Продавщица 2: Галя, у нас перемена!

Глава 18

Так размеренно и в то же время насыщенно текла моя жизнь в шестидесятых. Жизнь Галочки-Даши. И, надо сказать, влилась я в нее довольно неплохо. История с Сережкой благополучно забылась. Работать мне было интересно, и в школу я ходила с удовольствием. Катерина Михайловна стала для меня кем-то вроде хорошей старшей приятельницы. О том, что мы с ней — фактически одногодки, я деликатно умолчала. В гостях у нее я успела побывать еще пару раз и получше познакомилась с ее подругами: Софочкой, которая, как выяснилось, работала следователем, и Риточкой — домохозяйкой. С простодушной и веселой Ритой было легко болтать на повседневные, бытовые темы. А вот с серьезной и рассудительной Софьей мы с удовольствием общались на темы посерьезнее, и я всегда поражалась ее начитанности.

Катерина Михайловна не могла нарадоваться тому, что на шестом десятке все-таки получила отдельное жилье от государства. Жизнь в хрущевке, пусть и в новой, не была такой комфортной, как рассказывали в передачах по телевизору. Да, дома строили быстро, старались сдать в срок и даже с опережением, однако такая спешка не могла не сказаться на качестве. То тут, то там обнаруживались недоделки, которые нужно было исправлять самим жильцам.

— Зато, Дашенька, я теперь могу петь в душе! — неунывающе сообщила мне по секрету Катерина Михайловна. Раньше, бывало, согрею себе пару тазиков, залезу в ванну, намылю телеса, да затяну: «Ой, да не вечер, то не вечер», а там уже в дверь стучат и ворчат недовольно: «Вылезайте, всем тоже нужно, не одна Вы тут живете!».

Я улыбнулась, вспомнив кое-что из своей жизни. Нет, в душе я петь не любила. Да и вообще не сложилось у меня как-то с музыкой. Способности мои к вокалу были, наверное, на уровне Сережки Лютикова. Я упорно не понимала, чем мелодия «День Победы» отличается от «Неба утреннего стяг». Да и вообще занимать надолго места общего пользования — не в моих правилах. Но, как говорится, у каждого свои причуды.

Толикова мама, например, очень любила по часу восседать на толчке, куря сигарету в длинном мундштуке и сочиняя стихи. Видимо, эта придурь передалась Толику от нее. Разумеется, стихи там были в духе коммунального поэта Жени, что-то вроде:

— Жизнь, словно бег — бежишь не туда,

Где же ты, свет, ты моя звезда…

Скоро к тебе, наверное, приду,

Я не могу не обнять свою звезду.

Я же, дожидаясь, пока очередная поэма будет закончена, пританцовывала под дверью, робко прося:

— Пустите, пожалуйста… Очень надо…

Естественно, с такими способностями слава поэта Толиковой маме не светила. Ни о каком ямбе и хорее моя несостоявшаяся свекровь, разумеется, не слышала, а посему жутко обиделась, когда ее вирши не приняло в печать ни одно издательство. Однако ее поэтические потуги на этом не закончились и таки нашли выход: теперь она писала свои стихи на клочках бумаги и развешивала в туалете. Когда пожилая дама отправилась бороздить загробное царство, Толик решил продолжить эту традицию, и к концу моего пребывания в этой квартире стихами разве что унитаз был не оклеен.

В общежитие завода я еще разок наведалась, набравшись смелости и все-таки решив разузнать, где теперь живут мои бывшие соседки. Однако меня встретила запертая дверь и табличка с надписью: «Дезинфекция». Вздохнув, я прекратила попытки разыскать Лиду и Веру и занялась своими рутинными делами. Признаться, даже если бы мне удалось прийти в то время, когда общежитие еще работало, вряд ли я что-то бы разузнала. Старенькой Зинаиды Петровны, скорее всего, уже и на свете нет. А девчонки вряд ли поселились в окрестных общагах: скорее всего, Вера поступила в пединститут, окончила его и уехала работать по распределению, а может быть, как и я, получила комнату и работает в одной из московских школ. Биографию ее тогдашнего ухажера Игоря Нетто я, признаться, так и не прочитала, поэтому не могу сказать, женился он в итоге на ней или нет.

Лида учиться не планировала: у нее были другая цель, к которой она шла методично, целенаправленно и упорно, о чем, не стесняясь, сообщала нам. Личную жизнь она в итоге с подачи мудрой Зинаиды Петровны благополучно устроила и, скорее всего, живет сейчас где-то в коммуналке со своим Андрюшей и маленьким ребенком, стоит с утра в очереди пораньше за хлебом, водит малого в садик или даже в первый класс… А может, повезло, коммуналку расселили, и они тоже получили квартиру в новостройке… Москва — огромный город, человек тут — как иголка в стоге сена, искать годами будешь и не найдешь… Остается только надеяться, что его величество случай когда-нибудь надо мной сжалится, и я снова встречу хотя бы одну из своих подружек… А что? Все может быть. Не зря же говорят: «Мир тесен!».

А еще периодически я ловила ностальгические флешбеки, что тоже радовало. Так, например, мне довелось увидеть, как младших школьников принимали в октябрята. Забавно было наблюдать, как малыши, которым старшие школьники торжественно прикрепили на грудь звездочки, поначалу начинали вести себя очень степенно и серьезно, но всего неделю спустя снова становились обычными шалопаями.

А вот как принимали в пионеры в начале шестидесятых, я пока не видела — это происходило всегда в апреле, а знаменательная встреча со странным старичком, после которого я снова перенеслась в СССР, случилась в сентябре.

Помню только, что если в октябрята принимали всех, то стать пионером было не то чтобы просто, хотя и не особо сложно. Право школьника стать пионером всерьез обсуждалось вначале в его классе, а потом и на совете школьной дружины. И ему могли иногда и отказать. Связано это было, прежде всего, с успеваемостью и поведением ученика, поэтому третьеклассники изо всех сил старались подтянуть успеваемость и дисциплину; заучивая наизусть торжественное пионерское обещание, они больше всего на свете боялись, что им так и не придется его прочитать. Но если школьник становился пионером, то это событие он запоминал навсегда.

Церемония чаще всего проходила около памятника Владимиру Ильичу Ленину или в актовом зале. Пионерскую клятву: «Я, Такой-то Такойтов, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации…» часто печатали на обратной стороне тетрадок, наряду с таблицей умножения, системой мер и гимном СССР.

День вступления в ряды упраздненной ныне организации я запомнила навсегда, но не из-за красного галстука, символизирующего нерушимую связь трех поколений: коммунистов, комсомольцев и пионеров (его-то я как раз ненавидела гладить каждый день), а из-за того, что от волнения перепутала местами буквы в имени и фамилии и сказала: «Я, Пряня Галик…» вместо: «Я, Галя Пряник…» Все присутствующие в зале дружно захохотали, и меня еще некоторое время дразнили «Пряней Галиком». Однако уже через месяц начались летние каникулы, а к сентябрю об этом курьезном случае все, конечно же, забыли.

Помню, что помимо повязывания галстука, нам еще выдавали значки. В завершение пионеры поднимали руку по диагонали над головой и громко произносили девиз. Девиз пионеров Советского Союза состоял из двух частей: приветствия и ответа. Приветствие звучало так: «Пионер, в бой за дело Коммунистической партии Советского Союза, будь готов!'. Ответ: "Всегда готов!». Затем звучал легендарный гимн пионеров: «Взвейтесь кострами, синие ночи! Мы пионеры — дети рабочих».

Пионеры старше четырнадцати лет могли вступать в комсомол. Кстати, надо сказать, что я в свое время в комсомол так и не попала, и теперь уже даже не помню, почему. То ли не взяли, то ли сама не захотела. Тогда я уже вовсю сидела в няньках у братца Димки и света белого не видела из-за пеленок-распашонок.

Ну что же, если так сложится, что я задержусь тут надолго, то, может, успею насладиться зрелищем и воочию увидеть, как молодежь принимают в комсомол, а 22 апреля посмотрю, как октябрята становятся пионерами. А нет — ну что ж, так тому и бывать. Тем более, что у меня оставалась еще одна важная и насущная проблема, которую нужно было решить.

Дело в том, что класс, руководителем которого назначили молоденькую выпускницу пединститута Дашу (а сейчас — попаданку Галю), представлял из себя разрозненное сборище почти не знакомых друг с другом парней и девчонок. Остальные ребята мой класс недолюбливали и всячески дразнили. Ребята, расстроенные данным фактом, вместо того чтобы объединяться, грызлись и конфликтовали между собой. Как и в первый день моего пребывания в школе, после уроков они быстренько разбегались, похватав портфели.

— У Вас в классе трудные подростки, — безапелляционно мне заявила Наталья Дмитриевна, когда мы с коллегами попивали чай в учительской.

— Быть «трудным» плохо? — полюбопытствовала я. Честно говоря, мне до зубовного скрежета противно было такое определение. По-моему, его выдумал тот, кому на детей начхать, кто просто считает, что они должны быть удобными, молчать и не отсвечивать. А кто, собственно, сказал, что ребенок должен быть «легким»? А «трудных» взрослых что, разве не бывает? Они что, все поголовно не хулиганят, не воруют, не дерутся, не прогуливают работу, не пропивают зарплату?

— Вот Вы все ерничаете, Дарья Ивановна, — нахмурила и без того вечно недовольное лицо завуч. — Не знаю, чему Вас учили столько лет в Вашем пединституте, но Вы не понимаете очевидных вещей, может быть, потому что Вы еще оченьм молодая, и опыта у Вас маловато. Они портят нам всю статистику. В общественных мероприятиях не участвуют. Успеваемость — пока приемлемая. Но если бы, к примеру, убрали Лютикова, она была бы гораздо выше.

— У Сергея Лютикова все в порядке, — спокойно сказала я. Нет, в этот раз я не защищала парня. Серега и впрямь после того, как проблема с кошельком разрешилась, выдохнул, стал спокойнее и к учебе начал проявлять гораздо больший интерес. — По моему предмету у него твердая, хорошая четверка. Если немного поднатужится, то к концу учебного года и на «пять» сможет выйти.

— А по другим предметам? — ехидно полюбопытствовала Наталья Дмитриевна. — Неужто отличник? Может, на олимпиаду его отправим? А, коллеги? — и она обвела коллектив, словно ища поддержки.

Однако прочие учителя, уставшие за день, вовсе не горели желанием вступать в дискуссию. Их явно мало волновала успеваемость учеников в такое позднее время: дома их ждали мужья, жены, дети, прочие бытовые хлопоты. А кто-то и вовсе опаздывал на свиданку. Мэл Макарович, по своему обыкновению крутящий мяч на указательном пальце, пригладил набриолиненные волосы, обнажил в улыбке идеально ровные зубы и сказал, поглядывая на часы (наверное, у кинотеатра его уже поджидала очередная пассия):

— Да вроде все в порядке: нормативы сдает, через козла прыгает… А что еще надо?

— Хороший мальчишечка, поет славно, — соврала Агриппина Кузьминична, авансом нарисовавшая в уме Сережке, совершенно лишенному музыкального слуха, четверку за год.

— Домашнее задание делает, — подхватила Катерина Михайловна.

— Ладно, — сдалась завуч. — Разбирайтесь сами. Но чтобы к концу года вся эта банда превратилась в образцово-показательный класс! Мне пора, директор к себе вызывал. — И, что-то недовольно бурча себе под нос, она удалилась.

— Что ж, коллеги! — встал физрук Мэл Макарович, распространяя аромат хорошего одеколона. Я обратила внимание на его свежевыбритые щеки. Ну точно на свиданку намылился, если успел второй раз за день где-то побриться. — Злая мымра удалилась, предлагаю и нам разойтись по домам.

Учителя, подхватив сумки и одевшись, обрадованно потопали домой, а я, оставшись в учительской в одиночестве, задумалась. С горечью приходилось признать, что Наталья Дмитриевна была в чем-то права. Что ни день, то с моими ребятами происшествие. То один нахамит учителю, то другой окошко разобьет. А еще два парня недавно подрались на перемене из-за какой-то ерунды: пирожок в столовой не поделили или еще что-то. Девчонки вот тоже друг дружке недавно в волосы вцепились. Сережку мы с Агриппиной Кузьминичной недавно еле-еле от колонии отмазали… Приходится признать, что с таким уровнем дисциплины вступление в комсомол моим архаровцам пока не светит. Ну и что, что он развалится через тридцать лет? Сейчас-то для них это важно…

Внезапно я поняла: никакие они не хулиганы. Ребятня просто мается от скуки, несмотря на обилие бесплатных кружков. Большинство пацанов и девчонок только недавно переехали в этот район. Друзья детства, с которыми последние лет десять они играли во дворе и делились секретами, остались там, в прошлой жизни. Им очень грустно. Нет, конечно, можно съездить в гости к старым приятелям, но каждый день не наездишься…

Надо срочно что-то придумать, чтобы их сплотить… Только что? Я в задумчивости еще с полчаса просидела за столом, нахмурившись и отчаянно пытаясь что-то придумать. Наконец мне в голову пришла одна идея.

В магазине, где я работала раньше, был обычай раз в несколько месяцев устраивать какие-то тренинги, тимбилдинги и прочую несусветную чушь. Многие компании проводят такие мероприятия. Но если в нормальных организациях такие «тренинги» проводят в рабочее время и на них после лекций развлекают сотрудников всякой веселухой, то у нас подобные штуки устраивались в редкий выходной. На этих «тимбилдингах» мы не играли в бадминтон, не жарили шашлык и не валялись в гамаках, а слушали нудятину насчет «повышения производительности». А еще нам постоянно давали какие-то идиотские задания.

— Коллеги! — как-то однажды утром влетела в зал директор. — С завтрашнего дня у нас проводятся соревнования. Приз — десять тысяч рублей!

— Десять тысяч? — моментально оживились мы.

— Да! — с гордостью произнесла директор, как будто речь шла минимум о миллионе рублей. Вам нужно нарисовать рисунок и принести его.

— И все? — удивилась моя коллега Аллочка. Глаза ее хищно заблестели в предвкушении радости от внепланового получения двух красивых купюр с изображением славного города Хабаровска.

— Нет, — пояснила директор. — Рисунок должен быть не любой, а на тему улучшения показателей. Вот, к примеру, что Вы делаете, чтобы мотивировать покупателя совершать больше покупок? Улыбаетесь, здороваетесь, говорите комплименты? На эту тему и нужно оформить плакат. Победитель получит приз — десять тысяч рублей на магазин.

Лица коллег, на мгновение оживившиеся, приобрели обычное скучное выражение. Аллочка снова стала подпиливать ногти. Клавдия Ильинична, вздохнув, пошла за новой кассовой лентой. Как можно было повестись на эти сладкие обещания! Ясен пень, что на премию в десять тысяч рублей обязательно купят что-то новенькое. Например, кофемашину в кабинет директора…

Эти придурочные «соревнования» проводились каждые несколько месяцев. Рисовать нужно было обязательно. Отказ грозил лишением премии, которая составляла восемьдесят процентов от ежемесячного дохода. Кто не умел рисовать, просил помочь собственных детей или коллег. Однако такие старания «сделать» получше выходили боком. Так, Клавдия Ильинична, не способная нарисовать даже ровную линию, как-то попросила помочь внука, занимающегося в художественной школе. В итоге директор, восхищенная рисунком, назначила Клавдию Ильиничну ответственной за художественное оформление магазина. Поэтому теперь перед каждым праздником пожилая сотрудница была вынуждена рисовать плакаты.

Нет, сама по себе идея тимбилдинга — очень здравая: сплотить коллектив, сделать так, чтобы люди получили возможность пообщаться в неформальной обстановке и подружиться. Может, и мне организовать для своих «трудных» восьмиклассников что-то подобное? Только совсем-совсем по-другому.