стал просто отвратительного качества: в целях экономии зерна туда начали подмешивать отруби, кукурузу, горох… В некоторых регионах СССР хлеб и вовсе исчез из продажи. Кстати, тогда, по словам бабушки, она прочитала почти все книги из районной библиотеки. А чем еще было заняться, стоя четыре часа в очереди? Или читать, или считать ворон, или ругаться с остальными, такими же голодными.

Кстати, я слышала, в очередях, которые были, конечно же, не только в шестидесятых, не только ругались и читали. Поговаривали, что там завязывались и знакомства, позднее переходящие в серьезные отношения. Ну а что такого? Стоят друг за другом в очереди парень и девушка. Слово за слово, «а Вас как зовут?» — вот и познакомились, пожаловались на дефицит, обменялись телефонами, рассказали друг другу, что и где недавно «выкинули», договорились поесть мороженого в парке, погуляли, а там, глядишь — и до свадьбы недалеко. Так что с большой долей вероятности можно утверждать, что некоторые молодые пары в СССР обязаны своим счастьем именно неудавшимися реформами «Кукурузвельта».

А еще, как выяснилось, не так давно, всего пару лет назад, в 1961 году, произошла денежная реформа, и деньги, которые я разыскала в кармане плащика настоящей Даши, были совсем не похожи на те купюры, которыми юная штамповщица завода Даша расплачивалась в 1956 году, покупая в магазинах ситро, пирожки с ливером, проездной билет, одежду, обувь… По дороге домой я с интересом рассмотрела новые купюры. Мне повезло: видимо, настоящая Даша не так давно получила зарплату, а это значит, что в первое время голодать мне точно не придется.

Помятая желто-коричневая рублевая купюра, напечатанная совсем недавно, выглядела просто и лаконично: герб СССР, узоры и надписи. Несколько трехрублевок, сложенных аккуратно пополам, имели зеленый цвет, затесавшаяся среди них пятирублевка была синей. На купюрах можно было разглядеть Спасскую башню и Кремль. А вот «червонец» — десятирублевка, который Даша предусмотрительно спрятала во внутренний карман плаща, был красного цвета. Вместо портрета лысого вождя с хитрым прищуром на купюре теперь был изображен его барельеф.

Были, наверное, в ходу и какие-то другие купюры. Покопавшись в памяти, я вспомнила, что, кажется, во время денежной реформы 1961 года выпустили еще двадцатипяти —, сто — и пятидесятирублевые купюры. Ходила байка, что изначально они должны были быть намного больше. Однако предложенный художниками дизайн новых купюр не понравился Никите Сергеевичу Хрущеву. Достав из кармана портмоне, он положил его (хорошо, что не ботинок) сверху на купюру, провел карандашом линию и сказал: «Обрежьте-ка лучше, ребята, вот так, а то мужикам от жен неудобно будет заначку прятать». Пожелание генерального секретаря, конечно же, беспрекословно выполнили. Поэтому новые купюры по сравнению с современными выглядели какими-то маленькими. Зато заначку было прятать удобно.

Эх, знала бы я, что меня ожидает второе путешествие в так лелеемый многими Советский Союз, захватила бы бабушкины сбережения. Помнится, была у нее привычка такая — прятать деньги в разных местах квартиры, то в постельном белье, то в книгах. Нет, прятала она их вовсе не от дедушки. Отношения у них были вполне нормальными, и заначку никто ни от кого не прятал. Напротив, с самого начала семейной жизни у них по инициативе самого дедушки повелось так, что в семье деньгами заведовала супруга. Просто была такая привычка у многих советских людей — делать «нычки» на черный день. Эх, как пожалели многие об этих нычках в августе 1998 года… Не прятать рублики надо было, а давно уже менять на валюту.

Разбирая вещи после кончины бабушки, я находила в старых книгах и трешки, и пятирублевки, и четвертные билеты банка. Кажется, до сих пор они лежат у меня дома где-то. Братец Димка сначала потихоньку их вынес из дома, загоревшись идеей обменять «антиквариат» у нумизматов на кругленькую сумму современных денег, но потерпел неудачку, поэтому расстроенно притащил мне стопку денег назад. Да, точно! Затесались среди них, кажется, даже две двадцатипятирублевых купюры с барельефом вождя. Вот бы сейчас она мне пригодилась — почти целая зарплата обычного служащего.

Что ж, надеюсь, я увижу новые крупные купюры, когда буду получать зарплату. Хотя нет, вряд ли. Сто рублей молоденькой учительнице, только-только окончившей педагогический институт, точно не будут платить. Кажется, бабушка рассказывала, что в начале шестидесятых она работала секретарем-машинисткой в литературном институте и получала рублей сорок или сорок пять. Позже, когда она получила опыт, и ее перевели на должность повыше, она стала получать шестьдесят рублей. Это было уже после денежной реформы. Значит, и мне, скорее всего, платят примерно столько же — шестьдесят рублей. Ну может, чуть побольше. Надо будет завтра как-то аккуратно, чтобы не вызвать подозрений, выяснить это у моей новоиспеченной коллеги Катерины Михайловны. Ну а пока буду тратить то, что есть. Надеюсь, настоящая Даша на меня не обидится. А может, и вовсе не заметит пропажу. Ладно, как только соберусь возвращаться назад, положу деньги на место.

Иногда, вспоминая свое загадочное путешествие в пятидесятые годы двадцатого века, я думала: а что, если я могла поступить совсем по-иному? Дать согласие стиляге Джону (а в рабочее время — передовику завода Ивану) согласие на брак, подать вместе с ним заявление, сыграть веселую свадьбу в общежитии, нарожать ему детей… В общем, жить так, как жило большинство советских людей. Может быть, мы бы получили квартиру тут, в новостройке, и оказались соседями Катерины Михайловны. Клеили бы вместе с Ваней обои, несерьезно ссорились из-за их цвета, красили потолок из самодельного пульверизатора, покупали побелку на стройку по соседству (трешка за кулек), смотрели телевизор по вечерам, делали уроки с детьми и вспоминали, как весело барагозили в юности, глядя на совместные фотографии, где Ваня — с причудливым коком на голове, а я — с бабеттой. А отправив детей на дачу к бабушке, иногда включали бы музыку и вспоминали давно позабытые движения «атомного» и «гамбургского тройного». Ну да ладно, что сделано, то сделано.

Поразмыслив, я пришла к выводу, что в свой последний день прошлого путешествия во времени, когда мы отмечали Новый Год вместе со звездами футбольной сборной СССР, я поступила совершенно правильно, не приняв предложение руки и сердца. Между мной и моим несостоявшимся женихом была огромная пропасть, и дело даже вовсе не в том, что по факту мне было почти пятьдесят, а ему — слегка за двадцать. Важно было другое: Ваня, в отличие от меня, проживал свою, единственную, настоящую жизнь. То что, происходило вокруг, было для него родным, привычным и естественным. Он ничего не знал ни про грядущую через двадцать с лишним лет перестройку, ни про Ельцина, ни про развал СССР, ни про махинации Мавроди, ни про кризис 1998 года… Он был однолюбом и простым работягой и, скорее всего, прожил достойную, хорошую жизнь, и сейчас уже давным-давно на пенсии, если еще жив. Если он родился в начале тридцатых, то в 2024 году ему, наверное, уже за восемьдесят, как и Андрею, мужу моей подруги Лидочки, которую мои бывшие коллеги

Я же, в отличие от Вани, была и буду в мире СССР белой вороной, всего лишь гостьей, которая должна была просто выполнить свою миссию. Ну никак не получилось бы у меня радоваться ни ключам от крошечной тридцатиметровой двухкомнатной квартиры в блочной пятиэтажке на выселках Москвы, собранной из деталей, сделанных на Обуховском домостроительном комбинате, без лифта и мусоропровода, ни тому, что нас «подвинули» в очередь на покупку холодильника, ни тому, что где-то «выкинули» на прилавок бразильские апельсины, а старое пальто удачно удалось перешить в детское пальтишко для сына… А уж румынскую «стенку», о которой мечтало столько советских граждан, и дурацкую советскую привычку расставлять посуду в серванты я просто ненавидела. Я прекрасно знала, что случится со страной через пять, десять, двадцать, тридцать лет… А жить, когда все знаешь заранее наперед, неимоверно скучно. Поэтому я разумно рассудила, что все тогда сделала правильно.

— Что ж так поздно, Дарья Ивановна?

Моргнув, я уставилась на обладательницу голоса, который так бесцеремонно прервал мои размышления о жизни. Передо мной стояла сухонькая, очень худенькая старушка, ростом чуть ли не мне до пояса, но с очень суровым видом и хищным орлиным взглядом.

— Я… это, — на ходу попыталась я что-то придумать, так и не поняв, куда именно я опоздала и за что должна оправдываться. Наверное, именно так почти каждый день оправдывались за опоздания юные пионеры перед строгой Екатериной Михайловной. Я, хоть и давно школу окончила и не обязана была оправдываться перед обычной соседкой, однако почему-то тоже порядком струхнула. — Автобус задержался…

— Я просто хотела сказать, что Ваше дежурство — до конца этой недели, — вежливо напомнила мне старушка, все так же сверля меня взглядом, и, внезапно подобрев, сказала уже гораздо более теплым, материнским голосом: — Я там картошки с грибами нажарила, грибы хорошие, я из деревни привезла, под Псковом. Что-то много получилось, я и Вам на стол тарелочку поставила, прикрыла салфеткой. Поужинаете. Вам, детонька, хорошо питаться надо, вон Вы какая худая. Тем более в школе работаете. Силы Вам пригодятся. Как там Ваши пионеры, сильно Вам докучают? Вы уж с ними построже. Понимаю, Вы девушка молодая, новенькая в школе, но авторитет зарабатывать нужно!

— Спасибо большое, — обрадовалась я совершенно искренне и обтекаемо ответила: — Да нет, не то чтобы…

Очень кстати! Пирожки с ливером, которыми меня угостила Катерина Михайловна, конечно, были наивкуснейшими и таяли во рту не хуже меренгового торта, но к девяти вечера мне уже снова захотелось поесть, и чего-то более существенного. Да и комплименты своему телу, внезапно снова ставшему худым и молодым, я выслушала с удовольствием. — Спасибо Вам, ээээ…

— Дарья Никитична! — окликнул из комнаты старенькую соседку мужской голос. — Я Вам телевизор починил, все нормально! Лампа просто новая нужна была. Смотрите с удовольствием!

— Спасибо тебе, Севушка! — похвалила неизвестного домашнего мастера старушка. Надо же, она, оказывается, почти моя тезка. Только я — Ивановна, а она — Никитична. Что ж, легко будет запомнить.

Скинув туфли в прихожей и повесив плащ на вешалку, я пулей домчалась до кухни по длинному извилистому коридору и снова огляделась. На одном столе стояла трехлитровая банка с какой-то жидкостью и надетой сверху резиновой перчаткой, на другом — бутылка с молоком и пробкой из фольги, на третьем валялись какие-то очистки от рыбы и лежала кем-то забытая зеленая резиновая грелка. В углу стоял большой холодильник, на котором было написано: «Зил — Москва». Заглядывать туда я пока не стала.

На четвертом столе, стоящем дальше всех от меня, возле самого окна, на деревянной подставочке стояла тарелка, прикрытая салфеткой. От нее доносился изумительнейший аромат. Я аккуратно приподняла краешек салфетки, и в желудке у меня заурчало. Огромная порция вкуснейшей жареной картошки с грибочками, посыпанная сверху зеленью. То, что нужно! В последнее время я занялась собой, начала худеть и почти все жареное и жирное исключила из рациона. Ужинала я теперь овощным салатом с несладким чаем. Но это же там, в той моей жизни. А в этой жизни школьная учительница Дарья Ивановна, чей вес едва ли достигает сорок семь килограммов, сильно поправится всего от одной тарелки жареной картошечки. Да еще с грибочками, с зеленью, да со шкварочками… Ммм…

Даже не садясь к столу, я мигом схватила ложку, с наслаждением уплела всю порцию. Вкуснотища какая! Я запила свой бонусный ужин стоящей рядом чашкой холодного чая, наспех вымыла тарелку и поняла, что нужно решать следующую часть квеста, а именно — не вызывая ни у кого подозрений, найти свою комнату.