Продавщица 2: Галя, у нас перемена!

Глава 11

Я в растерянности остановилась, глядя на незнакомца, который, улыбаясь, вышел ко мне из темноты. Видимо, он давно меня ждал и даже успел слегка замерзнуть — парень стоял, потирая руки, и нерешительно глядел на меня, видимо, размышляя, готова ли я оставить свою товарку и пойти с ним.

— Ваш-то, Дашенька, опять пришел! Так и знала, что сегодня появится, — прошептала мне на ухо Катерина Михайловна и подтолкнула легонько в спину. — Стоит, как солдат на посту. Поставил себе цель Вас добиться и идет к ней, не видя препятствий… Идите, идите, Дашенька, не обижайте мальчика…

— А Вы как же? — растерянно сказала, глядя на коллегу. Она явно рассчитывала, что сегодня я тоже провожу ее до дома и помогу донести нелегкую сумку с ученическими тетрадями. И кто этот неизвестный парень?

— Идите, идите, дорогая. Вам нужнее, — настойчиво сказала Катерина Михайловна. Сейчас она мне очень ярко напомнила мне мою подружку из пятидесятых Лиду, которая когда-то категорически отказалась принять мою помощь в подготовке праздничного новогоднего стола, зная, что у метро меня уже поджидает Ваня.

Я не обиделась на осторожные старания коллеги помочь мне устроить личную жизнь. Приезжим девушкам тяжело было городе, тем более — таком большом, как Москва. Наличие штампа в паспорте давало немало плюсов. Семейным людям в Советском Союзе больше доверяли, их больше уважали, да и по службе охотнее двигали наверх. Да и парней, как я уже говорила, в те годы было намного меньше, чем девчонок.

Поэтому мудрая и по-матерински заботящаяся обо мне Катерина Михайловна и решила «отпустить» меня на свидание и, прихрамывая из-за неудобных туфель и таща нелегкую сумку, пойти домой в одиночестве. Я попрощалась, проводила ее извиняющимся взглядом и в замешательстве повернулась назад, все еще чувствуя свою вину за то, что не помогла уважаемой фронтовичке с больной ногой.

Неужто это тот самый музыкант, который уже несколько недель, по словам Катерины Михайловны, караулит меня возле школы? Пока не понятно, хороший он человек или повеса, вроде нашего заводского ловеласа Юрца, от которого мне помогла отбиться бойкая Лида. Я пригляделась, на всякий случай готовясь дать отпор.

Однако парень, который подошел ко мне, выглядел вполне прилично и не вызывал опасений. Скорее даже, это был не парень, а мужчина. Улыбчивый мужчина среднего роста, плотного телосложения, на вид — лет двадцать пять или двадцать семь, точнее сказать было сложно, но всяко меньше тридцати. Самая подходящая возрастная категория для теперешней Дарьи Ивановны. Ровная белая кожа, приятные черты лица…

В мужской моде тех времен я плохо разбиралась, но одет этот молодой человек был вроде вполне достойно: длинное пальто, начищенные ботинки, гладко выбрит… Судя по его поведению, он был со мной знаком не первый день и явно симпатизировал, вон, побрился даже перед встречей. Обычно у парней, которые брились рано утром, перед работой, к вечеру уже отрастала небольшая щетина. Значит, этот заморочился, сгонял домой после работы, чтобы привести себя в порядок. А это явно говорило о том, что он испытывает ко мне определенную симпатию. Стал бы он в противном случае наряжаться и бриться специально перед встречей?

Бритье в шестидесятых было не таким простым процессом, как сейчас. Помазок, пена, порезы… Парни на заводе периодически ходили с порезанными щеками. Электробритвы в ходу в те годы, если я не ошибаюсь, уже были: «БЭ-56», а позже — модели «Москва» и «Харьков», но пользовались ими не все. Бритва «Харьков», как поговаривали, была точной копией элетробритвы фирмы «Филипс», которую Никита Сергеевич Хрущев увидел во время заграничной командировки. Ничего удивительного — автомобиль «Москвич» тоже скопировали с немецкого «Опель Олимпия».

Я повнимательнее присмотрелась к мужчине. Да, похоже, что этот и есть тот самый музыкант. Пожалуй, позволю ему себя проводить. Да и сумку с тетрадками тащить неохота.

— Николай? — неуверенно сказала я и нерешительно улыбнулась, не зная, как начать разговор. Так, кажется, называла моего ухажера Катерина Михайловна.

— С тридцать пятого года Николай, — тоже улыбнулся парень, обнажив идеально ровные белые зубы. — Николай Антонович. А с чего вдруг так официально? Для тебя можно просто Коля. — Он шутливо сделал поклон. — Совсем заработалась, Дарьюшка? А я тебя в оперетту хотел позвать? Пойдем, а? Володя с Алей нас ждут, я и для них билеты достал, — и он галантно и уверенно взял меня под руку, взяв в другую руку тяжеленную сумку. — Ты там кирпичи, что ли, носишь? Рояль — и тот наверняка полегче будет.

— Уфф, спасибо, — совершенно искренне сказала я, покоренная улыбкой очаровательного белозубого кавалера. По правде говоря, надо бы скорее идти домой, поужинать и сесть за проверку тетрадей. Неожиданно выяснилось, что к следующему четвергу мне надо проверить больше ста школьных сочинений — у всей параллели восьмых классов. Оказывается, рабочий день учителя не заканчивается, когда звенит последний звонок, возвещающий об окончании урока. У Катерины Михайловны, у Виталия Викентьевича, да почти у всех остальных вечера нередко проходили за проверкой тетрадей. Даже красавчику-физруку Мэлу Макаровичу, вечно довольному и насвистывающему, приходилось порой посидеть в учительской и попотеть над документами, нервно постукивая ногой — дотошная Наталья Дмитриевна требовала аккуратно заполнять учебные планы и сдавать их точно в срок.

Надо бы заодно и свое знание русского языка проверить. А то я забыла совсем, как пишется: «нюанс» или «ньюанс», «вкратце» или «в кратце»? И не загуглишь ведь… Помню только, что «искусство» пишется с двумя «с» во втором случае. Или в первом? А «не» с глаголом пишется раздельно. Вот, собственно, и все. Маловато для преподавателя русского языка и литературы.

Мой старенький смартфон остался в Екатерининском садике вместе с плащом, в который была одета пятидесятилетняя Галя. А если бы и был он тут, какой с него толк? Интернет-то тут не работает. Его тут даже в ломбард не сдашь по сходной цене. Да и ребятня им вряд ли заинтересуется. Тем, кто любит электронику, скорее, понравится новый выпуск журнала «Юный техник». Не раз я видела его в руках у школьников, когда ехала в метро с работы или на работу.

Всего пара дней прошла с тех пор, как я попала в шестидесятые, а я уже заметила, как разительно отличается эта моя жизнь от той, в двадцать первом веке. И дело даже не в неудобствах и банальном отсутствии гаджетов, интернета, огромного количества станций метро… Ничего страшного нет в том, что я теперь ношу чулочки вместо колготок. Я еще в прошлый раз привыкла к неудобствам. Даже полистать ленту в социальных сетях не особо-то и тянет. И то, что нужное слово теперь нужно искать в словаре, и загуглить его за пару секунд не получится — тоже не трагедия. В конце концов, это же пара минут, а не пара часов или дней.

Отличие заключалось в том, как жили здешние люди: как-то более размеренно, что ли, неторопливо… Нет, саму по себе жизнь в столице, конечно, нельзя назвать медлительной. Она, безусловно, накладывает свой отпечаток. Волей-неволей приучаешься везде ходить быстро. Однако я заметила, что тогда, в пятидесятых, да и сейчас, в шестидесятых, люди умели останавливаться и наслаждаться моментом. Так, например, несколько раз я встречала то девушку, которая могла час или два сидеть на лавочке, просто читая книгу, то парочку, которая просто стояла на набережной и глядела на Москва-реку… А сколько раз за два дня я встретила на улице людей, которые просто остановились поболтать и — о удивление! — подолгу разговаривали, глядя друг на друга!

А еще мы жили очень-очень весело! За три с лишним месяца, что я прожила в общежитии с бойкой всезнающей Лидой и тихоней Верусей, мы всего пару раз после работы ехали сразу домой, да и то, кажется, в эти дни была особо промозглая и дождливая погода. Вера, едва отработав смену, бежала в свою библиотеку готовиться к поступлению. А мы с Лидой шли в кино, просто гуляли, иногда с кем-то знакомились… А в выходные Веруся, как правило, составляла нам компанию, пока не переключилась на свою звезду сборной СССР — Игоря Нетто.

Побывали мы с подружками и в театре, и на катке, и даже на ипподроме. В кино мы пересмотрели все фильмы, которые шли тогда в прокате, а на некоторые сходили несколько раз. Хохоча с подружками над какой-нибудь безобидной ерундой по дороге в кино, я вспоминала свою прежнюю жизнь, которая строилась по принципу «дом-работа-залипание в соцсетях-краткий сон-работа», и ужасалась. Поэтому, уволившись из ненавистного магазина и найдя себе «лайтовую» работу, я взяла себе за правило: каждый вечер куда-то выбираться: в кино, кафе или хотя бы просто на прогулку. Пожалуй, и сейчас не стоит отступать от традиции.

— Задумалась, Дарьюшка? — осторожно тронул меня Николай. — Думаешь, идти или нет? Да ты не переживай, я тебя потом провожу. И «кирпичи» помогу донести.

— Ладно, давай, пойдем, чего уж там! — согласилась я. И правда — чего в комнате киснуть? Успею еще сочинения проверить. Надо веселиться, пока я (снова) молодая.

Обрадованный Николай, видимо, изначально предполагавший, что недоступная девица начнет ломаться, галантно повел рукой в сторону широкой улицы. Я двинулась за ним. Осторожно держа меня под руку, мой новый знакомый завел непринужденную беседу:

— «Мистера Икса» сегодня в оперетте дают. Володя с Алей тоже захотели пойти, попросили меня достать билеты. Володя, кстати, его партию очень хорошо знает. Он талант знатный, не хуже Георга Отса. Но не берут что-то его в театры… Вообще не складывается у него как-то с ролями в оперетте.

Кто такой Георг Отс, я знала. Когда я в прошлый раз попала в пятидесятые, фильм «Мистер Икс» еще не вышел. Его сняли только через два года, однако я уже знала о нем — посмотрела задолго до своего первого путешествия в СССР. Обворожительный солист проникновенно пел:

— Да, я шут, я циркач, ну так что же…

Этот фильм я просто обожала и пересмотрела его раз десять точно еще в начале нулевых. Павильоны, в которых продавали диски, тогда появлялись, как грибы после дождя. В одном из них я и урвала диск с подборкой фильмов, выпущенных в пятидесятых. Одним из таких фильмов и был «Мистер Икс».

А вот кто такой Володя, у которого не складывается роль солиста оперетты, я понятия не имела. Наверное, какой-то приятель Николая. А Аля, наверное, его девушка. Ну что ж, познакомлюсь сегодня с ними, точнее, сделаю вид, что уже знакома. Если Николай упомянул эти имена вскользь, значит, предполагал, что я знаю этих людей. Послушаю, как этот Володя поет, а после — поболтаем вчетвером, прогуляемся…

Чувствовала я себя, если честно, неловко, понимая, что рано или поздно произойдет неловкое объяснение, и мне придется раскрывать все карты. Молодой музыкант (пианист, наверное — очень уж у него длинные и ухоженные пальцы, даже аккуратный обрезной маникюр сделан) явно мне симпатизировал. Он не просто побежал ко мне после работы, в чем был. К встрече он явно подготовился: побрился, ботинки почистил, рубашку свежую надел. А еще от него ненавязчиво пахло хорошим одеколоном.

Женским чутьем я безошибочно определила, что этот Николай был явно не из рабочей молодежи. Скорее всего, он — представитель московской интеллигенции. Мой прежний ухажер Ваня выглядел всегда аккуратно, говорил грамотно, много читал, ходил на культурные мероприятия, но по определенным признакам сразу можно было понять, что парень работает на заводе. Ладонь у него была жесткая и натруженная. А Коля — «белая кость». По-другому выглядит, по-другому говорит. Нет, пирожками с ливером этот парень точно не ужинает. Родители у него, наверное, тоже музыканты, или другие работники культуры. Да и живет он, кажись, не в коммуналке и не в новостройке вроде той, куда недавно переселели Катерину Михайловну и Сережу Лютикова с отчимом и матерью. Скорее всего, проживает мой нынешний «жоних» где-то в пределах Садового кольца.

Ладно, не суть. Еще в прошлый раз, расставшись с Ваней, я четко для себя определила: если когда-нибудь мне снова доведется попасть в СССР, никаких бурных романов я заводить ни с кем не буду. Да и зачем? Оставаться тут я все равно не собираюсь, а давать кому-то ложные надежды — и вовсе было бы подло.

Однако мой новый знакомый выглядел просто прелестно, на улице давно стемнело, а возвращаться в коммуналку на общую кухню, пропахшую борщом и жареной картошкой, совершенно не хотелось… От мысли о том, что придется еще несколько часов корпеть над проверкой тетрадей, меня тошнило.

Ведь нет ничего страшного, если я просто схожу с Николаем в оперетту, культурно проведу вечер и развеюсь? В конце концов, это ни к чему не обязывает. Может быть, мы с ним и знакомы-то всего ничего, откуда я знаю? Вряд ли у нас уже успело завязаться что-то серьезное, и он уже рассматривает меня в качестве невесты. А значит, с меня и взятки гладки…

«Заморачиваешься ты много, Галочка, — встряхнув головой и отогнав дурные мысли, сказала я себе, шагая рядом с новым знакомым и вдыхая аромат его изумительного одеколона. — Тебе еще в любви никто не признался, а ты уже думаешь, как жить дальше. Расслабься и получай удовольствие от сегодняшнего вечера. К тому же в театре оперетты ты еще не была. Надоест тебе этот Коля — отошьешь, тоже мне, принц Датский, погорюет пару дней, да окрутит какую-нибудь хористку или девицу из кордебалета».

Московский театр оперетты находился на Дмитровке. Мы с Николаем вышли на станции «Охотный ряд». В театре этом мне и правда побывать еще не удалось. По дороге я выпытала у Николая, что в здании на Дмитровке оперетта располагается всего пару лет. Давно, еще до революции в нем давал спектакли театр Саввы Мамонтова, в котором пел великий Федор Иванович Шаляпин. После в этом здании выступали артисты Малой государственной оперы, Театра Музыкальной драмы, других театров… А до 1961 года там был филиал Большого Театра.

Так, непринужденно болтая, мы дошли до театра. У входа нас уже поджидала парочка: парень с вьющимися волосами и его спутница — худенькая, большеглазая и почему-то удивительно похожая на меня саму, даже роста такого же. Только глаза у нее были другого цвета и фигурка потоньше. Николай пожал парню руку и, указав на них, сказал:

— Володя, Аля… А это, — он чуть пододвинул меня вперед, приобняв, — Дарья, моя спутница. Ничего себе, вы как две сестры! Так похожи! Даже роста почти одного!

— Привет! — весело поздоровалась со мной девушка. — И правда похожи! А я и не знала, что в Москве у меня сестренка есть.

Голосок у нее был звонкий, нежный, почти птичий. На своего спутника, симпатичного, но, в общем, ничем не примечательного, она смотрела прямо-таки с детским обожанием. Парень кивнул мне и отвернулся, доставая сигареты.

«Танцовщица, наверное», — подумала я, глядя на невероятно тонкий стан девушки, угадывавшийся через плащ.

— Воспитанные люди перед тем, как закурить, Владимир, спрашивают у дамы разрешения, — вежливо напомнил парню Николай.

Парень нахмурился, кинул уже зажженную сигарету на пол и потушил ее носком ботинка.

— Ладно, пойдем уже. Второй звонок прозвенел, а вас все нет.

Николай без очереди провел нас в гардероб, а на входе в зал показал строгой женщине в очках какую-то карточку.

— Седьмой ряд, третье, четвертое и пятое места, — сказала она мне приветливо, а моему спутнику просто, по-будничному, кивнула — видимо, хорошо его знала.

Николай снова осторожно взял меня под локоть и сказал:

— Занимай место, смотри и наслаждайся… А после — увидимся на выходе, ладно? Я сегодня играю.

— Хорошо, — покладисто ответила я и, проводив взглядом своего обаятельного кавалера, проследовала в зал вслед за парочкой. Алевтина по-приятельски мне подмигнула, а Володя сделал вид, что просто меня не замечает.

Едва мы успели занять свои места, как прозвенел третий звонок. Гвалт в зале умолк, погас свет, и началось представление. Устроившись поуютнее, я погрузилась в волшебную атмосферу советской оперетты шестидесятых годов.